Во многих ленинградских семьях имеется своя реликвия, особо памятная вещь, которую берегут пуще глаза, которой гордятся. И в моей семье имеется такая реликвия. Это первый паспорт, который я получил в блокированном Ленинграде.

Вот он — тронутый годами, опаленный страшной войной. В нем десять страничек, скрепленных поржавевшими от времени двумя проволочками. Номер паспорта — Х-ПС № 715122. Выдан на мое имя 27 марта 1942 года. Получил я его в 19-м отделении милиции Выборгского района. На седьмой странице блокадного документа сделана печать: «Прописан 28 марта 1942 года по улице Малая Объездная, дом 6а».

Когда ко мне приходят друзья-блокадники, я невольно достаю свою драгоценность. Мы перелистываем паспорт, вспоминаем тяжелые, полные драматизма и героизма дни жизни и борьбы в осажденном городе.

Первое, что приходит на память, это вьюжный февраль 1942 года, холодный, голодный месяц. В истории блокады он был одним из самых трудных. С каждым днем росла смертность среди населения. На полную мощь трудилась Ладога — Дорога жизни, по которой в осажденный город беспрерывным потоком шли грузовые машины с продовольствием. Но хлеб по-прежнему оставался самым дорогим для истощенных ленинградцев.

В те февральские дни на улицах города можно было увидеть объявление: «Продается горячий кипяток для населения. Часы продажи кипятка: с 1 часа до 3 часов. 1 литр на человека, цена одного литра 3 коп.».

Нашу Малую Объездную улицу завалили сугробы. Настороженные, покрытые инеем, стояли вокруг Серебряного пруда голые березы. Пустынна была днем наша улица. Изредка можно было увидеть на ней какого-нибудь человека: кто-то возвращался домой из булочной, выкупив хлебный паек, кто-то вез своих родных на детских саночках к кладбищу. А где-то за чертой города ухали орудия — полевые и корабельные: ни днем ни ночью не прекращалась битва за Ленинград. И все ленинградцы твердо верили: придет победа, фашистских гадов настигнет час возмездия 6 февраля я похоронил мать, погибшую от голода. В этот же день мой сосед по квартире Николай Балкин похоронил своего отца. Квартира наша опустела. До войны в ней жили три семьи — одиннадцать человек. Теперь мы остались вдвоем— я и мой одногодок Коля Балкин. Николай работал на ГОМЗе, я — на заводе имени Энгельса. Мы вместе с другими мальчишками, у которых оставалось еще силенок, делали минометы и снаряды для фронта.

Как-то вечером, уже в начале марта, пристроившись вдвоем возле раскаленной «буржуйки», мы обсуждали свое нелегкое житье-бытье.

Николай сказал:

— Как же теперь без родителей будем? Кто мы? Беспризорники? У нас и паспортов-то нет. Надо что-то делать.

Что надо делать? На этот вопрос неожиданно ответил нам мой однокашник Иван Филиппов. Он появился в нашей квартире (как с неба свалился!). Еще в августе сорок первого был эвакуирован с заводом в город Куйбышев. И вдруг явился!

— Как, какими судьбами?

Приехать с Большой земли в осажденный город в такое-то время! Это, казалось, было немыслимо. Но Филиппов ответил коротко:

— Не мог я без Ленинграда...

Он знал, что в городе трудно, даже очень трудно, но приехал. И сейчас, много лет спустя, вспоминая эту встречу с моим другом, я хорошо понимаю, почему он так поступил: он любил Ленинград, где прошло его детство, где он ходил в школу, где жили его друзья. Невозможно было поверить, но 16-летний паренек сумел преодолеть многочисленные лишения: где пешком, где на попутных машинах, голодный, холодный, сумел все-таки добраться в лихую годину из Куйбышева в Ленинград.

— А через Ладогу,— рассказывал он нам,— я проехал совсем хорошо. Мировая дорога. Красноармейцы посадили на машину, накормили, тулуп даже набросили, когда в полуторке ехал.

Мы слушали Ивана весь вечер. Потом он сказал:

— Теперь надо сходить в милицию — паспорт оформить. Я уже взрослый.

И мы пошли в 19-е отделение милиции. По сей день на проспекте Шверника (ранее 2-й Муринский проспект) стоит старый шестиэтажный дом, в котором и теперь находится 19-е отделение милиции.

Мы получили блокадные паспорта, В Ленинград пришла весна. Фашистские орды по-прежнему топтались возле стен нашего города, не теряя надежды захватить его. Теперь гитлеровские пропагандисты внушали своим солдатам, что Ленинград погибнет от эпидемий.

Действительно, весна поставила перед ленинградцами сложную проблему — требовалось немедленно убрать улицы, проспекты, дворы от снега, льда, накопившихся за зиму нечистот.

Решением Исполкома Ленсовета от 25 марта на очистку города мобилизовалось все трудоспособное население — мужское от 15 до 60 лет, женское — от 15 до 55 лет. Работы продолжались до 15 апреля. В них участвовали и мы. Ежедневно на очистку города выходило 300 тысяч человек. Многие из моих земляков после суровой и страшной зимы были истощены до неузнаваемости. Но все знали: победа придет, и никогда фашистским варварам не ходить по чудесным улицам и проспектам Ленинграда.

Чистым, словно заново родившимся, выглядел Ленинград весной сорок второго. Сколько радости доставил нам первый трамвай, который, весело звеня, промчался по 2-му Муринскому проспекту. Раз трамвай прошел — не возьмешь нас, фашист!

Неузнаваемо изменилась Выборгская сторона после войны. На 2-м Муринском проспекте вместо деревянных домов появились красавцы — каменные, многоэтажные. Неузнаваема стала и Малая Объездная улица (ныне улица Орбели), где я жил в блокаду. Только Серебряный пруд и старые березы возле него напоминают нам, блокадникам, о страшной войне, о несгибаемом мужестве ленинградцев.

Получив блокадные паспорта, ушли на фронт многие мои одногодки. Не всем суждено было вернуться. Погибли в блокаде и в боях Михаил Иванов, Алексей Васильев, вся семья Уткиных, от бомбежек и обстрелов — многие мои товарищи, с которыми я собирал минометы на заводе Энгельса.

Николай Балкин, мой сосед по квартире, погиб на Дальнем Востоке. Иван Филиппов прошел славный боевой путь от Прибалтики до Берлина. Он был снайпером, уничтожил много фашистов. Перед самым Днем Победы был тяжело ранен в Берлине. Сейчас на пенсии, живет в Ленинграде, нянчит внуков, увлекается рыбалкой. И когда мы встречаемся с ним, говорит: «А у нас еще есть порох в пороховницах!»

О себе говорить не принято, скажу коротко: прослужил в I армии 40 лет, недавно ушел в запас, работаю в институте.

Скоро мы будем отмечать славное 40-летие Победы. По традиции мы соберемся у Серебряного пруда (нас, блокадников, осталось уже немного). Сначала съедим по 125 граммов хлеба с солью, а потом поднимем тост за то, чтобы никогда не было таких войн, чтобы наши дети и внуки жили под солнечным небом.