Небольшой по объему роман «Разгром» (девять печатных листов), о котором хочется сказать, что он поистине «томов премногих тяжелей», как бы отделился в качестве самостоятельного произведения от задуманного А. Фадеевым «большого полотна» — большого эпического произведения о борьбе за советскую власть на Дальнем Востоке. Фрагментами или подступами к этому, так и оставшемуся не написанным, роману-эпопее (может быть, в несколько томов) явились как ранее опубликованные рассказы писателя («Разлив», «Против течения»), так и несколько оставшихся неопубликованными опытов, о которых А. Фадеев сообщил Б. Беляеву, автору диссертации «Тема гражданской войны на Дальнем Востоке в произведениях А. Фадеева».
«Разгром» создавался, когда А. Фадеев находился на партийной и газетио-пропагандистской работе на Северном Кавказе. Опубликован же роман был тогда, когда Фадеев переехал в Москву и вошел в гущу литературной жизни. В литературных боях тех лет автор «Разгрома» принял самое активное, близкое участие не только как художник, но и в качестве теоретика пролетарской литературы, публициста, в качестве одного из виднейших руководителей РАПП.
Здесь следует сказать несколько слов о Российской ассоциации пролетарских писателей, поскольку с 1926 года по день ее ликвидации по постановлению ЦК (23 апреля 1932 года) литературно-теоретические позиции Фадеева были самым тесным образом связаны с теми задачами, которые ставила себе РАПП.
РАПП возникла в 1922—1923 году на базе молодежных литературных организаций, объединившихся вокруг журнала «Молодая гвардия», а затем, позже, вокруг журнала «Октябрь» и включивших в свой состав участников многочисленных литературных кружков на фабриках и заводах. РАПП была массовой литературной организацией. В этом было существенное отличие ее от других литературных групп тех лет.
РАПП создавалась в борьбе и в полемике с теориями Пролеткульта и в борьбе с тенденциями создавать некую цеховую пролетарскую литературу. На первых порах, в годы нэпа, РАПП играла известную положительную роль, поддерживая партийную линию в литературе, ведя борьбу со значительными в те годы проявлениями буржуазной идеологии и в критике и в художественных произведениях. Не случайно, что большинство писателей-коммунистов, писателей, многие из которых вышли из рабоче-крестьянской среды, вошли в РАПП как наиболее близкую им по духу организацию. Так, в рядах РАПП состояли: А. Серафимович, Д. Фурманов, М. Шолохов, В. Ставский,
A. Афиногенов, А. Сурков, Ю. Либединский, Ф. Панферов, А. Корнейчук и многие, многие другие писатели-коммунисты. Естественно, что в рядах РАПП оказался и Фадеев.
B. Маяковский, Э. Багрицкий, В. Лутовской, после выхода (в марте 1930 года) из тех организаций, в которых они состояли раньше, вступили именно в РАПП.
Однако РАПП допустила извращения литературной политики партии и ошибки, продолжив, хотя и в смягченном виде, пролеткультовские тенденции. Они сводились к замыканию широких задач советского ли-тературного движения в узких рамках своей собственной организации и подчинению всей советской литературы интересам РАПП. Кроме того, в вопросах теории литературы, как и в вопросах литературы и политики, руководители РАПП также стояли на неправильных позициях, отождествляя диалектико-материалистический метод познания действительности с художественным методом литературы.
После «года великого перелома», после существенных идеологических сдвигов в сознании художественной интеллигенции, стало очевидно, что сектантский курс РАПП тормозит развитие всей советской литературы. К тому же РАПП в 1931 году выбросила лозунг «союзник или враг», приведший к противопоставлению писателей партийных и беспартийных. РАПП была ликвидирована постановлением ЦК BKJI(б), так же как все другие небольшие литературные группы и организации, члены которых, как и РАПП, были объединены в одном общем Союзе советских писателей.
В период пребывания в РАПП А. Фадеев был активным проводником политики РАПП, выступая на всевозможных рапповских съездах и конференциях с докладами и статьями («О призыве рабочих-ударников в литературу», «О большевизации пролетарского литературного движения», «За художника материалиста, диалектика»), выпустил четыре книжечки своих литературно-критических статей и выступлений. При всех ошибках, содержащихся в этих выступлениях, как в части отдельных конкретных литературно-критических оценок, так и в области теории литературы, следует отметить все же, что Фадеев стремился связать задачи литературы с общими задачами культурного подъема рабочего класса, стремился внести в литературу дух партийности. Как партийный публицист, Фадеев последовательно выступал против идейных, буржуазных противников советской литературы.
В соответствии с теми задачами, которые мы поставили в этой небольшой работе, подвергающей освещению только художественные произведения А. Фадеева, мы оставляем здесь в стороне более подробный рассказ об участии А. Фадеева в литературной борьбе тех лет. Отсылаем заинтересующегося этими вопросами читателя к книге А. Бушмина, в которой приводится ряд существенных фактов о работе А. Фадеева на Северном Кавказе и устанавливается связь между работой автора «Разгрома» как художника и партийного журналиста.
Но очевидно, что текущие задачи помешали Фадееву сразу отдаться давнему замыслу создания «большого полотна», с его многопланным строением, сложностью внутренних тем и задач. Хотелось скорее сказать свое слово, слово художника о новом человеке — большевике, борце и строителе нового, советского государства, показать, как происходит в нем и через него «кристаллизация великой правды века». Хотелось сказать, по-настоящему, кто же эта «масса», народ, который пошел за большевиками делать ре-волюцию, и кто только временно увлекся великим делом социалистического переустройства общества.
И Фадеев сказал это новое слово своим романом «Разгром».
Вспомним вкратце обстановку, в которой был написан, а потом и опубликован «Разгром». Партия успешно проводила в стране самоотверженную работу по восстановлению разрушенных войной предприятий. И об этом рассказал Ф. Гладков на страницах своего романа «Цемент» (1925), вызвавшего громадный интерес не только советских чи-тателей, но и за рубежом. Рабочий класс, крестьянская беднота, передовые слои интеллигенции все теснее объединялись вокруг партии. После смерти В. И. Ленина мощный отряд лучших людей рабочего класса, передовиков города и деревни, наполнил ряды партии большевиков. Фадеев, работая тогда секретарем райкома партии в Краснодаре, проводил идейно-воспитательную работу среди молодых членов партии ленинского призыва.
В 1925 году XIV съезд партии принял программу индустриализации СССР. Это был единственно верный путь народа к социализму.
Однако проведение плана индустриализации натолкнулось на серьезные политические и экономические трудности.
Большие трудности встречало и развитие советской литературы. Во время нэпа ожили частные издательства, выпускавшие переводные бульварные романы и отечественные подражания им, разные «Собачьи пере-улки» и т. п. В произведениях ряда писателей, стоявших на платформе советской власти, сказались враждебные, буржуазные влияния.
Постановление ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» от 1 июля 1925 года указывало на необходимость направить главные усилия на создание новых художественных ценностей, новых, советских произведений. Задача со-ветской литературы заключалась в том, чтобы показать новых людей, героев советской современности, положительного героя.
Развитие советской художественной прозы, в начале и в середине двадцатых годов идет под знаком борьбы за создание образа нового положительного героя.
Наряду с неудачными, схематическими зарисовками такого героя, наряду с пресловутыми «кожаными куртками», этими ложными фигурами узколобых «практиков», мы видим, как в середине двадцатых годов на страницах советской литературы появляется целая галерея героев из народа, выдвинутых социалистической революцией. Это Чапаев. в романе Фурманова, Кожух в «Железном потоке» Серафимовича, Глеб Чумалов в «Цементе» Гладкова — образы реалистические, жизненно верные. Новый герой появляется на страницах произведений Алексея Толстого (в «Гадюке»), Л. Сейфуллиной (в «Перегное» и «Виринее»), Л. Леонова (в «Барсуках»), К- Федина (в романе «Города и годы»), А. Малышкина, Н. Огнева, М. Шагинян, А. Караваевой, Н. Ляшко,, В. Бахметьева и многих других советских писателей. Все эти произведения, разумеется, не могут быть поставлены в один ряд и по методу своему и по своим художественным достоинствам. Но они знаменуют движение, определявшееся общими поисками художественного воплощения ведущих исторических сил, иначе говоря, созданием образа нового положительного героя. «Разгром» Фадеева был частью этого общего развития советской литературы. Этот роман явился большой удачей Фадеева и в то же время большим достижением всей советской -литературы.
В чем заключалось идейное и художественное достижение А. Фадеева?
Сюжет «Разгрома» воспроизводит один из эпизодов партизанской борьбы в Южно-Уссурийском крае летом 1919 года. Как и писал сам автор: «Роман «Разгром» по своему сюжету был очень несложным. Основные мысли романа переданы через рассказ о судьбе отдельного отряда, через рассказ о том, как его начинают преследовать белые, как он сопротивляется белым, как его громят и теснят и как в итоге прорывается он сквозь кольцо белых, потеряв многих бойцов, но готовый к новым боям. Все события романа, действия героев развертываются в течение небольшого отрезка времени».
«Разгром» опирается на совершенно реальные эпизоды и факты. Даже имена и фамилии героев «Разгрома» или взяты из действительной жизни, или немного изменены. Метелица, Мечик, Сташинский-Сенкевич и другие — все это действительные имена, хотя люди, носившие их, и не похожи на героев. «Разгрома».
Сегодня можно уже довольно полно восстановить всю обстановку в Приморском крае, которая получила отражение в «Разгроме» и позже в романе «Последний из удэге». Вышло почти два десятка исторических сочинений, мемуаров, посвященных гражданской войне с интервентами в Приморском крае на Дальнем Востоке. Опубликованы многие архивные документы. Наконец, через четверть века после «Разгрома», появилось много рассказов, три больших романа, посвященных все тем же событиям («Даурия» иркутского писателя К. Седых, «Сердце Бонивура» хабаровского писателя Д. Нагишкина, «Партизаны» хабаровского писателя Н. Колбина). Все эти многочисленные произведения, материалы и документы являются реальным комментарием к «Разгрому» Фадеева.
Историческим комментарием к роману могут служить воспоминания самого автора. Это очерк «Особый Коммунистический», опубликованный в 1938 году. В своих воспоминаниях Фадеев рисует встречу с крепким большевистским отрядом, возглавлявшимся настоящим командиром. Фадеев рассказывает, как вместе с двоюродным братом Игорем Сибирцевым он был зачислен в этот отряд:
«Осенью 1919 года остатки красных партизанских отрядов, действовавших в Сучанской долине и под Иманом, под давлением японских и белоказачьих частей сосредоточились в родном моем селе Чугуевке, глухом таежном селе за полтораста километров от железной дороги, под отрогами хребта Сихотэ-Алинь. Я и мой двоюродный брат жили в нашей пустующей избе. Родные мои уже с год как выехали из села в город. В село прибыл партизанский отряд. Пошел проверить, что за отряд остановился. Подхожу к центру села, вижу — большое оживление на улице: мужики, бабы, много парней и девушек, шныряют ребятишки. В кучках людей — вооруженные в шинелях. Идет оживленная беседа. Я подошел к избе, возле крыльца было особенно много народу. Там сидел на ступеньках очень маленького роста, с длинной рыжей бородой, с маузером на бедре, большеглазый и очень спокойный человек и беседовал с крестьянами. Это был командир только что пришедшего на село красного партизанского отряда, действовавшего в районе города Спасска. Впоследствии образ этого командира много дал мне в изображении командира партизанского отряда Левинсона в повести «Разгром». Здесь я впервые познакомился с бойцами партизанского отряда, который сыграл огромную роль в гражданской войне на Дальнем Востоке. Основанием Коммунистического отряда, душой его были рабочие лесопильного завода на станции Свиягино (небольшая станция неподалеку от Спасска). Осенью 1919 года, когда я впервые столкнулся с этим отрядом в селе Чугуевке, он был уже дисциплинированным, самым неуловимым и самым действенным красным партизанским отрядом. Он совершенно был лишен черт «партизанщины». Это была настоящая спло-ченная боевая часть. Я вернулся к брату и рассказал ему о том, что видел. Мы в тот же вечер пошли к «Левинсону», и он принял нас в свой отряд».
В своих воспоминаниях А. Фадеев рассказывает и о людях отряда и, в частности, о единственной в отряде девушке, скромной и застенчивой Вере. Не приходится сомневаться, что все эти реальные люди явились в какой-то мере прототипами героев «Разгрома».
Такова была реальная действительность, бывшая перед глазами молодого писателя и лично пережитая им. Но что именно выбрать в ней, как построить сюжет, как осветить отдельных людей? Все это можно было ре-шать по-разному. Стоило сделать шаг в сторону натурализма в эпизодах, где партизаны ругаются, крадут друг у друга, похабничают,— и исказилось бы впечатление от целого, исказилась бы сама идея, к которой стремился художник: показать прекрасную правду революционной борьбы. С другой стороны, если бы автор обошел все это молчанием и создал образ командира, исходя не из действительности, а из своих представлений об идеальном большевистском руководителе, то читатель не поверил бы такому романтизированному герою. Как же найти правильное соотношение красок, верные слова, стиль и интонации?
«Художник собирает разбросанные куски жизни. . .— говорит А. Н. Толстой.— Наблюдательные щупальца художника прикасаются ко множеству как бы бессмысленно разбросанных вещей. Затем в какую-то одну из минут глубокого волнения перед его взором встает единое целое: творческая идея; все предметы его наблюдения приобретают -огромный смысл; волевым порывом он соединяет эти предметы в единое целое, цемен-тируя их живой влагой своих пристрастий, оживляя огнем своей личности.
Глыба творческой фантазии отлита. Теперь нужны слова, чтобы претворить ее в жизнь.
Тогда-то приходят на помощь логика, опыт, школа, задачи долга и совести».
Автор «Разгрома» был наделен чувством долга и совестью революционера-большевика, но как писатель еще не обладал ни настоящим опытом, ни школой, ни достаточным пониманием логики художественного произведения. Все это приходило к нему во время работы над романом. Как признавался впоследствии сам Фадеев, в своей работе над романом он столкнулся с такими трудностями, которые ему нелегко было сразу преодолеть. «После первых наметок поведения героев, их психологии, наружности, манеры держаться и т. п.,— писал А. Фадеев,— по мере развития романа тот или иной герой начинает как бы сам вносить поправки в первоначальный замысел,— в развитии образа появляется как бы собственная логика». Так было с образом Мечика, так получилось с образом Метелицы.
«Только в процессе работы и дальнейших размышлений я понял, что нужно полнее развить образ Метелицы. Если бы я продумал это раньше, я уже в первых частях остановился бы больше на образе Метелицы. Перестраивать все заново уже было поздно, и потому эпизод с Метелицей в начале третьей части резко выделился, несколько нарушая гармоничность произведения.
