1
«21 декабря.
Вчера я делал забутовку — так каменщики называют заполнение середки стены. Иван Семенович остался доволен и сегодня поручил мне кладку внутренней стены.
«Ежели справишься, — предупредил он, — поставлю через некоторое время на фасад».
Хотя я и новичок, но слыхал, что на кладку лицевой стороны ставят самых способных. Значит, мастер в меня поверил!
Эх, кабы мне выйти на фасад! Я бы показал себя!» К выходу на кладку фасадной стены Смолячков стал готовиться задолго. Дважды он был на экскурсии на лучших стройках города, где работали знатные каменщики, изучал их приемы. Советы Ивана Семеновича он занес в особую тетрадь, которую просмотрел много раз. Сходил со Светланой на строительную выставку. И тем не менее, когда настал день испытаний, Федя был сам не свой.
По тому, как глядел на него Иван Семенович, Смолячков понял, что и мастер взволнован не меньше. «Есть отчего,— подумал Федя,— ведь самую квалифицированную работу, кладку лицевой стороны, доверяют мне, ученику ФЗО».
Феде очень хотелось делом оправдать доверие, но это зависело не только от него. Как будет работать все звено?
Он прикинул силы. «Вместе со мной в звене пять человек. Если правильно всех расставить по местам,— может и выйдет толк. Куда кого поставить, чтобы не было помех?»
Скоро полгода, как он учился с ребятами в одной группе. Случались, конечно, и столкновения, и споры — где их не бывает, если люди живые?.. А все же парни хорошие. Пожалуй, не подведут. «Колька и Сашка — старательные, работяги. Их я поставлю на кладку внутренней стены. Степа и Леша — горячие, непоседливые. Поручу им заготовку материалов и доставку раствора. А сам примусь за фасад...»
Мастер одобрил такую расстановку.
— Ну, начинай!
В радостном возбуждении и с тревогой звено приступило к работе.
Когда смотришь со стороны на работу каменщиков, кажется, что ничего нет легче, чем класть кирпичи: клади их друг на друга.
Но это далеко не так. Стены дома не должны пропускать с улицы ни шума, ни сырости. Они не должны отдавать тепло наружу.
Смолячков клал на раствор кирпич к кирпичу, один вдоль стены, другой — поперек. Иван Семенович стоял позади и следил за каждым движением рук своего ученика, мысленно одобряя его действия. Незаметно прошло два часа. Стена поднималась все выше и выше. Внутренняя кладка не отставала от наружной.
Котов доставил наверх ведро с раствором.
— На, Федя, свеженького! — весело крикнул он.
— Спасибо, Лешка!
Проворно подхватив мастерком порцию свежего раствора, Смолячков шлепнул его на стену, слегка пригладив сбоку. Под кирпичом, спрессовавшим раствор, образовалась широкая полоска стального цвета. Иван Семенович подозрительно присмотрелся к ней, и брови его поднялись вверх.
— Стой, Федя! — недовольно сказал он.— Подожди класть.
Смолячков в недоумении пожал плечами.
— Знаешь, сколько сегодня градусов?
— Говорят, что двадцать, — спокойно ответил Федя, все еще не догадываясь, в чем дело.
— В такой день,— стал объяснять мастер,— слой раствора не должен превышать одного сантиметра, а у тебя сколько? Два. Не годится!
Вынув из гнезда кирпич, Иван Семенович продолжал:
— Выглянет весеннее солнце, размягчит раствор, и стена даст большую осадку. Понял?
Он мастерком Смолячкова подровнял на стене слой раствора, поставив на место кирпич, и, возвращая Феде мастерок, сказал:
— Давай дальше! А я пока схожу вниз, скоро вернусь...
Только мастер скрылся из виду, как к Феде подбея?ал Шаповалов.
— Покажь, что натворил,— пристал Степка.— Где брак-то?
— Только у меня и забот, чтоб тебе показывать. Айда на место!
— Вот возьму и не пойду.
— Ты меня лучше не зли.
— Что ты мне сделаешь?
— А то... увидишь! И Федя, не сдержавшись, замахнулся лопаткой. Хорошо, что Молотков вовремя отвел руку, а то Шаповалову не сдобровать бы.
— Но, но... потише. Не таких опрокидывали.
— Ну и балда ты, Степан! Чего ты привязался? Уходи, не мешай...— сказал Молотков.
— Я, может, не могу больше работать. На, гляди, руки какие...— И он показал Молоткову синие пальцы, потрескавшиеся на морозе.
— Чего хнычешь? Мне легче, что ли? А работаю вот. Не жалуюсь...
— Так ты ж комсомолец, тебе иначе нельзя. Должен служить примером во всём.
— Может, хлопцы, закругляться?—спросил с иронией в голосе Кузьмин. Он с увлечением выкладывал внутреннюю «верстку» и разогрелся на работе.
— Верно, Сашка! Тикай отсюда! — крикнул Котов.—> Я скоро превращусь в сосульку.
На лесах и в самом деле было очень холодно. Злой ветер обжигал лицо, засыпал глаза снежной пылью. Мороз пробирался сквозь ветхие варежки. От стужи ныло все тело.
Кладка «наружной версты» близилась к концу, И когда на лесах показалась сухощавая фигура мастера, Смолячков уже начал класть угол. Он очень волновался: не получилось бы косо, не по откосу.
Иван Семенович придирчиво осмотрел Федину кладку, проверил работу звена, но от оценки воздержался. Он только весело посмотрел в сторону ребят и, посасывая трубку, легко побежал по лесам в другие звенья.
— Товарищи! Ребята! — крикнул Кузьмин.— У Федьки вышло. Ей-богу, вышло!
— А ты откуда знаешь? — спросил недоверчиво Шаповалов.
— От Ивана Семеновича.
— Так он же ничего не сказал.
— А глаза зачем? Я по его глазам узнал. Веселые. И щурится... Уж это факт.
Фёдя не слышал их разговора. Он убирал за углом только что сложенной стены инструмент.
Когда звено спустилось вниз, Колька, обхватив Смо-лячкова, закричал:
— Качать его, хлопцы!
Молодые крепкие руки вцепились в звеньевого.
— Пустите! — протестовал Федя.— Да ну вас к чертям! Но ребята, озорно перемигиваясь, подбрасывали его вверх.
— Да хватит! Пустите! — взмолился Смолячков.
— Федька, не бузи! Рекорды ставишь, а вести себя не умеешь! — кричал Молотков и командовал: — Раз! Раз! Еще раз!
Отбивающийся руками и ногами, Смолячков взлетал высоко, сопровождаемый смехом -и визгом, пока, умаявшись, ребята не отпустили его на землю.
Веселой гурьбой, раскрасневшиеся, довольные, все направились в общежитие.
Вечером, после ужина, пришел, как бы невзначай, Иван Семенович. Он довольно посасывал трубку.
— Ну что ж, кладка добротная... Скоро тебе опять придется нарастить стену. Фасад.
- На носу экзамены, Иван Семенович. Когда же м , готовиться?
— Ничего! Набьешь руку... Тебе же на пользу.
«15 января.
Вчера устроили лыжную вылазку за город. Так случи лось, что на обратном пути я со Светланой отстал от ребят. Нам было так хорошо...
Обгоняя Свету, я нечаянно задел ее лыжей, и она упал в сугроб. Мне очень захотелось ее поцеловать. Нагнувшись, я закрыл глаза и чмокнул ее два раза подряд в холодную щеку.
— Ты зачем... озорничаешь? — строго спросила она.— Пошли!
Гордячка... До самого дома не произнесла ни единого слова.
7 февраля.
Светлана так и не показывается. Серчает на меня за то, что я ее поцеловал. Как будто я виноват больше ее.
А вообще она хорошая. Глаза лучистые, так и притягивают к себе. Впрочем, даже лучше, что мы не видимся. Скоро экзамены. У меня, правда, ничего не запущено, но повторить пройденное не мешает. Иван Семенович говорит: учиться — это все равно, что грести против течения: только перестанешь — и тебя гонит назад».
Пришла весна. Все осталось позади: зачеты, экзамены, выпускной вечер в школе. На душе у Феди стало легко, весело, точно гора с плеч упала. А тут еще дали путевку в дом отдыха, за Зеленогорском, у Черной речки,—совсем хорошо.
Быстро пролетел отпуск — оглянуться не успел. Вернулся он ранним воскресным утром в общежитие, поставил под кровать сундучок. С улицы тянуло легким ветерком. Шевелились на окнах занавески. Федя осмотрелся — ничего не изменилось: все на том же месте, как и две недели назад.
Первым заметил Смолячкова проснувшийся Молотков.
— Здорово, Федя! Когда нагрянул? — крикнул он через всю комнату.
С кроватей поднимались взъерошенные головы.
— Ну как, нанюхался цветочков? — спросил Кузьмин. Он соскочил, сделал несколько приседаний и добавил: — А ты, Федька, зазнался! Не написал ни строчки.
— Некогда, знаешь.
— Так тебе и поверю!
— Там не до писем,— съязвил Шаповалов.— Сам отдыхал, знаю. Всякие травки-муравки, прогулочки на лодках, девочки...
— Всего было,— сознался Федя.
— А ну, рассказывай...— раздались голоса.
— На завтрак не опоздаем? — спросил Смолячков, чувствуя, как у него засосало под ложечкой.
— Давай, давай! Успеем!
Шаповалов думал услышать от приятеля веселые рассказы, а тот заговорил совсем о другом — о боях, которые велись полтора года назад на Корельском перешейке.
Федя своими глазами видел каменные глыбы, оставшиеся от разрушенных укреплений. Вблизи моста через Черную речку наползали одна на другую расколотые части дота. Отлично поработали наши артиллеристы и летчики. Об этом и рассказал Смолячков ребятам. Они слушали, затаив дыхание, как год назад слушали участников боев, вернувшихся с советско-финской войны.
— Федька девчонок не любит,— сказал как бы мимоходом Кузьмин и подмигнул Шаповалову.— Между прочим, вчера вечером к нам приходила одна. Хорошенькая. Тебя спрашивала.
У Феди забилось сердце. Он взглянул в лукавые глаза Кузьмина. «Врет».
По дороге в столовую Федя спросил Молоткова:
— Как с работой, не знаешь?
— Знаю. Начинаем кладку.
— Где?
— На Чугунной, два. Новый завод. Вагоноремонтный. И ты с нами.
«Значит, остаюсь в Ленинграде».
Он был доволен.
После завтрака ребята разошлись кто куда. В общежитии остался один только Смолячков. Он ждал Светлану и надеялся, что появится она с минуты на минуту. «А вдруг Кузьмин солгал?..»
Так прождал он до обеда, посматривая в окно, прислушиваясь к шагам в коридоре. Наконец не выдержал, оделся, вышел на улицу и стал прохаживаться около дома.
В кармане он нащупал неотправленное письмо и поспешил к ближайшему почтовому ящику. Только миновал Кушелевку, как вдали показалась знакомая фигура Светланы. Федя сразу узнал ее. Она стояла у витрины и читала театральную афишу. Смолячков хотел броситься к ней, но пеожиданно раздумал.
Не оглядываясь, он повернул обратно, но тут же его догнал звонкий испуганный голос:
— Федя! Ты куда?
Он узнал бы этот голос среди сотен других. И пока придумывал, что ответить ей, девушка была уже рядом.
— Ну здравствуй! — сказала она, протянув руку,— куда так понесся?
— Решил прогуляться. Душно...— И он расстегнул ворот гимнастерки.— А ты куда?
— Я куда? — повторила она вопрос. — Да никуда. Увидела тебя и кинулась вдогонку. А впрочем,— улыбнулась Светлана,— отчего и мне не подышать свежим воздухом?
Они медленно пошли к Удельному парку.
Проспект Энгельса был весь в лесах. Там, где совсем недавно зеленели пустыри, поднимались в небо многоэтажные корпуса.
— Знаешь что, Федя, поедем в воскресенье на острова,— предложила Светлана.— Встреча белых ночей...
Смолячков кивнул: согласен.
