IX

   От следователя Ляля вернулась примерно через час. Не залитая кровью, не растрепанная, не в разорванной одежде. Однако, едва увидев ее на пороге, товарищи почувствовали, что случилось непоправимое. Глаза ее погасли, и лицо осунулось. Она как-то съежилась, платье на ней обвисло, словно она вдруг похудела. Утомленно опустилась на парту и, помолчав, обернулась к Леониду.
   - Королькова предала, - шепнула сквозь зубы.
   Страшная новость переходила из уст в уста.
   - Королькова предала.
   Для Ляли это был самый тяжелый удар из всех, к каким она была готова. Ее чистая вера в людей, в их мужество и стойкость подверглась суровому испытанию.
   Работая в подполье, Ляля, как и каждый из товарищей, не раз задумывалась над тем, что рано или поздно ее могут схватить, издеваться над ней, пытать. Она представляла себе самые страшные пытки, но ни разу не появилась у нее мысль, что эти пытки могли бы сломить ее или кого-либо из ее друзей. Разве можно сломить настоящего человека? Его можно уничтожить физически, сжечь или задушить. Но сломить?
   Тем страшнее был для нее этот удар.
   Когда ее ввели к следователю, возле стола стояла Галка Королькова. Она сделала шаг навстречу Ляле, протянула к ней распухшие, искромсанные руки.
   - Ляля!
   Неужели это Галка? Неужели это ее руки?
   - Ляля!
   Ляле хотелось кричать от страха и кинуться вон из комнаты. Галка...
   Это была только уродливая тень той, что когда-то носила имя Гали. Даже зимой, когда ее вывезли из кригслазарета, она не выглядела такой страшной. Как будто ее захватило в трансмиссию, долго вертело и било и только сейчас выбросило сюда, к столу. Заплывшие глаза едва виднелись сквозь узкие щелки, все лицо было в багрово-синих кровоподтеках, руки с распухшими, неестественно толстыми пальцами казались сплошными ранами. Если б не эта прическа с локонами, Ляля, возможно, совсем не узнала бы Королькову, смотревшую прямо на нее.
   - Ляля, - прошепелявила еще раз Королькова беззубым ртом и бессильно заплакала. - Ляля!..
   Ляля дрожала, стараясь собраться с силами.
   За столом, что-то записывая, сидел тот прилизанный офицер, который приходил в биокабинет усмирять "бунт". Рядом с ним, усмехаясь, стоял переводчик, у окна - другой офицер с зеленоватым лицом, в непомерно большой фуражке на маленькой голове. Этот все время гримасничал, словно у него болел живот.
   Переводчик, обращаясь к Корольковой, показал на Лялю:
   - Это она тебя посылала через фронт?
   Королькова обливалась слезами.
   - Ляля... Не проклинай меня... Что со мной сделали, Ляля!.. Я все рассказала... и о себе тоже...
   Переводчик приблизился к Корольковой, и она, защищаясь, инстинктивно подняла распухшие ладони. Переводчик заложил руки за спину.
   - Повторяю: это она посылала тебя к Советам?
   Королькова вся сжалась.
   - Я сама пошла.
   - Кто организовал радио? - неожиданно гаркнул стоящий у окна офицер, не прибегая к помощи переводчика. - Радио?
   Королькова посмотрела на офицера с тупым, животным страхом.
   - Она....
   - Кто писал прокламации? - спокойно спросил через переводчика гитлеровец, сидевший за столом.
   - Она...
   Ляля вдруг почувствовала себя крепкой: им все известно, но и ей сейчас стало все понятно. Многочисленные догадки, сомнения исчезли, остался ясный, единственно возможный путь. Она смотрела на Королькову молча, с равнодушием превосходства. Не возмущение, не гнев, а глубокое презрение ощутила Ляля в момент очной ставки. Королькова вызвала в ней гадливость. "Жалкая! - подумала Ляля бледнея. - Противно!"
   - Кто устроил тебе побег из лазарета? - перевел "фольксдейч".
   Королькова затряслась, не в силах сдержать рыдания. Наверное, вспомнила, как зимой товарищи спасли ее от смерти.
   - Ляля... Ляля! Я ничего не хотела... Я ничего не хочу! Я хочу одного: умереть, умереть... Умереть вместе с вами!
   Ляля прищурила глаза.
   - Вместе с нами? - спросила она презрительно. - Ты этого не достойна.
   Королькову фашисты схватили случайно. Избегая многих опасностей, ловко пробираясь между постами и патрулями в прифронтовых селах, она сумела подойти к линии фронта. Но в последний момент, уже во фронтовой полосе, на нее наскочила фашистская разведка и схватила как шпионку. По дороге к штабу она выбросила письмо. Один солдат заметил его и подобрал. Это было начало провала. В полевой жандармерии в Мерефе Королькову пытали двое суток подряд. Она назвала фамилии известных ей подпольщиков, и ее срочно повезли этапом в Полтаву.
   "Что ее заставило сознаться? - думала Ляля.- Предать организацию она, безусловно, не хотела. Что же тогда? Неужели только физические муки? Конечно, это страшно; может быть, и ее, Лялю, ждет то же самое... Но разве это непреодолимо, неужели в человеке нет ничего более высокого, более сильного, что может противостоять страданиям, пыткам? Возможно, Галка думала этим спасти свою жизнь? Нет, она не так наивна. Она должна была знать, что малодушие еще никогда никого не спасало. Жандармы выжмут из нее все, что можно, а потом уничтожат. Значит, и надежда на спасение не могла быть причиной предательства. Неужели же это только из-мученное тело, распухшие культяпки пальцев, истерзанные десны?.."
   Ляля припоминала своих довоенных друзей. Честные и добрые, они шли легкими дорогами, широко открытыми перед ними Советской страной. А когда сама страна оказалась в опасности, тут только выявилось, где сталь, а где шлак. И как все же прекрасно, что шлака оказалось так мало!..
   После очной ставки Лялю сразу увели. Теперь ей стало ясно: жандармы знают достаточно для того, чтобы ее уничтожить. У Ляли хватило мужества смотреть на вещи трезво. Однако она поняла также: жандармы знают лишь то, что сказала им Королькова, которой было известно далеко не все. Так, Королькова ничего не знала о связи организации с отрядом товарища Куприяна и с другими подпольными группами Полтавы. Значит, жандармы только догадываются о действительном размахе работы, поэтому и нахватали вместе с подпольщиками столько случайных людей. "Спасать всех, кого еще можно спасти, - решила Ляля. - Оставить в живых тех, кто еще не арестован. Они продолжат дело".
   - Выгораживать! - шепнула Ляля Пузанову, Пузанов передал товарищам:
   - Выгораживать всех!
   Вошел переводчик и объявил с порога:
   - Сергей Сапига! Сапига поднялся мрачнея, - Есть...