Под Псковом сотрудники контрразведки 46-й стрелковой дивизии задержали неизвестного в форме немецкого унтер-офицера. Никаких документов при нем не было. Задержанный назвался Павлом Горлинским и рассказал начальнику отдела контрразведки дивизии майору П. М. Краснову, что перед войной жил в Эстонии, куда приехал из Молдавии по вербовке. Когда началась война, Горлинский, по его словам, скрывался на хуторах, работал у кулаков. Недавно гитлеровцы все же призвали его в армию, во вспомогательную часть. — Наконец-то попал к своим! — обрадованно закончил Горлинский. — Дайте возможность смыть позор. Направьте в воинскую часть. Буду бить проклятых фашистов, сколько хватит сил.
«Да, у этого рослого, крепко сложенного парня силенка есть, — подумал майор. — Но можно ли ему верить? Тот ли он, за кого себя выдает?» Все же Горлинский был в немецкой армии не рядовым солдатом, а унтер-офицером. Внешний вид его не свидетельствовал о том, что он перенес какие-либо лишения. Просматривая (в который уже раз за эти дни!) списки разыскиваемых шпионов, Краснов обратил внимание на одну запись: «...Бем. В Гатчинском лагере военнопленных занимался вербовкой кандидатов для обучения в шпи-онских школах. Приезжал из Эстонии и отвозил туда отобранных лиц. Родом из Румынии, немец. Рост высокий. Стройный, атлетического телосложения. Лицо красивое, нос с горбинкой. Волосы светлые. На груди татуировка — орел, набросившийся на женщину».
«Не о Горлинском ли идет речь?» — подумал Краснов.
— Снимите френч! — приказал он ему.
— Зачем?
— Или жалко с фашистским мундиром расставаться? Гимнастерку новую дадим.
Горлинский неохотно начал снимать френч.
— Заодно и рубашку!
— Знаете, неудобно, — замялся Горлинский. — Когда-то по глупости разрешил сделать наколку.
Вся грудь Горлинского была покрыта татуировкой. В центре — орел над женской фигурой.
Задержанного направили в отдел контрразведки армии. Следователи разыскали документы, на основании которых Бем был внесен в список разыскиваемых. Нашлись и свидетели, знавшие Горлинского—Бема как вербовщика немецкой разведки. Улики были неопровержимы, и ему ничего не оставалось, как дать показания и о себе, и о тех, кого он отобрал и направил в шпионские школы.
Наступление войск Ленинградского и Волховского фронтов развивалось успешно. Ленинградцы ликовали.
Наконец-то блокада была снята, и они смогли вздохнуть полной грудью, начать восстановление города. На Дворцовой площади в те дни стояли стопятимиллиметровые гаубицы, двухсотдвадцатимиллиметровые мортиры «Шнейдер Крезо» и другие немецкие осадные орудия. Теперь это были только экспонаты своеобразной выставки трофеев. А еще совсем недавно тяжелая ар-тиллерия гитлеровцев обстреливала Ленинград. Огонь вели специальные части — 910-й отдельный тяжелый артполк и отдельный артдивизион 170-й немецкой пехотной дивизии. Они стреляли в одно и то же время трижды в день, когда на улицах было особенно много-людно. Гитлеровцы стремились держать город в постоянном напряжении.
В марте, когда была полностью освобождена от оккупантов территория Ленинградской области, жители города на Неве торжественно встречали партизанские отряды и бригады. Это была величественная, незабываемая картина! Народ рукоплескал верным сынам и дочерям Родины, проходившим по улицам Ленинграда.
Это шли герои.
А где-то среди них, прикрывшись личиной партизана, шел немецкий агент...
Впрочем, расскажем обо всем по порядку.
Выполнив стоявшие перед ними боевые задачи, ленинградские партизаны вернулись к мирному строительству, приступили к ликвидации последствий войны. Многие из них влились в состав войск Ленинградского фронта.
Георгий Железняков, веселый, разбитной парень, пришел из партизанского отряда в 125-ю краснознаменную стрелковую дивизию, незадолго до этого получившую наименование Красносельской. В начале марта ему было присвоено звание лейтенанта. Он стал командиром взвода 657-го стрелкового полка. Железняков рассказывал, что родился он на Волге, в Вольске, но всю жизнь прожил в Одессе. Как истый одессит, Георгий знал множество занимательных историй. В роте эти истории получили название «А вот у нас, в Одессе...». По рассказам Железнякова, на фронте ему доводилось участвовать в опасных делах, но все обошлось благополучно, если не считать того, что он был тяжело ранен и в беспамятстве попал в плен. Лейтенант считал себя коммунистом, хотя партийного документа не имел. Он говорил, что лишился кандидатской карточки, когда был ранен.
— Восстанавливать все надо, да не время сейчас. Фашистов добивать нужно, — бойко твердил он. — Вот начнется наступление — рассчитаюсь с ними за все.
Писем Георгий ни от кого не получал. Говорил, что все его близкие «под немцем» в Одессе. Но вот отзвучал салют в честь освобождения Одессы, и недели через две ротный почтальон весело сказал Железнякову:
— Пляши, лейтенант! Железняков, тряхнув черной шевелюрой, лихо отбил чечетку и получил долгожданное письмо.
— Наверное, от невесты, — говорили солдаты.
— Нет, отец прислал, — ответил Железняков и отошел с письмом в сторону.
А почтальон, покидая подразделение, недоумевал: «Как же так? Сын — Железняков Георгий Петрович, а отец — Я. Гиршман». Он своими глазами видел на конверте адрес отправителя.
Железняковым заинтересовались старший оперуполномоченный полка капитан Н. А. Гаврилов и начальник контрразведки дивизии подполковник Н. Ф. Курицын.
Николай Федорович Курицын начал войну рядовым оперативным работником, а к концу 1943 года уже руководил отделом контрразведки соединения. Храбрый боевой офицер, умелый контрразведчик, он пользовался большим уважением товарищей, постоянно бывал в полках и батальонах, хорошо знал бойцов и коман-диров.
Через некоторое время подполковник Курицын и капитан Гаврилов подвели первые итоги проверки Железнякова.
В списках 7-го отряда 9-й партизанской бригады значилось: «Железняков Георгий Петрович, 1921 года рождения. Зачислен в отряд 17 ноября 1943 года. Бежал из лагеря военнопленных». Из какого лагеря, указано не было.
Ответ из Одессы гласил: «Гиршман Яков Моисеевич с семьей проживал в Одессе на улице... Эвакуировался в 1941 году, сразу после освобождения Одессы возвратился в город и живет по улице... Сын, Гиршман Абрам Яковлевич, 1920 года рождения, перед войной призван в Красную Армию, служил в одной из прибалтийских республик. Сведений о нем нет».
Письмо из Вольска: «Железняков Георгий Петрович, 1921 года рождения, уроженец города Вольска. Служил в Красной Армии в Литве в звании младшего лейтенанта. Родители получили извещение, что он погиб смертью храбрых в боях против немецко-фашистских захватчиков под Шауляем в 1941 году».
Показания бывшего военнопленного: «В гатчинском лагере, где нас содержали гитлеровцы, был Железняков Георгий, родом из Вольска, парикмахер по специальности. Пленные говорили, что он доносчик. Железняков иногда исчезал из лагеря на одну-две недели. Куда его посылали фашисты, не знаю. Но один из пленных как-то по секрету сообщил мне, что Железняков по заданию фашистов ходит по окрестным деревням под видом бежавшего из лагеря и выискивает, где базируются партизаны».
Три фотографии: командир взвода 657-го полка лейтенант Железняков, Абрам Гиршман из Одессы и младший лейтенант Железняков из Вольска, погибший в 1941 году.
Теперь подполковник Курицын и капитан Гаврилов с полным основанием могли утверждать, что под именем Георгия Железнякова скрывается Абрам Гиршман — на первых двух фотографиях было одно и то же лицо. Следствие уточнило и дополнило собранные капитаном Гавриловым материалы.
Война застала Гиршмана в Литве. Полк попал в окружение. В бою под Шауляем Гиршман видел, как погиб его сослуживец младший лейтенант Железняков. Сам он струсил, отлежался в кустах, а потом первому попавшемуся на глаза немецкому солдату сдался в плен.
В лагере Гиршман выдал себя за русского и назвался именем геройски погибшего Георгия Железнякова. Он угождал немцам как только мог, стал сначала переводчиком, а потом и провокатором-доносчиком. В лагере Гробино он выдал фашистам большую группу патриотов (более двадцати человек), в том числе политработников Яковлева и Иванова, которых гитлеровцы вскоре расстреляли. Как предатель Гиршман был известен в рижском и гатчинском лагерях.
Поздней осенью сорок третьего года абверовцы организовали «побег» Гиршмана—Железнякова к партизанам. В случае отступления немцев и выхода партизан в расположение Красной Армии он обязан был добиться зачисления в армию, вести там антисоветскую про-паганду, заниматься сбором шпионских сведений и при удобном случае возвратиться к тем, кто его послал.
В ходе следствия выяснилось, что Гиршману еще до перехода к партизанам удалось сообщить родственникам, что он, опасаясь репрессий со стороны гитлеровцев, изменил свою фамилию, имя и отчество.
На суде Гиршмана спросили:
— Что вас заставило служить заклятому врагу — фашизму?
— Хотел жить. Все, что угодно, только жить, — последовал ответ.
Перебрасывая Гиршмана к партизанам, абверовцы были уверены, что он не посмеет отказаться от выполнения полученного им задания. Такую практику отбора агентов и закрепления их за собой гитлеровцы старались применять в каждом удобном случае. Предателей, согласившихся служить «новому порядку», фашисты предварительно использовали как провокаторов, а подчас привлекали к участию в карательных операциях, тем самым отрезая им все пути возврата к прежней жизни...
Войска Ленинградского, Волховского, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов с боями подходили к границам Эстонской и Латвийской республик. Гитлеровцы отступали. Вместе с ними бежали и руководители фашистских разведывательных, контрразведывательных и карательных органов. Однако это не мешало им продолжать активную подрывную деятельность против советских войск. Нередко они осуществляли переброску агентуры через линию фронта в тылы наступающих частей Советской Армии.
...На шоссе Малая Вишера—Чудово два офицера проверяли документы у военнослужащих.
— Теперь все в порядке. В правом углу командировочного удостоверения стоит цифра «27». Только вчера заменен шифр, — сказал один другому.
Заметив мчавшийся по шоссе крытый «студебеккер», офицер в форме капитана поторопил своего коллегу:
— Быстрей!
Моросил дождь. Капитан поднял руку. Тяжелая машина резко затормозила ход.
— Куда вам? — высунувшись из кабины, спросил усатый старшина.
— В Чудово.
— Кто вы такие?
— Из контрразведки.
Старшина не спросил документов, он кивком головы указал на кузов.
Не доехав до города, пассажиры попросили остановить машину и спрыгнули на землю.
— Дела у нас здесь. Спасибо.
В тот же день в отдел контрразведки 67-й армии пограничники, охранявшие ее тылы, сообщили о появлении двух подозрительных лиц в форме офицеров Советской Армии. Эти люди проверяли у военнослужащих документы на дороге Малая Вишера—Чудово. Погра-ничники обнаружили остатки шлагбаума там, где контрольно-пропускного пункта не было.
Для проверки сообщения в район Чудова выехала оперативная группа во главе с майором Н. В. Кудряшовым. Чекисты побеседовали с шоферами, которые проезжали в тот день по шоссе. Два водителя подтвердили: да, действительно, капитан и лейтенант проверяли у них документы. Стали известны приметы неизвестных офицеров. Старшина медсанбата рассказал, что подвез капитана и лейтенанта на машине до окраины Чудова.
Вскоре эти офицеры вновь попали в поле зрения чекистов. В одной из деревень бригадир колхоза рассказал майору Кудряшову, что к нему заходили капитан и лейтенант.
— И зачем же они заходили?
— Да говорили, что разыскивают шпионов. Майор был озадачен. Ни в отделе контрразведки армии, ни в Чудовском райотделе госбезопасности никто не располагал данными о чекистах, ведущих здесь какие-либо поиски. Кто же они?
Кудряшову, в прошлом пограничнику, не раз приходилось искать нарушителей границы. Он знал уловки врага. Напав на след неизвестных, контрразведчики преследовали их по пятам. Вскоре в Чудовском районе был задержан один из них — фашистский агент Сахаров, а два дня спустя и другой — шпион Мельницкий. Оба окон-чили разведшколу в Валге и были переброшены самолетом в тылы советских войск 9 мая 1944 года. Абверовцы поставили перед ними задачу: контролировать передвижение воинских частей по железным и шоссейным дорогам Чудово—Новгород, Чудово—Ленинград, Чудово—Москва, Чудово—Волхов и радировать о воинских перевозках.
В абверкоманде 104 у Шиммеля для агентов были разработаны три варианта легенд. В одном случае при проверке документов Сахаров и Мельницкий должны были представляться как офицеры отдела контрразведки 314-й стрелковой дивизии, выполняющие оперативное задание по розыску немецких парашютистов. По второй легенде они — квартирьеры, командированные для размещения прибывающего вскоре 34-го запасного офицерского полка; по третьей — представители штаба Ленинградского фронта, направленные для проверки выполнения приказа о санитарном состоянии частей. В соответствии с легендами абверовские агенты имели по три комплекта документов: офицерские удостоверения, командировочные предписания, продовольственные аттестаты. На расходы они получили пятьдесят тысяч рублей.
Казалось бы, все было предусмотрено до мелочей, но шпионам ничто не помогло. Возвратиться к своим хозяевам им не удалось. Судьбу этих агентов разделили и другие лазутчики врага. Впрочем, за выполнение заданий гитлеровской разведки брались немногие. Мы уже говорили, что выходцы из разведшколы в Кейла-Юа, как правило, являлись к советскому командованию с повинной. Точно так же поступали некоторые агенты, подготовленные в других шпионских школах. Принесли взрывчатку и сдались советским властям диверсанты из школы в Вяцати, получившие задание нарушить движе-ние поездов на Октябрьской железной дороге. Три шпиона из разведшколы, размещавшейся в Валге, сразу же после приземления явились к коменданту станции Волхов, сдали парашюты, рацию, шифр, несколько десятков тысяч рублей, которыми их снабдила гитлеровская разведка. Не стали выполнять шпионские и диверсионные задания многие другие агенты, посланные в советский тыл Целлариусом, Шиммелем и прочими незадачливыми руководителями абверовских органов.
