Летом 1943 года чекисты Ленинградского фронта направили в тыл врага несколько хорошо подготовленных разведчиков. Один из них, Николай Степанович Андреев, сумел проникнуть в центральную школу абвера, находившуюся в непосредственном подчинении штаба «Валли».
До войны Андреев работал завучем в средней школе села Красного, недалеко от Костромы. В 1940 году o;i был призван в Красную Армию и вскоре стал курсантом училища зенитной артиллерии. В августе 1941 года молодой офицер Н. С. Андреев прибыл в одну из частей, стоявших на защите Ленинграда.
В те грозные дни полчища гитлеровцев, не считаясь с потерями, рвались к городу на Неве. Они рассчитывали овладеть им штурмом. С 8 сентября фашистские воздушные пираты начали массированные налеты на Ленинград.
Командуя зенитной батареей, Андреев участвовал во многих боях. В мае 1942 года Николай Степанович стал членом ленинской партии, через год был награжден медалью «За оборону Ленинграда». Однако радость этого памятного события омрачила неожиданно свалившаяся на него беда.
Мстя ленинградцам и их славным защитникам за прорыв блокады города, фашистские изверги усилили варварские налеты своей авиации на жилые кварталы. Наибольшей интенсивности эти налеты достигли в мае 1943 года. Военный совет Ленинградской армии ПВО в специальной директиве предупредил офицеров-зенитчиков о строгой ответственности за поддержание во всех подразделениях высокой боевой готовности. Через несколько дней гитлеровским стервятникам удалось совершить налет на объект, охранявшийся зенитной батареей старшего лейтенанта Андреева, и нанести ущерб нашей обороне. Последовал суровый приказ. «За неудовлетворительную организацию разведки и плохое руководство боем» Андреев был переведен с понижением в стрелковую часть.
Здесь с Николаем Степановичем и познакомились сотрудники управления контрразведки фронта. Они обстоятельно побеседовали с ним, изучили его характеристики. Глубоко осознавший допущенную им ошибку, твердый по характеру, хорошо образованный человек, убежденный коммунист — таким предстал перед ними Н. С. Андреев. За плечами у него был солидный жизненный опыт: недавно Николаю Степановичу исполнилось тридцать лет. Важно было также, что Андреев изучал в пединституте немецкий язык, знал основы радиодела.
Немалое значение имело и другое обстоятельство: чекисты не без оснований полагали, что «обиженный» командованием советский офицер наверняка заинтересует абверовцев. Они предложили Андрееву отправиться в тыл противника с заданием проникнуть в немецко-фашистскую разведку. Он без колебаний согласился. Началась тщательная подготовка к работе в стане врага.
В ту пору Николай Степанович писал жене, недавно вступившей в ряды большевистской партии и избранной председателем колхоза: «Милый друг, чертовски хочется встретиться с тобой, но не время, нужно бить проклятых фашистов! Если долго не будет моих писем, не беспокойся. Будь твердо уверена во мне, не подведу».
В ночь на 1 июля 1943 года Андреев ушел к врагу под видом разведчика, отставшего от своей группы при возвращении с задания. Когда, согласно легенде, командованию было «доложено» об исчезновении бойца, над нейтральной зоной взметнулись осветительные ракеты, началась ружейно-пулеметная стрельба. Неприятель ответил пулеметным огнем. Но «перебежчик» был уже на той стороне. Конвоиры доставили его в штаб полка испанской «голубой дивизии», стоявшей на подступах к захваченному оккупантами городу Пушкину. После краткого допроса франкисты передали Андреева в распоряжение контрразведывательной службы абвера группы «Норд».
Разведчик знал, что абверовцы вначале отнесутся к нему с недоверием, будут досконально проверять все, что он сообщит о себе. Так оно в действительности и произошло.
Перед началом допроса немолодой, лейтенант из абвергруппы строго предупредил Андреева:
— Нам известно, что русские — мастера забрасывать к нам своих разведчиков. Если ты послан с заданием, то, пока не поздно, сознавайся. Ничего плохого тебе на будет. Сможешь работать по специальности, где захочешь. Если не сознаешься, пеняй на себя. Мы все равно узнаем правду.
Допрос длился долго. Контрразведчики абвера пытались запутать Андреева, найти противоречия в его ответах, но цели не достигли — он хорошо усвоил ле-генду.
Продолжение проверки абверовцы устроили Николаю Степановичу в тюрьме. Они подсадили к нему в камеру под видом «перебежчика» своего агента-провокатора. Однако из этой затеи у них ничего не вышло: Андреев без большого труда определил, что представляет собой его сокамерник.
С «удостоверением перебежчика» Андреева отвезли в город Остров. Фашисты содержали его в камере при комендатуре гарнизона. Здесь Николай Степанович познакомился с пленным советским летчиком Н. К. Лоша-ковым. Они разговорились.
Младший лейтенант Лошаков служил в истребительном авиаполку. В одном из воздушных боев с фашистами он был ранен, выбросился на парашюте и попал в плен. Теперь гитлеровцы склоняли его к службе в РОА. Андреев в свою очередь рассказал Лошакову, как он оказался в плену.
— И ты пришел к фашистам только потому, что обиделся на командование?! — возмутился летчик. — Нашел причину! Ты или предатель, или трус!
Андреев не выдержал.
— Я не трус! И нахожусь здесь не без цели, — возразил он в запальчивости.
Лошаков задумался.
— Тогда будь осторожнее. Среди пленных встречаются всякие.
— Знаю. А тебе советую: ищи здесь тех, кто хочет быть полезным Родине, склоняй их к переходу на нашу сторону. И постарайся вернуться сам, чтобы снова бить фашистов.
— Об этом думают многие, кто сюда попал, — ответил Лошаков.
Вскоре его куда-то увезли. А через месяц Николай Кузьмич Лошаков принес чекистам первую весточку об Андрееве. Как это произошло, лаконично повествует хроника Великой Отечественной войны:
«Находясь в лагере близ г. Острова, Лошаков задумал побег из плена. Посвятив в свой план военнопленного И. А. Денисюка, работавшего на аэродроме в качестве заправщика самолетов бензином, он стал вместе с ним готовиться к побегу. Улучив момент, пленники забрались в кабину только что заправленного самолета «Шторх» и успешно совершили взлет и полет в направлении на восток. Через три часа полета, уже ночью, Лошаков произвел посадку в расположении советских войск в районе Мал. Вишеры».
С «перебежчиком» Андреевым в Острове беседовал немецкий полковник. Он настойчиво стремился получить его согласие на зачисление в «русскую освободительную армию».
— Я устал от войны и хочу отдохнуть,— ответил гитлеровскому офицеру Андреев. Он твердо помнил поставленную перед ним задачу — заинтересовать собой фашистскую разведку и попасть в школу абвера. И только в крайнем случае идти на службу в РОА.
— Не хочешь служить у генерала Власова — пошлем в лагерь, — не скрывая своего раздражения, пообещал ему полковник.
«А если я перестарался и не попаду, куда надо?» — забеспокоился Андреев, но, надеясь на лучшее, менять своего решения не стал.
Из Острова Андреева отправили в местечко Нойгоф, близ Кенигсберга. Здесь находился какой-то большой, окруженный лесом лагерь. Как только Андреев прибыл, его сразу же провели в помещение канцелярии. А через несколько минут с ним уже разговаривали два немецких офицера, свободно владевшие русским языком. Очевидно, советский офицер-«перебежчик» всерьез заинтересовал их. Беседу вел пожилой майор, слегка прихрамывавший на одну ногу. Худощавый, со следами оспы на лице капитан изредка вставлял отдельные замечания.
— Вам известно, куда вы попали? — вежливо осведомился майор, обращаясь к Андрееву.
— По-видимому, в лагерь для военнопленных.
— В известной мере это так, пленные у нас здесь есть. Но главным объектом является разведывательная школа, которую эти военнопленные обслуживают. — Майор острым взглядом окинул Андреева и продолжал: — Нам известно, что вы обижены большевиками, которые отправили вас, офицера-зенитчика, в пехоту, на передний «рай, после чего вы не пожелали воевать за них. Если не возражаете, мы зачислим вас в разведшколу, чтобы вы могли вместе с германской армией бороться против большевиков.
Это прозвучало так неожиданно, что Андреев чуть не выдал себя. Маскируя свои чувства, он нахмурил брови и не спеша ответил:
— Чтобы бороться, надо иметь идею, а я человек безыдейный.
— Понятно. Но о нашем предложении вы все же подумайте. Ответ — завтра. Желательно — положительный. Пока будете жить с обслуживающим персоналом, но фамилию следует изменить. Будете, скажем, Алексеевым.
— У нас уже три Алексеева, — уточнил капитан.
— Тогда Макаровым. Свою фамилию с сего дня рекомендую забыть. И второе — с местным населением не общаться, с обслуживающим персоналом не болтать. За болтовню у нас одно наказание — на тот свет, — жестко закончил беседу майор.
Капитан отвел Андреева в барак, где жили военнопленные. На месте никого не было. Лишь на кухне, располагавшейся в конце барака, повар готовил обед. Андреев подошел к нему. Они разговорились.
Повар рассказал Андрееву, что здесь, в Нойгофе, находится школа абвера. Недавно она перебазировалась из-под Варшавы, где размещалась на даче Пилсудского, в местечке Сулеювек.
— А почему ее перевели сюда, под Кенигсберг?
— Говорят, что польские патриоты помогали советским разведчикам собирать сведения о шпионах, обучающихся в школе. К тому же под Варшавой стало неспокойно, появились партизаны.
Вечером от других обитателей барака Андреев узнал, что он попал в «главную школу абвера на Восточном фронте», что хромоногий майор Марвиц, который беседовал с ним, является начальником школы. Второй офицер — его заместитель по учебной части капитан Редер.
Разумеется, военнопленные не знали, что под этими псевдонимами скрываются опытные офицеры абвера — майор Моос и капитан Рудин, которые еще в начале войны, занимая руководящее положение в абвергруппах 111 и 112, засылали десятки шпионов в расположение войск Ленинградского фронта.
На другой день утром в барак заглянул капитан Редер. Он подошел к Андрееву.
— Ну как, надумал?
— Почти.
— Отлично, — удовлетворенно заметил Редер и, видимо желая подбодрить своего нового подопечного, перешел на откровенный тон: — Я сам старый разведчик, не раз ходил в глубокую разведку за линию фронта и, как видишь, жив-здоров. Главное в нашем деле — не бояться.
Он отвел Андреева на вещевой склад, где ему выдали военную форму без знаков различия. Затем они прошли в расположение 4-го учебного лагеря, изоли-рованного от других подразделений школы проволочным забором.
— Будешь обучаться здесь на разведчика-радиста для сбора данных о советских военно-воздушных силах,—пояснил Редер Андрееву и тут же предупредил его: — Имей в виду, что общение со слушателями других учебных лагерей школы строго запрещено. За нарушение— штрафной лагерь.
Через неделю группа, в которую был зачислен Андреев, приступила к учебным занятиям.
Так разведчик управления контрразведки «Смерш» Ленинградского фронта коммунист Николай Степанович Андреев оказался в центральной школе абвера.
Первая часть задания была успешно выполнена. Теперь предстояло решить самую сложную, самую трудную задачу — разведать, кто из числа слушателей и обслуживающего персонала школы остался в душе патриотом Родины. Надо было помочь таким людям стать на путь активной борьбы с ненавистным врагом, привлечь их к выполнению заданий советской контрразведки.
«Как это сделать? С чего начать?» — напряженно размышлял Николай Степанович. Он с первых дней пребывания в школе заметил, что в ней царит гнетущая обстановка взаимного недоверия. Слушатели опасались друг друга, догадываясь, что в их среде действуют осведомители и агенты-провокаторы, негласно следящие за их поведением и настроениями. Обучавшиеся в школе изменники Родины были не прочь выслужиться перед своими хозяевами. Здесь ни для кого не являлись секретом случаи применения репрессий по отношению к тем, кто имел неосторожность обнаружить хотя бы признаки недовольства политикой Гитлера.
Николай Степанович понимал, что стоит сделать один, только один неверный шаг, как последует провал, а за ним — пытки и виселица.
С первого дня пребывания в разведшколе он стал внимательно присматриваться к тем, кто его окружал. Прошло немного времени, и Андреев убедился, что руководящий состав, преподаватели, инструкторы 4-го учебного лагеря являются откровенными фашистами или продавшимися им изменниками Советской Родины. Были такие и среди слушателей. Они открыто выражали свою ненависть к советскому строю, мечтая в случае победы гитлеровцев стать хозяйчиками, разбогатеть. Вместе с ними обучались шпионскому ремеслу бывшие уголовники, которые не могли простить Советской власти нанесенные им «обиды».
Но многие слушатели вели себя иначе. Они замкнулись, глубоко затаив свои чувства, мысли, намерения. «Что у них на душе? Чем они дышат?» — не раз и не два задавал себе вопрос Николай Степанович и не находил ответа.
Он обратил внимание на Валентина Кремнева, невысокого, смуглолицего крепыша. Следы недавних ранений, глубокие морщины на хмуром лице, замкнутость — все это говорило о нелегких испытаниях, выпавших на его долю. Андреев заметил, что этот серьезный, осторожный человек пользуется авторитетом среди многих слушателей.
Как-то раз Кремнев остался после занятий в учебном помещении для уборки. Андреев тоже задержался в.классе. Кремнев подошел к нему.
— Откуда прибыл? — спросил он.
— Из Ленинграда.
— Вот как! Правда, что он полностью разрушен, как нам здесь рассказывают?
— Ерунда! Город, конечно, пострадал, но не очень сильно.
После этого Андреев и Кремнев стали чаще беседовать друг с другом на разные темы.
Николай Степанович, как и другие слушатели 4-го учебного лагеря, знал, что их готовят для сбора шпионских сведений о советских военно-воздушных силах. Характер подготовки разведчиков в других учебных лагерях командование школы держало в секрете. Однако Кремневу было многое известно, и он рассказал Андрееву, что в 1-м учебном лагере готовят разведчиков-радистов для засылки в глубокий тыл Советского Союза, во 2-м — длк использования в ближнем тылу Красной Армии, в 3-м — для сбора сведений о промышленных объектах СССР. От Кремнева Андреев узнал, что школа абвера, в которую они попали, является не только центральной, но и образцовой. Сюда часто приезжают сотрудники немецкой разведки, и майор Марвиц показывает им своих слушателей, демонстрирует методы обучения.
В разговорах с Андреевым Кремнев держал себя довольно откровенно. Однако вскоре он начал почему-то сторониться его. Улучив момент, Николай Степанович поинтересовался причиной этой перемены.
— Ты говорил, что служил в зенитной артиллерии в Ленинграде. А как же ухитрился попасть в плен? — вопросом на вопрос ответил Кремнев.
— Я подпустил к объекту немецкие самолеты, они подожгли два аэростата заграждения. За это меня наказали, отправили в пехоту.
— Бывает. Но говорят, что ты перебежчик, — не унимался Кремнев. — Так или нет?
— Об этом поговорим позже. А удостоверение перебежчика у меня действительно есть.
Валентин внимательно посмотрел на Андреева и ничего не ответил.
Однажды вечером Николай Степанович, беседуя с Кремневым, вспомнил довоенное время, родное село на берегу Волги, недалеко от Костромы, где он учил детей географии.
— Я знаю эти места, — откликнулся Кремнев и тоже стал рассказывать о своей довоенной жизни, о том, как он воевал против фашистов в составе танковой части, как в бессознательном состоянии попал в плен, пытался бежать, но угодил в карцер, а оттуда в штрафной лагерь.
— А зачем пошел в эту школу? — резко спросил у него Андреев.
— Они нагло обманули меня.
— Как обманули?
— Очень просто. В штрафном лагере на территории Литвы, куда меня определили, погибало от истощения до тридцати человек в день. За малейшую провинность пленных убивали на месте. Каждый из нас мечтал любым способом вырваться оттуда. И вот однажды нам объявили, что на работу в Германию требуются военнопленные, которые ранее служили в авиации. Я записался.
— Но ведь ты же танкист!
— Да. А я оказал, что до войны был мотористом в гражданской авиации. Со мной разговаривал майор Марвиц, начальник нашей школы. Но тогда я, конечно, не знал, кто он такой. Марвиц заявил мне: «Работа будет сложная и требует честности по отношению к германскому командованию». Я согласился, и вскоре оказался здесь, в Нойгофе. А когда узнал, что попал в школу абвера, отступать было уже поздно.
На следующий день на занятиях по радиоделу слушатели попарно тренировались в приеме и передаче кодированных радиограмм. Код был известен только тем, кто работал в паре. Воспользовавшись этим, Андреев закодировал и передал Валентину отрывок из советской песни:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Расшифровав текст, Кремнев улыбнулся и сжег радиограмму. После занятий они с разрешения старосты направились в примыкавший к лагерю лес. Собирая грибы, вели откровенную беседу.
— Никакие россказни, которыми нас тут пичкают, на меня не влияют, — признался Кремнев. — Я был и остаюсь советским человеком. Все время думаю только о возвращении к своим.
Андреев поинтересовался, как он реагировал бы, если бы ему предложили вести полезную Родине работу здесь, в плену.
— Знал бы, что делать, — давно бы уже работал,— ответил Валентин.
— Могу тебе в этом помочь.
Андреев сообщил Кремневу, что является советским разведчиком, и дал ему задание выявлять среди слушателей и обслуживающего персонала школы тех, кто патриотически настроен, склонять их к явке с повинной. После выброски в тыл Красной Армии Кремнев должен был обратиться к командованию и просить отправки его в Ленинград по паролю «Привет из Владивостока».
Андреев внимательно наблюдал еще за одним слушателем 4-го учебного лагеря, Евгением Садовским. Худощавый человек со шрамом на лбу, с небольшой черной бородкой, Садовский высказывал иногда среди слушателей антифашистские настроения. «Кто он? Может быть, провокатор?» — мелькала у Андреева мысль, но вскоре он от нее отказался.
В рождественские дни сорок третьего года слушателям школы выдали по стакану водки. Андреев и Кремнев пригласили Садовского в свою компанию. Завязался разговор. Евгений рассказал, что он — летчик. Воюя с фашистами, летал на бомбардировщике. В конце 1942 года его самолет подбили. Он был ранен и взят в плен.
— А как оказался здесь?
— В лагере я все время думал, как уйти к партизанам, но эсэсовцы охраняли нас образцово. Хотелось попасть туда, где нет такой строгой охраны. Половину этой задачи я выполнил: уйти из этой школы — не проблема. Но куда? Вокруг одни немцы. Конечно, среди них есть антифашисты. Но как их найти?
Через неделю, встречая новый, 1944 год, Андреев наедине с Садовским продолжил начатый разговор.
— Зачем тебе бежать? Можно и здесь бороться против гитлеровцев, — сказал он Евгению.
— А такая возможность есть?
Они быстро нашли общий язык. Андреев разъяснил Евгению задание, сообщил пароль.
В одной комнате со слушателями 4-го учебного лагеря жил военнопленный Константин Трепов. Он обслуживал обучающихся и работал в прикухонном хозяйстве лагеря, где ведал крольчатником. Спокойный, молчаливый, Трепов неторопливо, припадая на раненую ногу, выполнял свои обязанности. Многие слушатели относились к нему с уважением.
Андреев выяснил, что Константин прибыл в разведшколу еще до переезда ее в район Кенигсберга, общался со многими слушателями, немало знал о каждом из них. Стремясь поближе познакомиться с ним, Николай Степанович не раз заглядывал к нему в крольчатник. Вначале Трепов, знавший, что у Андреева есть удостоверение перебежчика, относился к нему с опаской, но постепенно стал доверять ему. Рассказал, что в начале войны служил старшиной роты. В бою под Старым Осколом был ранен в обе ноги и спину. Еле выжил. В плену сначала попал в лагерь для инвалидов, потом сюда, в разведшколу.
Вскоре в 4-м учебном лагере произошло чрезвычайное происшествие. За попытку настроить радиостанцию на восточную волну слушатель Конечный был отправлен из школы в штрафной лагерь. В тот же день Трепов предупредил Андреева:
— Опасайтесь Годунова и Бурмистрова. Им ничего не стоит донести на честного человека.
Позже Трепов рассказал Андрееву о слушателе Зем-лякове:
— В прошлом уголовник. В начале войны был призван в армию, но дезертировал, скрывался дома, пока не дождался прихода гитлеровцев. Намерен выполнить шпионское задание в советском тылу.
Через несколько дней Николай Степанович, придя в крольчатник, завел с Треповым откровенный разговор. Трепов без колебаний согласился выполнять поручение советского разведчика — изучать новых слушателей школы.
В мае 1944 года учеба закончилась. Андрееву и его однокурсникам было предложено готовиться к выезду на задание.
— Нас могут послать вместе, — выйдя из барака на перекур, сказал Николай Степанович Кремневу. — А это нежелательно.
— Почему?
— Нам нужно разъединиться и каждому взять себе в напарники предателей.
— Ты прав, — согласился Кремнев. Он задумался.— А ведь у меня есть предлог задержаться здесь. Думаю, что осколок поможет.
— Какой осколок?
— От немецкого снаряда. С сорок первого года под лопаткой ношу. Давно пора избавиться от него.
— Действуй!
Кремнев обратился к коменданту 4-го лагеря лейтенанту Якобсу с просьбой разрешить ему лечь на операцию.
— Осколок может повредить мне при выброске с парашютом, и я выйду из строя, — резонно аргументировал он свою просьбу.
Якобе поморщился, но просьбу Кремнева удовлетворил.
Через два дня он вызвал к себе Андреева:
— Кремнев задержится. Тебе придется действовать в паре с другим разведчиком. С кем бы ты хотел идти?
— С Земляковым, — чуть подумав, ответил Андреев.
— Хорошо. Это меня устраивает.
Кремнев еще не оправился от операции, как Андреев в составе группы однокурсников уже следовал в занятый оккупантами Минск, в распоряжение разведотдела 6-й немецкой воздушной армии.
Ожидая выброски, Николай Степанович познакомился с несколькими абверовскими агентами, окончившими другие разведшколы. Он многое узнал о них: клички, подлинные фамилии, прошлое, приметы.
Вскоре началась операция советских войск по освобождению Белоруссии. Она спутала планы фашистских разведчиков. Вместе с офицерами штаба немецкой воздушной армии они бежали на запад, прихватив с собой свежеиспеченных абверовских агентов, и в конце июля оказались на территории Польши.
Здесь Андреев познакомился с Виктором Новиковым, окончившим школу абвера в городе Лукке. Присмотревшись к нему, Николай Степанович убедился, что это надежный человек, в отличие от его напарника, который не скрывал своего намерения выполнить задание гитлеровцев. Андреев рассказал Новикову о себе и привлек его к работе в пользу советской контрразведки. Задание было кратким и ясным:
— При выброске в тыл Красной Армии явишься с повинной, а предателя сдашь советским властям.
Но выполнить это задание Новикову не привелось. Его напарник получил назначение в другую группу, а Новикову, не прошедшему обучения радиоделу, предложили идти в советский тыл вместе с Андреевым.
Перед, ними была поставлена задача — приземлиться близ Минска и собрать сведения о действующих аэродромах в районе белорусской столицы, о работе минского железнодорожного узла, о положении в городе.
Поздним вечером 6 октября 1944 года немецкий бомбардировщик доставил их через линию фронта к месту назначения.
Андреев и Новиков, одетые в форму офицеров Советской Армии, снабженные оружием, фиктивными документами и деньгами в сумме ста тысяч рублей, оказались на освобожденной от гитлеровцев земле. Они сразу же сообщили о себе чекистам и вскоре были уже в Ленинграде.
Задание советской контрразведки, возложенное на коммуниста Николая Степановича Андреева, было успешно выполнено. Находясь на протяжении пятна-дцати месяцев в окружении врагов, он сумел найти в разведывательной школе верных людей и привлечь их к работе на благо Родины. Николай Степанович привез ценные сведения о деятельности центральной школы абвера, ее руководящем составе, преподавателях, обслуживающем персонале.
Сообщив подробные данные о тех, с кем он обучался, кто был выброшен или готовился к выброске в тыл Советской Армии со шпионскими заданиями, разведчик помог чекистам обезвредить многих агентов абвера.
За успешное выполнение специального задания в тылу противника командование наградило Н. С. Андреева орденом Отечественной войны 1-й степени. Он был направлен для продолжения службы в войска ПВО.
Оставшиеся в разведшколе помощники Андреева продолжали активно действовать.
Бывший летчик Евгений Садовский умело вел среди слушателей антифашистскую агитацию, призывал тех, кому он верил, к явке с повинной. Верный своей мечте уйти из фашистского плена, Евгений попытался вступить в контакт с местными жителями. Эта попытка дорого обошлась ему. Выданный агентом-провокатором, Садовский был отчислен из школы и отправлен в зондерлагерь. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Продолжал свою незаметную, но важную работу и бывший старшина Константин Трепов. Повседневно общаясь с новыми слушателями, он по крупицам собирал сведения о поведении и настроениях каждого иг них, почти без ошибок определяя, кто предан гитлеровцам, а кто не намерен выполнять задания абверовцев.
Все эти данные Трепов передавал Кремневу, который после отъезда Андреева установил с ним связь.
Победоносное наступление советских войск вынудило командование разведшколы в октябре 1944 года перевести ее сначала в район Берлина, а затем в Цвиккау (Саксония).
Вместе с личным составом учебного лагеря двинулся на запад и Константин Трепов. Перед роспуском школы, в начале сорок пятого года, гитлеровцы отправили его на бумажную фабрику. Но Константин не захотел работать на фашистов. Он бежал с фабрики, был задержан и заключен в концлагерь. По окончании войны Трепов возвратился на родину.
Бывший офицер-танкист Валентин Кремнев все лето сорок четвертого года находился в разведшколе. Выполняя полученное от Андреева задание, он познакомился с Капой Королевой, которая была насильно увезена гитлеровцами в Восточную Пруссию и работала в школе прачкой. Пользуясь тем, что Королева встречалась со слушателями всех учебных лагерей, Кремнев с ее помощью сблизился со слушателем 3-го лагеря Иваном Павленко и привлек его к выполнению заданий советской контрразведки.
В сентябре 1944 года группу агентов, окончивших развгдш-колу в Нойгофе, абверовцы вывезли в Норвегию. В их числе был и Кремнев. Через два месяца он в качестве старшего разведгруппы был выброшен с парашютом в район Мурманска с заданием собирать шпионские сведения.
Гитлеровскую разведку в то время интересовало, ведет ли советское командование подготовку к проведению десантных операций на территории Норвегии, какова интенсивность воинских перевозок на Кировской железной дороге. Кремнев знал, что следовавшие с ним два абверовских агента антисоветски настроены и после выполнения задания намерены вернуться к своим хозяевам. Более того, ему было известно, что один из них — агент-провокатор. Еще в школе он следил за своими однокурсниками и докладывал о их поведении коменданту лагеря. По его доносу абверовцы репрессировали двух слушателей, которые высказали желание явиться с повинной.
Кремнев решил помочь чекистским органам задержать предателей. Но сделать это было не так просто: после приземления в районе станции Питкуль они ни на шаг не отпускали его от себя. Кремнев решил перехитрить изменников. Пользуясь выданной ему топографической картой, он умышленно повел их в сторону от населенного пункта. Четверо суток, полуголодные, кружили они по лесу, а на пятый день к вечеру оказались в шести километрах от железной дороги. Видя, что его спутники выбились из сил, Кремнев направился в разведку один. Утром они должны были встретиться с ним на опушке леса.
Встреча состоялась, но только... с нарядом военнослужащих из подразделения войск НКВД, охранявшего железнодорожный мост. Абверовские шпионы были задержаны. Кремнева чекисты направили в Ленинград.
В марте 1945 года отважный разведчик Николай Степанович Андреев встретился со своим помощником Валентином Кремневым. Суровые, много повидавшие бойцы незримого фронта, не спеша подошли они друг к другу, крепко обнялись, закурили, как это не раз бывало в 4-м лагере центральной школы абвера под Кенигсбергом, долго молчали, потом заговорили, вспомнили былое, помечтали о будущем. В те дни советские войска вели упорные бои с гитлеровцами на подступах к Кенигсбергу. Близился светлый день нашей победы над фашистской Германией...
После войны Николай Степанович Андреев продолжал служить в зенитной артиллерии Ленинградского военного округа. Принципиальный коммунист, волевой командир, он отдавал любимому делу много сил и энергии. Но незаметно подтачивавший его здоровье недуг все чаще давал о себе знать. Николай Степанович оставил службу в звании подполковника в связи с тяжелой болезнью сердца. Он умер в 1969 году, немного не дожив до двадцатипятилетнего юбилея великой победы советского народа над гитлеровской Германией.
Орден Отечественной войны, полученный им за мужество и отвагу, проявленные в тайной схватке с немецко-фашистской разведкой, бережно хранится в семье Николая Степановича как особо чтимая, дорогая реликвия.
