Ступил Мишка наземь босыми ногами; в трусах, наливаясь знобкой дрожью, прыгал через мокрый бурьян. Ось холодная и тоже мокрая от росы. Рывком выбросил ее вверх. Раз, два, три... пять... восемь... Двенадцать! Паром горячим обдало. Покраснел, на шее, груди и руках узлами набрякли жилы. Нет, кажется, сил. Но сдаваться не хотелось. Ногами подыскал стойку прочнее. Не силой, а злостью выжал. Подержав, не рискнул опустить — выскочил из-под нее. Загудела от удара земля. Хватал ртом холодный воздух, руками сдавливал грудь, будто боялся, что колотившееся сердце прорвется на волю.
За плетнем торчал Горкин смоляной вихор. Кивнул ему. Тот, приняв это за приглашение, пролез в дыру, подошел. Попробовал оторвать от земли ось, тяжело. С завистью оглядел его мускулы на руках.
— Здорово... Тринадцать разов, а вчерась —девять.
— Считал?
Покраснел Горка — не забыл еще, как выгнали его когда-то из-за плетня. Указывая куда-то за Сал, спросил:
— Слыхал... как рвануло?
Насупился Мишка, растирая на ладони свежий волдырь.
— Не спал... тоже?
Минула третья ночь, как в питомнике произошел взрыв. Если бы Мишке и не шепнули загодя, кто собирается это сделать, все равно подумал бы на друзей. Они сделали то, что не удалось им с Федькой. Радовался их удаче. Но радость омрачалась этой случайной, казалось, связью с посредником, Горкой. Мальчишка. Достаточно одного слова на улице, среди таких же, как и он, чтобы погубить всю организацию. Это и пугало Мишку. Порою являлось острое желание пойти к Галке и все раскрыть начистоту. Добавлялось еще и другое: попросить у Веры прощения. Не давала покоя недавняя жестокая выходка... Теперь понимал, что обозвал напрасно тогда девушку. Работает в комендатуре она по заданию. Сорвался: ревность и боль в тот черный час сошлись в нем воедино. Сознавая, мучился вдвойне. Только и облегчения: ему верил Горка. Попытка оправдать себя словами провалилась. Одно оставалось — дело. Руки уже начали чесаться от долгого безделья. Подумывал, что бы такое сделать для начала? Организация зашевелилась, действует: листовки, ночные пожары по хуторам — горит хлеб, сено, взрыв склада...
Нет, не мог Мишка явиться к ним с пустыми руками. Ночами особенно одолевала мысль: «Что сделать?» Швырнуть гранату в окно коменданту? Днем рискованно, а ночью... Бывает ли он там? А в машину? Подкараулить у моста. Мысль! Еще лучше в проезжую какую-нибудь... С солдатами или важной птицей, посолиднее коменданта. И ничего не надо, кроме одной гранаты. Добра такого хватает. В любой канаве, под плетнями... С запалами — беда.
Прошлой ночью Мишка подумал о Горке. Достать через него запалы в полиции. В свои планы пока парнишку не вводить. Так и сказать, для всякого случая. Заколотить с ним дружбу покрепче. И этим держать его при себе, чтобы меньше бывал на улице с детворой,— будет спокойнее, не сболтнет.
И сейчас, глядя мимо Горки, Мишка спешно подыскивал окольный путь, незаметнее, плавно свести разговор на запалы. Сплеча рубанешь — напугаешь еще. Но ничего такого не приходило в голову. Сказал, лишь бы не молчать:
— Денек безветренный... Рыбалить только. И неожиданно для самого себя предложил:
— Айда поудим? А то и бреднем можно... У вас же есть, кажись?
— Ну, есть?
Недоверчиво глянул Горка. Худые плечи его свело, вздрогнул, будто влез уже в холодную воду.
— Сходи, спробуй... Вода как лед.
— А гранатами, а? Глушить...
Самого покрыл озноб — так удачно завязался нужный разговор. На радостях схватил ось и начал кидать ее вверх.
Рот Горка раскрыл. Глаза с каждым броском округлялись, наливаясь горячим блеском. Не выдержал, громко крикнул:
— Четырнадцать!
Мишку качнуло. Переступил, не сгибая в коленях, онемевшими ногами. Едва удержал над головой «штангу». Красной порошей завихрилось в глазах. Собрал остатки сил и бросил ось наземь.
Тряс Горка за руку, с испугом наблюдал, как отходила у него с лица и шеи кровь.
— Не порвал... жилу? — спросил побелевшими губами.
Встряхнул Мишка головой, задышал ровнее и глубже. Бело засветились на солнце зубы.
— Жилу? Не-ет, не порвал. Все мои жилы на месте! Схватил Горку за штанный ремень, и смеясь на весь двор, закружил.
Делая страшные глаза, зашептал Горка:
— Бабка, бабка...
Учуял под ногами землю, подался к плетню. Захаровна, кособочась, хмуро глядела на них из-за сарая. И скрылась, как видение, не уронив и слова.
— Ну, так как? — спросил Мишка, не замечая умышленно его конфуза. — Глушить, глушить... Эх, гранат бы хоть парочку...
После ухода Захаровны Горка осмелел. Глянул на Мишку с каким-то даже превосходством:
— Гранат? Да такой бузы у бабки Картавки в канаве— сотня. И противотанковые и лимонки!
— У какой это?
— А возле моста что... Самогонщица. Сбегать?
— А запалы?
— Тю, запалы. У лимонок — колечко -такое сбоку. Высмыкнул и кидай. А для тех, с ручкой которые, найдем...
Вдел в зубы Горка ремешок, торопливо заправлял в штаны выдернутую рубашку. Видел Мишка, как вдруг засияли у него глаза, а на остром личике появилась хитрая, лисья ухмылка.
— Погоди, зараз я...
Застегивая на бегу ремень, Горка бросился к плетню. Мелькнула косматая голова в кукурузе на огороде.
Сгреб Мишка в охапку с топчана постель, отнес на веранду. Наскоро умылся. Опять вышел за сарай. Разбирало нетерпение. Расчесывая свалявшиеся за ночь волосы, услыхал треск плетня.
— Пришел? — спросил он, продувая расческу. Горка шумно дышал, возился с тряпочным узелком.
Срывал раздраженно цветные грязные тряпки. Потом пошла бумага. Листы из тетради, исписаны крупными детскими буквами. Попадались и с красными поправками учителя. Что-то зачернело. Обомлел Мишка: пистолет «ТТ»!
— Ну?..
Протягивая его, Горка пытался улыбаться, а у самого посиневшие губы сводило судорогой. Не выдержал, осерчал:
— Да бери! Дают еще ему...
Нет, это не сон. Взвесил Мишка подарок на одной ладони, на другой. Тяжесть ощутимая. Оттянул ствольную накладку, нажал спуск. Прикрыв один глаз, заглянул в ствол, покачал головой:
— Ой-е-е, забито. Не чистил?
Спохватился — дареному коню в зубы не смотрят,— спросил помягче:
— А патроны есть?
К этому времени осилил себя и Горка. Сознание содеянного наполнило его каким-то тихим благоговением. Даже не омрачало и то, что стрелять из пистолета нечем.
Выгреб из кармана горсть позеленевших патрончиков с красными овальными головками, пулями, протянул:
— Да вот... Толстоватые чуток. Ежели их щипцами, а?
Пока Мишка, сдерживая волнение, пробовал вогнать патрон, Горка, не дожидаясь расспросов, объяснял, откуда у него эта штука:
— У батьки на складе нашел. Ворошил там всякую бурду. Ни единая душа на свете не знает. Уж сколько дней... На огороде держал, закопанный. А патрончики негожие эти.
По тому, как с лица Мишки сходило радостное возбуждение, остывал и Горка. Опустился на корточки — Мишка присел на ось, — настороженно ловил каждое шевеление его пальцев.
— Да-а... Пожалуй, и щипцы тут не помогут. Морщинил Мишка страдальчески лоб, бесцельно подбрасывая на ладони пистолет.
Загрустил и Горка. Незаметно для себя вытащил из кармана фонарик —подарок Никиты, щелкнул впустую: лампочка уже не горела.
— Постой, да это же немецкие! — воскликнул Мишка, скобля ногтем патрончик.—А для «ТТ» подходят наши, автоматные. Они тоньше.
Горка недоверчиво скосил глаза.
— Ну да, в дисках круглых.
— Диски есть...
— Вот и тащи! — обрадовался Мишка. Увидал фонарик, спросил: —Трофей?
Потянулся, но Горка отдернул руку с фонариком за спину:
— Не горит.
Встал, отступил на шаг. Мишка удивленно вскинул брови.
— Гляну только...
У Горки пылали уши. Сторонясь Мишкиного взгляда, протянул с неохотой свой «трофей». Отдал и долго с каким-то остервенением тер о штаны вспотевшую ладонь.
Мишка проверил языком, подтвердил:
— Да, батарейка совсем иссякла. Запасной нет? Показал Горка пустые руки: в том-то и дело, мол, что нет.
— Жаль. Сгодилась бы штука.
— В Сал закину!
Непонятны были и внезапная злость Горки, и слезы, готовые брызнуть из глаз. «Боится, не верну?» — подумал Мишка.
Сквозь слезы признавался Горка:
— Не мой это... Дали. Никишка вон Качура. Еще и конфету сунул... Больно нужна она, конфета его. Да и фонарик тоже.
- Мишка отдал фонарик; чуя недоброе, тоже встал на ноги. Щурился на замшелую тесовую стену сарая. Ясно представил тот душный солнечный полдень в Лялином куту возле Сала... Мокрое, распаренное лицо Никиты и глаза его — бегающие, уклончивые... Восстановил и разговор их с Ленькой за подвальной дверью... Вот он, враг! Смерть Федьки — его рук дело, Никиты. Мало ему того... Теперь добирается до самого сердца организации. Коварно прет, гад.
Расстегнул ворот серой рубахи, повел шеей. Переняв испуганный взгляд Горки, отвернулся. Незряче глядел на качуринский тополь. И сию же минуту в нем все запротестовало, встало на дыбки: «Парнишка пришел за помощью, за советом, а я...» Катнул ногой ось. Взбил копной ему волосы, улыбнулся:
— Ну-ну? Чего ж замолчал?
Потупился Горка, засмущался. Ковыряя ногой мягкую унавоженную землю, продолжал увереннее:
— Подговаривал, чтобы я глаз не сводил с Ивиного двора. Кто приходит до них... И днем и ночью... Даже на тополь посылал, чтобы виднее было. Да и к вам глядеть... За тобой.
Мишка, играя пистолетом, посомневался:
— Кто там ходить будет...
— Гм, кто... Ленька вон да Сенька, хуторной... А потом и полицай...
Глаза у Мишки замерцали тревожно, недоверчиво:
— Какой полицай?
Щелкая фонариком, Горка разъяснил:
— А у тетки Ганочки квартирует. Вон труба, за Иви-ными. Папанька мой говорит, он не простой полицай... Да и на тряпочке у него седьмая цифра стоит. Это близко. У дядьки Ильи первый номер. Начальник, гильфполицай, по-нашему значит— высший. У Степки Жеребко, помощника,— второй, у маленького там, Воронка, — третий... И так спускаются вниз. Этот — седь-мой. А у Никишки вовсе двенадцатый. Но он тоже в начальстве.
Опустил Мишка пистолет в карман.
— Он что же, седьмой тот... бывает часто?
— Да бывает... И ночью. С Ленькой они больше. И на охоту ходят в степь.
Мишка тотчас подумал на военного, какой сидел тогда в горнице у Ивиных. Представив белозубую улыбку его, решил: «седьмой» и «пленный», в подвале, одно лицо. «Не провокатор?.. — обожгла мысль. — Не заодно с Никитой они?» Пока подворачивал рукава, взяли сомнения:
— А какой он из себя? Полицай тот. Одет во что?
Горка хмыкнул: имеет ли то значение? Но ответ дал;
— Да в зеленом, как и все... А еще папаха. Большаком кличут его.
Не ускользнуло от Горкиных цепких глаз, с каким усилием Мишка пытался представить полицая. Поспешил помочь:
— Да я покажу его. Должно, и зараз он там. Айда? Недолго раздумывал Мишка. Он ищет для себя дела, чтобы вернуться к друзьям не с пустыми руками. А дело ищет его. Вот оно.
Сорвались с места бегом. Придерживая карман с пистолетом, Мишка едва поспевал. Горка юркнул в дыру, а он, не сбавляя ходу, схватился за выбеленный от давности вербовый стояк и легко махнул через денисовский плетень.
