Молодая Гвардия
 

ДОРОГА В БЕССМЕРТИЕ

ТАНЯ

ДОРОГА В БЕССМЕРТИЕ. Мариненко Т.С.
Мариненко Т.С.
В 1944 году в Новогрудке была захвачена группа гитлеровских офицеров. Павел Ермолаевич Туков, просматривая списки арестованных, обратил внимание на одну из фамилий. «Брандт. Возможно, это тот самый полоцкий Брандт?» — подумал он, и перед ним, как в калейдоскопе, про-мелькнули необозримые леса, партизанские землянки, израненный Полоцк, деревни Зеленка, Сухой Бор... Он будто увидел сейчас лица лесных солдат, своих собратьев по оружию. Таня Мариненко! Он вспомнил ее, и что-то сразу защемило в сердце.

Гуков вошел в комнату, где допрашивали гитлеровца. Подойдя вплотную к нему, спросил в упор:

— В Полоцке были?

Гитлеровец в ответ мотнул головой.

Да, Гуков не ошибся. Судьба свела его вновь с одним из тех, кто творил свои черные дела в Полоцке в первые годы войны. Фашист отвечал на вопросы, а Павел Ермолаевич почти не слушал его. Он и сам мог бы многое рассказать о делах этого и ему подобных стервятников с черной свастикой на рукаве. Назойливо вертелся один вопрос. Задавая его, Гуков даже как-то внутренне напрягся, успев подумать: «Неужели сдают нервы?»

— А помните лето 1942 года? Зеленку, Сухой Бор, Жарцы? Брандт молчал.

— Август 1942, — уточнил Павел Ермолаевич. — Вы же были там во время карательной экспедиции. Что, помните?

Гитлеровец заерзал на стуле и после минутного молчания сказал:

— Там была одна девушка с косами... Учительница, партизанская разведчица. Помню, она на нас тогда произвела впечатление.

ДОРОГА В БЕССМЕРТИЕ


Гукова передернуло. Он понимал, что это цинизм фашиста, может быть последний цинизм в его жизни. Но есть возможность услышать из уст одного из мучителей Тани Мариненко о том, как погибла героиня. Вот почему, собравшись и внутренне успокоившись, Гуков резко сказал:

— Рассказывайте. Все в деталях рассказывайте. Брандт поднял голову, посмотрел на него:

— Я понимаю, почему вас интересует эта история. Та девушка была настоящей разведчицей. Нам ничего не удалось узнать от нее.

* * *

И вот спустя почти 23 года со дня гибели отважной партизанки мы едем по дорогам, которыми не раз и не два проходила Таня Мариненко, простая белорусская девушка, бессмертный подвиг которой Родина недавно, в славный праздник Победы, отметила высочайшей наградой — орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Мы — это Петр Ефимович Тищенко, бывший командир партизанского отряда бригады «Неуловимые», его жена Нина Афанасьевна, бывшая партизанка этого отряда, и я, журналист.

...Впереди завиднелись строения. «Большие Жарцы»,—говорит Нина Афанасьевна, и мы замолкаем. Десятки аккуратных хат, густая поросль деревьев, зеленый ковер полянок. Кругом жизнь, жизнь, и ничто не напоминает о страшной трагедии этой небольшой белорусской деревушки. Разве вот только эта ветвистая сосна все видела и слышала тогда, в 1943, глядя на пылающую родную деревню. Она слышала плач детей и крик матерей, которых заживо сжигали фашисты в избах, расстреливали в упор из автоматов. Девяносто четыре человека — женщин, детей, стариков — расстреляли и сожгли тогда немецкие захватчики.

Но все это было в сорок третьем. А в сорок втором деревня и сосны были свидетелями героизма, мужества и несгибаемой воли Татьяны Савельевны Мариненко, молодой учительницы, комсомолки, партизанской разведчицы, вступившей в схватку с ненавистным врагом и победившей его. Победившей ценой своей жизни.

Мы едем дальше по дороге, которой 23 года назад вели фашисты Таню и 28 других жителей деревни Зеленка в Жарцы, чтобы тут учинить над всеми кровавую расправу. А вот наконец и Зеленка, родная деревня героини. Школа, где она училась и учила колхозных ребятишек. С четырех сторон лес. Лесные тропинки, которыми ходила Таня...

Нина Афанасьевна взволнована и очарована. Она давно уже не была тут. По обе стороны стоят красивые сборные домики, чуть дальше — двухэтажные жилые дома, белокаменная столовая, почта, мастерская... Зеленка — центр совхоза. По улицам проходят молодые люди. Новое поколение. Мое поколение. И я думаю сейчас о том, что нам надо, обязательно надо знать о жизни и подвиге Татьяны Мариненко, о подвиге и героизме белорусских сел и деревень. Знать и помнить, передавать в века.

О детстве и юности Тани Мариненко можно рассказывать многое и можно ограничиться немногим. Она жила, училась и росла так, как росли и учились ее сверстники. Она совершила подвиг, который в годы войны совершали многие советские люди. Ее подвиг не был подвигом одиночки. Это были героизм и отвага всего народа. Таня была его дочерью. И все же она воевала с врагом чуть хитрее, чуть упорнее многих. В сердце ее бился огонь жгучей ненависти к фашистам.

Вот почему ее подвиг наш народ поставил в один ряд с немеркнущим героизмом Зои Космодемьянской, Николая Гастелло, Александра Матросова, Олега Кошевого и многих других, чьи имена никогда не сотрутся в памяти народной.

Татьяна Мариненко росла в большой, дружной и требовательной семье. С материнским молоком вбирали пятеро детей Савелия Кузьмича и Ирины Ивановны их крестьянскую сметку, трудолюбие, честность.

Вот что рассказывает о героине Мария Павловна Турецкая, подруга детства: вместе за одной партой сидели они, а потом и трудились в одной школе.

— Училась Таня очень хорошо. Была дружелюбная,— И вдруг несколько неожиданное для уже немолодой женщины: — Знаете, Танюша никогда не сплетничала, прямая была, говорила в глаза всегда то, что думала.

Директор школы, в которой училась, а потом учила Таня, Владимир Иванович Корженевский рассказывает:

— Хорошо запомнилась Таня. Училась превосходно. Заводилой была, верховодила, и ее слушались.

Такой помнят ее и в Полоцком педагогическом техникуме, который Мариненко закончила незадолго до войны. Стала трудиться в своей родной школе. И снова говорят те, кто был тогда рядом с ней,— Белла Семеновна Корженевская и Мария Павловна Турецкая:

— Приходила она на занятия всегда аккуратная, одевалась просто, но со вкусом. Мы даже у нее фасоны платьев снимали. Не подумайте только, что модницей была. Просто следила за собой. А подход к ученикам был у нее ну просто идеальный. Все время с ребятишками. Не помним, чтобы на переменах хоть минуточку в учительской просидела.

Таня — школьница, Таня — студентка, Таня — педагог всегда была общей любимицей. Требовательная к себе и к людям, принципиальная, честная, работящая. Такой запомнилась она многим, такой и встретила она утро 22 июня 1941 года.

* * *

Семья Маринеико узнала о войне раньше многих в деревне. Как и всегда, встали в это утро с солнцем, как и всегда по утрам, включили радиоприемник. И вдруг прозвучало: «Война!»

Савелий Кузьмич положил свои натруженные, мозолистые руки на стол, оглядел застывшие лица сыновей Калистрата, Лаврена. Остановил взгляд на Тане. Все молчали.

— Что ж теперь будет, дочка?

Вопрос отца не сразу дошел до сознания Тани. Наконец она встрепенулась.

— Что будет? Разобьем, батя, фашистов. Обязательно разобьем.

Таня вышла из дому. Односельчане, хмурые и взволнованные, высыпали на улицу. Деревня узнала о вероломном нападении гитлеровцев. А немного спустя Зеленка услышала взрывы, которые отдавались в сердцах, заставляли сжиматься кулаки. Фашистские стервятники бомбили Полоцк.

Мучила неопределенность. Что должна сейчас делать она, комсомолка, что нужнее всего именно теперь? Таня пошла к секретарю сельской партийной организации, участнику гражданской войны, всеми глубокоуважаемому человеку Николаю Тимофеевичу Козлову. У него был председатель сельсовета Степан Яковлевич Величко. Увидев Таню, они прервали разговор. Выслушав ее, Николай Тимофеевич поднялся из-за стола, подошел к девушке, ласково, по-отцовски обнял за плечи. От него, высокого и сильного, веяло спокойствием и уверенностью.

— Не спеши, дочка. Главное сейчас — не растеряться. Каждому найти свое место в борьбе против этой гитлеровской навалы. Через несколько дней районный актив собирается, секретарь райкома партии Николай Акимович Новиков будет проводить. Там и скажут, что и как делать.

Вскоре Козлов, Величко и другие местные активисты уехали в Полоцк. Пробыли там недолго. Возвращаясь, встретили Таню Мариненко. Девушка ждала их приезда.

— Тяжело, Татьяна Савельевна, очень тяжело. Напирают фашисты. Нелегко сразу их осилить. Возможно, и нам придется вплотную схватиться с врагом. Значит, надо готовиться к будущим схваткам. Такая директива райкома. А тебе, комсомолке, задание вот какое будет.— Козлов посмотрел на Таню, будто оценивая ее.— Разговаривай с народом, со школьниками. Больше разговаривай. Вселяй уверенность в победе. Это сейчас очень и очень важно.

Прошло еще несколько дней. Утром Таня решила сходить в город. Уговоры отца и матери не помогли. Вернулась домой вечером, усталая, молчаливая, только и сказала братьям:

— На город больно смотреть. Бомбят его немцы почти беспрерывно. В райкоме комсомола была...

Таня понимала, что Козлов, Величко и другие местные коммунисты чем-то занимаются. Отсутствуют целыми днями, а то и ночами. Приходят домой усталые, голодные. Все слышнее и слышнее орудийная канонада. Козлов, дав Тане задание, больше не тревожил ее. Он вместе с Пристрельским, Бардусовым, Величко, Гавриленко, Новицким и другими местными коммунистами выполнял приказ райкома, готовил базу для будущего партизанского отряда. Собирали оружие, продовольствие. Все это прятали в надежном месте в лесу.

Таня приметила, что с Козловым стал часто встречаться Павел Ермолаевич Гуков, молодой полоцкий учитель, пришедший недавно в деревню. Хотя он и говорил, что решил в это тревожное время пожить у родных в деревне, но Таня догадывалась, что причина не только в этом.

И вот известие, которое больно отозвалось в сердце. Полоцк заняли немцы. Куда-то исчез Козлов, не видно Величко, Гукова. Вечером Таня сказала матери:

— Собери, мама, мешочек. Яиц, сала положи. Пойду завтра в Полоцк. Говорят, что можно выменять на соль, мыло.

Таня шла по родному городу и не узнавала его. Разрушенные здания, развороченные мостовые. Совсем не видно людей. Город будто затаился, замолк. И вдруг она увидела немцев. Они шли по мостовой, стучали коваными сапогами, громко смеялись. Таня шарахнулась в сторону. До нее донеслась гортанная речь фашистов. Боль и ненависть наполнили сердце девушки. Чужие люди-звери грабят и убивают наших людей, чувствуют себя хозяевами на этой священной земле. Неожиданно Таня увидела Павла Гукова. Он вразвалку шел по улице. За его плечами болтался небольшой мешочек, совсем такой же, как и у Тани. Он что-то насвистывал. Худощавый, в потертой куртке, похож на подростка. С виду никак не скажешь, что Гуков уже несколько лет учительствовал в школе.

Таня вышла из подворотни, поравнявшись, поздоровалась. Остановились. Гуков осмотрел Таню, остановил взгляд на мешке, кивнул.

— На толкучку? Вот и я кое-что обменял. Плохая жизнь наступила. Собачья.

— И долго она такая будет, долго эти гады тут хозяйничать собираются? — Задав вопрос, Таня прямо посмотрела на Павла.

Гуков молчал. Уже несколько недель в городе хозяйничают гитлеровцы, устанавливают новый порядок, расстреливают активистов, морят голодом военнопленных в лагере в Боровухе. Подняла голову разная нечисть, появились первые полицейские. Они зачастую свирепствуют почище своих хозяев. Немцы кричат, что скоро возьмут Москву. Людей честных в городе много, но они затаились, ушли в себя. Многие растерялись.

В их подпольной организации всего несколько человек. Пока они немногое противопоставили немцам. Сделали первые шаги. Налажена связь с инструктором Полоцкого райкома партии Петром Васильевичем Хлудковым. Он находится в Белом, оставлен райкомом для организации сопротивления врагу в тылу. В Зеленках создается партизанский отряд. Несколько недель назад Гуков встретился в городе с бывшим заведующим районо С. В. Суховеем. Всю ночь провели они в подвале разрушенного дома. Оба были оставлены в городе, оба думали о борьбе. Тогда и решили, что Суховею надо поступить на работу к немцам. И вот он уже заместитель начальника управы. Ведает вопросами здравоохранения, культуры и образования. Завоевывает авторитет у немцев. Сегодня Гуков был у него на приеме. Поговорили, наметили планы и явочные квартиры. Прощаясь, Суховей сказал ему:

— Ты, Павел, часто в город не приходи. Слишком многие тебя знают. Подыскивай человека для связи.

Что он знает об этой девушке? Хорошая учительница, активистка. В ее глазах Гуков читает смелость и боль. Она не таится, говорит смело. Но достаточно ли этого? Хватит ли у нее сил, мужества? И имеет ли он право рисковать? Но ведь девушка рвется в бой с врагом. Может еще и глупостей наделать, преждевременно погибнуть, не успев ничего сделать. Есть ли у тебя право отталкивать от организации советских людей, превращать их в борцов-одиночек?

Наконец Гуков сказал:

— Давай, Танюша, встретимся сегодня вечером в Зеленке.

* * *

Они встретились вечером в ельнике, который примыкал вплотную к школе. Когда Гуков рассказал Тане о том, что уже создается подпольная группа, и о ее задачах, глаза Тани вспыхнули. Гуков заметил это даже в наступивших сумерках.

— Твоей задачей будет следующее: поддерживать связь между мной и заместителем начальника управы Суховеем.

Заметив недоуменный взгляд Тани, Павел усмехнулся:

— Тебе ко многому нужно будет привыкать. А пока запомни, что далеко не все, кто сегодня служит немцам, предатели. Хотя их тоже хватает. Главная наша задача — помочь людям, оказавшимся в фашистской неволе, поднимать их дух, сделать их сильными, непобедимыми. И это работа не одного дня. Береги себя, действуй осторожно. С врагом надо бороться не толь-ко оружием, но и хитростью. Кстати, немедленно спрячь приемник. Если немцы и местные полицейские узнают — расстреляют. Никому о своей работе не рассказывай. В город пойдешь послезавтра, скажешь Суховею, что партизанский отряд уже создан. Скоро выйдем в лес. Впрочем, мы еще встретимся на этом месте.

К удивлению Тани в деревне появилась ее товарищ по работе в школе Белла Семеновна Корженевская. А появилась она здесь неспроста. Уйдя из дому, Корженевская поселилась у знакомой учительницы А. И. Петраченко на Госсонщине. Случайно встретила одного из руководящих работников полоцкого райкома. Он сказал, что создается партизанская группа и неплохо было бы установить связь с Н. Т. Козловым, узнать, как дела в Зеленке. Сегодня Белла Семеновна была у Козлова, но тот просил немного подождать и по сути дела ничего не сказал.

Проплутав целый день в лесу, бывшие учительницы вернулись домой с полными лукошками ягод и грибов.

Не успела еще Корженевская переложить ягоды, как прибежал Коля Козлов:

— Вас папка зовет.

В комнате Козлова сидел чисто и несколько франтовато одетый человек. Познакомились.

— Я представитель обкома. Фамилия моя Хорунжий. Расскажите, от кого вы пришли, что нового на Россонщине.

Он не просил, а приказывал. Взгляд его ни разу не остановился на лице собеседника, блуждая где-то дальше. От его фигуры веяло достатком и благополучием. Сказав несколько малозначащих фраз, Белла Семеновна попросила отложить разговор на завтра. Мол, устала очень за день, да и сын ждет ее.

— Хорошо. Сегодня мне в Полоцк еще нужно попасть. Значит, в субботу. Соберите всю группу. Вы тоже приходите,— сказал Хорунжий, обращаясь к Корженевской.

Белла Семеновна видела в окно, как он сел на велосипед и уехал.

— Кажется, дела у нас идут на лад. Вот и с обкомом связь установлена. Веселее теперь будет.— Козлов удовлетворенно потер руки.

— А мне, Николай Тимофеевич, этот человек почему-то не понравился. Самоуверенный какой-то.

Козлов внимательно посмотрел на Корженевскую:

— Что-то вы стали слишком подозрительными. Вот и Станислав Пристрельский что-то подобное говорил, предостерегал. Самоуверенность, милая, это та же конспирация.

С тяжелым чувством уходила Белла Семеновна от Козлова. Сердце будто чуяло беду. Ночью она услышала шум машин. Наскоро одевшись, бросила свекрови:

— Скажи, что я ушла, буду в субботу.

Выбежала в огород. Увидела, как автомобильные фары осветили хату Козлова. Услышала шум борьбы, потом видела, как вывели связанного по рукам Николая Тимофеевича. А машины останавливались около других хат. Вот и стук в дверь их хаты. Голос свекрови, а потом другой, знакомый. Ну конечно же, это Хорунжий.

— Ушла все же, стерва.

Затих шум машин. Захлопали двери хат. Прибежала Таня Мариненко. Она рассказала, что арестованы многие активисты.

— Предал их этот Хорунжий,— невольно вырвалось у Корженевской.

— Какой Хорунжий? Кто он? — тормошила Таня Беллу Семеновну. Но та молчала.

— Неужели вы мне не верите? Кстати, вам нужно немедленно уходить из деревни. Мне же и многим другим,— добавила она многозначительно,— нужно, обязательно нужно знать все. Корженевская внимательно посмотрела на Таню.

— Хорошо, Танюша. Я верю тебе и расскажу, почему я пришла в Зеленку и кто такой Хорунжий. Будет возможность, передай это тому, кому нужно.

На рассвете Корженевская ушла на Россонщину. Таня, вместе с другими односельчанами побывала в семьях арестованных, утешала, как могла. Она знала теперь, что арестовано ядро будущего партизанского отряда, чувствовала, что многие из них не вернутся в деревню. Козловы рассказали ей, что, когда немцам и полицейским удалось скрутить Николая Тимофеевича, он крикнул одному из них: «Сволочь!» и плюнул ему в лицо. Таня знала теперь, что этот плевок предназначался Хорунжему.

Тревожила судьба Гукова. Удалось ли ему избежать ареста? Придет ли он сегодня, как и обещал, на встречу с ней? Шелест вечернего леса не успокаивал, наоборот, навевал тревогу.

Гуков появился внезапно. Он уже знал об облаве, но рассказ Тани о событиях минувшей ночи выслушал внимательно, не перебивая. Теперь ему стала ясна причина ареста. Хорунжий — провокатор. Но ему удалось, как видно, узнать далеко не все, иначе последовали бы новые аресты. О существовании их подпольной группы знают только Козлов и Величко. Они — коммунисты с большой буквы, выдержат любые пытки, не предадут. Но какой тяжелый урон нанес этот удар! Первый партизанский отряд на Полотчине был уже в основном создан, собрано много оружия, продовольствия. Готовились уже выйти в лес. Была даже первая стычка с немцами. Недавно, возвращаясь со своей базы, партизаны встретились лицом к лицу с передовым отрядом фашистов и обстреляли его. Когда оказалось, что за ним идет большая колонна немцев, партизаны отошли в лес. Немцы же приняли свой передовой отряд за партизан. Завязалась перестрелка, в которой фашисты не досчитались нескольких своих солдат. Потом хоронили их с почестями.

Оставалось всего два дня до выхода в лес. Перед уходом решили побывать в родной деревне. И вот этот неожиданный провал. Но борьбу надо продолжать, активизировать действия подпольной группы, расширить ее. На смену должны прийти новые бойцы. И они будут.

— Ты, Танюша, молодец. Очень хорошо, что узнала все об аресте. Враг, как видишь, коварен. Завтра пойдешь к Суховею, все ему расскажешь. Если остановят и спросят, куда и зачем идешь, отвечай, что ищешь работу. Ты учительница и идешь к бывшему заведующему районо. Сейчас он в новом амплуа, но тоже ведает вопросами образования, культуры. Так что иди смело. Передашь ему вот этот пакет. Тут листовки. А эти три листовки постарайся вывесить сегодня в деревне. Немцев и полицейских нужно ввести в заблуждение. Мол, тут действует еще кто-то, и арестованные ни при чем. Действуй.

Через секунду Гуков растворился в ночном мраке.

* * *

Следующим утром Таня собралась в путь-дорогу. Вошел отец.

— Знаешь, дочка, иду сейчас мимо школы и вижу этого подлеца Сивоху, сдирает со стены какой-то листочек. Свирепый, кричит, что снова большевистская зараза появилась. Мол, не всех еще арестовали. Грозился с корнем вырвать «красную сволочь». В лицо бумажку мне сунул, говорит: «Вот, смотри, пишут: «Смерть фашистским оккупантам!» А какая им смерть, когда они сегодня-завтра Москву возьмут». «И откуда это ты только все знаешь, Сивоха?» — сказал я ему.

— Это, видно, кто-то из Полоцка к нам ночью наведывался. Смелые люди. Я бы так не смогла. Побоялась бы. А Москвы, батя, немцам не видать.

— Смелости тебе не занимать, дочка, вот и в Полоцк снова идешь, а зачем? Береги себя.— Отец долгим взглядом проводил Таню.

Таня шла лесом. Петляла между кустарниками. Она хорошо знала тут все тропинки. На дорогу не выходила. Знала, что можно нарваться на полицейских или на немецкий патруль. На дне мешка лежит сверток, врученный ей Гуковым. Поверх его яйца, сало...

Шла быстро и, только подходя к городу, почувствовала усталость. Подумала: «Ничего удивительного, отмахала уже почти двадцать верст». Скоро она встретится с Суховеем.

Таня стала вспоминать, сколько раз она видела его до войны.

Выпускной вечер в педтехникуме. Степан Васильевич говорит им с трибуны хорошие напутственные слова. Районная конференция учителей. Суховей делает доклад. Несколько раз приезжал к ним в школу, беседовал с учителями, рассказывал о районных новостях.

...У входа в управу Таню остановил полицейский.

— Куда идешь?

Глаза его, лисливые и блудные, ощупывают девушку.

— Я к Степану Васильевичу. Насчет работы. Он просил зайти.

На Танин стук в дверь раздается резковатый, грубый голос:

— Кого там еще черт несет? Ну заходи.

Таня несмело открывает дверь в кабинет Суховея, видит его сидящим за столом.

— Ну что у тебя? Говори быстрее, не видишь, что мне некогда.

«И это Суховей, всегда спокойный и корректный прежде. И именно к нему меня послал Гуков»,— думает Таня и все же произносит:

— Мне Павел Ермолаевич посоветовал к вам зайти, насчет работы я.

Суховей встает из-за стола и крупными шагами идет к двери, открывает ее, потом наглухо закрывает, поворачивается к Тане.

Удивительно, как может меняться выражение лица у людей. Суховей смотрит на нее добрыми и какими-то светлыми глазами, подходит, усаживает ее на стул:

— Ну садись, садись. Мариненко, кажется? Из Зеленки? Нагнал я на тебя страху? Что поделаешь, приходится и артистом быть.

— Артистом вы стали хорошим, Степан Васильевич, — говорит Таня и поспешно развязывает мешок, выкладывает на стол сало, яйца, потом уже сверток. Его Суховей сразу же прячет в ящик стола.

— А это,— он показывает рукой на сало, яйца,— убери. Впрочем, подожди. Оставь десяток яичек. Хорошо, если подумают, что Суховей взятки берет. А тебе вот что я дам.

Суховей вынимает из ящика стола кусок мыла, пачку соли.

— Убирай все остальное в мешок. Быстро. Ну что там у вас? Плохо, да? Рассказывай.

Лицо Суховея сразу мрачнеет. Он уже знает об аресте. Знает и о том, что гитлеровцы зверски пытают арестованных. Особенно Козлова. Но они молчат. Держат себя как герои.

— Хорунжий этот — агент СД. И не рядовой. Опытный, гад. Где сейчас арестованные, неизвестно, но вроде бы их куда-то увезли. Боюсь, что для них сделать что-то будет очень трудно. Передашь Павлу, чтобы зря не рисковал. Надо беречь себя, пусть поживет в Сухом Бору. Группа выросла на четыре человека. Хорошие, надежные ребята. Устроились работать на же-лезную дорогу.

Перед кабинетом заскрипели половицы. Кто-то остановился около двери. Суховей поспешно сел за стол. Изменился в лице, стал надменным. Голос его зазвенел:

— Так вот. Работы пока нет. Будешь делать то, что скажет начальство. Через недельку вызову. Изучай немецкий. Это язык великой германской нации, язык всего мира, язык победителей. И его надо знать всем-всем...

Голос его гремел. Суховей почти кричал.

— Все. Иди. Не мешай мне.

В дверях Таня почти столкнулась с каким-то грузным человеком в немецкой форме.

***

Октябрь. Почернел лес, сбросил на землю последнюю свою листву. Хмуро, сиротливо. Небо затянуто тучами. Моросит мелкий нудный дождик. По дороге в Полоцк идет девушка. На ногах непомерно большие резиновые сапоги, на плечах потрепанный брезентовый плащ. Даже односельчане с трудом узнают в этой несуразной фигурке бывшую учительницу Таню Мариненко.

На душе у нее сейчас уныло и сумрачно. И она знает, что это не только из-за плохой погоды, не только из-за этих кудлатых, разорванных ветром туч. Есть тучи пострашнее. И зовутся они фашистами. Нелегко с ними бороться, выхватывают они лучших и бесстрашных сыновей и дочерей. Не вернулись арестованные в семьи. Прошел слух, что держались они все героями и погибли от фашистских пуль. Немцы теперь слишком частые «гости» в Зеленке.

Несколько дней назад арестовали Калистрата, брата Тани, за что — неизвестно. По совету Гукова Таня стала постепенно втягивать его в подпольную работу. Но Калистрат еще ничего не успел сделать. По всей вероятности, немцы хотят нащупать следы тех, кто развешивает в окрестных деревнях и в Полоцке листовки. Очевидно, догадываются о связи деревни с городом.

Тане разрешили второе свидание с братом. Передав ему небольшой кусок сала и обменявшись несколькими фразами, Таня по тюремному коридору пошла к выходу. «Опять этот человек. Что ему от меня нужно?» — тревожно подумала Таня, заметив, что на нее смотрит один из хорошо одетых посетителей тюрьмы. Вот уже третий раз видит она его тут, и каждый раз он провожает ее долгим взглядом. Кто он?

«Наверняка выслеживает. Может, о чем-то догадывается? —Надо сегодня обо всем рассказать Гукову»,— думала Таня, направляясь на рынок. Тут была явочная квартира. Подняла глаза и увидела, что на углу стоит тот же таинственный посетитель тюрьмы, явно ожидая ее. Бежать не было смысла, скрыться некуда. А он, заметив нерешительность девушки, уже подходит к ней. Вокруг никого не видно. «Хорошо, что при мне нет ни одной компрометирующей бумажки»,— успела подумать Таня.

— Слушайте меня внимательно, мне нужна ваша помощь,— неожиданно начал он.— Я советский офицер. Моя фамилия Парамонов. Попал в плен под Смоленском. Потом лагерь военнопленных, потом служба у немцев, сначала переводчиком в лагере, потом в управе, теперь в СД. Я был на допросах вашего брата, ему ничего не грозит, скоро выпустят. Я ищу людей, которые борются с фашистами, хочу им помогать. Давно сбежал бы от немцев, чтобы с оружием в руках бороться против них. Но куда бежать, этого я не знаю. Чувствую, что вы можете мне помочь. Вот и все. Жду вашего ответа.

Тане не надо было напускать на себя растерянность. Она и в самом деле растерялась от неожиданной тирады этого человека.

— Не понимаю вас. Вы принимаете меня не за того человека,— начала она, но Парамонов перебил ее:

— Поверить мне трудно, но не спешите с ответом, посоветуйтесь, с кем считаете нужным. С пустыми руками я к вам не приду. Вы мало чем рискуете, если найдете возможность проверить меня. На этом месте, в такое время через два дня я буду ждать.

«Идти сейчас к Суховею нельзя ни в коем случае. Возможно, за мной следят. Надо быстрее увидеть Гукова». Мариненко почти бежала в Зеленку.

Рассказ Тани заметно взволновал Павла Ермолаевича. Назавтра он сам отправился в Полоцк, чтобы поговорить с Суховеем, навести справки о Парамонове. Встретились на явочной квартире у тети Насти на рынке.

— Наши удары по врагу крепнут,— возбужденно говорил Суховей.—У нас уже более двадцати человек в группе. Хорошая связь с инструктором райкома П. В. Хлудковым...

В городе часто стали появляться листовки. Они призывали жителей не подчиняться гитлеровцам, собирать оружие, уходить в леса. Вступили в организацию врач Никитин, работающий в городской больнице, бывший летчик Некрашевич, совершивший вынужденную посадку на оккупированной территории. С помощью Суховея он устроился на работу составителем поездов на станции, и вот уже результаты. Эшелон с кроватями, предназначавшийся для отправки в Германию, пошел на фронт, а эшелон с вооружением — в Германию.

Немцы недовольны полицейскими, которые не могут обнаружить подпольщиков. Суховей использовал это и «накапал» начальству на некоторых наиболее активных полицейских. Военный комендант Полоцка полковник фон Никиш приказал некоторых из них расстрелять. Расширяется круг подпольщиков и в окрестных деревнях. По заданию райкома работают И. Я. Яковлев, И. И. Яковлев, Е. Б. Гришанович, Ф. В. Боханов, С. Ф. Царев и многие другие. Создается новая партизанская группа.

— А связную ты подыскал замечательную. Смелая девушка, такая не подведет.

— О ней я и хочу с тобой поговорить.— И Гуков рассказал Суховею о неожиданном разговоре Тани с Парамоновым.

Выслушав Павла Ермолаевича, Суховей задумался.

— Видел я этого Парамонова. Совсем недавно он работал переводчиком у нас в управе. Молчаливый, ни с кем не разговаривает. Немцы его отметили, перевели в СД. Трудно сказать, что он за человек. Такой помощник нам бы очень пригодился. Но рисковать тоже опасно, за Мариненко могут следить. Давай сделаем так...

Через день Таня была в Боровухе. Она передала записку второй связной Зине, до мельчайших подробностей обрисовала ей внешний вид Парамонова, указала место, куда он должен прийти к ней на встречу. Зина выполнила задание, встретилась с Парамоновым. Прочитав записку, тот сказал ей:

— Ваши друзья предлагают мне что-нибудь сделать для них. На первый случай вот этот список. В следующий раз постараюсь передать что-нибудь посущественнее.

Но и этот список оказался очень существенным подарком. Это был список работников полоцкого СД. Только после тщательной проверки решили посылать на связь с Парамоновым Мариненко.

«Клиентура» Тани значительно расширилась. Теперь она держала связь не только с Суховеем и другими подпольщиками, не только передавала и распространяла сводки Совинформбюро, но и регулярно встречалась с Парамоновым. Часто после встречи с ним она уносила с собой исключительно важные документы, цепкая память удерживала в голове важные сведения: фамилии предателей, даты готовящихся экзекуций и других акций фашистов.

* * *

Всегда подчеркнуто мрачный, неразговорчивый переводчик Парамонов вдруг стал улыбаться и даже вступать в споры. Немцы и те сразу заметили резкую перемену в его поведении. «Привыкает к нашим порядкам этот русский лейтенант»,— так растолковали они эти перемены. Откуда было им знать, что причина хорошего настроения Парамонова кроется в том, что он нашел свое место в борьбе с фашизмом.

Владимир Парамонов перед войной закончил институт иностранных языков. Даже преподаватели удивлялись его способностям в изучении немецкого языка. С первых же дней войны лейтенант Парамонов на фронте. Под Смоленском его контузило, и фашисты захватили Парамонова в плен. Лагерь военнопленных. Немцы, оценив блестящее знание языка, делают его своим переводчиком. Они интересуются, откуда у него такое прекрасное знание языка. Парамонов рассказывает-им, что его дед был немцем по национальности. Значит, в жилах Парамонова течет арийская кровь. Отсюда и благосклонное отношение к нему начальства лагеря. Его освобождают из лагеря, посылают в Полоцк и назначают переводчиком управы. Видимо, хо-рошие характеристики, выданные ему, делают свое дело. Когда переводчика СД направили в другой город, немцы решили рискнуть и назначить Парамонова на его место. Так нежданно-негаданно Парамонов оказался в самом логове фашистов.

С первых же дней плена Владимира не оставляет мысль о побеге. Но как это сделать? Фронт далеко, к тому же за ним следят. Оказавшись в Полоцке, Парамонов стал свидетелем героического поведения Козлова и других партизан, на допросах которых он присутствовал. Пытаясь нащупать связи с партизанами, внимательно приглядевшись к Татьяне Мариненко, он сделал вывод, что эта девушка не может стоять в стороне и связана или с подпольем, или с партизанами. И он не ошибся. Парамонов передал Тане несколько ценных документов. Подпольщики через него получили возможность многое узнавать об арестованных товарищах.

Вчера, проходя по базарной площади, Владимир увидел на столбе листовку. Крупными буквами на ней было написано: «Господа, как вам понравилась Москва? Наголову разбиты вы под Москвой, будете биты везде на русской земле. Смерть немецким оккупантам!»

Вот она, долгожданная весточка о победе! Парамонов решил отметить ее и своим скромным вкладом. Он выкрал в СД книгу условных обозначений войск вермахта — документ чрезвычайно важный и секретный. Сегодня он передал книгу Тане Мариненко. Вот почему у него прекрасное настроение. Если бы только он знал об опасности, которая угрожала сейчас Тане.

В эти минуты Мариненко шла зимней дорогой в родную деревню. Впервые за месяцы оккупации почувствовала она себя так хорошо, бодро. Кажется, и природа радуется вместе с ней разгрому немцев под Москвой. Заснеженное поле, неохватная ширь, чистое небо. Серебрится снег, ветер-кусака жжет щеки. Таня подходила к переезду Второй Боровухи, когда услышала окрик:

— Стой! Кто такая? Документы!

Полевая жандармерия. Тут же немецкий офицер. Вот он уже подходит к ней. Что делать? Сказать, что ходила к родственникам в Полоцк, на рынке выменивала продукты? Но ведь у нее просроченный пропуск. Могут обыскать. И тогда найдут книгу условных обозначений войск вермахта с грифом «Совершенно секретно». Под удар будет поставлена не только она, но и Па-рамонов. Таня решила рискнуть:

— Господин офицер, я очень спешу,— сказала Таня, подбирая немецкие слова.— Мне нужно срочно к майору Гефтену. Очень срочно. Он ожидает меня.

Немецкий офицер колебался. Это Таня заметила сразу. Гефтен командует воинской частью, которая стоит тут, во Второй Боровухе. Обыскать эту девушку — можно нарваться на неприятности. Но что может быть общего у майора с этой русской? Нужно дать ей в провожатые солдата. Если девчонка врет, обман сразу выяснится, и солдат доставит ее назад.

...Рядом с Таней вышагивает солдат. Бежать нет никакого смысла. Вокруг немцы. А вот и дом, где находится майор Гефтен. Его Таня ни разу не видела.

— Вы подождите меня у входа,— говорит Мариненко солдату, а сама смело заходит в дом.

— Мне к господину майору — говорит она молодому немецкому офицеру.

— Майор отсутствует, я его адъютант. Какое у вас к нему дело? Слушаю.

— Видите ли, мне нужно видеть господина майора лично.

— Тогда вам придется подождать. Господин майор будет примерно через час.

Солдат, стоящий у входа, видел, что русскую любезно проводил до дверей адъютант господина майора Гефтена. Теперь, значит, он может быть свободным.

Через полтора часа Таня благополучно добралась до Зеленки и передала Гукову книгу условных обозначений войск вермахта.

Немцы и полицейские сбивались с ног в поисках подпольной организации, но выследить ничего не могли. И все же в феврале 1942 года они арестовали Владимира Парамонова. То ли его заподозрили в краже военных документов, то ли он допустил ошибку, то ли его кто-то выдал — осталось неизвестным. На допросах Парамонов вел себя мужественно и не назвал никого, с кем был связан. Долго оставалась неизвестной его дальнейшая судьба. И только спустя много месяцев один гитлеровец проговорился Суховею, что Парамонова расстреляли. Так стало известно о гибели славного подпольщика.

* * *

Из всех времен года больше всего Таня любила весну. Она уже набрала силу. Каждая пядь земли, пригретая солнцем, дышала радостно, возбужденно. Воздух зазвенел птичьими голосами, вокруг все расцвело. Раньше в такие дни Таня любила читать школьникам стихи, которые заполняли сердце тихой, не-ясной песней, где-то давно слышанной сказкой. Теперь же все было по-другому. Так же пышно цвела природа, но по земле белорусской, по ее, Таниной, земле, ходили ноги ненавистного врага, ее землю грабило и уничтожало ненавистное звериное племя. Она борется с ним. Уже несколько месяцев тянется эта, полная опасности и тревог, но в то же время радостная жизнь. Это — радость борьбы с врагом, коварным и многочисленным. Иногда она задает себе вопрос: «А могла бы ты жить по-другому? Аккуратно выполнять приказания немцев и полицейских, безропотно ожидать своей судьбы?» И отвечает сама себе: «Нет, лучше уж живой лечь в могилу, чем подчиниться врагам».

Прошел слух, что неподалеку от Зеленки начал свои боевые действия крупный отряд советских воинов, пришедший сюда из Москвы. Немцы неоднократно пытались его уничтожить, но сами терпели поражение. Они даже выпустили специальную листовку, что отряда «красных бандитов» не существует. Но отряд салютовал о своем существовании взрывом мостов, диверсиями на железной дороге, расстрелом предателей-полицейских.

Слухи о численности отряда были преувеличены. Для организации движения в тылу врага линию фронта перешло несколько десятков воинов особых частей. Они нагоняли страх на немцев и полицейские гарнизоны. П. Е. Гуков связался с командованием отряда. В свою очередь, командир отряда М. С. Прудников, комиссар Б. Л. Глезин установили связь с полоцким подпольным райкомом партии и вместе начали формирование партизанских отрядов. Станислав Иванович Пристрельский и Павел Ермолаевич Гуков быстро создали отряд из жителей деревень Зеленка, Лютовка, Большая Щеперня и других. Из тайника было извлечено оружие, и отряд явился перед глазами Михаила Сидоровича Прудникова и Бориса Львовича Глезина «вооруженным до зубов». Командиром этого отряда был назначен бежавший из плена лейтенант Петр Ефимович Тищенко, а начальником разведки — Гуков.

Когда Таня узнала об этих событиях, она, запыхавшись, прибежала к Павлу Ермолаевичу.

— А что же я, не годна в партизаны? Не могу разве держать винтовку в руках? — с обидой говорила девушка.

— Не спеши, Танюша. О ком, о ком, а о тебе мы не забыли. Сегодня я разговаривал с начальником разведки отряда Павлом Алексеевичем Корабельниковым. Рассказал ему о делах подпольной группы, кое-что передал из собранных нами документов. Сегодня он приглашает тебя к себе, хочет побеседовать. Что ж, просись в наш отряд. Кстати, и твой брат Калистрат у нас.

Павел Алексеевич Корабельников, лейтенант войск государственной безопасности, небольшого роста, худощавый и уже немолодой человек, с интересом рассматривал Таню Мариненко, проявившую столько находчивости и смелости в нелегкой работе подпольщицы.

— Татьяна Савельевна, обстановка такая. Мы сейчас повсеместно создаем партизанские отряды. А население все идет и идет. Думаю, что уже в этом месяце из отряда мы превратимся в бригаду.

Корабельников помолчал, а потом продолжал:

— С Полоцком должна быть очень хорошая постоянная связь. Вы имеете большой опыт; вам, как говорят, и карты в руки. И потом учтите, что ваша работа во сто крат опаснее, чем служба в партизанском отряде. А я знаю, что вы от опасностей не бегаете, а ищете их,— шуткой закончил Корабельни-ков предложение.

— Вы только не подумайте, что мне надоело быть связной, но, знаете, так хочется повоевать с фрицами по-настоящему.

— Более по-настоящему, чем вы воюете, и не придумаешь. Я предлагаю вам стать партизанской разведчицей. Официально вы будете числиться в отряде Тищенко, но в боевые составы мы вас не вводим в целях конспирации. Задание будете получать непосредственно у меня и командования бригады. Мы решили всех подпольщиков вашей организации перевести и сделать официально разведчиками нашей бригады. Если, конечно, они согласятся носить такой титул.

— Что вы, товарищ командир! Конечно согласятся.

- Вот и хорошо. Кстати, вы и должны им сообщить о нашем решении.

Обстановка была исключительно тяжелой. Немцы значительно увеличили свои войска в Полоцке. Тут было сосредоточено большое количество карательных отрядов. И это не случайно. Партизанское движение на Полотчине росло и вглубь, и вширь. Несколько сот человек было уже в бригаде М. С. Прудникова. Появились первые отряды бригады А. Я. Марченко, росло партизанское движение на Россонщине. Земля горела под ногами оккупантов, и они хотели в зародыше уничтожить эту грозную силу у себя в тылу. Разведчикам стало очень трудно. Теперь уже Таня Мариненко не ходила в Полоцк дорогами. Была установлена так называемая демаркационная линия. В большинстве деревень около Зеленки действовала, по существу, народная власть. Но в деревнях близ Полоцка стояли немцы, крупные полицейские гарнизоны. Надо было обходить их, чтобы не попасть в руки ненавистных врагов. В Полоцке немцам удалось выследить и схватить нескольких отважных подпольщиков. Но и тут росло народное сопротивление. Создавались новые подпольные группы. Надежные люди работали в полиции, в управах.

Обязанности Татьяны Мариненко значительно расширились. Она, приходя в город, инструктировала партизанских разведчиков, подбадривала их, рассказывала об успехах партизан. Теперь уже она встречалась с ними на явочных квартирах в районе Касаверовских мельниц: появляться в центре города стало опасно. Подпольщики группы Суховея очень уважали эту скромную и умную девушку. Они знали, что каждый ее приход в Полоцк сопряжен с громадным риском, колоссальным напряжением нервов. И они старались порадовать ее и командование бригады сбором интересных и важных материалов. Но сегодня они принесли настоящий подарок.

Гитлеровцы разработали план карательных экспедиций против партизан на целый месяц. Использовав свои связи с надежными людьми в управах и СД, подпольщики группы Суховея скопировали этот план и принесли для передачи партизанам. Это был исключительно важный для них документ. Отрядам надо было дать несколько окрепнуть, вооружиться. Вести сейчас изнурительные бои против крупных сил противника им было трудно. Зная план карательных экспедиций, можно маневрировать, устраивать гитлеровцам засады на пути или попросту увести людей на заранее подготовленные новые места. Это хорошо понимала Таня. Она знала, как обрадуются этому документу партизаны. Но как донести его до Зеленки? В последнее время Таня настолько натренировала память, что даже результаты бомбежек наших самолетов запоминала наизусть. Но этот план не запомнишь. Его надо донести, и как можно скорее.

Тщательно сложив бумагу, Таня положила ее в рукав своего платья. Путь от Полоцка до Боровухи она проделала благополучно, но на повороте в деревню Булавки заметила впереди засаду. Сознание сработало мгновенно: надо повернуть в Гендики, где живет ее дядя. В Гендиках полицейский гарнизон, но ведь мало кто догадывается о связи Тани с партизанами. Во всяком случае, это лучше, чем направиться в партизанскую зону. Разведчицу уже догоняло несколько полицейских. Ее задержали. На вопросы Таня спокойно ответила, что идет из Полоцка в Гендики навестить родственников.

— Ой, не врешь ли ты, дивчина,— сказал щербатый полицейский.— Обыщем ее, что ли, ребята?

У Тани похолодело в груди: «Ну вот, не донесла. Теперь все пропало. Партизаны так и не узнаю о грозящей им опасности».

— Да чего время терять,— это голос уже второго полицейского.— Пойдем с ней в Гендики, посмотрим на ее дядю. Там и обыщем. Сам же говорил, что пора по чарке перекулить.

Таня шла рядом с полицейскими. Беззаботно рассказывала им о том, что видела в Полоцке, но ни на секунду не забывала о плане карательных экспедиций, который лежал в рукаве. Незаметно расстегнула пуговицу. Впереди виднелся небольшой окопчик. Таня шла прямо на него. Она сделала вид, что хочет его перепрыгнуть и вдруг оступилась, упав прямо в окоп.

— Чего, как коза, прыгаешь? Так и ноги можно сломать, до дядьки не дойти,— со злорадством сказал щербатый, когда Таня поднялась из окопчика.

Чуть прихрамывая для вида, Таня пошла дальше. «Ну и везет же тебе, Танька,— мысленно говорила она себе.— Теперь пусть обыскивают, сволочи. Ничего не найдут: план остался лежать на дне окопчика. Даже камушком успела его прижать».

Зашли в хату к одному полицейскому. Спросили хозяйку, известно ли ей, что это за девка.

— Так это, кажется, Рыгорова племяшка,— сказала та.

— Рыгорова так Рыгорова, а обыскать ее все же не помешает.— Полицейский грубо ощупал Таню.— Ну катись отсюда быстрей к своему дядьке и в следующий раз не попадайся.

Таня зашла для вида к родственникам, побыла у них недолго: надо было засветло дойти до Зеленки. Миновала сослуживший ей такую хорошую службу окопчик, задержалась тут на секунду и уже густыми зарослями миновала опасную зону.

— Ну и молодец же ты, Танюша,— сказал ей Корабелыш-ков.— От лица командования объявляю тебе благодарность, будем ходатайствовать о награждении тебя боевым орденом.

— Служу Советскому Союзу! — звонко ответила Таня.

* * *

Доставленный Таней план немецких карательных экспедиций позволил партизанам выбрать самые уязвимые места немцев и нанести им большие потери. Отряды окрепли и смело вступали в сражения с регулярными немецкими частями, совершали десятки диверсий. В каждой деревне у партизан были надежные помощники. Убедившись, что сразу расправиться с партизанами им не удастся, немцы повели против них тайную войну. Они засылали в расположение партизан своих агентов с целью убивать партизанских командиров, выдавать места расположения отрядов, используя временные неудачи, вести среди неустойчивых провокационную работу. Среди агентов были опытные, хорошо ориентирующиеся на местности шпионы. Разоблачать их порой было очень тяжело. Командование бригады решило создать группу контрагентов. Одним из таких и стала Таня Мариненко. Она умела распознавать истинное лицо шпиона.

В июле 1942 года гитлеровцам удалось завербовать своими агентами двух партизан из отряда Алексея Крымского. Предатели решили заслужить у гитлеровцев награды, им мерещились ордена, обещанная райская жизнь в Германии. Для своей гнусной цели они выбрали исключительно благоприятный момент. Весь личный состав отряда собрался на лесной полянке. Тут было и командование бригады, и сам командир Михаил Сидоро-вич Прудников. Шпионы облюбовали удобное защищенное место, рядом с ними стоял пулемет. Со стороны казалось, что они, как и все, приготовились слушать командира бригады. На самом же деле у предателей были наготове пулеметные ленты, ствол пулемета наведен прямо на центр группы. Трудно сказать, что могли бы сделать предатели, используя момент внезапности, паники, которая могла возникнуть при этом. Во всяком случае, несколько очередей они успели бы сделать.

— Буквально за несколько часов до встречи,— рассказывал мне бывший заместитель командира разведки бригады Станислав Иванович Пристрельский,— Татьяна Мариненко сообщила нам, что в отряд Крымского затесалось двое шпионов. Она узнала это от славных подпольщиков.

Предчувствуя, что предатели: могут использовать этот момент, П. Е. Гунов сразу же помчался туда, оседлав лошадь. Беседа уже началась. Осадив взмыленную лошадь, с пистолетом в руке, Гуков соскочил на землю. Михаил Сидорович Прудников спокойно говорил о положении на фронте. И вдруг в воздухе повисло зычное: «Руки вверх!»

Оборвал на полуслове беседу Прудников, удивленно смотрели на Гукова партизаны, а тот уже приказывал обыскать бледных предателей.

— После беседы доложите, в чем дело,— сказал Прудников Гукову, продолжая говорить.

Бдительность партизанской разведчицы сорвала коварные планы предателей.

За опасной напряженной работой разведчицы Мариненко не забывала и о множестве других дел. Настойчиво ставила она перед командованием вопрос об открытии/в партизанской зоне школ. Вместе с матерью и сестрой стирала и штопала партизанскую одежду, проявляла трогательную заботу о семьях по-гибших, особенно о их детях.

* * *

В конце июля немцы обрушили на партизан большое количество карательных экспедиций. Татьяна Мариненко вновь пробралась в Полоцк. Она передала подпольщикам указания подпольного райкома: активизировать свои действия, чтобы хоть немного отвлечь немцев от партизан, все усилия направить на разведывательную работу по предупреждению партизан о действиях немцев, разведывать численность карательных экспедиций, их задачи и планы.

Вернулась Таня из Полоцка с неутешительными новостями. Она сообщила о том, что немцы выдвинули против партизан полк моторизованной пехоты с артиллерией и минометами и особый батальон с группой полицейских. Целью этой карательной экспедиции было окружение и полное истребление бригады М. С. Прудникова. Мариненко в этот же день написала записку, в которой обо всем сообщила П. А. Корабельникову. Записку ему передал 14-летний Лаврен, брат Тани, которого она в последнее время использовала как связного. Партизаны стали спешно перестраивать свои боевые порядки в соответствии с полученными сведениями.

Мариненко волновалась, сумеют ли и на этот раз партизаны отбиться от противника. Она решила сама сходить в лагерь партизан, проведать брата Калистрата, которого давно уже не видела. В эти тяжелые для лесных солдат дни разведчица хотела быть рядом с ними.

По узенькой тропинке Таня шла по лесу. День был по-августовски горячим. Сильно парило. Широкими бурливыми потоками разливался запах леса, будто задремавшего под яркими лучами солнца. Кругом стояла тишина. Ничто не предвещало беды. Таня решила перейти железную дорогу и идти в сторону деревни Купино. Там стоит партизанский отряд П. Е. Тищен-ко, там и ее брат Калистрат. А Зеленка со всех сторон была окружена фашистами. Они притаились за высокими соснами, окружили и железную дорогу. В деревне уже хозяйничали эсэсовцы.

Таня перешла железнодорожные пути и сразу же услышала: «Хальт!» Рванулась в сторону, противоположную крику, и наткнулась на дюжего фельдфебеля. Со связанными руками ее привели в деревню. Немцы арестовали группу местных жителей, среди которых Таня увидела младшего брата. «И Лаврушку схватили»,— успела она подумать.

— Кто ты есть? Куда шла? — спросил ее на ломаном русском языке гитлеровский офицер.

Таня увидела склонившегося перед ним в угодливой позе местного полицейского Ивана Крастина, который случайно избежал партизанского возмездия. «Учительница. Партизанская разведчица. Наверняка шла к партизанам»,— донеслись до нее его слова.

Тут были и другие полицейские, среди которых Таня приметила того щербатого из Гендик. Он тоже смотрел на нее и, как видно, узнал. Так оно и есть.

— Попалась, птичка. Тогда, значит, улизнула от нас. Теперь не уйдешь, будь уверена.

Таня поймала взгляд Лавруши, улыбнулась ему. Он слышал слова полицейского.

Всех арестованных погнали со связанными руками в Большие Жарцы. Лаврушка шагал рядом со своею сестрой. А она, любовно поглядывая на мальчугана, думала: «Большой какой вырос». Улыбнулась, вспомнив, как осаждал он брата Калистрата, как просился в партизаны, как рассердился на его слова: «Не дорос ты еще, братишка, до партизана». «Эх, не спешил бы ты, Лаврен, домой, остался бы вчера в партизанском лагере. Не схватили бы тебя фашисты. Мстил бы ты им за свою сестру».

Таня знала, что ожидает ее впереди. Сколько раз видела она, как звереют фашисты, когда им в руки попадают партизаны.

Арестованных согнали в хату рядом с церковью. Немецкие офицеры расположились в доме по соседству. Сюда и привели Таню на допрос. Гитлеровцы сразу поняли, что из всех арестованных Мариненко лучше всех знает расположение партизанских отрядов, к тому же щербатый полицейский успел им рассказать о том, что Таня ходила в город. Фашисты думали, что через нее могут напасть на след неуловимого полоцкого подполья. И они не ошиблись. Разведчица знала многое: и руководителей подполья, и явочные квартиры, и расположение отрядов.

Допрашивали Таню трое гитлеровских офицеров. Они начали вкрадчиво. Сказали, что немецкое командование уважает образованных русских. Что некоторым из них они обеспечили превосходную жизнь в Германии, что именно учителя и врачи, имеющие влияние на население, могут помочь им навести порядок, быстрее освободиться от бандитов-партизан. Мариненко обещали сохранить не только жизнь, но и выдать крупную сумму денег, только она должна рассказать обо всем, что знает. А ей, партизанской разведчице, многое должно быть известно.

— Вы, наверное, слышали, что с теми, кто не хочет нам помогать, мы особенно не церемонимся. У нас есть способ заставить вас говорить.

Таня молчала. И тогда гитлеровец бросил стоявшему тут же фельдфебелю:

— Ганс, заставь ее говорить.

Он приблизился к ней, но она вдруг плюнула в ненавистное лицо врага. Фельдфебель взревел. И тут же резкий удар отбросил Таню в сторону. На мгновение она потеряла сознание. Когда же пришла в себя и ее поставили вновь перед гитлеровцем, она снова плюнула ему в лицо. Хрустнул на ее руке один палец, второй, третий... Это фельдфебель стал выламывать ей пальцы. Таня теряла сознание, приходила в себя и вновь плевала в ненавистные лица зверей. Ее долго били резиновой плеткой. За стеной тихо, беззвучно плакала хозяйка хаты Мария Белько. Она не видела, но слышала, как изощренно пытали немцы разведчицу. Мария не могла выдержать и закрывала уши руками, чтобы не слышать ударов.

До вечера продолжался поединок разведчицы с фашистами. И только тогда, так и не сломив волю героини и ничего от нее не добившись, гитлеровцы бросили ее в сарай, в котором сидели арестованные односельчане.

Очнувшись, Таня увидела Лаврена. Он смотрел на нее, и из его глаз катились крупные слезы. Все его лицо было в ссадинах.

— И тебя тоже, Лавруша,— с трудом проговорила Таня.

— Танечка, ты не думай. Я им ничего не сказал и не скажу.

Что-то наподобие нежной улыбки промелькнуло на измученном невыносимыми физическими страданиями Танином лице.

Немного отлежавшись, Таня с трудом повернулась на бок, оглядела сидящих в сарае. Все они были избиты полицейскими. Но Таня поняла, что никто из них не выдал расположения партизанского отряда. И вдруг Таня неожиданно увидела перед собой Анну Прищепову, свою подругу, партизанскую связную. Она чудом, под предлогом навестить родственника, пробралась в сарай.

— Как там наши?

— Бой, тяжелый бой ведут наши, Танюша. Фашистов очень много. Все дороги ими забиты.

— Слушай, Аннушка, карандаш есть у тебя? Пиши за меня. Не могу я сама. Видишь,— и она слегка приподняла изуродованное запястье.

— О, ироды,— тихо простонала Прищепова, прильнув к подруге.

— Пиши быстрей, Аня, пиши.

В записке Таня сообщала партизанам фамилии полицейских, участвовавших в аресте и зверствах. Продиктовала Таня и наказ брату Калистрату: «Бей гадов до победного конца».

— Вот и мое последнее донесение, последняя весточка. Передай всем привет. Скажи, чтобы мстили за нас. И еще скажи, что все вели себя мужественно, как и подобает советским людям.— Последнюю фразу Таня произнесла громче, чтобы все слышали.

Поцеловав Таню, Прищепова выскользнула из сарая.

Утром Таню волоком вновь втащили в штаб карательного отряда. И снова продолжался поединок Тани с фашистами. Гитлеровцы зверски пытали ее, но разведчица молчала. Озверевшие от собственного бессилия фашисты за волосы выволокли девушку во двор и кинули в толпу арестованных. Таня еле поднялась на ноги. Вместе со всеми ее погнали в небольшой перелесок за деревней. Двадцать девять человек стояли на краю вырытой могилы. Крепко обхватила Таня братишку, прижала к себе. Лаврен не плакал. Он смотрел прямо на дула нацеленных на толпу автоматов. Мужественная разведчица успела крикнуть: «Будьте прокляты!» Затрещали автоматы. Люди падали как подкошенные. Полицейские кинули в могилу несколько лопат земли.

Когда вечером родственники расстрелянных раскопали могилу, все увидели Таню и Лаврена. Брат и сестра лежали, крепко обнявшись.

Так погибла славная дочь белорусского народа, Герой Советского Союза Татьяна Савельевна Мариненко. Ей шел тогда двадцать первый...

* * *

С портрета смотрит на нас чуть усмехающееся лицо черноволосой девушки. Простое лицо. Спокойный и немного задумчивый мирный взгляд. Сельская учительница, героиня, бесстрашная партизанская разведчица. Лицо поколения героев, но и лицо моего поколения, которое продолжает традиции своих отцов и матерей, старших братьев и сестер, строит заводы и фабрики, гигантские блюминги и домны, современные города, космические корабли и атомные ледоколы, возводит грандиозный памятник героям войны, отдавшим свою жизнь за прекрасное будущее грядущих поколений, жизнь во имя жизни.

Большой красочно оформленный стенд. Горят золотом слова: «Герой Советского Союза Татьяна Савельевна Мариненко». Торжественная линейка в Полоцком педагогическом училище. В струнку вытянулись юноши и девушки. Те, которые через год будут учить ребятишек, и те, которым нужно для этого пройти четыре года. Перекличка учащихся. И вдруг: «Татьяна Савельевна Мариненко!» Чеканным шагом выходит из строя правофланговый. Замирает строй юношей и девушек. Торжественно звучат слова: «Герой Советского Союза Татьяна Савельевна Мариненко, бывшая учащаяся Полоцкого педагогического техникума, героически погибла второго августа 1942 года».

Да, тут не забыли героиню. Она навечно осталась в списках учащихся, осталась в сердцах.

Краеведческий музей. Портрет Т. С. Мариненко, описание ее подвига. Золотятся буквы: «Белорусская Зоя», и ниже: «Т. С. Мариненко повторила подвиг Зои Космодемьянской».

Обелиск на могиле героини. Букеты ярких полевых цветов. Сегодня тут провели сбор отряда пионеры. Завтра тут будут вручать комсомольские билеты...

Не умирают герои. Они вечно остаются в сердце народа, в его мыслях, делах. Героизм павших зажигает сердца.

Юрий НОВИКОВ

<< Назад Вперёд >>