1
Федя чистил винтовку, когда в землянку сквозь полуоткрытую дверь просунулся связной командира роты со свежей почтой.
— Хлопцы, внимание! — вскричал Терещенко. — Зьявились остании висти...— И, повернувшись к двери, добавил:— Входи, Степанушка!
Боец положил на стол газеты, вытащил из кармана пачку писем. Все в ожидании смотрели ему в глаза. Смолячков сделал движение вперед.
— Сегодня счастливчиков мало,— сказал связной.— Тебе, Федя, еще пишут. Гнату два письма. И Федотову есть...
— Мне?! — удивленно вскинул голову разведчик с рябоватым лицом. В его глазах вспыхнул на миг огонек надежды и снова потух.—А ты, случаем, не ошибся? — переспросил он хриплым голосом, волнуясь.
Разведчики знали, что семья Федотова осталась за Мгой и никто ему не писал.
- Проверь, браток! — попросил Вертемягин. Связной взглянул на конверт, перевел глаза на раз-ведчика:
— Тебя как звать?
— Егор Трофимович.
— Значит, тебе. Тут написано: «Егору Трофимовичу Федотову».
Разведчик с недоумением и любопытством разорвал конверт, вынул письмо и, подойдя ближе к свету, начал читать про себя.
— Ну, спасибо, Степан, за добрую весточку,— говорил тем временем Терещенко, успевший пробежать короткие письма жены.— Закуривай, браток!
Он протянул связному кисет.
Боец не спеша достал кусок газеты, набрал махорки, свернул толстую папироску и попросил у Терещенко огонька. Гнат владел трофейной зажигалкой, и все тянулись к нему за огоньком.
— Что новенького, Степа? — обратился к связному Тарасов.
Всей роте было известно, что этот разбитной парень узнает новости раньше других — он ближе к начальству. Степан сделал серьезное лицо, точно собирался сообщить что-то исключительное.
— Новость номер один. К нам едут гости... Везут подарки... И он загнул палец, видимо, намереваясь продолжать.
— Какая же это новость! — разочарованно заметил Шаповалов.— Вчера в газете читал.
— Значит, опоздал? Жаль. Ну, коли так — пойду. Может лейтенант дожидается.
Он торопливо пошел к выходу и столкнулся с политруком.
В это время Федотов опустился со стоном на патронный ящик, обхватив руками голову, раскачиваясь из стороны в сторону.
Смолячков повесил на гвоздь винтовку и участливо спросил у Федотова:
— Что случилось, Егор? От кого письмо?
Федотов безразличным взглядом смотрел вниз, поглощенный своими мыслями. Крупные узловатые пальцы рук сжались в кулаки.
Политрук подошел к Федотову и тронул его за плечо. К ногам Егора упал листок бумаги. Никитин поднял письмо и, с трудом разбирая корявый почерк, стал читать вслух.
С каждой прочитанной строчкой лицо его становилось все мрачнее. И то, что он прочел тихим, ровным голосом, заставило содрогнуться видавшие виды солдатские сердца.
«Здравствуй, многоуважаемый наш супруг Егор Трофимович!
Егорушка, хотя бы одно слово услышать про тебя, жив ты или нет. У дядьки твоего Ивана Фролова нашелся адрес твоей почты, а писем давно не было.
Любимый ты мой. Я сейчас в Боровичах. После того как фашисты разграбили нашу деревню, ее подожгли с четырех сторон. Мужики разбежались кто куда. А нас, баб с малыми, загнали в амбар и повесили замок. Три дня не давали ни хлеба, ни воды. Требовали, чтобы мы сказали, куда делись мужики. А мы откуда знаем? Все ждали своей смерти, а ночью сделали подкоп и убежали в лес. Чего нагляделись — и сказать жутко.
Егорушка, около колхоза «Пахарь» я и учительница Вера Михайловна нашли труп Андрея, брата твоего. Изверги отрубили ему руки, ноги, выкололи глаза. Из обрубков выложили пятиконечную звезду. Нет более Андрюшеньки...
Мы схоронили его там же, в лесу, у спуска к озеру. А сестры твоей, Глаши, тоже нет. Угнали ее злодеи, а куда — не знаем. Родной ты мой, будешь в бою, не знай милости к фашистам.
Отпиши скорее.
Целую тебя.
Любящая жена Степаиида»
Федотов забрал письмо и снова перечитал про себя.
— Не горюй! — сочувственно сказал Феодосии.— Мы за все рассчитаемся. Верно я говорю, ребята?
К Никитину подошли бойцы: Зибров, Шаповалов, Столяров, Терещенко, Тарасов.
— Разрешите, товарищ политрук, встать на вахту,— обратился от их имени Зибров.— Мы тоже хотим открыть-счет.
Никитин объяснил, что только желать — мало, надо еще уметь сверхметко стрелять. Этому следует научиться у опытных снайперов.
— Побеседуйте с Федей.
Товарищи расспрашивали Феодосия обо всем: как он выбирает огневую позицию и оборудует ее, как маскируется, как выслеживает врага и поражает его одной пулей.
2
В предрассветном тумане смутно был виден вражеский передний край. Укрываясь за камнями и бугорками, ползли к нему разведчики. Высоко над их головами синело небо, затянутое дымкой. Было холодно. Из противотанкового рва, слева, поднимался пар.
Смолячков и Шаповалов обогнули полуразбитый экскаватор, застрявший в болоте, и выбрали в кустарнике подходящее место для огневой позиции.
— Холодновато, Федя...
«Потерпи, Степа, малость! Разогреешься!
Смолячков всматривался в каждый камень и бугорок, лежащие впереди и сзади траншеи, запоминал окраску и форму предметов. Везде он искал притаившегося врага. Он все еще жил впечатлениями вчерашнего вечера. Но прошло больше часа, а кругом — безлюдье.
Над головами разведчиков со свистом пронеслись снаряды. По звуку выстрелов Смолячков определил, что из-за Вороньей горы, чуть видневшейся на горизонте, бьет по Ленинграду осадная артиллерия. Каждый разрыв снаряда больно отдавался в сердце: «Город калечат... Из-верги!»
Бойцы просидели в кустарнике еще час, терпеливо наблюдая.
— Как будто вымерли,—сказал Феодосии.
Напарник хотел ответить, но именно в этот момент заметил в оптическом прицеле трех гитлеровцев, спускающихся в лощину:
— Справа трое!
- Вижу,— отозвался Феодосии.
Его тело напряглось, как туго свернутая пружина, а палец застыл на спусковом крючке.
— Эх, уходят. Скорей, скорей...
— Деться им некуда! — усмехнулся Феодосии.— Вот минуют лощину, поднимутся на бугор...
Когда фашисты показались на пригорке, Смолячков прицелился в самого высокого из них. Выстрел! Гитлеровец плюхнулся. Остальные разбежались.
— Запиши, Степа! За Андрея!
Перебравшись незаметно по канаве на запасную позицию, разведчики продолжали наблюдать.
Взгляд Смолячкова на мгновение задержался на поваленном телеграфном столбе. Из вражеского окопа, вблизи столба, выполз наружу солдат. Пугливо озираясь по сторонам, он приподнялся и, пригнувшись к земле, направился к траншее.
Смолячков прицелился. Пуля угодила фашисту в ногу.
- Почему не в голову бьешь? — спросил удивленно напарник.
«— Так выгоднее,— ответил, хитро подмигнув, Смолячков.— Теперь я на него буду ловить, как на живца...
Издали доносились крики раненого. Из окопа выползли гитлеровцы и побежали по узкой тропинке на крик. Федя метким выстрелом уложил последнего.
Шаповалов, пожав плечами, опять спросил:
— А почему не первого?
— Чудак! Первого я всегда успею. Ему бежать назад дальше.
Фашисты всполошились. Не зная точно, где засели русские снайперы, немцы открыли беспорядочный огонь по всем участкам нашего переднего края. Из боевого охранения следили за действиями снайперов. Как только вражеский огонь усилился, по противнику ударили полковые пушки. Фашистские траншеи стали прошивать пулеметными очередями.
Разведчики ползком перебрались за кустарником на вторую запасную позицию, подготовленную в разрушенной трансформаторной будке. Отсюда хорошо просматривалась дорога, по которой изредка промчится мотоцикл или грузовик.
Под вечер со стороны города Пушкина показалась грузовая машина. В кузове сидели солдаты. На повороте водитель замедлил ход. Смолячков, следивший в оптический прицел, сделал несколько выстрелов. Он целился в покрышку, и, вероятно, попадание было хорошее, потому что машина остановилась. Из кабины выскочили одновременно офицер, в фуражке с высокой тульей, и шофер.
Снайпер спокойно прицелился и спустил курок. Офицер качнулся набок и уткнулся лицом в дорожную пыль. Шофера, склонившегося над колесом, прикончил удачный выстрел Шаповалова.
Видимо, сообразив, что дело тут неладное, солдаты один за другим стали выпрыгивать из кузова машины. Но не все они ушли от метких пуль. Здоровенный гитлеровец, перекинув через борт ногу, хотел спуститься, но так и застрял, сраженный снайперской пулей. Смолячков заметил, как другой фашист, явно растерявшись, сунулся под грузовик с противоположной стороны. Голова его неподвижно торчала между колесами, как футбольный мяч.
— А ну, Степан! Ударь-ка по центру!
Шаповалов прицелился. Было видно, как голова гитлеровца опустилась и после выстрела больше не поднялась от земли.
— Чисто сработано,— похвалил Смолячков.— А теперь, Степа, айда в боевое охранение. Будь уверен: нас уже засекли...
Не успели разведчики отползти от будки метров сто, как в том месте, где они недавно лежали, стали рваться снаряды.
Враг с опозданием открыл огонь по снайперской засаде.
«Удачный день. Угробил пять фашистов»,— довольно подумал про себя Феодосии.
А Шаповалов долго рассказывал окружившим его товарищам, как он открыл счет и записал на него двух гитлеровцев.
— Первые, но не последние,— с азартом уверял Степан.
