В годы войны мне довелось трудиться на 5-й ГЭС, которая в блокаду на протяжении длительного времени оставалась единственным источником энергии для немногочисленных предприятий, госпиталей, хлебозаводов и особенно важ-ных оборонных производств. Роль нашей станции, надо полагать, была хорошо известна и гитлеровскому командованию. Поэтому практически все месяцы блокады ее коллектив в полном смысле жил под огнем.

Правда, с первых дней войны было приложено немало сил, чтобы замаскировать 5-ю ГЭС. Со здания станции сняли дымогарные трубы, завесили ее раскрашенными подлее полотнами. Близлежащие железнодорожные пути были обложены дерном. На всех 48 штабелях зимних запасов кускового торфа посадили кусты и небольшие деревья. Стены штабелей покрасили зеленой краской. На территории склада построили «деревню» из дров (впоследствии ее назвали «деревней Голодаевкой»). Работы эти были очень велики. Достаточно сказать, что их выполняло более полутора тысяч человек. Однако «спасти» станцию маскировка не смогла, и с первых же налетов на -5-ю ГЭС стали обрушиваться тяжелые удары. Помню первый налет бомбардировщиков. Это было в полдень. Мы, несколько человек, выбежали из мастерской, которая находится в полукилометре от станции, и увидели страшную картину. Станция была окутана дымом, пылью, вокруг летели бревна и куски железа. Кто-то неожиданно крикнул: «Проклятые!» К счастью, сама станция осталась невредимой— бомбы попали в двухэтажный деревянный дом, который стоял сразу за забором станции. Помню, как ручную швейную машину из этого дома мы нашли на крыше цеха.

Все налеты и бомбежки перечислить тут невозможно. Они были для нас явлением ежедневным. Иной раз фашисты не добивались успеха, а иногда наносили и тяжелый ущерб.

При первом же обстреле в 1941 году снаряд попал в мазутный бак. Спасти его не удалось. На его месте осталась куча металла. Много раз фашистам удавалось разрушать железнодорожные пути и портить вагоны. Благодаря самоотверженному труду голодных, обессилевших рабочих цеха во главе с начальником вагонного депо Е. В. Жуковым и мастером путей Г. П. Денисовым всё быстро восстанавливали. Ни одного случая срыва подачи топлива на станцию не было. — Только во время одного артиллерийского налета у нас было убито несколько человек, в том числе машинист паровоза, который подавал вагоны с топливом, и часовой у парадного входа на станцию.

Однако самым тяжелым испытанием для нас был голод. Первым от него в цехе умер бывший моряк, 24-летний Н. Любимов. Вслед за ним погибло много замечательных тружеников. Не могу забыть энергичного, жизнерадостного восемнадцатилетнего помощника машиниста А. Наймушина. Когда у него иссякли силы, он сел между круглой печкой и стеной в конторе склада. Отсюда его кто-то унес в морг. Затем мне позвонил начальник гаража Н. Федулов и сказал, что в морге лежит живой мертвец: «Это ваш рабочий». Да, это был Саша. Но спасти его не удалось.

Выбиваясь из последних сил, не уходя из цеха сутками, люди делали все, чтобы обеспечить станцию топливом. Неся потери, наш коллектив пополнялся товарищами с многих предприятий города — с фабрики Тельмана, «Красного тка-ча», фабрики «Рабочий», комбината имени Кирова, мельницы имени Ленина, мелькомбината имени Кирова, мясокомбината, тюлевой фабрики имени Самойловой.

Многие женщины, пришедшие к нам, стали машинистами паровозов, крановщицами, составителями вагонов, стрелочницами. Они работали на улице при 25—30-градусных морозах. Выдаваемый им паек состоял из хлеба, черного, как земля, и тарелки дрожжевого супа — белой мутной водички без капли жира — или одной-двух шротовых котлет из бобовых выжимок,

От такого питания люди пухли и становились как стеклянные. Это называли первой стадией дистрофии. После того как отечность исчезала, люди превращались в ходячих скелетов. И наш морг, который находился в одном из боксов гаража на территории станции, никогда не пустовал.

В самое тяжелое время Военный совет Ленинградского фронта был вынужден снять с передовой 150 моряков и прислать их работать на станцию. Мы продолжали давать электроэнергию.

Все 900 фронтовых, блокадных дней ленинградцы не знали покоя. Смерть подстерегала их на каждом шагу. Так было и у нас. Правильно говорится, что люди познаются в беде. В коллективе цеха не было ни трусости, ни жалоб. Все силы он отдавал тому, чтобы обеспечить круглосуточную работу станции. Все понимали, что это необходимо делать для фронта, для победы.

Сегодня на стене у парадного входа на станцию установлена мемориальная доска, где перечислены фамилии павших на трудовом посту в дни блокады. Переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны, которое мы завоевали в блокаду и удерживали до конца войны, находится в Музее истории Ленинграда.