В районе только что освобожденного от фашистов Порхова регулярно в одно и то же время выходил в эфир неизвестный корреспондент, по всей видимости фашистский агент, державший связь со своими хозяевами по радио. Контрразведчики установили контроль за работой этой рации. Особое внимание чекистов .привлекла радиограмма, переданная шпионом 28 февраля. Очередное донесение он завершил двумя зловещими фразами: «Казнакова расстрелял за отказ выполнять задания. Не сомневайтесь, буду, как всегда, честно работать».
Управление контрразведки фронта направило в район Порхова и Дно две оперативные группы из отдела контрразведки 54-й армии. Они не раз побывали в окрестных деревнях, посетили пересыльные пункты и другие места вероятного появления опасного преступника. Чекисты дежурили на КПП, беседовали с офицерами, солдатами, местными жителями.
— Рядом он где-то, рядом, а напасть на след никак не удается! — досадовал старший группы капитан Я. М. Жданов. Он, как и многие его коллеги, пришел в органы государственной безопасности в начале войны и работал с большим упорством, увлеченно. Выслеживая преступника, капитан, подобно опытному охотнику, мог находить и подмечать, казалось, совсем незаметное, незначительное.
Объезжая воинские части в районе действий вражеского агента, Жданов побывал в автодорожном батальоне, разместившемся в нескольких чудом уцелевших домах сожженного гитлеровцами поселка. Выходя из штаба, он спросил у дежурного, где находится по-ходная кухня. Найдя ее, капитан поинтересовался у повара, не обращался ли к нему кто-либо из посторонних. Повар задумался.
— Рано утром подходил ко мне один, — сказал он.— Вроде бы из строительной части, от своих отстал. Попросил хлеба. Говорит, сутки не ел. Я ему, конечно, дал.
— Спрашивал, какая это часть?
— Да, спросил.
— А вы не заметили, действительно ли он очень хотел есть?
— Да, было такое сомнение. Я еще подумал: сутки не ел, а хлеб в сумку кладет. Но мало ли...
«Ясно: хлеб — это предлог. Главное — сбор сведений о воинских частях», — подумал капитан Жданов о неизвестном.
— Во что он был одет?
— В ватную тужурку военного образца, без погон.
— Куда направился? Солдат показал на тракт, ведущий в совхоз «Полоное». Капитан тут же повернул машину на эту дорогу.
В пути он догнал двигавшийся на запад 135-й отдельный мостостроительный батальон. По прибытии в совхоз, где остановилась эта часть, чекист сообщил командованию батальона и контрразведчику старшему лейтенанту Карасеву о поисках вражеского агента, о некоторых его приметах. Карасев в свою очередь предупредил об этом всех командиров и политработников части.
В конце дня командир роты старший лейтенант П. С. Скрыпник обратил внимание на одетого в ватник незнакомого человека, разговаривавшего с солдатами.
— Из какой вы части? — спрашивал он бойцов.
— Зачем вам это знать? — в свою очередь спросил у него старший лейтенант Скрыпник.
— Я тоже строитель. Своих разыскиваю. Может, подскажете? А то вот уже второй день мотаюсь.
— Какую часть ищете?
— 130-й мостостроительный батальон. Служу там командиром взвода.
Скрыпник насторожился. Он знал многие строительные части фронта, но о 130-м батальоне не слышал. «Надо задержать этого „строителя"», — решил офицер.
Задержанным занялся чекист. Отвечая на его вопросы, неизвестный продолжал настаивать на том, что является командиром взвода 130-го мостостроительного батальона младшим лейтенантом Бойко. Документов он предъявить не мог, ссылался на то, что они остались в полевой сумке у связного. Карасев связался с капитаном Ждановым. Вскоре выяснилось, кто такой Бойко в действительности. Разведчик оперативной группы, в свое время побывавший в фашистской разведшколе в Валге, опознал неизвестного. Он встречал этого человека в Валге, но фамилии его не знал.
На допросе в отделе контрразведки 54-й армии задержанный уже не называл себя строителем, а утверждал, будто бежал из немецкого плена. Допрашиваемый возмущался, протестовал, надрывно спрашивал, почему ему, «бывшему воину, перенесшему ужасы вражеского плена», не верят и задают, как он говорил, провокационные вопросы.
— Отвечайте, какое задание вы получили от фашистской разведки? — продолжал прямо ставить вопросы заместитель начальника контрразведки армии подполковник П. П. Майоров, когда задержанный, выразив наигранное негодование, замолчал. — Говорите же.
— Не понимаю, о чем вы спрашиваете.
— Назовите вашу шпионскую кличку, под которой вы числились в валговской школе.
— Немецким шпионом хотите сделать! — вновь возмутился допрашиваемый.
— Когда обучались в шпионской школе в Валге, под какой фамилией?
Задержанный молчал.
Несколько ранее из валговской разведывательной школы пришли с повинной два агента. Они сообщили чекистам, что вслед за ними абверовцы собирались перебросить в тыл советских войск шпионов под кличками Обвалов и Казнаков. В январе тот и другой еще оставались в изборском разведывательном пункте, ожидая отправки на задание.
— Ваша кличка Обвалов, — жестко сказал подполковник Майоров. — Запираться бесполезно.
На лице шпиона отразилось замешательство.
— Да, это моя кличка, — ответил он наконец после продолжительной паузы.
— Ваша настоящая фамилия?
Он вынужден был назвать свою фамилию.
— Где находится радиостанция?
— Осталась у напарника. Около Порхова я спрыгнул на ходу с машины, а он, видимо, уехал с немцами.
— Как его фамилия.
— Настоящей фамилии не знаю. Кличка — Казнаков.
— Кто передает сведения в фашистскую разведку за подписью Обвалов?
— Не знаю. Может быть, он.
Потрясенный тем, что чекисты знают его кличку, шпион мучительно искал выхода.
— Почему расстреляли Казнакова? Он сжался, как бы ожидая удара.
— Трудно рассказывать об этом, — говорил Обвалов несколько позже. — Да, радиограмму посылал я... Казнаков отказался от моего предложения не выполнять заданий немецкой разведки. Он угрожал мне. Я вынужден был расправиться с предателем, застрелил его, а труп закопал в землянке... Радиостанцию спрятал в лесу.
Такого трюка чекисты не ожидали. Обвалов изображал себя патриотом, а напарника — предателем. Однако материалы, которыми располагало следствие, свидетельствовали о другом. Они характеризовали Обвалова как антисоветски настроенного человека, к тому же готового на все ради наживы. О Казнакове же, в прошлом тан-кисте, было известно, что он ненавидел фашистов, хотя вынужден был подчиняться им и старался выглядеть исполнительным.
Итак, Обвалов лгал, изворачивался. Чекисты решили выехать на место, изучить обстоятельства, при которых произошло убийство Казнакова.
Вот и землянка в лесу, в километре от шоссейной дороги Дно—Порхов, близ деревни Васьково. Подходы к ней прикрываются густым кустарником и сугробами снега. Настил из бревен засыпан толстым слоем грунта. В землянке два помещения. Стены и потолок обиты прессованным картоном. В одной из комнат—маленькое окошко со ставнем, выходящее под корень вывороченной сосны. Железная печка, стол, две табуретки, вдоль стен — кровати с сетками. Под одной из них — спуск в подземный ход протяженностью шестьдесят пять метров. По нему обитатели в случае опасности могли покинуть убежище. Спуск закрыт массивным щитом, неприметным для постороннего глаза. Во второй, маленькой, комнате — склад продуктов питания (консервы, концентраты, консервированный хлеб, водка, сухой спирт). Запасная радиостанция, часть оружия и продуктов зарыты в двадцати метрах от землянки в цинковых ящиках.
Когда чекисты собрали все вещественные доказательства, осмотрели эксгумированный труп Казнакова, допросили свидетелей, знавших Обвалова по валговской школе, провели экспертизы и очные ставки, шпион и убийца вынужден был признаться во всем.
...Пробыв несколько дней в тылу наших войск, Обвалов заметил, что Казнаков стал рассеянным, подавленным, отвечал на вопросы как-то невпопад, два дня никуда из землянки не выходил.
— Ты, Костя, заболел, что ли? — спросил Обвалов.
— Болею. С того дня, как оказался в плену.
— Брось хандрить. Поработаем здесь, вернемся, денежки будут. Можно в Германию или в другую страну махнуть. Житуха начнется!
— Дурак ты, Мишка! — грубо возразил Казнаков.— Попал в шпионы — уже не вывернешься. Всюду будут преследовать нас эти Шнеллеры и Шиммели.
— А ты, умник, что надумал? — обиделся Обвалов.
— Я? Не хочу быть их холуем.
— А потом?
— Потом домой. Я и в шпионскую школу пошел, чтобы меня перебросили через фронт к своим, советским людям. Теперь можно грязную рубаху сбросить!
Он говорил горячо, взволнованно. Обвалов оторопел— так поразили его слова Казнакова.
— Поздно! — сказал Обвалов. — Если хочешь жить, держись немцев. В НКВД со шпионами не цацкаются.
Казнаков бросил на стол газету «Красная звезда».
— На, читай. Здорово получается: разгромленная Красная Армия — и вдруг бьет гитлеровскую непобедимую! Ты говоришь, не цацкаются? Ну и пусть. Но совесть моя будет чиста!
Обвалов читать газету не стал. Спор затягивался. Ни уговоры, ни угрозы Обвалова на Казнакова не подействовали. Он твердо стоял на своем: надо добровольно явиться в советские органы и все рассказать. «Не соглашусь — может выдать», — подумал Обвалов и сказал примиряюще;
— Ладно, Костя, не будем спорить. Останемся друзьями. Погорячились — и довольно. Обдумаем все, взвесим. А сейчас давай лучше по стопочке пропустим.
За выпивкой тема разговора не переменилась и острота его лишь усилилась. Опьянев, Казнаков повалился на кровать, повторяя одно и то же:
— В холуях у фашистов ходить не буду! Обвалов вышел из землянки, взвел курок нагана.
Возвратился, держа руку в кармане.
— Будешь работать со мной? Казнаков, не поворачиваясь, ответил:
— Я русский и против своих не пойду. Обвалов дважды выстрелил ему в затылок...
В ходе следствия по делу Обвалова и других пойманных в то время шпионов чекистам удалось своевременно разгадать маневр гитлеровской разведки, оставлявшей на советской территории шпионские гнезда. Предвидя неизбежность отступления гитлеровских войск, абвер заблаговременно готовил для своих наиболее ква-лифицированных агентов убежища с запасами продовольствия, оружия и боеприпасов.
В одном из докладов руководителей абверкоманды 104, в конце войны попавшем в руки чекистов, указывалось, что в августе 1943 года из штаба «Валли» поступил совершенно секретный приказ об организации резидентур, снабженных радиостанциями, на территории, которая может быть оставлена частями немецкой армии.
Приказ предусматривал создание около двухсот резидентур в тылу советско-германского фронта. Резиден-туры должны были состоять из преданных и проверенных агентов.
«Мы отобрали из разведшкол, — говорилось в докладе, — несколько групп агентов. Для них заранее подготовили в глухих местах хорошо оборудованные бункеры с запасом продовольствия. В каждой группе — радист. Агентов обеспечили фиктивными документами офицеров дорожно-строительных подразделений Красной Армии в звании младших лейтенантов. После отступления немецких войск группы должны пропустить передовые части Красной Армии, осесть в указанных пунктах и вести наблюдение за движением по железным и шоссейным дорогам. Во время наступления русских армий в январе 1944 года мы начали отходить, и наши агенты удачно оказались в тылу советских войск...»
Такие шпионские убежища были сооружены в районах Тосна, Новгорода, Старой Руссы, Порхова, Чудова. Оставленные в этих убежищах агенты абвера разделили участь Обвалова.
С подобной тактикой гитлеровской разведки, но в более широких масштабах, контрразведчики Ленинградского фронта встретились позднее при освобождении Эстонии и в дни разгрома курляндской группировки немецко-фашистских войск.
