Это — я. Смотрю на фотографию с картины, где стою в комбинезоне с эмблемой МПВО на груди, с лопатой на плече, И вспоминаются дни 1943 года, когда к нам в казарму приходил блокадный художник Беленький. Истощенный от голода, с седой головой, он кропотливо работал, создавал картины, в которых изображал моменты из нашей боевой и трудовой жизни.

Во время обстрелов, бомбежек и воздушных тревог мы, девушки — бойцы МПВО, тушили пожары, раскапывали развалины, извлекали из-под них раненых, оказывали им первую помощь. Это была наша повседневная боевая жизнь.

Но мне особенно остро врезался в память эпизод, связанный с прорывом блокады... В январе в город стали приходить эшелоны с ранеными бойцами.

В морозную ночь мы — бойцы медицинской роты — разгружали эшелоны. Только луна да узкая тропинка в глубоком снегу были нашими помощниками. Раненые прибыли прямо с поля боя — в шубах, в мокрых валенках, со свежими ранами. В темных вагонах стояли стон, крики «Сестра!», «Сестренка!»... Всем сразу хотелось помочь.

Мы с подругой, Клавой Ваториной, были в паре. Несем бойца с тяжелым ранением, а он говорит: «Девочки, вы такие маленькие, хрупкие, бросьте меня,— я грузный, я все равно не выживу». А мы его подбадривали, успокаивали...

Госпиталь находился в больнице имени Мечникова. Все было переполнено ранеными — палаты, коридоры, лестницы. Ведь какие дни были! Всю ночь продолжалась работа в операционной, которая находилась в бомбоубежище. Туда мы перетаскивали раненых. Помогали хирургам. Я давала наркозную маску раненому, а ноги так и подкашивались от усталости и от действия наркоза. Помню, как по тазу звенели осколки, которые хирурги извлекали из тел раненых..