Марк Сапожников
РОСТОВЧАНКА

Комсомолка Альфа (Алла) Ширази, дочь иранского коммуниста, подпольщица в городе Ростов-на-Дону

   Несмотря на воинственное название, улица Обороны ничем не отличалась от других ростовских улиц: тот же серый булыжник мостовой и выщербленный кое-где асфальт, на котором стайки мальчишек играли в неизменную "чилику" и прятки, те же темностволые, обильно цветущие летом акации.
   Война пощадила улицу Обороны. Рядом, в центре города, - обугленные развалины, скрученные взрывами балки, каменное крошево под ногами. А здесь уцелели почти все дома. Остался нетронутым и этот - трехэтажный, под № 74
   Дом был старинной постройки, из неоштукатуренного, потемневшего от дождей кирпича. На улицу из него можно было выйти через парадное с тяжелой скрипучей дверью. Но Алла больше любила черный ход: полутемный коридор вел на железную лестницу, с которой как на ладони были видны пологий донской берег, и роща на нем, и дымок поезда, ползущего к Батайску.
   ...Помедлив минуту, Алла быстро сбежала вниз, и расшатанные, отшлифованные множеством подошв металлические ступени весело зазвенели от ее шагов. Через узкий тоннель, в котором самым жарким днем царила сумеречная прохлада, девушка вышла на улицу и быстро - она всегда ходила быстро - зашагала в только что возобновивший свою работу райком комсомола.
   Секретарь райкома внимательно прочитал документ о том, что "Ширази Альфа Алиевна вместе с матерью направляется по месту работы в город Днепропетровск". На бумаге стояла печать фашистского штаба. Секретарь удивленно взглянул на Аллу;
   - Немецкая охранная грамота?
   - Я работала у них в штабе...
   Да, во время полугодовой оккупации Ростова она работала в штабе переводчицей.
   "Не могу просто сидеть и ждать, пока придут наши, - твердила Алла матери, когда немцы заняли город. - Надо что-то делать, чтобы они пришли скорее..."
   Она направилась в штаб, еще не зная, как и что именно делать, смутно надеясь: на месте будет видно. Ее единственным оружием был немецкий язык - она знала его отлично, на уроках преподаватели всегда ставили ее в пример.
   В штаб Аллу приняли. Быть может, штабных офицеров устраивало, что в ее документах значилось: "отец - иранец". И все же первое время Алла не переставала чувствовать, что за ней пристально наблюдают. Но придраться было не к чему: юная переводчица вполне справлялась со своими обязанностями, держалась спокойно и скромно. Никто не знал, чего стоило ей это внешнее спокойствие. Никто пока не подозревал, что тоненькая темноглазая школьница использует каждую возможность, чтобы работать против своих временных "хозяев".
   Первая попытка оказалась неудачной. Улучив минуту, когда ее непосредственный начальник - лейтенант Тилль - вышел в соседнюю комнату, Алла быстро оттиснула на нескольких листах бумаги штабной штамп, спрятала и принесла домой - пригодятся. Но мать, убирая комнату, выбросила бланки. Алла охнула: "Что ты наделала! Я ведь головой рисковала, чтобы их добыть!" - "Я же ничего не знала, доченька..." - расстроилась Дора Михайловна.
   Зато следующая, гораздо более важная "операция" переводчицы прошла успешно. Однажды девушка, работавшая в том же штабе, выкрала списки и адреса ростовчан, которых должны были арестовать по подозрению в принадлежности к Коммунистической партии и подполью. Ее заподозрили сразу же, но она успела шепнуть об этом Алле.
   - Быстро передай списки мне, - тихонько откликнулась Алла.
   Положив списки между страницами школьного учебника немецкого языка, она пошла в туалет и, изорвав бумаги на мелкие клочки, выбросила их.
   Алла Ширази знала, чем она рискует. Но иногда, несмотря на опасность, в ней просыпалась озорная школьница - хотелось просто поиздеваться над врагом, по-детски подразнить его. Однажды, раздобыв где-то уцелевшую с довоенных времен роскошную коробку из-под шоколадного набора, Алла положила в нее дохлую крысу и, написав на крышке "Сувенир", поставила коробку на стол лейтенанта.
   - О, данке, спасибо, - расцвел в улыбке гитлеровец. Открыв коробку, он едва не задохнулся от ярости.
   - Что вы, герр лейтенант, - наивно округлив глаза, посмеивалась Алла - Ведь это только шутка, безобидная шутка...
   "Шутка" была снисходительно прощена. Но один маленький промах чуть не оказался роковым. Как-то Тилль похвастал переводчице, что в Киеве он повесил целую группу женщин-партизанок - "в назидание другим большевичкам".
   - А что они сделали? - спросила девушка.
   - Эти негодяйки вбивали на пути наших машин гвозди и колья. А когда шины лопались и машины останавливались, они стреляли по ним.
   - Ой, какие молодцы! - забывшись, воскликнула Алла.
   Пришлось оправдываться: она имела в виду не сами действия партизан, а их изобретательность. Но с того времени к ней опять начали присматриваться.
   - Ты что-нибудь знаешь о ростовских партизанах? - выпытывал у нее Тилль.
   - Господь с вами, герр лейтенант! - пожимала плечами Алла. - Я бы умерла от страха, очутившись рядом с ними.
   - А твоя мать тоже иранка? - подозрительно спрашивал Тилль.
   - Разумеется, герр лейтенант! - весело откликалась переводчица.
   - Проверим! - зловеще обещал гитлеровец.
   И действительно, проверил. К счастью, Дора Михайловна отлично знала родной язык покойного мужа и отвечала на вопросы только по-ирански.
   - Ты ходишь по лезвию ножа, - тревожилась мать. - Ради бога, только не выдай себя! Не демонстрируй ненависти к ним. Держись как можно естественней, играй...
   А играть было трудно. Трудно было переносить косые взгляды знакомых (не станешь же всем объяснять, зачем пошла в штаб врага!), видеть каждый день гитлеровских офицеров, улыбаться им, изображать радость, когда они наступали, сдерживать радость, когда их били и гнали наши.
   Как-то Алле пришлось сопровождать майора, инспектировавшего военнопленных,
   - Эс шмект, - морщился офицер, зайдя в затхлый, вонючий барак. - Какой отвратительный запах! Переведи этим свиньям, чтобы они не смели отравлять воздух.
   - Но воздух не может быть иным, пока их кормят гнилой свеклой, - не без злорадства перевела Алла ответ пленных.
   - Молчать! - заорал майор, хлестнув стеком переводчицу. - Тебя не спрашивают, девчонка! Переводи только мои распоряжения!
   Наступил день, когда в штабе началась суматоха.
   - Иди собирай вещи! - нервно приказал лейтенант Тилль Алле. - Мы временно оставляем город. Вот твое удостоверение. Можешь взять с собой мать.
   Но лейтенант так и не дождался своей переводчицы...
   Теперь все это позади. Родной город свободен, и она хочет по-прежнему быть полезной Родине. Она знает язык врага. Окончила курсы радистов-операторов...
   Аллу не сразу направили туда, куда она хотела. Сначала ей дали несколько несложных поручений - обойти семьи замученных гитлеровцами людей, собрать мешки для пшеницы, которую не успели вывезти гитлеровцы, вести агитационную работу. И только после этого райком комсомола послал ее в отряд, которым командовал Михаил Трифонов - ростовские партизаны и подпольщики знали его под фамилией Югов. Так началась партизанская пора в судьбе ростовской школьницы Аллы Ширази.
   
   Партизаны готовились к операциям во вражеском тылу: учились стрелять, закладывать мины, прыгать с парашютом, бесшумно снимать часовых. В редкие часы увольнения Алла прибегала в родной дом, расспрашивала о самочувствии заметно осунувшуюся, всегда волновавшуюся за нее мать, перебирала любимые книги, перелистывала школьные тетради. Незадолго до отправки на задание она оставила матери письмо:
   "Любимая моя, я ухожу и оставляю тебя одну. Но ты не беззащитная: у тебя есть защита - это наша Советская власть. Для того чтобы всегда была она нашей, эта власть, я и ухожу, иначе нельзя. У меня здоровые руки и ноги и есть голова на плечах. Это преступление и подлость сидеть сейчас дома. Я уезжаю потому, что этого требуют от меня Родина, мой священный долг и комсомол. Я обещаю тебе, что я никогда не опозорю имени нашей семьи..."
   "Я секретарь комсомольской организации нашей части, можешь меня поздравить", - с гордостью добавляла Алла в том же письме.
   Она была там, где ей велело быть комсомольское сердце, - на линии огня. И товарищи знали: такая не струсит, не подведет, не отступит. Она ждала настоящего боя и дождалась его...
   В ночь на 1 июня 1943 года самолет пересек линию фронта и сбросил партизанский десант у небольшого села Павловка в Донецкой области. На парашютах были сброшены и тюки с оружием, боеприпасами, продовольствием. Десантников подвела случайность: самолет, видимо, отклонился от курса, и
   вместо леса партизаны приземлились в узкой лесополосе. К тому же в руки врага попал один из парашютов. Немцы подняли тревогу: "Партизанен!" На лесок, в котором после приземления собралась группа, двинулась пехота. Гитлеровцы пустили в ход минометы, артиллерию. А парашютистов было всего тринадцать!
   Шесть часов бились с врагом ростовские коммунисты и комсомольцы. Не сдавались, не просили пощады. В этом неравном бою все тринадцать погибли. Среди них и Альфа Ширази.
   Вскоре после извещения о гибели Аллы в дом № 74 на улице Обороны пришло письмо из Украинского штаба партизанского движения. Оно сообщало, что Алла Ширази посмертно награждена орденом Отечественной войны 2-й степени.
   А потом приходили письма от незнакомых, но теперь уже близких сердцу матери людей - боевых друзей Аллы:
   "Мы хотим Вам сказать, что дочь Ваша - замечательный человек и прекрасный товарищ..."
   
   В пионерской комнате школы, где училась Алла, висит ее портрет: темные глаза, чуть склоненная набок голова, пышные, слегка волнистые волосы... Остановите в школьном коридоре любого - и он расскажет вам, кто такая Алла Ширази, почему ее имя знает вся школа, от малышей-первоклашек до выпускников. И здесь же, в пионерской, вам покажут бережно хранимые документы и фотографии, фотокопии похвальных грамот, которыми неизменно награждалась Алла, вырезки из газет, которые рассказали о ее подвиге и подвиге ее товарищей.
   
   "Обещаю выполнить ту задачу, которую возложил на меня комсомол, и поддержать честь ростовских комсомольцев", - писала Ширази секретарю Ростовского обкома ВЛКСМ перед уходом на фронт.
   Она сдержала слово.