Мечик, в которого влюбляется Варя, когда тот попадает к ней, раненный, в лесной лазарет, и в самом деле имеет в своем характере много таких черт, которые могут привлечь самоотверженные натуры, подобные Варе. В нем есть любовь к поэтическому, есть врожденная вежливость, мягкость. Будучи поставлен в иные условия жизни, когда обстоятельства не требуют каждый день от человека проявления решительности, волевых качеств, большой настойчивости и т. п., Мечик, возможно, и мог бы прослыть тем, о ком обычно отзываются: «Это неплохой человек». Мечик и в рево-люционное движение, к партизанам, пошел не по мобилизации, а по внутренней потребности в «романтической» обстановке. Привычка рисоваться даже перед самим собой превратилась у него в органическую потребность жить в мире романтических условностей и населять ими окружающее.
Об этом тяготении к ложной романтике, к громкой фразе, к приукрашиванию писал Ленин в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности»:
«Швыряться звонкими фразами — свойство деклассированной мелкобуржуазной интеллигенции. Организованные пролетарии-коммунисты за эту «манеру» будут карать, наверное, не меньше, как насмешками и изгнанием со всякого ответственного поста. Надо говорить массам горькую правду просто, ясно, прямо...»
В «Разгроме» Фадеев карает Мечика насмешкой и изгнанием с поста нового положительного героя — бойца пролетарской революции, на который Мечик претендовал, придя в отряд. Подобно своему герою Левинсону, автор хочет говорить массам горькую правду просто, ясно и прямо.
В те годы, когда в целом ряде произведений (например, в «Городах и годах» и «Братьях» Федина, во многих произведениях Эренбурга) мелкобуржуазная интеллигенция выступает по преимуществу в ореоле сочувственного сострадания к ее положению носительницы культуры посреди бунтующей стихии, в «Разгроме» читатель встретил совершенно иной поворот самой проблемы. В романе, как сказано, интеллигенция резко делится на два типа. Первый — это тип новой, большевистской, народной интеллигенции; второй — это тип интеллигенции, духовно и психологически связанной с буржуазным строем.
В расстановке сил, показанной в «Разгроме», нельзя не видеть отражения реальных жизненных вопросов, которые встали перед партией в первые годы Октябрьской революции. Одним из таких важнейших вопросов, значение которых Ленин разъясняет в целом ряде своих послеоктябрьских выступлений, был вопрос о месте, роли мелкобуржуазной интеллигенции, об использовании ее. Ленин указывает на крайнюю опасность привнесения в пролетарское движение идеологии и нравов приспосабливающейся к условиям момента мелкобуржуазной интеллигенции. На страницах ленинских сочинений дан гениальный портрет мелкобуржуазной револю-ционности, сочетающей фразу и способность разочарования. Еще в 1908 году в статье, посвященной колебаниям эсеров-максималистов (кстати, напомним, что Мечик как раз и принадлежал к эсерам-максималистам), «О некоторых чертах современного распада» В. И. Ленин писал по поводу психологии этих людей:
«Это — логика интеллигентской взвинченности, истеричности, неспособности к выдержанной, упорной работе, неуменья применить основные принципы теории и тактики к изменившимся обстоятельствам, неуменья вести пропагандистскую, агитационную и организационную работу при условиях, резко отличных от тех, которые мы пережили недавно».
В свете этих слов отчетливее становится весь идейный облик Мечика, все его поведение, в котором налицо и неумение вести про-пагандистскую и организационную работу, и интеллигентская нервозность, и, в сущности, неумение ни в чем постоять за то, что он любит.
В. И. Ленин писал о подобной категории людей: «Никакой героизм этих группок и отдельных лиц в террористической борьбе не изменит того, что деятельность их, как людей партии, есть проявление распада. И чрезвычайно важно усвоить себе ту истину,— подтверждаемую опытом всех стран, переживших поражения революции,— что одна и та же,психология, одна и та же классовая осо-бенность, напр., мелкой буржуазии, проявляется и в унынии оппортуниста и в отчаянии террориста». В условиях поражения и от-ступления левинсоновского отряда все эти черты мелкобуржуазной психологии Мечика выражены в «Разгроме» очень отчетливо.
В том, что Фадеев в «Разгроме» выделил фигуру Мечика и именно так трактовал ее, в соответствии с жизненными интересами тру-дящихся в борьбе за коммунизм, нельзя также не видеть партийности писателя и его глубокого сродства с горьковской литературной традицией.
В годы, когда создавался «Разгром», Горький работал над своим монументальным романом «Жизнь Клима Самгина». В истории русской и, пожалуй, всей мировой литературы трудно назвать произведение, которое можно было бы поставить в ряд с этим произведением Горького по значению поднятых в нем вопросов нашей переходной эпохи. В нем Горький изобразил разложение буржуазного сознания в эпоху загнивания капитализма.
С необыкновенной многосторонностью и глубиной, ставя Самгина во всевозможные идейные, социальные, интимные положения, Горький создает в этом образе как бы олицетворенную энциклопедию того, что творится в душе человека, который попытается поставить свое «я» над основным противоречием эпохи — противоречием между капиталом и трудом, между обществом эксплуататорским и социалистическим.
Мечик, конечно, не Самгин. Он куда менее культурен и менее значителен в интеллектуальном и во всех иных отношениях. Он не претендует ни на какую философию, не сочиняет книг и, судя по тексту «Разгрома», не играет, собственно говоря, никакой роли в своей эсеровской партии. Но Мечик человек самгинской породы. Он малая, но вредная личинка того начала, художественный анализ которого с такой проникновенностью дан в «Жизни Клима Самгина». И это созвучие с горьковской традицией, которое есть в образе Мечика, вызвано в «Разгроме» партийным отношением Фадеева к «материалу» своего романа.
Фадеев показывает, что слабость воли, которую проявляет Мечик, есть только одно из выражений общей несостоятельности духов-ного строя, глубоко изуродованного капитализмом. И это проявляется решительно во всем. Партизаны (и не только Морозка) инстинктивно не доверяют Мечику. Как Мечик ни пытается, следуя совету Вари, подла-диться к «мужикам», быть с ними попроще, погрубее, вести разговор на их языке, ничего не получается у него. Не «склеивается» Мечик с народом. В то же время для Морозки народ — его стихия. Фадеев хорошо показывает, как сентиментальная впечатлительность
Мечика не сближает его (как Варю), а, наоборот, разлучает с людьми. Все вокруг коробит Мечика, все его ранит и задевает.
Горький говорит в своем романе «Жизнь Клима Самгина»: «С героями на час надобно проститься, потому что необходим героизм на всю жизнь, героизм чернорабочего, мастерового революции. Если вы на такой героизм не способны — отойдите в сторону».
Через душевный конфликт Мечика с партизанским отрядом А. Фадеев раскрывает слабость, несостоятельность буржуазной морали. И в этом смысле Мечик занимает важное место в реализации общего замысла «Разгрома». Мечик изображен в романе не как прямой враг социалистической революции. Он по-своему сочувствует народу, он ду-мает про себя, что готов умереть за него. Но писатель точными художественными средствами показывает, что Мечик не подготовлен к тому, чтобы вступить в ряды бойцов за правое народное дело. Всем своим воспитанием и образованием Мечик подготовлен к другому. Это человек, воспринявший идеологию и психологию эксплуататорских классов. Мечик — себялюбец, индивидуалист. Для него революция только красивая романтическая арена для выявления своего «неповторимого я». Он ко всему подходит прежде всего с точки зрения интересов личности. Эсер-максималист, Мечик по своей сути человек анархического, мелкобуржуазного отношения к жизни.
Метелица, Морозка, Левинсон во имя интересов народа готовы идти не задумываясь на смерть. Это подлинные патриоты. И поэтому они как личности неизмеримо красивее и выше «культурненького» Мечика, у которого на первом плане личные переживания. Мечик как с писаной торбой носится с самим собой. И именно поэтому он выглядит непри-глядно.
Мечик дан в романе глубоко правдиво. Писатель критикует своего героя с партийной позиции, с позиции социалистического реа-лизма, то есть с позиции утверждения в жизни передового, народного, социалистического.
Таким образом, на примере трактовки героев «Разгрома» мы видим осуществление основного принципа социалистического реа-лизма — коммунистической партийности.
Сюжет и стиль «Разгрома», все его художественные приемы подчинены идее романа, служат задаче изображения жизни с позиций большевистской партийности.
Можно различать два приема, к которым прибегает автор «Разгрома» при решении своей постоянной художественной задачи: показывать новое в борьбе против старого, утверждая новое и критикуя старое. Один — это прием чисто эпического повествования, когда автор кладет краски таким образом, что за читателем остается право самому вносить оценку в описание. Таковы все сцены в госпитале, сцены отрядной жизни, переправы через реку. Эта линия связана также с характеристикой Морозки. Другой прием — внесение оценочных характеристик. Это мы наблюдаем в отношении прежде всего Левинсона, а затем Мечика. В Левинсоне дано поэтическое утверждение коммунистической идейности. В нем эта поэзия сливается и с чувством природы, обнимает все стороны души человека: «Он шел, уже не разбирая дороги, и холодные росистые ветви освежали его лицо, он чувствовал прилив каких-то необыкновенных сил, как бы вздымавших его над родимой оболочкой (не к новому ли человеку, которого он жаждал всеми силами души?), и с этой обширной, земной, человеческой высоты он господствовал над своими недугами, над слабым своим телом...»
В характеристику Мечика Фадеев тоже вносит постоянную авторскую оценку, но уже критическую.
На примере «Разгрома» видно, как в рамках метода социалистического реализма могут получить органическое слияние различные художественные приемы, если они не нарушают логики образной стилевой системы произведения, служат раскрытию его главной идеи. Эту естественность и внутреннее богатство фадеевского повествования в «Разгроме» видишь во всем. Здесь все к месту. Все словно сливается в одном потоке жизни, который изображает художник. Таково и назначение пейзажа в романе.
В повести Пришвина «Жень-шень» южноуссурийская природа занимает едва ли не равноправное положение с таежными оленеводами — героями этого произведения. Первые строки первого произведения Фадеева «Разливу также передавали обаяние этого края.
«Эта земля взрастила полтора миллиона десятин гигантского строевого леса. Мрачный, загадочный шум вечно плавал по темным таежным вершинам, а внизу, у корявых подножий, стояла первобытная тишина. Она скрывала и тяжелую поступь черного медведя, и зловещую повадку маньчжурского полосатого тигра, и крадущуюся походку старого гольда Тун-Ло. Под его мягким гулом сухой лист шуршал чуть слышно и ласково. Плодородные берега Ула-хе родили поистине дикие травы и изнывали в тоске по более совершенному потомству».
