Получилось так, что об «огневом» лете 1943 года пишут почему-то мало. Возможно, потому, что это было время так называемой повседневной боевой деятельности. Войска не наступали, но артиллерии Ленинградского фронта и КБФ в то лето много приходилось поработать.

Был я тогда командиром огневого взвода батареи морской железнодорожной артиллерии, которой командовал капитан-лейтенант А. И. Молостов, человек завидного спокойствия и выдержки.

В конце мая батарея заняла новую огневую позицию — за Митрофаньевским кладбищем, юго-западнее Балтийского вокзала. Когда участились обстрелы Ленинграда немецкой артиллерией, пришлось много поработать и нам, участвуя в контрбатарейной борьбе.

По позициям артиллерии противника мы вели стрельбы практически ежедневно, днем и ночью. Иногда — десятки стрельб в сутки, расходуя до двух вагонов боеприпасов. Немецкая артиллерия отвечала нам не всегда, да и неудачно. Потерь на этой позиции у нас не было. Однако напряжение было большое, личный состав сильно измотался. Мы этого как-то не замечали — втянулись, наверное. Только увидев себя со стороны, в кадрах кинохроники, снятых на батарее, поняли, что выглядели совсем не «фотогенично».

В конце июля батарея получила приказ подготовить и до 15 августа занять огневую позицию у Красненького кладбища близ станции Автово. Командир дивизиона подполковник Л. М. Тудер популярно объяснял нам: «Нужно подальше доставать (дальность стрельбы у нас была 25 километров — Б. Ю.). Вероятность поражения противника повысить. Да и заставить немцев больше снарядов по огневым позициям тра-тить — городу меньше останется. Близковато, конечно. Нужно зарыться».

Легко сказать — «зарыть» 100-тонные артустановки. Но нужно так нужно.

Все было, конечно, непросто. Нам со старшиной комендоров Петром Винокуровым (погиб в июне 1944 года, в боях на Карельском перешейке) было попроще. Я все время находился на новой позиции, он хозяйничал на прежней. А вот командирам орудий Александру Голосенко и Валентину Са-ламатину и их расчетам — посложнее. На строительстве работал не только личный состав служб батареи, но в дни, когда батарея не дежурила (дежурство — 60 секунд на открытие огня, включая расчет исходных данных), и личный состав орудийных расчетов.

Один расчет оставался у орудия и при нужде «разворачивался» за двоих. Второй 10—12 часов работал на новой огневой. Потом расчеты менялись. Переход между позициями в основном пешим порядком. Землеройной техники не было, да и надо было все делать потихоньку, скрытно хотя бы от наземного наблюдения противника.

Но с задачей справились. Сами отрыли котлованы для артустановок, построили к котлованам «усы» железнодорожной колеи и в срок заняли новую огневую позицию.

С этой позиции в августе — октябре также пришлось стрелять много. Чаще всего — по артбатареям противника. В сентябре наша 101-я артбригада (позднее—1-я гвардей-ская железнодорожная артиллерийская Красносельская Краснознаменная бригада КБФ) была оперативно подчинена 3-му Ленинградскому контрбатарейному артиллерийскому корпусу (командир — генерал-майор Н. Н. Жданов). Вместе с другими батареями бригады мы участвовали в Массированных ударах корпуса по артиллерийской группировке противника.

Усилилось и противодействие противника нам. Порой на нашу позицию обрушивался огонь нескольких немецких батарей, иногда — сотни снарядов, Несмотря на хорошее инженерное обеспечение позиции, были, конечно, и у нас потери в людях и в технике. Но ни разу наша батарея не прекращала огонь под обстрелом противника.

Помню, как-то (кажется, в конце сентября) снаряд противника разорвался на тыловом бруствере котлована одного из орудий. На боевом посту погиб комендор-наводчик, старший матрос Петр Иванович Брагин (похоронен на Красненьком кладбище), осколком оторвало ногу заряжающему — матросу Николаю Морозову. Другие получили легкие ранения.

Но орудие замолкло ненадолго. Парторг батареи старшина Василий Николаевич Волков под обстрелом быстро привел на огневую позицию всех «коков-хлебопеков». Часть из них под руководством военфельдшера Иванова (имя и отчество, к стыду моему, я уже не помню) оказала помощь раненым, другие заняли места у орудия, и оно возобновило стрельбу.

На этой позиции попало и мне. Был контужен, но не сильно — отлежался дней десять в дивизионном лазарете и, как только начал достаточно ясно воспринимать обстановку, вернулся на батарею.

Батарея на огневой позиции в Автове была до февраля 1944 года, с этой позиции участвовала в боях по снятию блокады. Лет пять тому назад еще были видны остатки позиции. Но сейчас на ее месте что-то построили. Как, впрочем, и на других огневых позициях батарей нашей бригады.\