Первая оккупационная весна выгоняла людей из города на проселочные дороги. Они с тачками и узлами тащились в села, чтобы выменять у крестьян ведро пшеницы или кукурузы на вещи. Полицейские хватали меняльщиков, гнали на работу, грозили отправить в Германию, если кто попадется второй раз. Плакаты, рассказывающие о прелестях, которые ждут добровольцев в гитлеровском рейхе, уже никого не привлекали. Биржа труда и ее филиалы принудительно регистрировали население от 15 до 60 лет.
Петр Федорович Батула ходил по районам, присматривался и прислушивался к разговорам, запоминал места, где расположены воинские части, какие эшелоны и как часто идут на восток.
В селах так же тяжело, как и в городах. Немцы забрали зерновые и вывезли, крестьяне сеют лишь подсолнечник да кое-где кукурузу. Под самый горизонт лежит невспаханная, заросшая бурьяном земля.
Горестная донецкая земля, тысячелетиями ты была покрыта ковылем, шальные ветры терзали тебя. Но пришли к тебе однажды люди и сделали веселой и нарядной. Ты щедро одарила их своим богатством. А сегодня ты снова в запустенье, враги принесли беду на твои поля, смертельную тишину в города и поселки. А твои непокорные сыны и дочери не хотят мириться с горем; вольным и гордым не пристало носить ярмо раба. Их не пугают ни кровь, ни виселицы, они идут на смерть ради грядущей победы. Батула слышал рассказы о партизанах, их передают из уст в уста, как пароль и клятву.
Несколько смельчаков укрылись от карателей в Великоанадольском лесу, но их выследили и окружили. Завязалась кровавая схватка. Партизаны погибли, но и многих солдат не досчитали враги. В Болыпе-Янисольском районе группа отважных напала на немцев. Они знали, что не уйдут от рук палачей, но дорого заплатили за свои жизни. Кто-то подложил мину под железнодорожный путь на перегоне Волноваха—Великоанадоль, и вра-жеский поезд пошел под откос. На Смолянке патриоты перерубили кабель, и немцы схватили заложников.
Вся донецкая земля поднялась на чужеземцев, и полевая комендатура вывесила угрожающие объявления в каждом населенном пункте. За голову партизана, которого доставят в гестапо или полицию, устанавливалось вознаграждение в 10 тысяч рублей в городе и надел земли в селе. «Донецкий вестник» признавался, что борьба партизан принимает разнообразные формы, фашистские холуи жаловались на пассивность населения в разоблачении партизан.
С наступлением тепла ходить без немецких документов становилось все опаснее. Петр Федотович надеялся, что Босянова и Брущенко принесут ему надежные удостоверения из-за линии фронта. Но связники возвратились ни с чем. В районе Енакиева перебраться через передовую им не удалось — над позициями стояла беспрерывная стрельба. Во второй раз Валентина Александровна пошла одна. На конспиративной квартире, адрес которой дал Батула, ее не приняли. Она возвратилась в Сталино и доложила, что там останавливаться нельзя.
— Но вы должны идти все равно,— настоял Петр Федотович, и добавил к имеющимся сведениям данные о военном объекте в Ясиноватском лесу.
Басянова и Брущенко снова направились к фронту...
Вечером к Принцевскому пришел взволнованный Дмитрий Антипов — подпольщик, оставленный для диверсионной работы. Его адрес и пароль для встречи дал Батуле капитан Шумко.
— Где Иван? — спросил Дмитрий Иванович, вытирая потный лоб.
Батула услышал его голос и вылез из убежища.
— У меня был обыск,— заговорил сразу Антипов.— Нашли под кроватью второй паспорт. Еле откупился от полицейского...
— Донос о бензине? — перебил Петр Федотович.
— Возле цистерны я был один... Вообще, здорово получилось. Тонн сорок ушло в землю.
— Тебе нужно немедленно скрыться, — опять перебил Батула.
— Я хорошо заплатил. Не возьмут.
— Не нравится мне твоя уверенность.
— Обыск был случайный. Но я решил предупредить тебя,— сказал Антипов, уходя.
Батула и Принцевский молча посмотрели ему вслед. Михаил Лукьянович встал со стула и направился было в спальню.
— Послушай, Миша,— остановил его Петр Федотович.— Тебе нужно иметь официальный документ. Завтра отправляйся устраиваться на работу. Кастрюли паять и ложки делать будешь по совместительству. Я тоже по-пробую обзавестись бумажкой о работе.
Спустился в убежище, лег поудобнее и попытался заснуть, но резко заныли ноги. Полуголодная жизнь, большие переходы, плохая, холодная обувь — все сказалось. Под утро в полузабытьи ему привидилось, что он не добрался к своим, разведанные данные о противнике, выводы о партизанской и подпольной борьбе в Донбассе оказались похороненными вместе с ним...
Арест Антипова встревожил и насторожил подпольщиков. Батула корил себя за то, что не настоял на своем и не приказал Дмитрию скрыться. Мысленно желал ему одного — выдержать пытки, быть до конца верным порученному делу. Он попортил немало крови оккупантам: выпустил бензин на азотном заводе, разбил несколько моторов, распространял прокламации.
Мельников встретился с Доронцовым и поделился своими опасениями.
— Не по душе мне поведение моего хозяина,— сказал он.— Слишком любопытный. Кто да зачем к нам приходит.
— Надо менять квартиру,— предложил Антон Иванович.
Знавшая хорошо Мельниковых врач-фтизиатр, и сама болевшая туберкулезом, Ирина Васильевна Колесникова предложила посмотреть дом по соседству с ней — на 3-м Восточном участке, по улице Кирова. Хозяева продавали усадьбу. Запросили 18 тысяч, но такой суммы Мельниковы не имели, им решили помочь подпольщики... Мельниковы переехали в новый дом. Нужно было как-то отвести подозрения от себя и от людей, которые станут их навещать, ведь Качура переправлял к ним динамит.
Николай Семенович хорошо знал работника райуправы Патюка. Пожаловался ему, что залез в долги и есть нечего.
— Вы же отличный портной! — воскликнул тот,— Немцы поощряют частную инициативу. Открывайте мастерскую.
— А кто разрешит?
— Я вам помогу. Патент оформим. Надеюсь, в долгу не останетесь... Рубашку мне сошьете,— сказал, улыбаясь, Патюк.
Патент оформили быстро, в нем значилось, что Мельников — хозяин швейной мастерской, Татьяна Аристарховна — мастер, а Нина и Тоня — ученицы. Всем выдали пропуска и биржевые книжки. На доме появилась вы-веска: «Шнайдер — портной».
Казалось, весь поселок потянулся в новую мастерскую. Несли перешивать старое, те, кто еще сберег кусок материи, просили сшить то платьице, то кофточку. Приходили и немцы, вели себя надменно, за работу платили консервами и хлебом. Им не отказывали. Своим посещением оккупанты защищали конспиративную квартиру от назойливой полиции.
Подпольщики бывали под видом заказчиков. Колесникова захаживала как соседка. Больная одинокая женщина с открытым лицом и печальными карими глазами, Ирина Васильевна в 1938 году закончила Сталинский ме-дицинский институт и заведовала туберкулезным отделением в больнице на поселке «Пролетар». Ее знали почти во всех семьях горняков и железнодорожников. С приходом оккупантов Александровская больница, как ее называли, продолжала функционировать с разрешения здравотдела городской управы.
— Лекарств нет, перевязочного материала нет,— неторопливо рассказывала Колесникова Татьяне Аристарховне.— Если бы можно было страдания больных взять на себя... Стараемся помочь.— Она умолкла. Тревожная тень пробежала по ее лицу.— Но как помочь арестованным? Боже, что с ними делают...
Бывшую бойню фашисты превратили в фабрику смерти. В закрытых грузовиках привозили схваченных людей, среди которых было много евреев. Выгружали во дворе и строили в шеренгу. Подводили к зданию бойни. На дверях их встречали два солдата, кляпом, смоченным ядовитой жидкостью, мазали губы и ноздри. Люди проходили в глубь здания и через минуту падали замертво. У некоторых обреченных были на руках маленькие дети. Солдаты раздевали трупы донага и заставляли жителей поселка, даже тринадцатилетних ребят, грузить их в крытые машины. Куда те уезжали, никто не знал...
В апреле Колесникова привела в дом портных свою подругу Марию Васильевну Шкурко. До войны она заведовала аптекой на шахтном поселке и перед приходом немцев успела спрятать часть дефицитных медикаментов под полом своей квартиры.
Инженера Качуру, как заказчика, Николай Семенович принимал в отдельной комнате. Евгений Степанович разворачивал старый пиджак или поношенные рубашки и доставал пакет, в котором лежали картонные трубочки. Узнай о них немцы или полиция — не сносить бы подпольщикам головы.
— По маркировке легко найти, откуда динамит,— предупреждал Качура.— Срывайте, пожалуйста, обертку.
Динамит регулярно носила дочь инженера Лариса. Она шла на примерку со свертком или какой-нибудь вещью. Иногда приходила с ничего не подозревавшей подругой Лорой Антонович. Для безопасности пригла-шали с собой итальянца, квартировавшего у Качуры. Частенько ходили за динамитом Нина и Тоня. Они брали бидон и отправлялись искать на поселке молоко, а возвращались от инженера с динамитом. Их подменяли Татьяна Аристарховна или Николай Семенович. Взрывчат-ку прятали в яме на веранде. Часть динамита, по мере необходимости, Мельников передавал Доронцову. До Мельниковых доходили слухи о пущенном под откос эшелоне, о взорванных путях или взлетевшей на воздух цистерне с горючим. Татьяна Аристарховна спрашивала мужа:
— Кто бы это мог сделать?
— Какой-то смельчак,— отвечал муж.
— Из наших, да? — допытывалась она. Хотелось знать, что не напрасна и ее работа, ее участие в борьбе с оккупантами.
— Мы действуем на своем участке, Танюша, победим немца — и все узнаем.
В повседневных заботах, в условиях постоянного напряжения, вызванного нуждами подполья, Мельников все реже вспоминал о связнике. Но о нем не забыли на советской стороне. Инструктируя Шведова перед засылкой в тыл, капитан Шумко назвал фамилию Николая Семеновича.
— Знакомая фамилия,— сказал Александр Антонович.
— Вы одно время работали вместе... Заведующий мастерской.
— Бритоголовый! Коренастый... Знаю, хорошо знаю.
— На всякий случай возьмите его адрес.
В марте Шведов побывал на Путиловской улице, но Мельникова там не оказалось. Как-то разговаривая с Новиковым, услыхал фамилию Патюка, узнал, что тот работает в райуправе.
Шведов увиделся с Патюком, давний знакомый дал новый адрес Николая Семеновича. Александр Антонович пошел к нему вместе с Ухловым. Чернобровый красивый парень с непослушными волосами на голове и с внимательным умным взглядом привязался к Шведову, как к старшему брату...
Пробираясь к фронту, Ухлов, Сурков и Питерский пришли к рыбаку. Старик принял их хорошо, накормил и показал дорогу к позициям. Но они не попали в проход между стыками частей и напоролись на немцев. Их окликнули, Юрий ответил по-немецки. Послышался второй вопрос — и тут же застрочил пулемет, затем второй, третий. Друзья оказались в огненном кольце. Поползли в разные стороны... К рыбаку добрался один Ухлов. Двое суток ждал Суркова и Питерского, но они не появились. Николай возвратился в Сталине
— А может, пробились к своим? — предположил Шведов, подумав о бомбежке аэродрома советскими самолетами. Обратился к Николаю: — Оставайся со мной. Сделаем надежный документ.
На паспорт некоего Федора Авраменко наклеили фотографию Ухлова и подделали печать.
— Теперь нужно тебя переодеть,— предложил Александр Антонович,— Из шинели выйдет пальто. Завтра пойдем искать портного.
Дом с желтой вывеской «Шнайдер-портной» стоял в переулке недалеко от угла. Накануне был дождь, и свежая весенняя тропинка расползлась. Обходя лужи, Шведов и Ухлов добрались до крыльца. На стук открылась дверь, и Александр Антонович сразу узнал Мельникова. Того самого бритоголового заведующего швейной мастерской, у которого он заказывал костюм, когда работал на шахте «Пролетар». Николай Семенович провел заказчиков в свою комнату.
— Что нужно господам? — спросил он и задержал взгляд на Шведове — его лицо с окладистой курчавой бородой и усами вдруг показалось знакомым. Особенно — выразительные живые глаза.
— Шинель на пальто переделать сможете, господин шнайдер? — спросил Александр Антонович, приветливо улыбаясь.— И еще: нет ли у вас какой-нибудь работы по печной части?
Портной напрягся, сильно заколотилось сердце — незнакомец обращался к нему с паролем. Сдерживая радостное волнение, ответил:
— Есть.
— Тогда вам привет от Петра Ефимовича,— сказал Шведов и протянул руки.— Здравствуйте, дорогой Николай Семенович. Неужели не узнали? Помните, шахта «Пролетар»?
— Вы? — прошептал обескураженный Мельников и опустился на стул.— Эти усы, бородища... Александр...
— Отныне Саша, только Саша,— предупредил Александр Антонович.— Мой напарник Федор.— Он показал на Ухлова,— Это ему нужно пальто.
На следующий день они беседовали с глазу на глаз.
В приподнятом настроении Шведов покинул дом портного. Разве это не удача — выйти на подпольщиков, действующих в таком уязвимом для оккупантов месте, как железнодорожная станция. Не менее доволен был и Мельников. Он рассказал о посланце обкома партии Доронцову. Антон Иванович сразу предложил:
— Вот свести бы нашего Ивана и твоего Сашу.
Но Батула в это время собирался идти в Мариуполь. Его связники Босянова и Брущенко не смогли пробиться через передовую в районе Дебальцево и в третий раз. За Хацапетовкой они попали под бомбежку, оказались в расположении вражеских войск. Пролезли через проволочное заграждение в пустой домик, где оказался убитый мужчина. С трудом выбрались из опасной зоны... Измученные и потрясенные, возвратились в Сталино.
Петр Федотович решил сам перебраться на советекзчо сторону по Азовскому морю. Валентина Александровна дала ему адрес квартиры в Зачатьевке, где могли приютить и накормить. В свою очередь он посоветовал подпольщице попытаться распространять листовки в глухих районах области и за ее пределами.
Босянова поехала в Запорожскую область. На станции Сталино в «телячий» вагон людей набилось много. Она оказалась рядом с двумя мужчинами — жителями пристанционного поселка. В Пологах меняльщиков загнали в разбитый вокзал. «Проверка»,— с ужасом подумала подпольщица. Мужчины, увидев ее растерянность, поспешили на помощь. Втроем пробрались к печке. Босянова успокоилась, шепнула тому, что в кубанке:
— Нагнись. Вытащи из сумки бумажки и ткни в печку.
Он стал ворочаться, опустился на пол, снял сапог, размотал портянку, накрыл ею сумку. Достал незаметно листовки и ловко сунул в печь.
Когда уже ходили по базару, нагрянула полиция, искала подозрительных. Среди людей поползли слухи, что на вокзале кто-то разбросал советские прокламации.
Вскоре в грязном товарном вагоне она снова поехала в Запоржскую область. На станции Розовка меняльщиков поубавилось. В вагон забрались новые пассажиры. И вдруг раздался знакомый голос:
— Валя!?
Босянова оглянулась и увидела пробиравшуюся к ней учительницу Таисию Васильевну Космачеву. Поезд резко дернул, они обхватили друг друга и сели на пол.
— Тася, откуда ты? Где живешь? — задавала вопросы удивленная Валентина Александровна.
— Тише, тише,— испуганно попросила ее коллега.— Давай ляжем.
На замусоренном, затоптанном полу они, тесно прижавшись, шепотом говорили о своей тяжелой жизни. Босянова призналась, что связана с подпольем.
На следующей станции Космачева сошла с 12 листовками, написанными от руки патриотами станции Сталино. Заброшенная войной за многие километры от родного города, учительница размножила прокламации своих земляков. Правда о разгроме немцев под Москвой, о победах Красной Армии на Вол.ховском фронте, о взятии Ростова и Калинина попала в самые глубинные села Сталинской и Запорожской областей.
Босянова возвратилась домой с сознанием выполненного долга. Узнала о новых диверсиях и саботаже товарищей по подполью.
Старый машинист Скрипниченко умышленно согнул дышло на паровозе, и тот оказался непригодным к эксплуатации. Он же на другом локомотиве вывел из строя котел. Возле шахты № 13 Максимов «потушил» паровоз, тащивший груз со станции Мандрыкино. По непонятным для немцев причинам свалился под откос поезд, не доходя станции Рутченково. В Авдеевском тупике вспыхнули две цистерны с маслом. Сгорело семьдесят тонн дефицитного материала.
Гестаповцы не покидали станцию, ходили возле каждого рабочего, заглядывали в глаза, но на след саботажников напасть не могли.
А Доронцов при встрече сказал Мельникову:
— Работа чистая, аккуратная.
По едва заметной улыбке на его худом лице можно было догадаться, что диверсии произошли не без участия машиниста.
После работы Антон Иванович заглянул к Босяновой и узнал, что вернулся Батула.
— Совсем расстроенный,— сказала Валентина Ивановна.— Через море перебраться не сумел... Поизносился окончательно. Сапоги веревками подвязаны были. Сорочка истлела. Я дала ему что было.
— А где он сейчас?
— К Андрею пошел,— ответила Босянова и вздохнула.— Иван совсем плох. Ему настроение испортила болезнь. Собрался опять уходить. Говорит, базы боевой нет и средств для ее создания тоже. Укрыться партиза-нам негде, а потому создать отряд невозможно.
— Да, сдал наш Иван,— согласился Доронцов.
С Батулой он увиделся через неделю. Тот сказал:
— Послезавтра ухожу. Доложу о работе.
Идя к Принцевскому, он думал о будущей докладной записке. «На станции Сталино я сравнительно легко подобрал надежных лиц. Создал группу с руководящим ядром. Вокруг него — человек 15 — 17, которые помогают нам и которых мы посвящаем в дела не полностью... В депо организация и выполнение диверсий возложены на Качана и Доронцова. Всего выведено из строя 20 паровозов... Первую листовку, сброшенную с самолета, размножили в январе 1942 года. Рассказывали о разгроме немцев под Москвой, о зверствах оккупантов, о Московской конференции представителей антифашистской коалиции. Небольших листовок в виде лозунгов распространили сотни. Члены группы помогали пленным бежать из лагерей. Хорошо поставили разведывательную работу. Я лично с разведывательной целью побывал во многих пунктах Сталинской, Запорожской и Днепропетровской областей... Выводы. Нужно придавать особое значение документации. Иметь при себе паспорт с немецкой вкладкой, военный билет, биржевую книжку и справку с последнего места работы. При отряде должна быть рация. Желательно в органах власти — управы, полиции — иметь своих людей. Успех подпольной борьбы решает конспирация. Подпольщики должны знать двух-трех человек, не больше. Все решения передавать по цепочке. Даже я, как руководитель, не могу назвать всех, кто состоит в группе».
Занятый мыслями, Батула не заметил, как подошел к дому Принцевского. Тот ожидал его у калитки. Входя в дом, они задержались в коридоре.
— Послушай,— обратился Михаил Лукьянович.— Идут тревожные разговоры. В Крыму плохи дела, и под Курском немцы наседают.
— Только не паникуй,— отозвался Петр Федотович.— Вести, конечно, неприятные. Нужно предполагать, что немцы теперь из Крыма сюда свои войска перебросят. Черт возьми, без рации мы как без рук. Добытые сведения стареют.— Он замолчал, обхватил Принцев-ского за плечи.— И я, зятек, старею. Передвигаюсь через силу. Для руководства подпольем и для разведки нужны люди помоложе и поздоровее... А как там твоя шахта?
- Нормально. Лет на двадцать работки хватит,— ответил Принцевский.— Пока немцы не подохнут, будем откачивать водичку.
