Хомченовский В.А. |
Писать о нем трудно и больно. Трудно потому, что не было в его партизанских буднях чего-либо выдающегося, сверхгероического. И вместе с тем каждый его день — это ярчайший пример мужества, беззаветной любви к Родине. Вся его жизнь — подвиг.
Он был разведчик, и ежедневно выполнял малоприметную, изнурительную работу, которая требовала огромной силы воли, выдержки, необыкновенной смелости, ума, и больше, чем где-либо, риска. Ибо разведчик, как и минер, ошибается один только раз.
А больно потому, что не подымается рука писать слово «был». До сих пор, почти через три десятилетия, сердце и ум отказываются верить, что нет уже в живых его, бесстрашного партизанского разведчика Владимира Хомченовского.
Кто-то правильно заметил, что характер, душевный фундамент человека очерчивается еще в детстве, в школьные годы. Дальше на этом фундаменте может что-то достраиваться, видоизменяться, но в основном он сохраняется. И по нему уже в ранние годы можно определить, каким будет человек.
Все, кто учился вместе с Володей в школе, очень хорошо помнят его. Даже те, кто не был Володиным одноклассником, шел на класс ниже или выше. Помнят, потому что Володя, несмотря на свою необычайную скромность и простоту, приметно выделялся среди других. Выделялся не только высокой атлетической фигурой, красивым лицом и пышными русыми волосами, но и сердечной добротой. И еще — одаренностью. В школе (и все годы потом) Володя очень любил рисовать, и рисовал хорошо. К этому у него был природный талант. Вот почему, начиная с восьмого класса, он неизменно выбирался редактором классной и общешкольной стенных газет.
Дома у него на столе рядом с учебниками и тетрадями всегда лежали листки с неоконченными портретами, пейзажными набросками. Володя рисовал и акварелью, и карандашом, и углем.
А иногда бывало и так. Соберет на большой перемене ребят в кружок, возьмет в руки простой прутик и начинает чертить им на песке незамысловатые торопливые линии. Одна, другая — я вот уже восторженная толпа радостно узнает:
— Да это же Петька из седьмого!
И хотя Володя часто критиковал в стенгазетах или вот так, прямо на песке, всех, кто лодырничал, ходил в школу неопрятным, — ребята все равно любили его. Потому что критика эта не таила в себе злорадства, несла теплоту и юмор. Потому что Володя всегда был честным и открытым, хорошим товарищем и другом.
И очень не любил, когда ссорились другие. Не раз можно было видеть, как на школьном дворе он разнимал малышей, которые не в меру распетушились, и укоризненно стыдил их:
— Ну, что же вы драку завели? Ай-яй-яй, такие большие... Ну-ка, рассказывайте, кто кого обидел.
И вскоре «непримиримые враги» смущенно протягивали друг другу руки...
Володя очень любил природу. Сразу за школой начинался большой старый сад. В нем было много скворечен, и каждую весну певцы в черных фраках ладили здесь удивительные концерты.
На переменах, иногда после уроков, он забирался в глубь сада и, затаив дыхание, слушал голоса птиц. А когда был в веселом настроении, сам искусно подсвистывал скворцам.
По окончании средней школы Владимир Хомченовский решил посвятить свою жизнь прекрасной и благороднейшей на земле профессии педагога. Он окончил учительский институт и работал в Соколище. Правда, всего только год. Больше не успел. Началась война.
Россонщина была окружена оккупантами, и почти все, кто пытался уйти за линию фронта, вернулись назад. Вернулся в родные Пироги и Володя.
Деревня показалась какой-то неузнаваемой, будто омертвелой. Пахло гарью. По улице двигались гитлеровцы. На автомашинах, мотоциклах. Колоннами, которые издали казались огромными черными змеями.
Оккупация... Как встретил ее Володя? С какими мыслями, с каким сердцем?
Перед нами один человеческий документ дневник члена подпольной организации в Россонах. Мы позволим себе привести из этого дневника некоторые выдержки, потому что автор его был близким товарищем Владимира Хомченовского. Близким не только по совместной работе, но и по духу.
Читая, перечитывая торопливые, то пронзительно-тоскливые, то гневные, то радостные, оптимистические записи, невольно приходишь к мысли: так, вероятно, думал и Володя, то же мог написать он сам.
Дневник начинался грустно: «Пустота и безлюдье. Возникают временные учреждения. Откуда-то выплыло и новое начальство. Появились важные лица и подозрительные чины. Куда-то исчез весь народ, население райцентра будто бы вымерло. С чего начать, и сам не знаю. Какими только слухами не полнится земля ныне...» И дальше:
«Потекли одинокие дни, полные смутной неизвестности и беспокойства. Но не могут же проходить они все время так».
«О фронте почти ничего неизвестно. Но колесо истории не остановишь. Его нельзя повернуть назад. Душа горит желанием сделать как можно больше для свободы людей, раздавить и раскрыть всю эту ложь и неправду».
«Ходят слухи, что немцы бегут из-под Москвы и Ленинграда, что вот-вот заключат мир. Но кто сейчас на него пойдет?» «Какие-то странные мысли не дают покоя. Уже несколько раз я думаю о положении на оккупированной земле. Вывод один: так жить нельзя».
«Новый год встречаю без общества. Надо обязательно найти верных друзей, только тогда я успокоюсь».
«Хочется заново начать жить. Опять увлекаюсь «Оводом» Войнич. Читаю, думаю, смотрю и натыкаюсь на частокол, которым огорожена каждая душа. А в наших местах что-то начинается».
И вот дневник рассказал о страшной трагедии, которая произошла в районном центре в самом начале года.
«Непонятные и тревожные слухи просачиваются сюда со всех сторон. Приехал в район карательный отряд. Фашисты беспощадны к еврейскому населению. Некоторых расстреляли на днях, а остальных загнали в три дома и бросили на голодное вымирание. Жизнь. Человеколюбие. Только что я думал об этом. Но после того, что увидел, остается одно: мщение и смерть ради... человеколюбия».
«Это уже невыносимо. Свыше четырехсот человек уничтожено в один день. Я не представляю выражения лиц тех людей, которые допустили подобное. Безвинные женщины, дети, молодежь... Слезы, проклятья и стоны умирающих... Меня сейчас охватывает безумство ненависти... Расстреливали семьями. Полуживые, мертвые и раненые смешались в одну кучу. Некоторые рискнули бежать и падали, сраженные пулеметным огнем.
Чего же после всего этого можно ожидать? Даже сами палачи на свою кровавую оргию не могли смотреть равнодушно, они были в пьяном виде».
«Душа моя живет и бурлит в котле событий, и только рассудок сдерживает поспешные поступки. Для меня уже не существует вопроса «Что делать?». Это уже решено».
«Немецкие обозы вывозят весь хлеб, картофель, сено. Грабят народ. Немецкие пополнения идут на фронт. Полиция совершенно обнаглела».
«Вокруг меня много молодежи с довольно светлыми умами. Они юны, полны зажигательных идей. Но нужно все хорошо организовать».
«Народ стал понемножку приходить в себя. Все чаще слышишь голоса раздражения и ненависти. Наши силы растут. Решение, которое росло, как в тумане, — окрепло. Теперь у меня уже есть единомышленники. Да преклонимся перед великой идеей и послужим ей, не жалея жизни во имя нашей Родины».
«Подготовка идет полным ходом. Конкретное осуществление уже намечено. Умы молодежи взбудоражены. Сегодня передо мной поставили конкретно вопрос: да или нет. От каждого человека, который рассуждает здравомысляще, только положительным должен быть ответ на такой вопрос. Твердость, жестокость и еще и еще раз справедливость. Постараюсь слово клятвы сдержать и быть верным до конца».
* * *
На древней полоцкой земле незримо присутствует сама история. Передаваясь из поколения в поколение, она напоминает потомкам, как приходили захватчики на восток и вскоре удирали восвояси. Народ помнит, что в этих местах предки громили остатки разбитой под Полтавой шведской армии, что еще в 1812 году русские солдаты успешно сражались с наполеонов-ской армией и добивали ее на Березине.
События 1905 и 1917 годов, ураганом прокатившиеся по всей нашей стране, здесь неизменно были связаны не только историческими, но и родственными связями с колыбелью Октябрьской революции. С давних пор многие жители этих мест ездили в Ленинград на заработки. Одни там оседали, другие возвращались. Вместе с ними ехали в край голубых озер и зеленых лесов и некоторые ленинградцы. Эти взаимные связи обогащались народным опытом и революционными традициями, которые в нашей партизанской борьбе позднее вылились в вооруженное восстание против оккупантов, в котором непосредственное участие принимало много ленинградцев.
Воспитывая своих питомцев, учителя естественно были проводниками истории нашей Родины в умы и сердца подрастающего поколения, а когда настал грозный час, они личным примером увлекли за собой своих воспитанников.
...В один из сентябрьских дней сорок первого года Владимир Хомченовский пришел в Клястицы, местечко, расположенное в нескольких километрах от его деревни. Здесь, в Клястицах, была основная комсомольская группа.
Зашел к сестрам Наде и Тане Булановым. Когда-то они все вместе учились в одной школе. Надя даже была его одноклассницей. В последний год перед войной они встречались уже как учителя. Девчата всегда восторженно рассказывали о своей работе, у них было столько планов, мечтаний.
И вот встреча снова. Уже для того, чтобы установить с ними связь, совместно подумать, как быть.
Радостно встретили девушки Володю. Он вошел в темном костюме, как всегда аккуратный, спокойный, чуть-чуть улыбающийся. От всего этого веяло уверенностью в свои силы, какой-то внутренней собранностью и решимостью.
Поговорив немного с сестрами, Володя неожиданно спросил у них:
— А нельзя ли у вас сегодня поиграть в карты? Таня и Надя недоуменно переглянулись:
— Как в карты? Володя засмеялся.
— Очень просто. Посидим, поиграем... Мало ли кто может заглянуть к нам. Увидит за таким занятием — успокоится.
Вечером в доме старательно завесили все окна, поставили на столе коптилку. В небольшом кругу собрались Таня и Надя Булановы, Володя Хомченовский, его школьный друг Володя Войцехович и еще несколько местных комсомольцев.
Разговор шел прямой, горячий. Особенно возбужден был Володя. Его умные, чистые глаза гневно блестели. Он то и дело проводил рукой по зачесанным назад волосам, чтобы они не спадали на лоб, и говорил:
— Надо мстить врагу! Мстить везде и всюду, любым способом. Надо собирать оружие, готовиться к весне, уходить в партизаны...
В дверь громко постучали. Хозяйка испуганно метнулась от печки и вопросительно посмотрела на Володю. Тот быстро шепнул ребятам: «Берите карты!», толкнул Нину Курдюкову под стол: «Кукарекай!» и кивнул хозяйке — можно открывать.
Когда немцы переступили порог, их встретил шумный хохот. Несколько парней и девчат с картами в руках приседали от смеха вокруг стола, из-под которого слышалось неумелое петушиное пение.
На хмурых лицах гитлеровцев промелькнуло нечто подобное на улыбку.
— О русиш, гут! Гут. Продолжайт...
Когда дверь за гитлеровцами захлопнулась, неестественно громкий смех в доме сразу оборвался. Все облегченно вздохнули: пронесло. Володя озорно подмигнул Тане Булановой: ну что, мол, сгодились карты?
Снова говорили о том, что делать. Решили, пока невозможно уйти в лес, вести тщательную разведку во вражеских гарнизонах: сколько там живой силы, сколько техники, как размещены укрепления. Любыми способами разузнавать о планах гитлеровцев, заблаговременно предупреждать тех, кого эти планы касаются. И, главное, искать, собирать оружие.
В феврале сорок второго года Хомченовский встретился с Владимиром Шуцким — будущим начальником штаба отряда. Шуцкий, хотя и жил далеко от Клястиц, в Россонах, но уже немало слышал от своих друзей об этом смелом деревенском парне, который готовится сам и готовит других для ухода в партизаны. Поэтому, когда Иван Малахов — один из первых комсомольцев подпольной организации — сообщил, что сегодня в Клястицах будет Хомченовский, Шуцкий решил обязательно познакомиться с ним.
Встретились они на квартире у Бориса Рубо, одного из клястицких комсомольцев. Хомченовский оказался красивым, высоким парнем, с умными, пытливыми глазами, очень разговорчивым, и в то же время не по годам серьезным, глубоко мыслящим человеком. Проникнувшись к Шуцкому полным доверием, он признался, что в Пирогах уже есть небольшая надежная группа из пяти-шести комсомольцев, готовых в любое время взять оружие в руки. Кстати, оружие у них есть — шесть ручных пулеметов, несколько винтовок, много гранат и патронов. Все ждут не дождутся, когда можно будет уйти в лес.
Прощаясь, Владимир Хомченовский с чувством пожал руку своему новому другу:
— Очень рад был познакомиться. Передайте россонским комсомольцам привет от наших ребят. Уверен, что весной мы встретимся уже в партизанах...
Они действительно встретились. Только, правда, не весной, а несколько позже, в середине лета. Дело в том, что Владимиру Шуцкому, жившему в самом гарнизоне и взятому фашистами на учет, уйти в партизаны было не так легко: дома оставались отец, мать, братья и сестры. Всех их гитлеровцы расстреляли бы, конечно, на второй же день. Поэтому партизаны решили инсценировать «похищение» Владимира. Первый раз операция не получилась. И только в начале июля Шуцкий был наконец в отряде.
К этому времени подпольная организация, которая начала свою работу под руководством бойца истребительного батальона учителя Петра Мироновича Машерова, уже выросла в настоящий партизанский отряд. В его состав входили комсомольцы — учителя Хомченовский В. А., Петровский С. Б., Езутов В. С, медсестры Галанова П. А., Шаркова М. Ф., Михайловская М., военнослужащие братья Петр и Николай Гигелевы, Хар-дин М. Ф., учащиеся старших классов Шаблов В. Р., Бондарев К. А., Буланов В. А., Волкович С. А., Ланевский Г. А., Мо-рочковский И. Н. и многие другие.
Не будет, видимо, преувеличением сказать, что общим любимцем партизан стал Владимир Хомченовский. Его полюбили не только за общительный характер, но и за неуемную энергию, жажду рискованных, ответственных заданий, за отвагу и находчивость при их выполнении.
Уже в первые дни открытой борьбы по поручению командира отряда Владимир с помощью Тани и Нади Булановых организовал переход на сторону партизан большой группы полицейских, направленных немцами на борьбу против народных мстителей.
Вскоре после этого группа Хомченовского провела удачную операцию на шоссейной дороге Себеж — Полоцк. Под мостом партизаны устроили засаду и подкараулили немецкую легковую машину. Подпустив ее на несколько метров, Хомченовский открыл огонь из пулемета. Машина остановилась метрах в тридцати от моста, и из нее послышались выстрелы. Напарник Владимира Василий Росомахин выскочил из-под моста и бросил в машину гранату. Сраженный вражеской пулей, он даже не увидел взрыва.
С гитлеровцами было покончено. Генерал, два офицера и шофер остались лежать у сгоревшей машины. А документы, карты, оружие и другие трофеи партизаны доставили в лагерь. Ценных документов оказалось очень много, поэтому участники этой операции тут же были командированы в 4-ю ударную армию и Витебский обком партии.
Трудно, пожалуй, перечислить все операции, в которых участвовал Владимир Хомченовский. Их было много. Но еще труднее рассказать о нем как о разведчике. Ибо это была, как выразился один из товарищей Хомченовского по оружию, работа скрытая и ежедневная, работа в «поте лица».
Велика заслуга Хомченовского в полном разгроме охранного гарнизона и уничтожении 110-метрового моста на железной дороге Полоцк — Двинск. Это был мост на одной из важнейших магистралей, по которой двигались на фронт вражеские составы с техникой. Взорвать его — значило вывести железную дорогу из строя по крайней мере на две недели. Кроме этого, партизанам хотелось провести операцию как можно успешней, чтобы воодушевить поднимающееся на борьбу местное население, вовлечь его во всенародное выступление.
Для уничтожения гарнизона были посланы наиболее боеспособные, уже обстрелянные в боях отряды Сергея Моисеенко и Петра Машерова с двумя 45-миллиметровыми пушками. Транспортировку плота с полутонным зарядом и организацию подрыва обеспечивали автоматчики под руководством Петра Мандрыкина. Для подрыва железнодорожного полотна с селекторной связью и отвлекающего удара по Борновичскому гарнизону на флангах были направлены отряды Захарова и Куха-ренко.
Разведку провести штаб бригады поручил Владимиру Хом-ченовскому. С чувством большой ответственности взялся он за выполнение этого задания. Уходил на три-четыре дня, внимательно наблюдал, сколько там часовых, когда и как они сменяются, изучал подходы к дороге. Ночью, рискуя жизнью, подби-рался к самому гарнизону и, затаившись, до самого рассвета наблюдал за действиями гитлеровцев. В результате этого командование бригады имело обо всем подробнейшую информацию.
На рассвете 4 августа 1942 года вышли на операцию. После взрывов железнодорожного полотна на флангах по гарнизону охраны моста ударили пушки, пулеметы и минометы Сергеевского отряда. Йод прикрытием огня отряд Машерова быстро подошел к мосту и в упор через реку сосредоточил огонь по противнику.
В это время плот с зарядом показался из излучины реки, обстреливаемый оставшимися в живых немцами. Для подавления их немедленно были привлечены снайперы из группы сопровождения плота, а Сергеевский отряд под прикрытием огня отряда Машерова был брошен в атаку. Соединившиеся вместе отряды ринулись на штурм и, форсировав по мосту реку, в рукопашной схватке покончили с гарнизоном.
В наступившей тишине плот с зарядом был привязан к среднему быку, и через несколько минут после отхода партизан мост взлетел на воздух.
Отважно действовал Хомченовский в этом бою. Вдохновляя словом и действием своих партизан на подвиг, он вел непрерывный огонь из самозарядки и в числе первых ворвался в расположение гарнизона.
Об этой операции много писалось, даже аукнулось в Лондоне. В своей книге «Коммунистические партизанские действия» полковник генштаба английской армии Диксон и военный журналист Гейльдбрунн отзывались о ней, как об операции, мастерски проведенной партизанами в глубоком тылу противника с применением артиллерии. А немцам было неудобно признаться, что их нобили партизаны. И они распустили слух, что это дело двух дивизий, выброшенных на парашютах.
Вскоре после этого Хомченовский участвовал в подготовке и проведении операции на станции Свольна, которую организовал штаб бригады. Станция была занята, гарнизон частично перебит, захвачен эшелон с техникой. Но левый фланг не обеспечил подрыва полотна, и к концу операции на станцию ворвался бронепоезд с десантом автоматчиков. Партизанам пришлось отойти.
К этому времени совместными действиями партизанских отрядов Россонского, Освейского, Дриссенского районов были ликвидированы основные гарнизоны противника в этих местах, в результате чего между Полоцком и Себежем, между Невелем и Бигосовом образовался партизанский край, который удерживался до прихода Красной Армии.
Бригада в это время была разукрупнена на 4 соединения и продолжала действовать на стыке границ трех братских республик: Латвии, Белоруссии и Российской Федерации. Здесь россонские партизаны часто объединялись для совместных действий с соседями — витеблянами, калининцами и латышами, координируя свои совместные действия. Приходилось проводить рейды и за пределы партизанского края под Себеж, Идрицу, Невель, Полоцк, в Латвию. Во всех этих операциях активное участие принимал Владимир Хомченовский.
* * *
Готовились к большой, сложной операции. Предстояла задача выйти под Полоцк, на железную дорогу, пустить под откос эшелон с вражеской техникой, взорвать несколько железнодорожных мостов и, кроме этого, устроить засаду на бельский гарнизон.
Хомченовский ходил в эти дни собранным, молчаливым, задумчивым. Лишь изредка он шутил с партизанами, смеялся.
Накануне отправления в рейд он зашел к Тане Булановой. Эта симпатичная, решительная девушка тоже не захотела оставаться без действия, ушла в партизаны, и вот теперь она незаменимый в бригаде человек — и писарь, и повар, и медсестра, и боец.
У Владимира с Таней была хорошая чистая дружба. Он всегда откровенно делился с нею и своими радостями, и душевными муками. Очень часто рассказывал о жене, какая она у него хорошая и единственная.
Вот и сегодня ему хотелось поговорить с девушкой по душам.
Таня была в штабе и мыла пол. Увидела Хомченовского, обрадовалась, засуетилась.
— Я сейчас... Проходи, Володя, присаживайся...
— Э, нет, Танюша, так дело не пойдет. Мы как договорились — помогать друг другу? Вот то-то же. А ну, где твой веник?
И, несмотря на протест девушки, Хомченовский быстро сбросил свое черное кожаное пальто, засучил рукава и энергично принялся натирать веником штабной пол. Вскоре он блестел безукоризненной чистотой.
А когда присели, Хомченовский задумчиво сказал:
— Зашел к тебе попрощаться. Уезжаю, Танюша, на задание.
— Я знаю...
— Операция — блеск! Я давно уже рвался к такому делу. Только вот...— Хомченовский смущенно улыбнулся.— Сон мне какой-то приснился странный... Убьют меня, наверное.
Таня испуганно отшатнулась:
— Ну что ты говоришь, Володя! Все будет хорошо. Не впервые же идешь на задание. И не думай об этом, слышишь?
Хомченовский улыбнулся и заговорил о другом:
— Смотри, Таня, что мне жена подарила.
Он достал из кармана пальто зеленые, красиво связанные перчатки.
— О-о! — искренне восхитилась Таня.— Отличная работа. Молодец твоя Клава, ей-богу! Только ты не бери их сегодня с собой, разотрешь поводьями. Возьми лучше свои краги.
— Нет, Танюша, перчатки захвачу специально. Я в них, знаешь, как фашистов бить буду!
За окном послышалось нетерпеливое:
— Хомченовский, пора!
Владимир поднялся, постоял, задумчиво теребя в руках шапку, будто хотел еще что-то сказать и не решался.
— Ладно... До свидания, Таня.
Вышел уверенный, сильный. Уже со двора помахал ей перчаткой:
— Скоро вернусь. Обязательно! Но вернуться ему было не суждено.
В одной из деревень, как только партизаны повернули в улицу, навстречу им выбежал старичок в коротком крестьянском жупане.
— Там, на краю деревни, какие-то люди...
— Свои, наверное.
Никто даже не усомнился в этом. Деревня давно в партизанской зоне, откуда здесь быть фашистам? И смело поехали навстречу.
До незнакомцев оставалось триста метров, двести... И вдруг сухо, яростно затрещали автоматы. Испуганно шарахнулись в сторону кони.
Партизаны вскочили с подвод, замахали руками:
— Свои! Прекратить!.. Но огонь только усилился.
Один из незнакомцев, залегших впереди, приподнялся и перебежал на другое, видимо, более удобное место. Хомченовский, который шел рядом с передней подводой, отчетливо увидел у него на рукаве голубую повязку.
— Хлопцы, полицаи!..
Да, впереди был враг, хорошо вооруженный, превосходящий численно.
Послышалась команда:
— Отходить!
Отходили медленно, ведя прицельный автоматный и винтовочный огонь. На подводах были и пулеметы, но из них не стреляли, потому что боялись ранить кого-либо из жителей деревни.
Полицаи рвались вперед, как цепные собаки.
«Ах вы, гады!» — стиснув зубы, делал шаг назад Хомченовский и снова давал короткую очередь. Но пули не доходили до цели: полицаи были хорошо защищены. «Нет, их так не возьмешь. Надо сволочей перехитрить...»
И тут он увидел слева за домами на довольно высоком взгорке одинокое деревянное строение. Мелькнула мысль: это же прекрасная позиция, откуда можно ударить по врагу с тыла.
Владимир незаметно отделился от своих и короткими перебежками через огороды достиг взгорка, залег возле не то заброшенной баньки, не то амбара. Место и в самом деле было очень удачным. Отсюда был виден почти каждый полицай: кто трусливо жался к забору, кто прятался за колодец, а кто, забежав во двор, стрелял из-за угла дома.
Хомченовский перезарядил диск автомата и прицелился, ощущая, как сильно стучит в груди сердце. «Ну, теперь, гады, держитесь!»
Первая очередь подкосила сразу двоих, тех, что лежали за колодцем. Затем, вскинув руки, рухнул еще один. Судорожно запрыгал, завертелся, видимо, раненный в ногу, четвертый...
Полицаи вскоре опомнились и открыли по взгорку яростный огонь. Но ветхое строение все же надежно защищало Владимира. Пули то свистели где-то в стороне, то поднимали короткие фонтанчики снега впереди, то с визгом впивались в стенку.
Неожиданно треск автоматов послышался справа, с незащищенной стороны. Хомченовский отполз немного назад и хотел занять позицию с левой стороны домика. Но как только он показал голову из-за угла, резанула короткая очередь, и шапка мгновенно слетела на снег.
Кольнуло в сердце: «Окружают!» Он с грустью посмотрел на последний диск, перезарядил автомат и достал из кобуры пистолет. «Ладно, гады... Давай подходи!..»
Полицаи ползли к нему с трех сторон. Все ближе и ближе. Стрельба немного притихла, но пули жужжали уже над самой головой.
Хомченовский отвечал коротко и зло, переползал то влево, то вправо. Разгоряченный боем, он даже не почувствовал ранения. Заметил это только тогда, когда окончились патроны и он, осмотревшись вокруг себя, увидел на снегу большое кровавое пятно...
Оставался еще пистолет. И в нем последний патрон. В кого же его направить — в себя или во врага?
А когда полицаи подползли совсем близко и прятаться дальше было уже бессмысленно, Хомченовский поднялся во весь рост и шагнул им навстречу. Это, наверное, было настолько неожиданно, что на мгновение стало тихо-тихо.
— Что же вы замолчали? Стреляйте, мерзавцы, стреляйте! Партизаны рук не поднимают!..
И, прицелившись в распластанного на снегу полицая, нажал на курок...
* * *
Это случилось 9 декабря 1942 года. Перестало биться сердце отважного партизанского разведчика. Исколотое, страшно изуродованное тело Хомченовского было доставлено в Ровное Поле, где стояли в то время отряд Машерова и штаб бригады.
Тяжело было провожать Хомченовского в последний путь...
Троекратный залп срезал макушки сосен на окраине деревни, а на глазах многих партизан навернулись скупые солдатские слезы.
Земляки перехоронили останки Владимира Хомченовского в районный центр Россоны. Здесь на мемориальном кладбище на черной чугунной плите навечно отлита его фамилия. У входа же на кладбище золотыми буквами по черному мрамору начертаны слова; «Богатырям земли белорусской, партизанам бригады имени Рокоссовского...»
В народе говорят: когда на земле умирает хороший человек, в небе непременно зажигается новая звезда. Есть где-то среди сегодняшних бесчисленных россыпей зорь и неприметная звезда Владимира Хомченовского.
В это особенно верится, когда встречаешься, говоришь с теми, кто жил и воевал рядом с Хомченовский. Свет, тепло его души до сих пор бережно хранят людские сердца.
Александр РОМАНОВ,
бывший командир партизанской бригады, имени Рокоссовского,
Зиновий ПРИГОДИЧ
