В Ефимовском районе Ленинградской области в июне 1942 года были призваны в армию девушки. Прибыли мы, триста семьдесят 18—19-летних, в б-й рабочий батальон, который находился на берегу Ладожского озера в Кобоне. Здесь пролегала Дорога жизни.

В батальоне уже были три роты мужчин. На редкость пеструю картину представляло собой это подразделение. Среди грузчиков были и выписавшиеся из госпиталей солдаты, годные лишь к нестроевой службе, и квалифицированные ленинградские рабочие, и вот теперь еще и мы.

Сказать по правде, прибытию на погрузочно-разгрузочные работы полной роты 18—19-летних девчонок многие не придали серьезного значения. Приходилось слышать обидные слова: «Ничего путного из них не выйдет, все равно придется грузить одним мужчинам». Командир и политрук батальона тоже досадовали: «Вот так пополнение. Не знаешь, как и вести себя с ними. Вместо работников прислали какой-то детский сад. А что теперь будет с дисциплиной?»

Нас коротко подстригли. Выдали обмундирование, мужское белье необъятных размеров, гимнастерки, галифе. Сапоги, как на грех, оказались на складе 42—43-го размеров. Многие девчонки по команде «Направо!», «Налево!» поворачивались, а огромные сапоги оставались неподвижными. Позднее нам выдали сапоги по ноге, юбки, гимнастерки тоже по росту,

Сейчас трудно представить девушку в роли грузчика, таскающего на спине мешки 70—100 килограммов. А тогда,.. Сейчас сама удивляюсь, откуда бралась сила.

Двое нестроевиков наваливают мешок на спину девушки. Нелегкое дело — пронести тяжелый груз по шаткому трапу. Трап качается, мешок давит на плечи, прогибается спина. Иногда не видно под мешком девушку. Мешок большой, а девушка маленькая. Такое впечатление, будто мешок сам ползет по доскам.

Помню, однажды грузили мы баржу, бомба попала в штабеля мешков с мукой и с табаком. Кругом какая-то завеса. Девочки кашляют, чихают, задыхаются от махорочно-мучной пыли, глаза слезятся, ничего не видно. Только слышно — бьют зенитки, ревут самолеты и рвутся бомбы.

С первого же дня «детский сад» стал выполнять нормы, которые могли осилить не все ладожские «старожилы». Налеты вражеской авиации были систематическими, а во время белых ночей — круглосуточными. Нельзя было допускать простоев машин и долгое время держать неразгруженными вагоны. Работать нужно было очень быстро.

Бригада из пяти девушек загружала трехтонную автомашину за 4—5 минут, а разгружала вагон за 35—40 минут. Появились первые «двухсотницы». Имена Протасовой, Башляевой, их бригадира Анны Александровны Яшенко и других патриоток, дававших по 200 процентов нормы, стали известны всей трассе.

Работа портового грузчика вообще нелегка, а на ладожских пирсах, под бесконечными бомбежками и обстрелами, она порой становилась невыносимой, Не только потом, а нередко и кровью обильно поливались бревенчатые настилы пирса.

Много бед приносило и коварство Ладоги. Разразится шторм силой 9—10 баллов, и грузы, лежавшие на песчаной косе порта, начинает затоплять. По пояс в холодной воде, под жестким ветром надо спасать их, поднимать на платформы.

Ничто не могло задержать перевозки. Воины Ладоги в любых условиях выполняли свой долг. Горячее желание помочь родному Ленинграду придавало силы выстоять, выдержать все испытания. Так сражались воины, чьим единственным оружием был героический труд, Работали по 16—18 часов. Иначе было нельзя. Ленинград надеялся на нас. И мы все свои силы выкладывали, чтобы дать ему хлеб, г. Тихвин