В итоге вот такой работы и появился роман «Разгром» со всеми его достоинствами и недостатками».
Какова же творческая идея «Разгрома», его концепция, которая соединяет «все предметы в единое целое, цементируя их живой влагой своих пристрастий»? Сам автор видел основную мысль своего романа в том, что социалистическая революция пробуждает к новой жизни широкие народные массы, которые, под руководством рабочего класса и его авангарда — Коммунистической партии — перевоспитываются в сознательных, активных борцов против эксплуататорского строя.
Эта авторская трактовка «Разгрома», в сущности, является воспроизведением уже выше приводившейся нами мысли В. И. Ленина о том, что коммунистическое перевоспитание масс в ходе самой революции и составляет одну из важнейших ее сторон.
Идея романа выражает партийность самого замысла, его коммунистический характер. Но в «Разгроме», как во всяком реалистическом произведении, богатом жизненными подробностями и сплетениями человече-ских судеб, переживаний, обстоятельств, нашли отражение и другие стороны революционного процесса. Можно сказать, что в романе представлен как бы сам народ на войне за советскую власть, народ в его многоразличных представителях.
А. Бушмин в своем содержательном, выделяющемся среди других работ исследовании о «Разгроме» показывал, как это богатство жизненных мотивов романа нашло преломление даже в самой композиции его: «Тенденция к раскрытию человеческого характера выразилась в выборе ситуации. «Разгром» принадлежит к числу таких книг, которые вырастали на основе живого опыта масс и рисовали маленькую картинку для выяснения больших вопросов.
В напряженном драматизме переживаний персонажей «Разгрома» заключена большая общественная коллизия, обусловленная историческими событиями. Каждый из основных персонажей «Разгрома» имеет свой закон-ченный, индивидуально выраженный образ. Вместе с тем сцепление человеческих фигур в романе, совокупность всех социальных, культурных, идейных и нравственных разновидностей (большевик Левинсон, рабочие — Морозка, Дубов, Гончаренко, Бакланов, крестьяне — Метелица, Кубрак, интеллигенты— Сташинский и Мечик и т. д.) образует сложную и противоречивую картину духовного становления нового человека, со-ветского гражданина, в практике революции. Проза 20-х годов нередко вульгаризировала этот реальный процесс, подменяя всю полноту определения личности социальной родословной. В преодолении социологического схематизма «Разгром» был значительным достижением. Изображая психику человеческого коллектива в момент резкого исторического перелома, «Разгром» показывает живое переплетение основного классового конфликта с явлениями группового и индивидуального характера, дополняет основные черты социальной биографии картиной разнообразных поступков, интересов, понятий, чувств личности».
Видя вот это богатство жизненных мотивов, включенное писателем в свой роман, А. Бушмин все же хочет выделить в нем как основное не идею перевоспитания масс (как формулировал автор), а мысль о «раскрытии революционных судеб среднего человека из народа». В связи с такой установкой автор исследования на первое место выдвигает образ Морозки как типичного «среднего человека из народа». Но разве это не одно и то же? Действительно, пролетарская революция дала решение судьбы «человеку массы», подняв его на уровень вершителя истории, вдохнув в него героическое самосознание горьковского Человека. Но «судьба человека из народа» в революции и перевоспитание масс в революции — это грани одного и того же процесса. Кроме того, стоит ли сводить все сложное сплетение жизненных мотивов романа, так верно почувствованное А. Бушминым, к одному, хотя бы и центральному мотиву? Как справедливо пишет В. Озеров в своей книге «Образ коммуниста в советской литературе», есть не менее высокая красота и значительность в центральной задаче партии по перевоспитанию и воспитанию возглавленных ею масс.
Итак, Фадеев в «Разгроме» намеревался, ни в чем не приукрашивая, представить «народные низы» как участников пролетарской революции. К этой цели молодой, начинавший тогда писатель шел смело, не уклоняясь от изображения самых жестоких противоречий, самых трудных положений. Уже само название романа говорит об установке автора. Партизанский отряд терпит разгром. Почти все люди гибнут. Однако, закрывая последнюю страницу романа, читатель не только не испытывает чувства безнадежности, наоборот, он проникается глубокой верой в непобедимую силу револю-ционного движения масс. Правда народной жизни и борьбы вырисовывается в романе во всем своем подлинно человеческом величии, несмотря на то, что носитель этой правды пока еще в массе темен, неграмотен и далеко не свободен от многих бытовых предрассудков и пороков.
Сцены романа вводят читателя в обыденность революционной борьбы. Таежный партизанский госпиталь, деревня, встречи партизан с крестьянами, походные картины, бытовые эпизоды, разведка, гибель людей, эпизоды внутриотрядной жизни, ссоры, драки, повседневные разговоры, тяжелый и невеселый лесной быт партизан во время отступления — вот что составляет ткань романа. Герои романа — крестьяне из сучанских деревень, все больше молодежь, но есть и один старик — Пика, есть латыши, китайцы. Ядром отряда служит «угольное племя» — шахтеры Сучана. Во главе отряда большевики — Левинсон и начальник лесного госпиталя доктор Сташинский, человек образованный, старый революционер, эмигрант в прошлом. Всего полтораста человек довольно разных, но крепко собранных воедино волей своего командира, наводящего большевистский порядок и не позволяющего людям распускаться и разводить анархию. Жизнь партизан в деревне, походный быт, разговоры людей — все это дано намеренно буднично, в своей обнаженной, ничем не приукрашенной правде. Здесь не только нет «красивого оперения» фактов, но, сказали бы мы, даже излишне подчеркнута «грубая правда», особенно в изображении любовных отношений, которые, в первых изданиях романа, даны порой с налетом натурализма. Впрочем, этот «грубый» план изо-' бражения нужен автору для того, чтобы, как мы увидим дальше, рисуя низкий культурный уровень большинства «мужиков» (грубость Морозки, пошлость Чижа, пьянство Кубрака и др.), на этом фоне показать естественную тягу санитарки Вари к хорошей, чистой любви.
Уже первые страницы романа вводят читателя в атмосферу некоей удивительной будничности, невольно контрастирующей с бытовавшими в литературе внешне романтическими представлениями о революции как о парадном шествии масс, о горящих глазах, красивом разливе стихии и т. д. Эта интонация правдивого и простого повествования характеризует художественный метод. Фадеева в «Разгроме» с первой сцены романа. В этой интонации, сказалась и скрытая полемика автора с ложной красивостью, с ложным романтизмом, присущими ряду произведений о гражданской войне.
Лесная деревня. Жаркий июльский день.. Бренча по ступенькам избитой японской шашкой (трофей!), Левинсон выходит во-двор. Его ординарец Морозка сушит на брезенте овес, отгоняя налезающих цесарок. Не хочется ехать Морозке в отряд Шалдыбы с пакетом. Зачем посылает его Левинсон? «Надоели скучные казенные разъезды,, никому не нужные пакеты, а больше всего нездешние глаза Левинсона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо» '.
Морозка отказывается ехать. Отказывается, в сущности говоря, от скуки.
«— Иди, сдай оружие начхозу,— сказал он (Левинсон.— К. 3.) с убийственным спокойствием,— и можешь убираться на все четыре стороны».
Ни на Морозку, ни на Левинсона этот эпизод не производит никакого особого впечатления. Морозку решительный тон командира сразу приводит в надлежащее чувство. Он сразу понимает, что «скучные казенные разъезды и никому не нужные пакеты» — это минутное настроение, а главное совсем другое: Главное то, что «. . .не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили! .. По-простому тебе скажу, по-шахтерски! ..»2 Все очень просто, так, как бывает в жизни: под рябью настроений и чувств, сменяющих друг друга, в глубине идет главное течение. Оно определяется участием человека в классовой борьбе, революции. Оно подчиняет себе и форму, внешнюю оболочку бытия человека. Эта тема взята Фадеевым за основу и проходит, повторяясь в десятке примеров, через весь роман «Разгром». Форма, оболочка партизан — довольно неприглядная, способная смутить человека «чистенького», но сущность их как бойцов революции — прекрасна.
«Форма может быть та или другая — это зависит от обстоятельств,— но сущность дела остается та же»,— писал Добролюбов в статье «Черты для характеристики русского простонародья». И еще: «Само-сознание народных масс далеко еще не вошло у нас в тот период, в котором оно должно выразить всего себя поэтическим образом».
Великая Октябрьская революция разбудила самосознание народных масс и определила могучий, небывалый в истории, рост его на почве социалистического строя. Но рост этого самосознания проявился не только в поэтизировании своих сил, но и в самокритике. И с этой точки зрения фадеевский реализм в «Разгроме» отвечал коренным потребностям развития социалистического общества.
Но прежде, чем перейти к этой стороне вопроса, мы остановимся на нескольких портретах, которые выделил автор «Разгрома» из партизанской массы, и посмотрим, какие новые черты вносит роман в характеристику русского трудового народа, ставшего вершителем истории человечества. Зарисовки людей в «Разгроме» чаще всего скупы, но метки. Иногда они сводятся к нескольким живописным чертам. Но прежде остановимся на образе Левинсона как носителя нравственных идеалов автора.
Командир отряда Иосиф Левинсон представляет в романе линию пролетарской сознательности, большевистской воли и целеустремленности. Левинсон, как и Мечик, является выходцем из мелкобуржуазной ин-теллигентской семьи. Ничего не говорит автор нам о том, каким путем Мечик стал Мечиком, а Левинсон Левинсоном. Но Левинсон думает о том, что он когда-то, вероятно, был похож на Мечика. Он даже пытается представить себя таким, каким он был в детстве и ранней юности. Но это давалось ему с трудом:
«...слишком прочно и глубоко залегли — и слишком значительны для него были напластования последующих лет, когда он был уже тем Левинсоном, которого все знали именно как Левинсона, как человека, всегда идущего во главе.
Он только и смог вспомнить старинную семейную фотографию, где тщедушный еврейский мальчик — в черной курточке, с большими наивными глазами — глядел с удивительным, недетским упорством в то место, откуда, как ему сказали тогда, должна была вылететь красивая птичка. Она так и не вылетела, и помнится, он чуть не заплакал от разочарования».
Мы узнаем также из романа, что Левинсон в детстве помогал отцу торговать подержанной мебелью и что отец его всю жизнь мечтал разбогатеть, боялся мышей и скверно играл на скрипке. Эти скупо поло-женные черточки — всего лишь анкетная справка о том, что Левинсон пришел в революцию не оттуда, откуда пришли Дубов, Гончаренко, Морозка, Бакланов. До того, как стать командиром партизанского отряда, он выбрался из мещанской среды, прошел немалую школу жизни, о которой не говорится в романе. Идеи социализма, почерпнутые им из книг, преданность народу, ненависть к самодержавию, к эксплуататорам привели его в партию коммунистов. Не столько для того, чтобы точно воспроизвести облик прототипа своего героя (о котором уже говорилось), сколько в интересах полемических, воюя против ложно-романтического приукрашивания жизни, Фадеев изображает Левинсона физически на редкость неказистым. Это человек низкого роста, в высоких ичигах, рыжий, похожий на какого-то гнома. На собрании он держится незаметно, за спинами других. В обращении с партизанами ведет себя демократично,, нисколько не обижаясь и не при-дираясь к их грубым шуточкам. По обычаям той эпохи, Левинсон был выбранным командиром.
И в то же время это человек, которому, как говорится, пальца в рот не клади. Он умеет говорить с металлом в голосе и пригрозить, когда это нужно. И больше того — пустить в ход оружие, прибегнуть к принуждению, даже по отношению к своим сотоварищам по борьбе, если это категорически диктуется военной обстановкой, обстоятельствами дела. Левинсон был готов пустить в ход маузер, когда кривой парень издевался над свинопасом Лаврушкой и не хотел лезть в воду за рыбой; вместе со Ста-шинским он берет на себя ответственность за смерть Фролова, потому что Фролов, чья рана была безнадежной, мог задержать весь отряд и подвести его под гибель.
И мы видим, как нарастает (в ходе сюжетного развития романа) у Левинсона чувство ответственности и необходимости применения единоначалия. Чем дальше вглубь тайги отступает перед напором многочисленного врага отряд, тем больше начинают сказываться мелкобуржуазные настроения, падение дисциплины.
Раньше, в более спокойных условиях, Левинсон мог сидеть у костра вместе с партизанами и готов был вместе с ними рассказывать грубые побасенки и анекдоты. Но вот положение обострилось. Приходится все сентиментальности откинуть прочь. Надо подтянуть людей, собрать их в один кулак. Левинсону приходится прибегнуть даже к реквизициям. Он берет, последнюю свинью у корейца, потому что он чувствует за собой полтораста голодных ртов.
Мечик же лишен чувства ответственности за отряд в целом. Он видит только заплаканное старческое лицо перед собой и, зажмурив глаза, глубже зарывается в солому, вздыхая: как это жестоко! «Мечик знал, что сам ни-когда не поступил бы так с корейцем, но свинью ел вместе со всеми, потому что был голоден».
Когда читаешь эти страницы романа, вспоминаются слова Ленина о том, что пролетарская диктатура не смеет осквернять себя киселеобразным состоянием, что пролетарская диктатура должна состоять больше всего в том, что передовая, наиболее дисциплинированная часть рабочих без всякой сентиментальности, оставив всякую болтовню о псевдодемократии, должна повести за собой всю остальную массу. Глубоко и многосторонне показывает Фадеев взаимоотношения командира и его отряда, и в веренице этих сцен перед нами проходят, словно различные виды экзаменов, положения, в какие история ставила революционный авангард народа в годы борьбы за советскую власть. И каждый раз на разных примерах мы видим перед собой предметные уроки коммунистического руководства. Автор рисует образ коммуниста в непрестанном действии, в повседневном преодолении всяческих трудностей, которые вырастают при каждом шаге вперед. В этом жизненность образа героя, руководителя.
