Пришел такой час, что им приходится расстаться на время в боевой обстановке, в подполье. Они сидят в темном, сыром погребе, тесно прижавшись друг к другу в час расставания.
«Как и во многих семьях, сложившихся давно и сложившихся прочно, благодаря общности взглядов, благодаря трудовой жизни не только мужа, а и жены, и благодаря детям, их союз уже не нуждался в постоянном внешнем выявлении чувства. Чувство жило в них скрытое, как жар в золе. Оно вдруг вспыхивало в дни жизненных испытаний, общественных потрясений, горя, радости. О, с какой силой вставала тогда в памяти первая встреча в луганском саду, и этот всевластный запах акаций над городом, и ночное небо в звездах, раскинувшееся над их молодостью, и необузданные юношеские мечты, и радость первого физического узнавания, и счастье рождения первого ребенка, и первые терпкие плоды несходства в характерах! Какие это были все же чудные плоды! Вкусив их, только слабые души распадаются, сильные срастаются навеки. Для любви равно необходимы и суровые испытания и живые воспоминания того, как она, эта любовь, начиналась. Первые связывают людей, вторые не дают стареть. Велика связующая сила совместного пути, если вас всегда волнует чувство, могущее быть выраженным всего лишь двумя словами: «А помнишь?» Это даже не воспоминание. Это — вечный свет молодости, зов в дальнейший путь, в будущее. Счастлив тот, кто сохранил это в сердце своем...»
Хорошие слова сказал советский писатель! В них не только характеристика частных отношений Ивана Федоровича с Катей. В них поэзия и мудрость нашей советской жизни, нашей нравственности, которая складывается в трудовых семьях, строящих коммунизм, воспитывающих детей для серьезного дела, в духе ответственности перед народом, перед такими же простыми советскими людьми. Когда-то Маяковский советовал юноше, обдумывающему жизнь,, строить ее по Дзержинскому. Может быть, иной юноша, обдумывающий, как строить семью, задумается и над теми страницами «Молодой гвардии», где описано, как умели любить и дружить друг с другом пожилые люди — И. Ф. Проценко со своей женой, люди невянущей, вечно юной души.
Итак, Ф. П. Лютиков приступает к развертыванию деятельности большевистского подполья, постепенно (и мы об этом узнаем от главы к главе) устанавливает связи с людьми, подтягивает к себе эти ниточки. Он знает, для какой цели оставлена в Краснодоне (чего еще никто, кроме него, не знает) Люба Шевцова. Ф. П. Лютиков хорошо за-приметил необыкновенно храброго и лихого паренька Сережу Тюленина с его юными мечтами о большой советской славе. При-ближает к себе Ф. П. Лютиков и Олега Кошевого.
Реалистически правдива сцена, в которой описано, как молодогвардейцы ночью расклеивали по поручению Ф. П. Лютикова листовки по городу и как Олег Кошевой несколько нарушил порядок, установленный штабом: пошел в операцию один, без напарника. Олег Кошевой при этом едва не попался в лапы полиции. Туркеничу немало стоило сил удержать молодогвардейцев, чтобы те не кинулись на спасение своего комиссара. Все дело было поставлено под удар. Ф. П. Лютиков также был недоволен ненужным риском и лихостью, которую проявил комиссар молодогвардейцев. И на одном из ближайших заседаний штаба «Молодой гвардии» было проведено решение, чтобы ни Туркенич, ни Олег Кошевой не принимали участия в непосредственных актах. Кстати сказать, целый ряд новых эпизодов и сцен с участием Олега Кошевого, введенных в роман (например, большая сцена отдыха, игры в карты в семье Иванцовых), делают этот образ человечески достовернее и, если можно так выразиться, теплее. Весь пронизанный светом, он, этот образ юного героя, стоит в романе словно на возвышенности, заставляя каждого читателя обернуться в его сторону, остановиться и залюбоваться им. Недостатком первого варианта, как известно уже, было излишнее опережение возраста, излишняя взрослость героя.
Фадеев развил в романе линию взаимоотношений Олега Кошевого с Ниной Иванцовой, историю их недолгой, стыдливой, по-лудетской любви.
Подчеркнутое заикание юноши и еще несколько таких конкретных черточек, введенных в роман,— все это не снизило романтический облик юноши, но сделало фигуру Олега ближе, теплее, понятнее.
А. Фадеев снял сцену, где Олег Кошевой на допросе разговаривал с генералом Клером так, словно он был зрелым политическим деятелем, произносящим речь с трибуны. Теперь все эти страницы, рисующие последние дни Олега Кошевого в тюрьме в Ровеньках, даны в ином, более реалистическом плане. Конечно, здесь больше всего нужно было догадываться автору. Как сказал А. Фадеев на одной из встреч с молодежью: «Осталось глубокой тайной то, о чем говорили между собой юные герои в последние часы своей жизни. Некоторый свет на это пролили показания следователя, проводившего допрос Олега Кошевого и арестованного впоследствии НКВД. Следователь этот рассказал о беспримерном мужестве Олега и его товарищей, до конца сохранивших выдержку и присутствие духа». Как ни скупы известные нам данные о последних днях Олега Кошевого, они дали писателю намеки для художественного воссоздания этих трагических дней. В романе новые слова Олега разрывают полог тайны и освещают незнаемое светом прекрасного. Но возвратимся к Ф. П. Лютикову, кото-рый тоже был перевезен в ровеньковское гестапо на допрос фельдкоменданта (чего не знал Олег): «Врагам не удалось узнать, что Лютиков был главою подпольной большевистской организации Краснодона, но они чувствовали и видели, что это самый крупный человек из всех захваченных ими».
В романе переданы не только характеристические особенности Ф. П. Лютикова, как прирожденного воспитателя, своего рода учителя жизни для молодежи. В этом пожилом, серьезном человеке хорошо выступает то, что можно назвать силой коммунистического опыта. Это новая черта партийного работника, которую сумел почувствовать и выразить советский писатель. Это то, новое, что появилось у Фадеева в «Молодой гвардии» по сравнению с его прежними образами большевиков-руководителей — Левинсона, Петра Суркова, Алеши Маленького, Ф. Мартемьянова, С. Кудрявого и ряда других.
Филипп Петрович Лютиков — это человек, который впитал опыт последних десятилетий, опыт борьбы за чистоту идейного оружия партии, но в условиях культа личности Сталина. О Ф. П. Лютикове можно сказать, что это тот рабочий человек, который сумел понять науку бдительности, постоянной мобилизованности, умения быть начеку во всяком деле, чему годами учила и учит партия своих сыновей. И Шульга и Лютиков попали в лапы гестапо и погибли. Но было бы неправильно не делать различия между типами этих коммунистов, выведенных в романе. Шульга — это в личном отношении исключительно честный и самоотверженный человек. И с этой стороны он, как и Валь-ко, всецело вправе принять от нас ту лю-бовь и симпатию к ним, которыми автор окружил их в романе. А. Фадеев оставил в романе романтическую сцену торжественной предсмертной беседы Шульги и Валько. . Высокая риторика этого диалога пронизана такой силой авторской любви и гордостью за советских людей, тружеников, большевиков, что она не может не волновать сердца читателей.
Но, как мы сказали, А. Фадеев рядом штрихов уже с начала романа дает понять логику провала Шульги. Этот провал был вызван снижением политического уровня, а стало быть и бдительности, был вызван известным духовным измельчанием Шульги, растворившегося в хозяйственных, организационных повседневных заботах, связанных с его различными служебными обязанностями, партийными и советскими. Совсем другое дело — провал Ф. П. Лютикова.
Ф. П. Лютиков оказался в руках врагов не в силу размягченности души, отсутствия политической остроты мышления. Вовсе нет. Лютиков, как мы сказали, пал потому, что, как боец, выбрал себе точку на самой передней линии огня, на виду у врагов. Он не был разоблачен ни до, ни после ареста. И это теперь совершенно ясно. Наоборот Фадеев показывает, как трезво оценил этот бдительный, серьезный подпольщик-коммунист сложившуюся в Краснодоне обстановку в период наступления Красной Армии и незадолго до ее прихода в город.
Образ другого коммуниста, Проценко, также занимает важное место в художественной концепции романа. Проценко — тип партийного руководителя большого масштаба. В нем Фадеев показал несгибаемого коммуниста, бойца, принципиальность которого отражается в каждом его поступке — и в государственных делах и в отношении с женой. Проценко показан сердцеведом, человеком, глубоко разбирающимся в людях. Именно он предупреждает «молодо-гвардейцев» о Стаховиче как о человеке, который струсил один раз и который может струсить еще и, значит, предать. В Маше Шубиной, подруге жены, Проценко угадал человека, душа которого «горела не видимым никому величественным пафосом работы во славу нашей родины», и помог ей найти свое место в общей борьбе с ненавистными оккупантами.
Коммунист и патриот, знаток людей, твердый и умелый командир партизанского отряда — таким предстает Проценко в романе. В этот образ автор сумел вложить много душевного обаяния. Автор характеризует душевную чистоту и искренность Проценко и лексическими средствами, подчеркивая, что в минуты сильного душевного волнения Проценко, украинец по рождению, начинает говорить тем языком, который ему ближе, который он впитал, как говорится, с молоком матери. Украинский язык временно оттесняет другой язык, ставший тоже для Проценко родным, но вторичный. Так, например, когда Проценко отправляет Катю в путешествие через фронт (глава пятьдесят третья), то незаметно, от волнения забыв, что его жена русская, он переходит на украинский язык: «Усе робим, як указуют нам с политотделу гвардейского танкового корпуса, и добре робим!» — и он засмеялся». Большой галерее героев «Молодой гвардии», представляющих истинно человеческий советский мир, А. Фадеев противопоставляет другой мир — носителей античело-веческой силы, фашизма. Фашисты и предатели выведены в романе как нелюди. Так, например, о кулаке Игнате Фомине, бывшем при советской власти «человеком-невидимкой» и ставшем при немцах полицаем, Фадеев пишет: «.. .из всех людей, населявших город Краснодон, Игнат Фомин был самым страшным человеком, страшным особенно потому, что он уже давно не был человеком».
Так же точно и гитлеровцы — генерал фон Венцель, штурмфюрер Штоббе, вах-майстер Балдер, гестаповец Фенбонг и многие другие—изображены в духе традиции Горького, развитой еще в романе «Мать» и особенно в его публицистике. Этот принцип типизации отрицательных героев позволяет широко применять то, что было замечательно широко разработано еще в прозе Салтыкова-Щедрина, то есть гротеск, пародию, памфлет.
Иначе сказать, А. Фадеев в романе «Молодая гвардия» широко пользуется возможностью заострять, усиливать впечатление от создаваемого словесного образа, не нарушая в то же время главного, то есть правдивости этого образа. Такое заострение образа, с одной стороны, вызывает обращение к романтически-пафосному стилю при изображении героев — молодогвардейцев, руководителей большевистского подполья (о них говорит автор: «Мысли их высоко летали над землей» и т. д.), а с другой стороны, это заострение, применяемое в трактовке отрицательных героев, представителей фашистского, капиталистического лагеря, порой приводит автора романа к необходимости переводить тот или иной образ на грань яркого сатирического гротеска.
В этом смысле весьма выразительной является сцена в романе, где эсэсовец Фенбонг наедине рассматривает кусочки золота и пломбы, похищенные и снятые с убитых людей и зашитые в ленты, которые Фенбонг тайно носил под одеждой.
Или вот, например, как в романе выглядит портрет гитлеровского коменданта Краснодона: «Комендант города Штоббе, штурм-фюрер службы СС, был из тех отлитых по единой модели пожилых прусских жандармов, каких Стеценко в юности своей немало насмотрелся в «Ниве» на фотографиях, изображавших встречи венценосцев. Штурмфюрер Штоббе был апоплексичен, каждый ус его с проседью был туго закручен, как хвост морского конька, одутловатое лицо его, покрытое мельчайшей сетью желто-сизых прожилок, было налито пивом, а выпученные глаза были того мутного бутылочного цвета, в котором нельзя отличить белка от роговицы».
В этом портрете все характерно, включая до типизирующего сравнения («отлитых по единой модели»), подчеркивающего стан-дартную суть гитлеровских оккупантов. Принцип сравнений повсюду в романе наглядно связан с идейным его содержанием. Все изобразительные средства подчинены и являются своего рода орудием главной идеи произведения: трагического столкновения низменного с возвышенным, идеи победы прекрасного.
Как писала «Правда» о новом, переработанном издании «Молодой гвардии»: «Художественное изображение жизни в романе, таким образом, расширилось, углубилось, явственнее выступило в нем наиболее существенное, типичное, определяющее самую суть событий. В новом издании романа есть отдельные недочеты, но они имеют уже второстепенный характер. Можно указать, например, на недостаточно полную обрисовку образа Баракова, генерала по про-звищу «Колобок». Встречаются в романе немногие страницы, где живая картина происходящего неоправданно подменена сухим изложением хода событий».
В романе «Разгром» реализм и стиль Фадеева были подчинены такому творческому замыслу: показать, что партизаны гражданской войны, хотя и казались по внешним признакам людьми отсталыми, но именно они-то и были неизмеримо выше людей вроде Мечика, внешне чистеньких, но внутренне прогнивших, испорченных буржуазной культурой. Именно на этих простых людей из народа история возложила задачу вывести человечество на светлую дорогу коммунизма. К такому выводу подводит читателя «Разгром». Коммунисты, рабочие (Левинсон, Сташинский, Дубов и другие) — вот сила, как показано в «Разгроме», которая сплачивает народ и ведет его за собой.
В «Молодой гвардии» в соответствии с иным историческим этапом борьбы воплощен и другой творческий замысел: показать людей, уже воспитанных партией, молодежь, сформировавшуюся в условиях советского строя. Способна ли эта молодежь противостоять варварству капитализма, которое обрушилось на нее в виде лавины гитлеровских войск? Да, способна,— отвечает Фадеев своим романом «Молодая гвардия». Советские люди, молодежь готовы к героической защите отечества и завоеванию социализма.
Различие замысла, время создания произведения, естественно, определили и известное различие в художественных приемах, в самом характере реализма. А именно: в «Молодой гвардии» с большей силой как бы светится поэзия самого построенного социализма, того нового, что социализм вложил в души людей. Отсюда и другой характер романтических элементов, содержащихся в романе. Они связаны не только с мечтой о будущем, о новом и прекрасном человеке, как у Левинсона, но также и с нашим сегодняшним, настоящим, что завоевано советскими людьми, связано и с еще более прекрасным завтра, которое будет строить наша молодежь.
Роман «Молодая гвардия» произвел не только огромное впечатление на советского читателя. Он перешагнул рубежи, был пере-веден на многие иностранные языки. Героические образы романа стали воодушевляющим примером самоотверженной борьбы против империалистической реакции для трудящихся всего мира, которые учатся на примерах жизни молодогвардейцев, Люти-кова, Проценко мужеству и стойкости.
Раймонда Дьен, славная дочь французского народа, сказала: «В тюрьме я впервые прочла советский роман «Молодая гвардия». Из этой книги я узнала о таких примерах героизма, что мне прямо совестно стало: я получаю столько изъявлений любви и признательности, а сделала так мало».
Один из корейских героев, партизан Со Кван Бмин, на массовом собрании в Пхеньяне так отозвался о романе «Молодая гвардия»: «Если бы наша молодежь не прочла эту замечательную книгу, мы, может быть, не сумели бы так крепко сорганизоваться, когда наступил тяжелый для родины час, может быть, не сумели бы так скоро подметить и найти самые уязвимые, самые больные для врага места и разить его беспощадно. Но все мы читали эту книгу, все мы восхищались Олегом Кошевым и его друзьями и старались подражать им во всем».
Поэма о молодежи, созданная Фадеевым, его роман «Молодая гвардия» в обоих его вариантах принадлежит к числу таких книг (подобно «Оводу» или «Как закалялась сталь»), с которыми юношество вступает в сознательную жизнь и которые надолго остаются светиться в памяти романтикой подвигов.
