В конце лета 1943 года трудные бои у Синявинских высот и Красного Бора сменились на Ленинградском фронте относительным затишьем.
Но затишье было временным. Фронт готовился к решающему сражению. Надо было освободить город-герой от вражеской блокады, разгромить окопавшиеся под Ленинградом гитлеровские дивизии.
Планом наступательных операций предусматривалась огромная подготовительная работа в войсках, включая скрытую переброску по Финскому заливу личного состава и боевой техники 2-й ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм.
В этих условиях перед службой контрразведки фронта, особенно Приморской оперативной группы (ПОГ), стояла задача решительного пресечения попыток вражеской агентуры выведать замыслы нашего командования, добыть сведения о подготовке войск фронта к наступлению.
Контрразведчики с честью справились с этой задачей. Более того, они оказали командованию фронта помощь в осуществлении плана дезинформации противника. Вот как это было.
...В ночь на 6 августа 1943 года сотрудник 104-й аб-веркоманды капитан Фиш вывел по болоту на разведанную им заранее тропу коренастого человека в форме капитана Советской Армии.
— Ну, Давыдов, ни пуха ни пера, как говорят русские, — сказал он. —Жду тебя не позже чем через неделю.
— Ждите, господин капитан. Вернусь. Бог не выдаст — свинья не съест.
Под утро этот человек уже был в отделе контрразведки ПОГ и нервно, сбивчиво твердил:
— Никакой я не капитан и не Давыдов. Я у них назывался Никулиным, но я и не Никулин. Я Каращенко, Мокий Демьянович Каращенко, пограничник, старший лейтенант. Там я встретился с человеком... Похоже, что наш человек...
— Да вы не волнуйтесь. Спокойнее рассказывайте,— говорил беседовавший с ним чекист.
— Но я шпион. Вы понимаете? Я, Мокий Каращенко, который всю жизнь охранял границу, ловил шпионов, сам стал фашистским агентом! Но я не шпион, я честный человек!
— Ну, знаете ли, так дело не пойдет, — вздохнул майор.— «Я шпион», «я не шпион»... Может быть, вам отдохнуть немного нужно?
— Нет, нет. Я сейчас... Данное мне поручение сводится к следующему: установить, не прибывает ли пополнение в Приморскую оперативную группу, откуда и каким путем переправляются войска на ораниенбаумский участок фронта, узнать их состав, фамилии командиров, выведать, что говорят в войсках о наступлении, когда оно возможно, где. А еще — добыть образцы ко-мандировочных предписаний. Капитан Фиш ожидает моего возвращения через неделю.
Давыдов, он же Никулин, он же Каращенко, ночью через Финский залив был доставлен в Ленинград, в управление контрразведки фронта. И вот они сидят друг перед другом — бывший пограничник подполковник П. А. Соснихин, которого пришелец весьма заинтересовал, и недавний старший лейтенант, тоже в прошлом пограничник, Каращенко, прошедший все муки ада в плену у гитлеровцев и в их разведке.
В одном из тяжелых боев офицер Виндавской пограничной комендатуры М. Д. Каращенко, прослуживший много лет на границе, был трижды ранен и попал в окружение. Он пытался пробиться к своим, но был схвачен латышскими националистами — айзсаргами. Начались скитания по лагерям военнопленных, где он называл себя Никулиным, старшим лейтенантом строительного батальона, так как чекиста-пограничника фашисты немедленно расстреляли бы. Однажды пытался бежать и... угодил в лагерь особо строгого режима Са-ласпилс, который пленные называли «долиной смерти». Голод, издевательства, побои — все прошел Мокий Демьянович. А когда узнал, что фашистская разведка подыскивает в лагерях людей для шпионско-диверсионных школ, сообразил: вот путь к тайнам врага. И он добился того, что привлек к себе внимание вербовщиков. В мае сорок третьего Мокий Демьянович уже курсант валговской разведшколы абвера.
— Там я и встретился с хорошим парнем ленинградцем Мелетием, — рассказывал Каращенко.
— Как, как? — встрепенулся Соснихин.
— Мелетием...
— Фамилия?
— Светлов. Впрочем, это, конечно, не фамилия. Но он, по-видимому, ваш человек.
— Почему так думаете? Он вам говорил?
— Нет. Но я же старый пограничник. Мы и без слов поняли друг друга. Он только сказал мне, что его настоящее имя Мелетий и что я могу смело идти к властям и ничего не бояться, когда попаду к своим...
— Как он выглядит? Опишите, пожалуйста.
— Светлый шатен с острым взглядом, среднего роста, худощав, быстр в движениях. Немного прихрамывает на левую ногу.
Без сомнения, Каращенко встретился в валговской разведшколе с Мелетием Малышевым. Значит, удалось ему проникнуть в немецкую разведку. Значит, сработала легенда, справился Мелетий с тяжелой задачей. Соснихин недоумевал лишь, почему тот прихрамывает.
Подполковник вдруг ощутил теплое чувство к этому бывшему пограничнику Каращенко, принесшему из вражеского логова добрую весть о Малышеве. Но многое еще было неясно. Могла произойти всякая случайность. Нельзя было ставить под удар Малышева. И опытный чекист, затаив в себе чувство радости, нахмурился:
— Все это ваши домыслы. Возможно, и хорошего парня встретили в валговской школе, но мы такого не знаем.
— Может быть, — с готовностью отозвался Каращенко.—Мне лично он понравился. Я, конечно, при любых обстоятельствах явился бы к вам. Для этого и в фашистские агенты пошел. Но Мелетий укрепил во мне уверенность, что поступаю я правильно. Бывало, придет черная мысль: «Ну, как не поверят мне?» А вспомню слова Мелетия —и сразу станет как-то легче. «Не может быть,— думаю, —чтобы свои, русские, советские люди, не поняли, не поверили».
В конце июля, после того как Мокий Демьянович окончил разведывательные школы в Валге и Стренчи, его доставили в Псков к подполковнику Шиммелю. Несколько дней он провел на конспиративной квартире в доме № 45 по Крестовскому шоссе, а затем был направлен с капитаном Фишем в абвергруппу 112 в Кезево, что под Сиверской. Здесь капитан поставил перед ним конкретную задачу и переправил его в расположение советских войск, защищавших Ораниенбаумский плацдарм.
— И вот я перед вами, — закончил свой рассказ Каращенко. — Все, что рассказал, правда. Доказательств, конечно, нет. Могу сообщить, куда должна была эвакуироваться жена. Проверьте в управлении кадров погранохраны. Сохранились же там данные обо мне...
Прошли два дня, заполненные напряженной работой. Многое передумал в эти дни Соснихин. В конце концов он пришел к мысли, что Мокий Демьянович может многое сделать для дезинформации противника. Ему следует вернуться в абвергруппу и принести господам Фишу и Шиммелю «ценные сведения» о состоянии обороны и составе наших войск на плацдарме в районе Ораниенбаума. Соснихин вместе с подполковником Ф. И. Веселовым, майором Г. Н. Жутяевым и другими контрразведчиками фронта разработали подробный план операции. Все они верили в искренность признаний Каращенко. К тому же все, что тот рассказывал, подтверждалось материалами, которыми располагали чекисты. Начальник управления контрразведки принял предложение Соснихина и доложил о нем Военному совету фронта.
— Военный совет одобрил нашу инициативу, — сообщил он, возвратившись из Смольного. — Командование фронта в настоящее время разрабатывает обстоятельный план дезинформации противника с целью ввести его в заблуждение относительно наших замыслов. Возвращение Каращенко к абверовцам с ложными сведениями явится важным дополнением к этому плану. Начальник штаба фронта уже получил указание подготовить соответствующие «данные» для разведки противника, которые ей доставит Каращенко.
Мокий Демьянович тяжело вздохнул, когда ему сказали о необходимости вернуться в логово гитлеровской разведки.
— Нелегко мне, товарищи. Два года стремился вырваться к своим.
— Надо., Мокий Демьянович. Там вы принесете больше пользы.
— Ну, что ж... Коли надо, я готов.
Каращенко поручили передать абверовцам, будто на правый фланг ПОГ прибыли два новых соединения и там наблюдается скопление танков и артиллерии.
Перед выходом на задание Мокий Демьянович сказал контрразведчикам:
— Я понимаю, что с родными увидеться не могу, времени для этого мало. Прошу вас,- известите, что жив и что не предатель.
— Обещаем сделать.
— Спасибо.
Чекисты провезли Каращенко по маршруту, разработанному капитаном Фишем. Мокий Демьянович должен был увидеть эти места своими глазами и доложить абверовцам дезинформационные данные как можно правдоподобнее. Ровно через семь дней (на этот срок послали абверовцы своего агента) чекисты провели его через линию фронта.
Реакция вражеской разведки была немедленной. Спустя два дня после ухода Каращенко противник обрушил на воображаемые скопления танков и артиллерии Приморской оперативной группы мощный артиллерийский огонь. Гитлеровская авиация несколько дней ожесточенно бомбила «места дислокации новых соеди-нений», но бомбы падали в глухие лесные дебри и з болота, где, кроме дымных костров, ничего не было.
Это означало, что абверовцы поверили Каращенко.
Вскоре командование Ленинградского фронта предприняло новые меры дезинформации противника. На копорском участке ПОГ были сооружены макеты танков и огневых артиллерийских позиций, демонстрировалось сосредоточение пехоты. Ее прикрывали с воздуха периодически барражировавшие самолеты. Ведя авиаразведку, гитлеровцы обнаруживали эти признаки появления новых частей на правом фланге ПОГ и таким образом убеждались в «достоверности» сведений, принесенных М. Д. Каращенко.
Легенда о сосредоточении значительных сил на правом фланге ПОГ поддерживалась советским командованием в течение всей осени и начала зимы 1943 года.
«Все это помогло дезориентировать немецко-фашистское командование, создав у него уверенность, что готовится наступление советских войск на Кингисепп— Нарву».
Таким образом противник был окончательно введен в заблуждение.
По указанию фельдмаршала Кюхлера к правому флангу ПОГ, в район Копорья, за счет ослабления других участков фронта гитлеровцы перевели ряд частей, в том числе отборные танково-гренадерскую дивизию СС «Нордланд» и танково-гренадерскую бригаду СС.
Контрразведчики фронта не без оснований полагали, что абверовцы приложат все усилия для проверки полученных от Каращенко «ценных сведений». Тем более, . что возвратившийся агент указал на «коридор», по которому можно «безопасно» проникать в расположение войск Приморской оперативной группы.
В этой обстановке чекистам ПОГ надлежало принять действенные меры, чтобы ни один вражеский лазутчик не сумел возвратиться к своим хозяевам и вызвать у них сомнение в достоверности сведений, принесенных Каращенко. Было ясно, что это могло стоить ему жизни и привести к провалу всю операцию по дезинформации немецко-фашистского командования.
В соответствии с указанием управления контрразведки фронта начальники чекистских подразделений Приморской оперативной группы В. А. Бойкиня, А. П. Куликов, И. Г. Макаров, М. К. Михайлов, Н. П. Павлов, А. Я. Пятницкий обеспечили проведение необходимых мероприятий. На наиболее вероятных путях проникновения фашистских агентов в расположение войск Ораниенбаумского плацдарма были выставлены засады и секреты. В населенных пунктах действовали поисковые группы. Местность прочесывалась. Была усилена про-верка документов, установлен более тщательный контроль за выдачей командировочных предписаний.
Как показали последующие события, эти меры были вполне своевременными.
Начальник абверкоманды 104 подполковник Шиммель начал забрасывать в расположение войск ПОГ все новых агентов. Причем они шли с заданиями, сходными с тем, которое выполнял Каращенко. При инструктаже Шиммель и Фиш заверяли агентов, что маршрут перехода линии фронта безопасен и уже проверен опытным разведчиком. Но все эти акции абвера не застали контрразведчиков ПОГ врасплох. В течение сентября сорок третьего года вражеская разведка направила на Ораниенбаумский плацдарм одну за другой три шпионские группы. Первая и вторая (по два человека в каждой), перейдя линию фронта, сразу же явились в отдел контрразведки. Эти люди, как и Каращенко, не собирались работать на фашистов.
Не дождавшись возвращения двух первых групп и, видимо, решив, что они провалились, абверовцы направили на Приморский плацдарм третью. Как-то перед рассветом наши бойцы обстреляли из засады неизвестных, появившихся со стороны противника. Их было трое. Отстреливаясь, двое скрылись, а третий пополз в нашу сторону.
— Не стреляйте, товарищи! Я свой...
Он был легко ранен в грудь и в госпитале заявил, что ему нужно немедленно увидеться с чекистами. Он назвал себя Борисом Александровичем Соломахиным. Такой человек был известен управлению контрразведки фронта как преподаватель разведшколы «Абвернебен-штелле—Ревал» в Кейла-Юа. Очевидно, и начальник «Абвернебенштелле» Целлариус, и Шиммель придавали разведке Приморского плацдарма большое значение, коль направили в расположение ПОГ не рядового агента, а одного из их наставников. Но о Б. А. Соломахине мы еще расскажем в нашей книге.
Для укрепления положения Каращенко в стане врага и придания большей убедительности его легенде контрразведчики фронта решили отправить одного из прибывших в ПОГ агентов абвера обратно. Выбор пал на явившегося с повинной Александра Васильевича Са-перова. Конечно, ему, только что вырвавшемуся от гитлеровцев, тоже нелегко было возвращаться к ним. Хотелось увидеться с женой, которая считала его погибшим, с друзьями и близкими. Но разве мог он ставить личное выше интересов Родины! И Александр Васильевич, так же как и Каращенко, пошел...
Утром 14 января 1944 года 2-я ударная армия, скрытно переправленная в район Ораниенбаума, обрушила на врага мощную лавину огня.
Разгром гитлеровских полчищ под Ленинградом начался не с правого фланга Приморского плацдарма, в направлении на Кингисепп, как ожидало командование группы «Норд», а с левого, в направлении на Ропшу, Кипень.
Так закончилась чекистская операция, условно носившая скромное наименование «Возвращение». Она помогла командованию фронта в деле освобождения Ленинграда от вражеской блокады и изгнания гитлеровцев с временно оккупированной ими территории Ленинградской области.
Как же сложилась дальнейшая судьба М. Д. Кара-щенко, вернувшегося в логово врага по заданию чекистов Ленинградского фронта?
Как и рассчитывали контрразведчики, возвращение Саперова к абверовцам укрепило положение Каращенко. Офицеры абверкоманды 104, готовя новых агентов для выполнения шпионских заданий в тылу советских войск, ставили в пример «работу» Каращенко в расположении частей ПОГ. За «заслуги» перед третьим рейхом они наградили его бронзовой медалью. Однако все это не помешало абверовцам в дальнейшем проверять его в уже известном читателю зондерлагере в Вильянди.
В феврале 1945 года, при отступлении гитлеровцев, Мокий Демьянович сумел оторваться от противника и выйти в расположение советских войск. За успешное выполнение важного задания органов контрразведки Советское правительство наградило его орденом Отечественной войны. Ныне этот мужественный человек живет ь Эстонской ССР. Встречаясь с чекистами, с молодежью, ан рассказывает им о своей работе в стане врага в суровые дни минувшей войны.
