Омельянюк В.С. |
Есть в Минске место, с которым у меня связано то особенное, неза-бываемое, что остается на всю жизнь в самой глубине сердца. Это уголок, где раскинулись корпуса университета и медицинского института.
Хорошо здесь весной, когда зацветают каштаны, одеваются в зеленый наряд тополя, клены и все вокруг наполняется молодостью. Я часто в эту пору прихожу сюда. Смотрю на радостных юношей и девушек, торопливо бегущих на занятия в студенческие аудитории, любуюсь новыми чудесными зданиями, и в памяти невольно воскресают события военных лет, всплывают картины борьбы минских подпольщиков, лица боевых товарищей.
...Весна 1942 года. Обожженные огнем войны, тогда не зеленели здесь тополя и клены. Вокруг были сумрачные руины да мертвыми глазницами окон зияли коробки зданий. И только мозолил глаза прохожим один дом, на котором висел флаг с паучьей свастикой. На нем при входе по-немецки было написано: «Полиция безопасности и СД». В том доме гитлеровские палачи замучили многих моих товарищей. Неподалеку от него, в Связном переулке, который проходил там, где сейчас выстроились каштаны вдоль медицинского института и здания городского Совета, 26 мая 1942 года по-бандитски, в спину был убит фашистским шпиком мой друг Владимир Омельянюк, журналист-подпольщик.
За год до той роковой весны он так же, как и эти юноши и девушки, которые сегодня заполняют светлые аудитории вузов, торопился на занятия в институт журналистики, так же, как и все студенты, переживал, волновался перед зачетами и экзаменами. В 1941 году Володя заканчивал институт, готовился к государственному экзамену, мечтал о предстоящей журналистской работе. Но случилось так, что ему, как и всем нам, пришлось держать другой, более серьезный экзамен.
Каждый год весною все студенты Института журналистики, отпраздновав Первомай, обычно разъезжались в редакции областных, городских и районных газет на производственную практику. В том памятном 1941 Володя уехал в Белосток, в областную газету, я — в Брест. Там ранним утром 22 июня мы впервые услышали надрывный визг артиллерийских снарядов и авиационных бомб, вдохнули пороховую гарь войны. В Минск Володя пришел неделю спустя, смертельно усталый, потрясенный тем, что увидел, пережил. Дома он узнал о большом горе, которое принесла война в их семью. Погибли сестра Зина, ее дочь и сын. В машину, на которой они эвакуировались из Замброва, фашистский стервятник сбросил бомбу.
Вскоре из Бреста добрался в Минск и я. Из моей памяти никогда, вероятно, не изгладятся подробности нашей встречи в домике по Чернышевского, 11 (ныне 31), вскоре после начала войны. Я не заметил у Володи подавленности, он не пал духом, как это бывает с иными людьми при резком переломе в жизни, выглядел, как и прежде, энергичным, живым. На бледном, похудевшем лице сохранялась неизменная улыбка, и только глаза, всегда будто искрившиеся, стали грустно-сосредоточенными. Непривычно было видеть его с перевязанной головой. На мой вопрос, где это случилось, Володя, улыбнувшись, сказал:
— Угодил под бомбежку, и вот...
До рассвета просидели мы, не спалось. Перед глазами стоял изувеченный, варварски опустошенный Минск. Грохот кованых сапог, наполнивший улицы родного города, острой болью отдавался в сердце, наполняя его жгучей ненавистью. Каждый из нас думал об одном: что делать? Как быть? И решение созрело: перейти линию фронта, влиться в ряды Красной Армии. Хотелось быстрее попасть туда, где насмерть стояли наши бойцы. В то время жестокая военная буря лютовала уже где-то на Березине. Володя не терял надежды встретить за линией фронта жену Лиду и сына Гену. После первых налетов немецкой авиации на Минск Лида ушла с малышом на восток и затерялась на дорогах войны...
Утром мы изложили свой план родителям Володи. Молча, нахмурив брови, слушал нас Степан Кондратьевич, чувствовалось, что он не одобряет нашего намерения. Внимательно вглядывался в каждого из нас, переводя то на меня, то на Володю свои умные, проницательные глаза Степан Иванович Заяц, сосед и близкий друг семьи Омельянюков, присутствовавший при этом разговоре. Он как бы изучал нас, пытался представить, на что мы способны, хватит ли у нас мужества, решительности для борьбы. Я впервые тогда увидел этого обаятельного человека и проникся к нему доверием и уважением. Он был одним из создателей и руководителей минского подполья.
Первым нарушил тягостное молчание отец Володи:
— Вы верно говорите, фашистов надо нещадно уничтожать. Но это можно делать не только на фронте.
— А где еще, разве здесь, сидя в Минске? — запальчиво возразил Володя.
— Да, и здесь, — вступил в разговор Степан Иванович. — Надо врага бить всюду. А для этого мы должны создавать подполье. — Помолчав, он добавил: — Вы даже не представляете себе, как здесь пригодятся ваши журналистские способности. Будет очень много настоящего дела для всех, а для вас особенно. Перо, правдивое слово — сильное оружие.
Мы слушали, и нам казалось, что то, о чем говорят сейчас старшие товарищи, несбыточно, неосуществимо. Мы, молодежь, зачитывались книгами о революционерах старшего поколения, восхищались их бесстрашными подвигами, мужеством, находчивостью. Но не готовили себя для работы в подполье, не пытались постичь искусство этой борьбы. Такие вопросы перед нами никогда не возникали. А теперь их поставила сама жизнь.
По всему было видно, что мысль о подполье возникла у старых коммунистов не вдруг. Это был уже обдуманный и решенный вопрос. Каждый из них прошел большую и суровую школу борьбы за Советскую власть, и сейчас, когда над Родиной вновь нависла смертельная опасность, верные сыны ленинской партии не колеблясь избрали самый трудный путь.
Володя всегда гордился своим отцом, который оказал большое влияние на формирование его взглядов. Степан Кондратьевич еще в 1918 году связал свою судьбу с партией коммунистов. Когда на молодую Советскую республику со всех сторон обрушились враги, он добровольно вступил в Красную Армию, был участником жарких схваток с Юденичем под Петроградом, с врангелевцами в Крыму, с белогвардейскими бандами Булак-Балаховича под Псковом.
...В ту незабываемую встречу определилось наше место в строю борющегося народа. Володя остался в Минске для работы в подполье. Мне же посоветовали ехать в Дзержинск, где я родился и вырос, и попытаться там установить связи с надежными людьми, создать антифашистскую группу. Степан Кондратьевич, много лет работавший в тех местах, назвал несколько фамилий старых коммунистов, которых мне следовало разыскать.
Комаровекая подпольная группа в Минске оформилась в августе 1941 года. То был самый трудный в жизни Родины час. Наши войска, ведя тяжкие бои, отступали. Фашистские орды рвались к Москве, Ленинграду.
Вслед за гитлеровской армией в оккупированных городах оседали так называемые охранные части, всевозможные разведывательные, карательные органы и отряды, которые вершили кровавую расправу над советскими людьми, огнем и мечом утверждали свой «новый порядок». В Минске обосновались отдел фашистской контрразведки «Абвер», управление полиции безопасности и СД, военная комендатура, штаб по борьбе с партизанским движением, многочисленные части СС, охранная полиция, жандармерия и десятки других карательных органов. Вся эта огромная машина полицейского сыска, подавления преследовала одну цель — запугать, поставить на колени советских людей, не допустить ни малейшего сопротивления оккупантам.
Надо было обладать беспримерным мужеством, чтобы в таких условиях вступить в неравную схватку с врагом, идти на смертельный риск. Ведь каждый неосторожный шаг был шагом на виселицу. Советские патриоты знали, что им предстоят тяжелые испытания. Но Родина оказалась в беде, и каждый думал только о ней; как ее отстоять от чужеземцев.
В подпольную группу кроме Степана Ивановича Зайца, Володи и его отца вскоре вошли Арсений Викентьевич Калиновский, Иван Матвеевич Тимчук, Николай Александрович Шугаев и другие коммунисты. Все они хорошо знали друг друга, одни по совместной работе, другие через знакомых. Володя разыскал многих своих довоенных товарищей. У Нади Качан он познакомился, с Василием Жудро и Клавой Фалдиной. В этом доме он встретился с Сашей Макаренко, комиссаром партизанского отряда, действовавшего в Логойском районе с августа 1941 года. Так Комаровская группа впервые установила контакт с партизанами. У Клавы Володя познакомился с Иваном Кабушкиным и Сергеем Благоразумовым. Ряды бойцов невидимого фронта росли, пополнялись. Советские патриоты начинали действовать.
В один из августовских дней Володя запыхавшись прибежал домой и, еле переводя дух, начал рассказывать матери:
— Только что во двор Политехнического института немцы привели большую группу раненых военнопленных. Я разговаривал через проволочную изгородь с одним красноармейцем. Говорит — танкист, в бою был контужен и оказался в плену. Надо помочь ему бежать из лагеря.
Когда стемнело, Володя положил в один карман пистолет, в другой обыкновенные кусачки и направился к Политехническому институту. Ему предстояла нелегкая работа. Надо было проделать лаз в проволочном заграждении. Укрывшись в развалинах дома, напротив условленного места, Володя стал наблюдать за передвижением часовых. Улучив удобный момент, он быстро, по-пластунски, пополз к изгороди и начал работать кусачками. Вот перерезан первый, второй ряд проволоки. Кровоточат ободранные о колючки руки, но надо торопиться, в распоряжении считанные секунды. Наконец ход в заграждении проделан. Володя возвращается на прежнее место и с нетерпением ждет. Мучительно долгими кажутся эти минуты. Но вот скользнула тень, и в одно мгновение рядом с ним выросла человеческая фигура. Сердце радостно забилось. Два совершенно незнакомых человека крепко, по-братски обнялись. А затем, скрываясь в тени развалин, начали пробираться к Володиному дому.
С радостью встретили родители Володи незнакомого, но сразу ставшего близким человека. Володя побрил его, мать достала из шкафа и отдала костюм Степана Кондратьевича, накормила. В то суровое время по-особому трогательно проявлялась забота советских людей друг о друге. Жить устроили у надежных людей. Через несколько дней Володя раздобыл паспорт для своего нового товарища.
Вместе со своими друзьями-подпольщиками Володя помог бежать из лагерей военнопленных и лазаретов многим бойцам и командирам Красной Армии. Некоторых прямо отправляли в Логойский партизанский отряд, других устраивали в Минске у знакомых, и они включались в подпольную работу. На квартире у Омельянюков долгое время жил раненый разведчик-радист Владимир Говоров. Как за родным сыном ухаживала за ним Павлина Степановна. «У меня теперь два Владимира», — шутила она.
Степан Иванович у одного из своих знакомых слушал передачи из Москвы, записывал сводки Совинформбюро и передавал их Володе. Но Володю это не устраивало.
— Мы должны иметь свой приемник, надо раздобыть шрифт, вот тогда по-настоящему развернемся, — говорил он, энергично стуча по клавишам пишущей машинки, на которой размножал сводки Совинформбюро.
Скоро первую часть поставленной перед собой задачи Володя выполнил. В доме Омельянюков появился радиоприемник. Но для него необходимо было питание. Приятель Володи Николай Цвирко предложил дерзкий план: провести электролинию от радиозавода. Идея всем показалась заманчивой, хотя и очень рискованной. Да только кто тогда думал об опасности! Слишком велико было желание услышать голос Москвы, узнать правду о положении на фронтах. Несколько ночей Володя с Николаем лазили по столбам, протягивая линию электропередачи.
И вот приемник ожил. Трудно передать чувство, которое мы испытывали, услышав позывные и голос диктора:
— Говорит Москва!
Приемник стоял на нижней полке этажерки, и слушать передачи приходилось лежа на полу. Мы жадно ловили каждое слово диктора.
Володя ежедневно слушал Москву. Вести тогда она сообщала неутешительные. Враг продолжал продвигаться в глубь страны. Немцы трубили о том, что Красная Армия разбита, Москва окружена. В начале октября Гитлер объявил, что Москва будет захвачена «в ближайшие дни».
Володя пишет листовки, в которых разоблачает фашистскую ложь. Ни с чем нельзя было сравнить силу этих маленьких тетрадных страничек. Каждый день появлялись они на заборах, на стенах домов, на досках, рядом с распоряжениями немецких властей, на Комаровском рынке. Из листовок минчане узнали, что Москва живет, Москва трудится и воюет, что 7 ноября на Красной площади состоялся традиционный парад войск. А в середине декабря написанные Володей листовки сообщили радостную весть: Москва переходит в наступление! Тот, кто был в годы войны здесь, на оккупированной врагом земле, помнит, как много значила эта первая весточка о нашей победе, как она согрела людские сердца. Сколько новых бойцов влилось тогда в ряды народных мстителей!
Члены Комаровской группы часто встречались на квартире у Володи, слушали передачи из Москвы, обсуждали свои планы. Однажды я приехал к нему вместе со своим товарищем Павлом Хмелевским. У Омельянюков были незнакомые мне люди. Володя хорошо знал Павлика по совместной работе в Дзержинской школе и нисколько не удивился его появлению.
— В наших рядах пополнение, — радостно улыбаясь, представил он нас своим товарищам. Так мы познакомились с Сашей Макаренко, Васей Жудро и Иваном Кабушкиным. Какие же это были славные, боевые люди! Смело шли они на самые рискованные дела. Отчаянной удалью отличался Иван Кабуш-кин, или как его звали подпольщики Жан, серьезным, рассуди-тельным всегда оставался Вася Жудро, находчивым, никогда не унывающим — Саша Макаренко. Всех их сплачивала верная, крепкая дружба, при которой нет страха и опасность не опасность.
С интересом слушали мы Александра Макаренко. Он рассказывал о суровой партизанской жизни, о победах и неудачах, о своих товарищах по отряду, которых, чувствовалось, по-братски любил.
— Ты расскажи, как ваши хлопцы карателей проучили, — подсказал Вася.
Пересыпая русскую речь украинскими пословицами, Саша рассказал, как партизаны узнали, что фашисты готовятся разгромить отряд, и перехитрили фашистских карателей, напав ночью, внезапно на деревню, где они расположились. Гитлеровские вояки не ожидали такой дерзости от партизан и удирали без оглядки. «Трофеи мы, понятно, захватили, но думаем, что минские подпольщики подбросят нам все же еще оружия,— закончил Саша.— Есть у нас раненые,— добавил он,— надо раздобыть побольше медикаментов, бинтов. И очень нужен нам свой врач».
Мы рассказали нашим минским товарищам, что и у нас, в Дзержинске, на заводе «Штамповщик» складывается подпольная группа, подобрались хорошие, надежные люди, коммунисты, комсомольцы и беспартийные. Собираем в лесах, на месте недавних боев, оружие и боеприпасы и прячем. Присматриваемся к людям, налаживаем связи в городе и деревнях. Многие, горят желанием быстрее включиться в борьбу.
— Это хорошо, — заметил Володя. — Видно, что растерянность у людей прошла. Посмотрите, что делается у нас в городе. Везде появляются листовки, напечатанные на машинке или просто написанные от руки. В развалинах домов находят убитых гитлеровцев. На железнодорожном узле диверсии. Значит, действует не только наша группа. Теперь бы объединить усилия всех подпольщиков в один мощный кулак, тогда немцы почувствуют нашу силу.
Володя провожал нас к Суражскому рынку, откуда мы обычно добирались в Дзержинск. Мы шли, оживленно разговаривали. Вдруг на углу Долгобродской и Советской улиц он остановил нас и говорит: «Пойдем!» Мы свернули в сторону, прошли мимо немецкого патруля и остановились среди развалин дома возле любовно убранной могилы неизвестного советского воина. На древке у могилы сияла красная звезда, а ниже была прикреплена дощечка и на ней черной краской написано: «Смерть немецким оккупантам!»
— Это ты? — вопросительно посмотрел я на Володю. Он ничего не ответил.
В конце ноября в одном из глухих районов города, на улице Луговой, в небольшом домике собрались представители подпольных групп, действовавших в различных районах Минска. Присутствовал там и Володя. Многих подпольщиков он видел впервые. Это были Исай Казинец, Вячеслав Никифоров, Константин Григорьев, Георгий Глухов и другие товарищи. Володя был бесконечно рад встрече. Ведь он приложил немало усилий для того, чтобы эти люди собрались вместе, обсудили назревшие вопросы подпольной борьбы. Большое впечатление произвел на него Исай Казинец. Понравилась решительность и убежденность, с какой он говорил. По всему было видно, что это умный, сильный и настойчивый человек. Глаз у него меткий, наблюдательный. Он тонко подмечал положительные и отрицательные стороны в работе подпольщиков.
В тот день был создан общегородской партийный центр, который возглавил деятельность всех групп. Это была большая победа подпольщиков. Комитет установил связи с существовавшими в городе партийными и антифашистскими группами, создавал новые организации на фабриках и заводах, в учреждениях оккупантов. Налаживал контакты с действовавшими на Минщи-не партизанскими отрядами. Туда из города организованно шло пополнение. Подпольщики добывали различными путями и переправляли в лес оружие и боеприпасы, медикаменты, теплую одежду, обувь. Город поднимался на великую организованную борьбу.
Володя выполнял самые различные поручения комитета. Он был неутомим. Подполье расширялось, и поэтому надо было искать надежные квартиры, где бы можно было встречаться, проводить совещания, принимать партизанских связных, хранить оружие и боеприпасы, литературу, документацию.
Однажды Володя встретил в городе студента университета Георгия Фалевича и его подругу Нину Ермоленко, с которыми дружил до войны. Эта неожиданная встреча обрадовала всех. Георгий рассказал, что он не смог уйти из Минска и сейчас заведует аптекой, которая находится на Советской улице, напротив Дома правительства. Там же работает кассиром и Нина.
Володя стал часто навещать друзей, надеясь вовлечь их в подпольную борьбу. Аптека была очень нужна подпольщикам. Но как отнесутся к его предложению Георгий и Нина? И вот однажды состоялся откровенный разговор. Не колеблясь, Георгий и Нина заявили, что они готовы помогать подпольщикам всем, чем только могут.
— Немцам никогда и в голову не придет, что под носом у СД могут орудовать подпольщики,— горячо говорил Володя, излагая план действий.
Аптека стала местом явок подпольщиков, там хранились бланки пропусков, паспорта и другие документы, шрифт для партизанских отрядов. Отсюда связные уносили в лес медикаменты, перевязочные материалы.
Нужны были большая изобретательность и находчивость, чтобы снабжать партийное подполье различными бланками, печатями, паспортами и другими документами. Арсений Калиновский познакомил Володю со своей родственницей Лидой Драгун и ее подругой Валей Соловьяичик. Подпольщики порекомендовали им устроиться в заявочное бюро городского комиссариата, которое ведало обменом и выдачей паспортов, пропиской жите-лей. Очень важно было иметь там своих людей. Лида и Валя охотно приняли это предложение. Они оказывали подпольщикам неоценимую помощь: добывали бланки паспортов, обеспечивали прописку надежных людей. В бюро пропусков Минской городской управы по заданию комитета устроился работать комсомолец Захар Гало. Володя был связан с ним. Захар снабжал под-польщиков бланками пропусков, образцами печатей и подписей фашистских начальников на документах.
Очень часто приходилось прибегать к подделке документов. Помню, как во время одной из наших встреч Володя с увлечением учил меня переводить на матовое стекло от фотоаппарата образцы печатей и переносить их на любой документ. Но подлинным виртуозом в этом деле был его товарищ Иван Козлов. Изготовленные им паспорта, удостоверения, пропуска ничем не отличались от настоящих.
По заданию горкома Володя подбирал и отправлял людей в отряд Вороняиского, действовавший в Логойском районе. Он участвовал в создании партизанского отряда из минчан на Узденщине, которым командовал Никитин. Добывал шрифт для оборудования типографии в руденском отряде Ничипоровича, снабжал листовками партизан. И, конечно же, не забывал нашу Дзержинскую подпольную антифашистскую организацию. Володя был у нас как бы постоянным представителем Минского комитета, рассказывал нам о его решениях, передавал советы, рекомендации минских товарищей.
В начале февраля 1942 года Володя, по указанию комитета, направил к нам подпольщиков Анатолия Соколова и Дмитрия Копанева, чтобы договориться о создании отряда из минчан в нашем районе. Мы сделали несколько вылазок в лес в поисках подходящего места для лагеря. В том году выдалась на редкость снежная зима. Проваливаясь по колено в снег, мы исколесили немало километров по лесам. Сказочно красив зимой лес, но трудно укрыться в нем человеку, когда каждая тропинка, каждый след видны. Решили повременить с отправкой людей до появления проталин. Соколов и Копанев вернулись в Минск и в том же месяце были направлены в отряд Воронянского. Впоследствии А. Ф. Соколов был командиром отряда «Мститель», а Д. И. Копанев — начальником штаба бригады «Народные мстители».
Вскоре комитет Дзержинской подпольной организации связался с партизанскими группами батальонного комиссара Сергея Александровича Рыжака и лейтенанта Алексея Георгиевича Мурашова, которые действовали в районе. Эти группы стали ядром отряда. Командовал им Рыжак. Сергей Александрович был опытным командиром, человеком большой души. Еще в годы гражданской войны он ушел добровольцем на фронт, служил в конной армии Буденного. Оказавшись, в силу сложившихся обстоятельств, на оккупированной территории, Рыжак стал партизанским командиром.
По предложению Володи мы направили в Минск для постоянной связи подпольщика Николая Сидоренко, который должен был проводить людей из города в отряд. Первая группа прибыла к нам в начале мая. Это были рабочие Минской ТЭЦ-2. На электростанции действовала хорошо законспирированная подпольная организация, которую возглавлял коммунист Николай Иванович Ярославцев, человек смелый, находчивый. В этом мы не раз убеждались, когда он был комиссаром отряда Рыжака.
Связь с группой Ярославцева Минский комитет поддерживал через Володю. Во время одной из встреч он предложил Николаю Ивановичу подготовить людей для отправки в лес. Продумали в деталях, как осуществить операцию. Решено было вывезти людей на машине, такая возможность представлялась. Ярославцев заведовал гаражом на электростанции, среди шоферов были свои люди.
Желающих с оружием в руках бить врага оказалось немало. По на первый раз отобрали шестнадцать самых надежных, смелых. С помощью Володи на всю группу были заготовлены документы, как на рабочую команду. Он познакомил отъезжавших с Николаем Сидоренко. Условились, что местом сбора будет Суражский рынок.
В назначенный день рано утром все были на месте. Володя сам пришел сюда, чтобы убедиться, что все в порядке. Стоял в стороне, наблюдал и, как позже признался., по-настоящему завидовал товарищам, которые отправлялись под сень знакомых лесов. Не раз он бывал там в юные годы, когда работал в Дзержинске. Подъехала машина, за рулем ее сидел шофер ТЭЦ подпольщик Николай Мельников. Все быстро вскочили в кузов, и машина на полном газу вырвалась на шоссе. Вскоре свернули на полевую дорогу и с облегчением вздохнули. Самый опасный отрезок пути был позади.
Группа благополучно добралась до отряда. Партизаны радостно встретили пополнение. Лес наполнился многоголосым «ура!». Все обнимали друг друга. В числе прибывших кроме Николая Ярославцева и Николая Мельникова были Евстафий Ляхов, Константин Шашкин, Александр Гавриш, Николай Смирнов, Борис Скуратович и другие товарищи. Некоторые из них вскоре стали командирами и комиссарами отрядов и бригад Ба-рановичского соединения.
Дерзкие операции минских подпольщиков приводили в бешенство гитлеровцев. Они каждый день устраивали в городе облавы, делали налеты на квартиры жителей, массовые обыски. Систематически меняли паспортный режим. Нужна была крайняя осторожность, чтобы не провалиться. Володя отрастил себе бородку, усики, внешне несколько изменился. Одевался, скром-но, старался ничем не обращать на себя внимания. Он всегда очень заботился о безопасности товарищей, но меньше всего думал о себе. Когда мы, его друзья, советовали ему хотя бы на время покинуть Минск и уйти в один из партизанских отрядов, Володя категорически отказался.
— Люди нужны и здесь, в городе, - говорил он. — Сейчас комитет принимает меры к тому, чтобы наладить издание подпольной газеты. А это моя заветная мечта. Подумайте только, как это будет здорово, если мы под носом у немцев возобновим выпуск нашей «Звязды»!
Опытный журналист, Володя хорошо понимал роль правдивого печатного слова в условиях подпольной борьбы. Ведь оккупанты не только жгли, убивали, вешали, они всеми мерами стремились духовно разложить наш народ, убить в нем веру в Советскую власть, в победу Красной Армии. В Минске белорусские фашистские националисты издавали ежедневную газету, немцы печатали множество грязных листовок. Геббельсовские словоблуды и их пособники обрушивали на читателей потоки гнусной клеветы. Надо было разоблачать лжецов, рассказывать народу правду о положении на фронтах, о жизни и борьбе советских людей, о славных делах партизан. А для этого нужна была газета. И Володя с присущими ему энергией и страстью взялся за выполнение задания комитета об организации ее издания.
Выпускать газету в подполье — сложное и опасное дело. Нужны были люди, не только знающие полиграфическое производство, но и смелые, находчивые, готовые на любой риск. Комаровская группа давно поддерживала связь с семьей Вороновых. Отец, Михаил Воронов, был начальником печатного цеха в типографии Дома печати, сын его, тоже Михаил, работал там же электромонтером. Вороновы принесли к себе на квартиру немного шрифта и оборудовали маленькую подпольную типографию. Они печатали небольшие листовки, продовольственные карточки, которыми пользовались многие подпольщики.
«А что если привлечь Вороновых к изданию газеты? — подумал Володя. — Люди они надежные и опыт уже имеют. Дом их расположен в удобном месте. Можно оборудовать там настоящую типографию».
Свои соображения он изложил на заседании комитета. Члены комитета, внимательно выслушав Володю, одобрили его выбор и план действий.
Когда Воронову-старшему предложили принять участие в выпуске подпольной газеты, он с радостью согласился. Но для того, чтобы набрать газету, не хватало шрифта. И тогда созрел план: производить набор прямо в типографии, а верстать и печатать газету на квартире. Отец и сын Вороновы пообещали найти верных людей в типографии, которые возьмутся за это опасное дело.
Тем временем Володя начал собирать материал для первого номера. Его блокнот непрерывно пополнялся интересными фактами о боевых действиях народных мстителей, о их стойкости, находчивости, о зверствах немцев (народ должен знать, с каким лютым врагом имеет дело). Он отбирал наиболее важные сообщения московского радио: ведь советских людей на оккупиро-ванной земле интересует буквально все, что делается по ту сторону фронта, как живут и борются их братья и сестры.
Ох, как много мыслей и фактов хотелось втиснуть в маленький газетный листок! Володя писал и переписывал каждую заметку по нескольку раз, старался сказать самое важное, вложить в короткие строки весь жар своего сердца, жгучую ненависть к врагу. Исписанные странички он отдавал подпольщице Анастасии Яковлевне Цитович для перепечатки на машинке (она работала машинисткой в жилищном отделе городской управы). Затем напечатанные материалы переправлялись к Вороновым.
Но выпуск газеты задержался. Немцам удалось нанести серьезный удар по минскому подполью. Были арестованы секретарь городского комитета Исай Павлович Казинец, члены, комитета Степан Иванович Заяц и Георгий Минович Семенов, десятки активных участников подполья. Полному разгрому подвергся военный совет партизанского движения, созданный в го-роде в сентябре 1941 года. Чудом уцелел Володя и его родители: когда гитлеровцы окружили их дом, там никого не было. Фашисты обстреляли квартиру Омельянюков, а затем учинили в ней настоящий погром. Володя поселился на Немиге, 19, у Анастасии Яковлевны Цитович, мать и отец скрывались у других подпольщиков.
Да, нелегко было расправлять свои крылья минским подпольщикам. В очень сложных и трудных условиях приходилось им действовать. Днем и ночью за ними охотилась вышколенная, коварная, широко разветвленная гитлеровская разведка и контрразведка. А у наших людей, к сожалению, не было еще необходимого опыта подпольной работы. В ходе борьбы изучали они тонкости конспирации, постигали трудное искусство побеждать врага. И, чего греха таить, допускали при этом немало промахов, ошибок. Зачастую пренебрегали опасностью, иной раз были слишком доверчивы, и поэтому в их ряды смогли проникнуть фашистские шпионы, провокаторы. А за это платили самой дорогой ценой — жизнью.
В двадцатых числах апреля я встретился с Володей на квартире у Анастасии Цитович. Я застал его сильно возбужденным. Он нервно шагал по комнате из угла в угол и рассказывал мне о гнусном предательстве руководителей военного совета Белова, Рогова и Антохина, с гневом говорил об этих малодушных слизняках, которые при первом же испытании струсили и стали легкой добычей тайной полиции. 15 апреля Антохин привел на квартиру к Васе Жудро немцев. В ту ночь у него ночевал Саша Макаренко. Гитлеровцы окружили дом. Завязалась перестрелка. Силы были неравные. Саше и Васе пришлось прыгать со второго этажа. При падении Александр сломал себе ногу. Он отстреливался, пока были патроны, а последнюю пулю пустил себе в сердце. Тяжелораненый Вася скрылся. Подпольщикам удалось устроить его в городскую больницу, но ранение оказалось смертельным. Когда гитлеровцы нагрянули в больницу, разыскивая раненого подпольщика, Вася был уже мертв.
Володя прочитал мне листовку, которую посвятил памяти боевых друзей. G большой теплотой и любовью рассказывал он в ней об этих храбрых людях, не знавших страха в борьбе и погибших как солдаты-герои в бою. Написанная сурово и просто, полная гнева к врагу, листовка призывала отомстить за кровь советских патриотов, усилить удары по оккупантам, чтобы ни днем ни ночью не было им покоя на нашей земле. Листовка была набрана и напечатана в типографии Вороновых и распространена по городу. К сожалению, ни одного экземпляра ее не сохранилось.
— Помнишь, — сосредоточенно глядя в окно, обратился ко мне Володя. — Ленин когда-то говорил, что ни одно народное движение в истории ко обходилось без грязной пены. Вот такая грязная пена появилась и на минском подполье. Эту пену надо снять, мы должны непременно уничтожить провокаторов. У меня созрел план, как это сделать. Связываюсь сейчас с Жаном и другими товарищами, вместе все обдумаем.
На столе у Володи лежали исписанные листки.
— Это материалы для газеты? — поинтересовался я. — Могу дать тебе интересные факты о боевых действиях нашего отряда.
— Нет, это не для газеты. Пишу письмо от подпольщиков Минска Центральному Комитету партии. Думаем собрать под ним подписи и переправить со своими людьми в Москву.
Я с интересом начал читать страничку за страничкой. Каждая строка была наполнена чувством великой любви к Родине, к родной Москве. Володя писал, что белорусский народ всегда будет верен дружбе советских народов, что он никогда не станет на колени перед гитлеровскими захватчиками. Пусть узнают из этого письма наши братья в прифронтовой Москве и в далеком Хабаровске, в цветущей Грузии и солнечном Узбекистане, что мы — с ними, что мы гордимся самоотверженным трудом советских людей в тылу и их борьбой на фронте. И они могут гордиться нашей борьбой на оккупированной земле. Это письмо сохранилось, и я позволю себе привести из него небольшой отрывок.
«Мы знаем, — писал Володя, — что близок день нашего освобождения от немецко-фашистского гнета. Мы никогда не забудем и не простим фашистам мук и крови белорусских людей.
Мы никогда не забудем ни комиссара 405-го партизанского отряда Сашу Макаренко, ни члена Минского горкома КП(б)Б Васю Шудро, ни сотен других, может быть, безвестных бойцов, честно погибших за освобождение своей Родины. Они погибли со словами пламенной Долорес Ибаррури в сердце: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». С этим девизом борется весь белорусский народ. И белорусский народ никогда не покорится фашистским каннибалам. Через бури невзгод и страданий, через страшные дни немецко-фашистского хозяйничанья придем мы к лучшему будущему. И тогда вновь возродятся на белорусской земле прекрасные города, заработают фабрики и заводы, зацветут колхозные сады, песни польются над полями и реками нашей страны. Так было, так будет».
И сегодня нельзя без волнения читать этот документ. Сколько в нем веры в победу, в торжество жизни над смертью. Подпольщики собрали под письмом много подписей, но отправить его за линию фронта не удалось, помешал провал подполья.
...День Первого мая в 1942 году выдался в Минске теплым, солнечным. В такой день трудно усидеть в четырех стенах квартиры, даже если вокруг подстерегает тебя смертельная опасность. Утром Володя вышел полюбоваться весенним солнцем, прошел на центральную улицу города. Было пустынно, безлюдно. И невольно вспомнилось, как год назад в этот день он шагал в студенческой первомайской колонне с сынишкой Генкой на плечах, а вокруг радостные улыбки, полыхающие на ветру кумачовые знамена, транспаранты. Хотелось хотя бы на миг мысленно перенестись на Красную площадь.
Володя вернулся на конспиративную квартиру к Анастасии Яковлевне Цитович. Сюда должны были прийти его друзья-подпольщики. Договорились провести этот день вместе, послушать Москву. К условленному времени товарищи начали собираться. Пришли Георгий Фалевич, Нина Ермоленко, Сергей Благоразумов, Лида Корсеко, Надя Качан, Клава Фалдина, Галя Пружанова. Каждый старался незаметно проникнуть в заветный подъезд на Немиге, чтобы не привести за собой «хвост». В дни наших революционных праздников фашисты особенно свирепствовали. Повсюду шныряли шпики. Нужна была большая осторожность.
В доме не было и тени уныния. Эти люди, всегда смотревшие смерти в лицо, любили и повеселиться и пошутить. Острое словцо, веселая шутка согревали душу, скрашивали суровую жизнь. Особенно отличался Володя. С задорным искристым юмором рассказывал он интересные эпизоды из своей жизни, анекдоты. В то майское утро он не знал еще, что новое большое горе постигло их семью: в минувшую ночь во время облавы на квартире у одного из подпольщиков был схвачен гитлеровцами его отец.
Володя достал из-под кровати приемник. Все слушали праздничную передачу из Москвы. Коллективно записывали приказ Народного комиссара обороны И. Сталина по случаю Первого мая, чтобы завтра рассказать о нем минчанам в листовках, устных беседах...
Спустя несколько дней Володя бодро шагал по Дзержинскому шоссе, отмеряя километр за километром. Он шел к нам, чтобы сообщить о только что состоявшемся совещании минских подпольщиков, о принятых на нем решениях. Из города выехал на попутной машине, но вскоре она свернула в деревню и пришлось идти пешком. Солнце щедро согревало землю, все вокруг оделось в зеленый цвет — цвет надежды. Володя вдруг ощутил ту непостижимую радость, которую дарит человеку весна. После городских пустырей, поросших бурьяном, поля и луга казались необыкновенно привольными, просторными. Он свернул в перелесок, подступавший к самой дороге, прилег на молодую траву, жадно вдыхая пьянящий запах пробуждающейся земли. Что принесет нам эта первая военная весна, думал он, глядя в небесную голубизну майского дня, где звенели, заливались птицы. Да, самая большая надежда, которую дарит нам весна — это зеленеющий лес. Теперь легче будет партизанам, каждый куст — это укрытие, дом для них. Теперь можно будет больше направлять людей в отряды, возрастет сила их ударов по врагу.
Был уже вечер, когда Володя добрался до Дзержинска. Он давненько не заглядывал к нам, и все мы очень обрадовались его приходу. Мои родители любили Володю. Отец горячо обнял его, мать не преминула подтрунить над бородкой и усиками и торопливо начала собирать на стол: ведь Володенька проголодался в дороге. За столом начались расспросы, что и как в Минске. Всех очень опечалила весть Володи об аресте отца, о гибели его боевых друзей.
На другой день состоялось заседание комитета нашей подпольной организации. Кроме меня и Павла Хмелевского присутствовали Иван Жуковец и Семен Юхович. Володя рассказал о последних событиях в Минске, сообщил, что состоялось совещание актива подпольщиков города, где были рассмотрены итоги полугодовой деятельности, подвергнуты тщательному разбору допущенные ошибки, приведшие к гибели многих товарищей. Главная из них, подчеркнул Володя, слабая конспирация. Это следует учесть и вам, говорил он. Одним из крупных наших недостатков было также то, что организационная структура подполья не обеспечивала прочных связей с рабочими коллективами. Поэтому на совещании было решено перестроить организацию. Основой ее будут производственно-территориальные ячейки, состоящие не более чем из пяти человек. Они не должны иметь связи между собой. Направлять их деятельность будут кустовые комитеты через связных. Для руководства кустовыми комитетами создаются райкомы партии. Возглавляет организацию городской комитет из пяти человек.
— Могу вам сообщить, что я вошел в состав городского комитета, руковожу отделом пропаганды и агитации, — сказал Володя. — Комитет принял решение начать издание газеты, и возглавить это дело поручено мне. Думаю, что все вы будете активными корреспондентами. Газету решили назвать «Звязда». Это слово — близкое и дорогое для советских людей. Наша «Звязда» четверть века ярко светила белорусскому народу в мирном строительстве, а теперь будет озарять ему путь к победе в черной ночи гитлеровской оккупации.
Мы рассказали ему о делах дзержинских подпольщиков, о боевой деятельности отряда. Сообщили о том, что на заводе «Штамповщик» на чердаке установили радиоприемник и теперь ежедневно слушаем Москву, принимаем сводки Совинформбюро, выпускаем листовки. Их размножает на машинке подпольщица Валентина Жданович. Недавно группа партизан совместно с подпольщиками открыла ночью тюрьму в Дзержинске, где на-ходились заключенные. Отряд вел бой с немецкими карателями и, успешно отбив все атаки, вышел из окружения.
— Храбрыми хлопцами, — заметил Семен Юхнович, — оказались минчане, которых вы недавно прислали к нам. Отряду еще нужны люди, и очень не хватает оружия и боеприпасов.
— Люди-то будут, — сказал Володя, — а вот оружия и патронов не обещаю. Недавно создали новый отряд, которым командует Никитин. Кстати, он сейчас действует в вашем районе, в Станьковских лесах. Этому отряду передали все запасы оружия и боеприпасов. Но о вашей просьбе я сообщу комитету.
Здесь же договорились, что новая группа людей прибудет в отряд из Минска в конце мая.
Вечером мы допоздна бродили с Володей по саду, вспоминали былые дни. Здесь, в Дзержинске, прошли годы нашей юности. Здесь Володя начал свою самостоятельную трудовую жизнь. Работал пионервожатым в школе, заведовал отделом в райкоме комсомола, стал писать и сотрудничать в районной газете. Здесь Володя впервые полюбил и женился. В этом городе мы с ним познакомились и стали друзьями. Дело было так. Осенью 1934 года меня вызвал секретарь райкома комсомола Трофим Вальвачев и сказал:
— Я слышал, что ты в школе активно участвовал в выпуске стенных газет. Как смотришь, если мы тебя направим работать в районную газету? Там нужны люди. Если согласен, обратись к ответственному секретарю.
С волнением переступал я порог редакции. «Ответственный» в моем воображении представлялся человеком пожилым, умудренным опытом, по крайней мере с сединой. Каково же было мое удивление, когда навстречу из-за стола поднялся юноша среднего роста, русоволосый, с умным лицом и мягкой, подкупающей улыбкой. Его большие карие глаза светились искренне и приветливо.
— Владимир Омельянюк, ответственный секретарь редакции, — представился он и протянул мне руку.
И сейчас, спустя много лет, когда в моей памяти возникает образ Володи, он неотделим от его доброй улыбки. Я помню его молодым, жизнерадостным, вот таким, как на фотографии, что помещена в этой книге. Мертвые не стареют. Когда мы познакомились, Владимиру не было и восемнадцати лет. Но его молодость не мешала и старшим по возрасту питать к нему уважение. В нем было что-то подкупающее, чувствовалась добрая ду-ша. К людям он относился искренне, просто. Он умел подсказать нужную тему, посоветовать, как ее решить. Сам хорошо и много писал. Вокруг него всегда были люди, приходили друзья из города, часто приезжали товарищи из села. Одному советовал, как лучше оформить стенную газету, другому рекомендовал написать на такую-то тему в районную газету.
Работая в газете, Володя узнал, что такое муки поисков нужного слова, фразы, понял, что труд журналиста — дело не легкое. А ему хотелось стать настоящим журналистом. Для этого нужны были немалые знания, нужно было учиться. И вот в 1938 году мы — студенты Минского Коммунистического института журналистики. Владимир погрузился в книги. Он много читал, напряженно работал. В зачетной книжке Володи были только отличные отметки. В институте он вступил в ряды Коммунистической партии. Активно участвовал в общественной жизни, сотрудничал в институтской многотиражной газете. Студенты любили его за веселый характер, жизнерадостность.
Жил Володя у своих родителей по Чернышевского, И, но очень часто приходил ко мне в общежитие. И тогда наша комната сразу оживала. Володя был интересным собеседником. С ним всегда можно было найти тему для разговора и никогда не было скучно. Он был начитанным, развитым, хорошо знал русских классиков, с увлечением читал Горького, Ромэна Рол-лана и любил поговорить, поспорить на литературные темы. Но в спорах отличался большой сдержанностью, никогда не показывал собеседнику своего превосходства, если даже видел, что знает больше его.
После серьезных разговоров переходили к шуткам, анекдотам, пели песни. Наша комната была музыкальной. Саша Кондратьев хорошо играл на гитаре, Моня Шахнович — на домбре, я — на мандолине, Володя пел. У него был мягкий, приятный баритон. Начинали обычно с «Заповгта», потом «Колы разлу-чаюцца двое». Володя был украинцем, хорошо знал украинский язык, хотя никогда и не жил на Украине. Родился он в 1917 году на станции Дно, бывшей Псковской губернии. Дома его часто в шутку называли «псковским». С 1922 года вместе с родителями он жил в Белоруссии.
Заканчивался наш репертуар обычно Володиной любимой песней «Орленок». Он с чувством пел:
Орленок, орленок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.
Да, таким настоящим орлом стал он сам, когда того потребовала жизнь.
— Где-то теперь наши друзья-кижевцы? — задумчиво произнес Володя. — Уверен: никто из них не посрамит честь института.
Наши воспоминания прервал гул самолетов. Это советские соколы летели на запад бомбить фашистское логово. С радостным волнением мы всматривались в черное ночное небо.
— Может случиться так, что мы погибнем, но наш народ непременно победит в этой войне, — вслушиваясь в нарастающий гул самолетов, говорил Володя. — Дело, за которое мы боремся, будет жить вечно, и поколения будут помнить о нас.
Через два дня Володя уехал. Никто из нас тогда не предполагал, что это была наша последняя встреча.
...Теперь у Володи, как у руководителя отдела пропаганды и агитации комитета, еще больше прибавилось дел. На него была возложена ответственность за налаживание приема радиопередач из Москвы, выпуск листовок и газеты, за организацию устной агитации. Володя встретился с каждым из секретарей райкомов, подсказал, что и как следует сделать, чтобы усилить политическую работу среди населения, помог подобрать для этого надежных людей. Кровавая расправа над арестованными подпольщиками вызвала у части жителей города растерянность и страх, других повергла в уныние. Надо было показать населению, что подполье живет и действует, вселить в людей великую веру в победу, какой бы ценой за нее ни пришлось -заплатить. В этом большую роль могла сыграть газета. И Володя все делал, чтобы ускорить ее издание.
18 мая вышел первый номер «Звязды». Это было волнующим событием для минских подпольщиков. Ее набрали в типографии Дома печати советские патриоты Борис Пупко и Михаил Свиридов. Им помогала Броня Гофман. Набор производили ночью, на складе, где был свален в кучи шрифт. Старательно затемнили окна, чтобы ни один луч не вырвался наружу. Старший Воронов сделал специальный колпачок на лампочку. Многих букв не хватало, и поэтому отдельные слова пришлось набирать разным шрифтом. Набранные заметки переправлялись на квартиру к Воронову. Там газета была сверстана и отпечатана тиражом около двух тысяч экземпляров.
Этот номер подпольной «Звязды» можно видеть в музее Великой Отечественной войны.
Время стирает остроту восприятия фактов и явлений военных лет, и, глядя сегодня на пожелтевший листок, мы не всегда задумываемся над тем, какой подвиг совершили люди, выпускавшие газету в городе, где царил жестокий фашистский террор. Сколько для этого надо было проявить находчивости, отваги, презрения к смерти и не меньше — умения. Нелегко журналисту работать в условиях подполья. Нет тебе ни редакционного коллектива, ни четких предписаний редакции. Не всегда можно посоветоваться и с членами комитета. Все надо решать самому, так, как подскажет тебе твоя совесть. Володя показал себя зрелым партийным журналистом. Прочтите написанную им передовую статью «Шире партизанскую борьбу!». Сколько в ней проникновенной страсти, боевитости.
«Партизан! Ты видишь, на фронт тянутся немецкие эшелоны, груженные солдатами, боеприпасами, техникой. Взрывай железнодорожное полотно, мосты, пускай под откос составы — этим ты облегчишь наступление Красной Армии. Видишь телефонный кабель — рви его, этим прервешь связь п внесешь замешательство в среду врага!
Ты слышишь, по твоей стране шагают солдаты и офицеры гптлеровакой грабьармии! Уничтожай их, как бешеных псов! Родппа только тогда вздохнет свободно, когда на ее земле не останется ни одного оккупанта.
Ты слышишь, как плачут твои дети, жена, мать. Это подлые предатели вместе со своими фашистскими хозяевами издеваются над ними. Уничтожай эту погань — полицейских, волостных старшин, управских чиновников — пусть платят за свои злодеяния своей кровью!
Будь мужественным в борьбе! Время расплаты приближается. Отомсти за муки своего народа!
Добивайся того, чтобы ни один немецкий приказ не выполнялся там, где ты находишься!
Смерть немецким оккупантам!
Да здравствует победа!»
В газете помещен страстный призыв народного поэта Белоруссии Якуба Коласа к своему народу. Сообщаются вести с фронтов Отечественной войны. Многие заметки рассказывают о боевых действиях белорусских партизан. Все материалы суровые, строгие, как сама жизнь, но есть и юмор, без него не об-ходилось. На второй полосе помещена острая сатирическая зарисовка «Из рассказов Ивана Булавы из-под Турова». Юмористический рассказ резкий, обличительный. Юмор и сатира постоянно были на вооружении журналистов-подпольщиков, они воспитывали в читателе острую и нещадную ненависть к фашистским злодеям.
Минский подпольный партийный комитет через газету разговаривал с советскими людьми, временно попавшими в фашистскую неволю, вселял в них надежду и веру в победу, призывал к борьбе с немецкими оккупантами. Минчане с воодушевлением встретили выход «Звездочки», как они любовно называли газету. Она передавалась из рук в руки, каждый экземпляр обошел сотни людей. Газета быстро проникла в прилегающие к городу районы и деревни, в партизанские отряды. Подпольщики-железнодорожники завезли ее в самые отдаленные уголки Белоруссии. Надо сказать, что люди, распространявшие газету и листовки, проявляли настоящее мужество, многие из них погибли как герои.
Всюду «Звязда» вызывала у советских людей огромную радость, подъем духа. Минчане видели, что подполье по-прежнему действует. Это поднимало настроение, вселяло веру в освобождение. Газета стала светлым лучом надежды для наших людей, изнывавших в черной ночи гитлеровской оккупации. Ясное и простое, правдивое и убедительное печатное слово вдохновляло их, рождало в сердцах мужество и отвагу, поднимало на борьбу.
Я помню, с какой радостью встретили меня и Павла Хмелев-ского партизаны нашего отряда, узнав, что мы принесли им «Звязду». Как теперь вижу взволнованные лица, тянущиеся за газетой со всех сторон руки. Каждому хотелось подержать дорогой листок, увидеть его своими глазами. Кто-то из партизан вскочил на пенек и громко начал читать. Надо было видеть, как светлели лица партизан, окруживших его, как поднимался боевой дух людей. Да, ради этого стоило переносить неимоверные трудности, рисковать там, в Минске, Володе и его друзьям!
Партизаны приняли газету как боевое оружие. Агитаторы понесли «Звязду» в деревни, читали ее населению. В ответ на призывы газеты пополнялись ряды народных мстителей.
Для немцев выход «Звязды» был подобен разорвавшейся бомбе. Фашистские ищейки рыскали всюду, стараясь напасть на след издателей газеты.
А тем временем Володя уже готовил материалы для очередного номера. Не забыл он и о своем обещании прислать подкрепление для нашего партизанского отряда. Подобрал надежных людей, нашел грузовую машину, договорился со связным Николаем Сидоренко о дне, времени отъезда и маршруте движения. 26 мая утром он пришел на место отправки людей, дождался, пока все сели в машину, на прощание махнул им рукой в знак доброго напутствия, а сам направился в город. Он не подозревал о том новом ударе, который подготовили мерзкие провокаторы со своими хозяевами из СД.
По дороге Володя зашел в аптеку к Георгию Фалевичу. Его там не оказалось. Подошел к окошечку кассы, поговорил с Ниной. Затем вышел из аптеки. Нина видела, как Володя направился в центр города. А спустя час в аптеку вошел взволнованный Георгий и шепотом сказал Нине: «Мужайся, на улице, возле медицинского института, убит Володя».
Машину с людьми, которую он отправил, немцы настигли за городом и обстреляли. Несколько человек было убито, остальных схватили и бросили в тюрьму.
О гибели Володи сообщила мне через несколько дней его мать Павлина Степановна. Не хотелось верить, что его больше нет... Но война есть война, суровы и беспощадны ее законы... Я слушал Павлину Степановну и думал, сколько же горя вдруг, сразу обрушилось на нее! Погибла дочь с внуками, в тюрьме замучен муж, а теперь убит любимый сын. Но горе не сломило эту мужественную женщину, руки у нее не опустились, ноги не под-косились. Только лицо, на котором прибавилось морщин, стало еще более суровым и ясные глаза горели гневом. Она не прекратила опасной работы в подполье: являлась связной, распространяла газеты и листовки. Павлина Степановна дождалась освобождения Минска. Но горечь пережитого сожгла ее сердце. Вскоре она умерла. Посмертно награждена медалью «За отвагу».
...После гибели Володи выпуск подпольной газеты продолжили его товарищи. Вскоре вышел второй, затем третий и четвертый номера «Звязды». Подполье жило, действовало, с каждым днем крепло. На место погибших бойцов приходили другие и продолжали неравную схватку с врагом в оккупированном городе. Володя и многие его боевые друзья из Минского подполья не дожили до светлых дней победы, в которую так верили, для достижения которой так много сделали. Но мы никогда не забудем их имена. Мы помним тебя, Володя, и твоих боевых друзей! И мертвые вы живете среди нас, в каждой частице великих дел строителей коммунизма.
Подвиг журналиста-подпольщика Владимира Омельянюка Родина увенчала золотой звездой Героя Советского Союза. Его именем названа одна из улиц Минска. В честь его пионерские дружины многих школ Минска и Дзержинска устраивают торжественные сборы. На подвигах Героев Великой Отечественной войны молодое поколение учится, как надо любить свою Родину, свой народ, как надо бороться за счастье людей на земле. А эта борьба продолжается. Прав был пламенный Юлиус Фучик, который писал: «Я не хочу, чтобы были забыты товарищи, которые погибли, честно и мужественно сражаясь... Не ради прославления их. А как пример другим. Обязанность быть человеком не кончится вместе с теперешней войной, и для выполнения этой обязанности потребуется героическое сердце, пока все люди не станут людьми».
Геннадий БУДАЙ
