1
Стоял конец ноября, и даже в ясную погоду солнце чуть пригревало, да и то лишь в полдень. Ночи были морозные.
В сумерках разведчики тронулись в путь. Сердито шумел вершинами деревьев ветер. Впереди светлела скованная льдами река. Вокруг — черная громада леса. Разведчики переправились на противоположный берег Западной Двины и углубились в лесную чащу.
Их было трое: Илья Езовитов, Мария Дементьева и Зина Портнова. Все — члены комитета юных подпольщиков. Им дали задание повидаться в деревне Мостище с Верой Лузгиной, а через нее установить связь с оставшимися на свободе юными мстителями. Кроме того, они должны были добыть некоторые разведывательные сведения об Обольском гарнизоне.
Шли всю ночь. Низко висело мглистое небо. Лужицы были покрыты ледяной коркой и отсвечивали свинцовым блеском. Неподалеку от деревни Мостище сделали привал, посидели, подкрепились едой. Сквозь серые тучи робко пробивалось солнце. Илья сказал:
— Подождите тут. Я влезу на дерево, осмотрюсь.
С высокой сосны деревня была видна как на ладони. На улице — тишина.
Кому-то из троих предстояло пробраться в деревню. Илья сам пошел бы в Мостище, но в свое время о нем распустили слух, что парень утонул в реке, подстреленный полицаем при попытке к бегству. Подпольщики эту версию поддерживали, и семью Ильи, вероятно, из-за этого гитлеровцы не тронули.
Нельзя было показаться в родной деревне и Марии Дементьевой: ее тут знал каждый ребенок. Другое дело — Зина: она приезжая, жила все время в Зуях. Было маловероятным, чтобы кто-нибудь из местных жителей ее знал.
На опушке леса они расстались. Илья, как старший группы, забрал у Зины автомат, гранаты, поправил на ней ситцевый платок. Все, кажется, в порядке.
Условились, что Портнова с вязанкой хвороста идет из лесу прямо к дому Веры Лузгиной, выясняет у нее все, что требуется, и возвращается, но уже другой дорогой. В случае опасности Зина бросается в лес в том месте, где он ближе всего прилегает к деревне, а Илья и Мария страхуют ее огнем.
— На дорогу не выходи,— советовала Мария.— Пробирайся к дому огородами.
Странное чувство испытывала Зина.
Она гордилась, что ей доверили такое дело. И в то же время сердце ее тревожно билось: «А если в деревне засада?»
Но стоило ей сделать несколько шагов, как это чувство рассеялось.
Крутая дорожка спускалась зигзагами вниз через лощину, за которой начиналось поле. Илья видел, как Портнова то исчезала на минуту из виду, то появлялась вновь.
Но вот ее маленькая фигурка, словно жучок, пересекла поле и скрылась на задворках.
— Кажется, все хорошо.— Илья спустился с дерева.
Оба они были уверены, что Зина успешно выполнит задание. Она много раз проникала с разведчиками в населенные пункты, занятые врагом, добывала важные сведения.
Зина, ускоряя шаг и задыхаясь от быстрой ходьбы, через огороды вышла прямо к саду соседки Лузгиных.
2
Прошел час, другой, третий, а Портнова все не возвращалась. Мария порывалась идти в деревню, но Илья не пускал. Хотя бы раздался выстрел! Можно было бы подумать, что Зина нарвалась на засаду. Но вокруг тихо.
С трудом ребята дождались сумерек. Знакомой для Марии стежкой они добрались до усадьбы Матрены Федоровны, соседки Лузгиных. Мария, зарядив автомат, осталась лежать на огороде, а Илья пополз в сад. Осмотрелся — никого нет. Он поднялся, осторожно проник во двор, нырнул в хлев, а оттуда через сени вошел в хату.
Узнав его, хозяйка заголосила:
— Ильюшенька, родной мой. Нет Зины. Забрали... Езовитов смотрел ничего не понимающими глазами:
— Кто забрал? Куда?
— Я и сама ничего не пойму.— Она вытерла краешком платка набежавшие слезы.— Зина возвращалась от Веры через наш сад. Тем часом выбежала во двор соседка Анна Храповицкая и, опознав девушку, закричала, чтоб чирьи ей на язык: «Федоровна, к тебе гостья, внучка Яблоковой». Мимо шли полицаи Волковы. Переговорив меж собой, они закричали Зине: «Стой, стой!» Она остановилась. Тут между ними произошел разговор. «Кто такая?» — спрашивает Волков. «Мария Козлова,— отвечает Зина и протягивает бумажку.— Работница кирпичного завода». — «Хорошо, — сказал Волков, - проверим». И они увели ее по дороге на Оболь.
Что произошло с Зиной дальше, Матрена Федоровна не знала. Илья попросил ее сходить за Верой Лузгиной, а сам, пока та ходила, привел с огорода Марию Дементьеву.
От Веры они узнали о судьбе подпольщиков, избежавших ареста. Вера же сообщила им о мужественном поведении юных мстителей в тюрьме и о том, что организацию выдал Гречухин. Лузгиной это стало известно от Анны Езовитовой, сестры Владимира, сидевшей вместе с подпольщиками в шумилинской тюрьме до отправки их в Полоцк.
Оставив Вере Лузгиной задание, Илья и Мария поздно вечером отправились в обратный путь. До леса добрались благополучно, а к утру они уже вернулись в отряд.
Как стало потом известно, Портнову для установления личности доставили из Мостища на кирпичный завод. Рабочие подтвердили, что девушка работала на заводе и заболела. Отсюда Зину погнали в Зуи. Бургомистру приказали выстроить все население, но не нашлось человека, который выдал бы ее как подпольщицу.
Волковы решили отличиться и повели Зину в оболь-скую полицию к Экерту.
На очной ставке Гречухин с наглой улыбкой спросил:
— А, Зинаида Портнова! Давно ты переменила свою фамилию?
Так он выдал и Зину.
Экерт переправил арестованных, в том числе и Зину, в Горяны.
Представьте себе одноэтажное каменное здание бывшей помещичьей усадьбы, позднее приспособленное под школу. От него до реки протянулась липовая аллея! В этом доме размещалось окружное отделение гестапо. У подъезда постоянно дежурили машины, крытые брезентом. Сюда-то и доставили Зину — к следователю гестапо лейтенанту Вернике. Небольшого роста, узкоплечий, он разговаривал с ней то тихо, вкрадчиво, то переходил на крикливый тон и грязную ругань.
— Кто тебя послал в Мостище?
— Никто.
— Врешь! — крикнул он на русском языке почти без акцента.— Кто твои товарищи?
Зина молчала.
— Ты у меня, свинья, заговоришь. Подойди ближе!
Зина, не трогаясь с места, смотрела на Вернике глазами, полными ярости.
Лейтенант подал знак двум здоровенным солдатам, стоявшим рядом с ней. Один из них ударил девушку по лицу. Зина пошатнулась, но не упала.
Солдаты схватили ее под руки и поволокли к столу.
— Слушай, Портнова,— сказал следователь тихо, чуть приподнявшись из-за стола.— Чего ты молчишь? Ведь ты не коммунистка, я уверен, и не комсомолка...
— Ошиблись, господин палач. Я была пионеркой. Сейчас — комсомолка.— Зина гордо выпрямилась.
Лицо лейтенанта передернулось, ноздри побелели. Вскочив со стула, он размахнулся и ударил Портнову кулаком в грудь. Девушка отлетела назад, стукнулась головой о стену. Маленькая, худенькая, она тут же поднялась и, снова выпрямившись, стояла перед своими мучителями.
— Убрать! — крикнул Вернике солдату.
Узкая темная камера чем-то напоминала гроб. Серые стены и потолок покрыты зеленоватой слизью. На каменном полу — плесень. Зина, сжавшись в комок, лежит на полу с открытыми глазами. Болит грудь, шея, живот. Тяжело. Она готова заплакать. «Ну поплачь же»,— говорит девушка себе. Но глаза сухие: слезы высушила ненависть.
«Спать, спать!» — Зина закрыла глаза, и ей почудилось, что она дома, в Ленинграде, на Балтийской... Вечер,
К отцу пришли товарищи. Пьют чай, а она, забившись в уголок, слушает. «Иди, доченька, спать»,— шепчет ей мать. Она протянула руки туда, где должна была стоять мать, но руки скользили по сырым стенам камеры, по грязному, вонючему полу. Зина впала в забытье... А когда очнулась, мысли, цепляясь одна за другую, озарили сознание: «Что делать?»
Раньше, до войны, мир представлялся ей понятным и ясным, точно он лежал перед ней на ладони. Отец и мать работали. Она училась. Младшая сестренка вот-вот должна была пойти в школу. Кружки при Доме культуры, вечера самодеятельности, каток, лыжные прогулки, игры. Казалось, так будет всегда, вечно. Ведь все создано в жизни для радости, для счастья... «А где теперь радость, счастье? Под ярмом фашиста? В любую минуту меня могут вызвать к следователю и пытать. Стоит ли для этого жить? Может лучше встать и удариться головой о каменную стену, чтобы голова раскололась на части?»
Так раздумывала Зина о своей судьбе после очередного допроса. А голос из глубины сознания возражал: «Умереть проще всего. Труднее остаться жить, бороться». Под утро Зина задремала... Но ее не переставали мучить кошмары. Кто-то с ней спорил; она хотела ответить, но у нее пропал голос. Открыла глаза и тут же зажмурила. Солдат, освещая фонарем лицо, тряс ее за плечо. — Ты что, оглохла? Вставай!
Когда сообразила, куда идти, на душу снова легла тяжесть. Опять допрос. Опять будут бить.
Она не знала, что ночью следователь докладывал начальнику гестапо:
— Портнова такая же фанатичка, как те, которых мы прикончили. Не отвечает.
Капитан Краузе насмешливо ответил:
— Это она не хочет отвечать вам, лейтенант. А мне... Пришлите ее ко мне.
Гестаповец был уверен, что заставит Зину заговорить.
3
Когда в кабинет Краузе ввели Портнову, тот изумленно уставился на нее: он не ожидал, что увидит... девочку с косичками! «Ну это же совсем ребенок»,— отметил про себя начальник гестапо. — Садись!
Зина села, ничем не выдавая своего волнения. Она быстрым взглядом окинула просторный, уютно обставленный кабинет, железные решетки на окнах, плотно обитые двери. «Отсюда, пожалуй, не убежишь».
Палач смотрел на Зину прищуренными глазами, будто изучал каждую черточку ее лица. Девушка выдержала этот взгляд, не пошевельнулась.
На ломаном русском языке Краузе сокрушался о том, что с ней обошлись грубо и даже избивали. Зина молчала.
Краузе не злился, не кричал, не топал ногами, делал вид, что не замечает ее упорного, демонстративного молчания. Улыбаясь, обещал улучшить условия заключения. «Даром, собака, стараешься,— думала Зина.— Все равно ничего не скажу».
Как бы угадав ее мысли, Краузе протянул: — Так, так, не желайш сказать... Нитшево... Он приказал отвести ее не в тюрьму, а в комнату, на-ходившуюся здесь же, в здании гестапо. Ей принесли сюда обед из двух блюд, белый хлеб, конфеты.
На следующий день утром Портнову снова вызвали к капитану.
Направляясь на допрос, она почувствовала, как тоскливо сжалось сердце. Краузе непременно будет спрашивать, кто ее товарищи. Следователю она не отвечала: он бил, и каящый удар ожесточал ее. Но этот не бьет. При-кидывается ласковым.
«Не поддавайся!» — настойчиво требовал голос сердца. Портнову ввели к начальнику гестапо.
С подчеркнутой вежливостью Краузе осведомился, как она себя чувствует в новой обстановке.
— Это все мельочи,— сказал он, не дождавшись ее ответа.— Один небольшой услюга, и ты идешь в дом. Скажи, кто твой товарищ, твой руководители?
Переждав минуту, гестаповец продолжал:
— Ты, конешно, сделаешь нам услюга. Да? И мы не будем в дольгу... Я знаю, в Петербурге, ну по-вашему в Ленинграде, у тебя есть мама, папа. Хочешь, мы свезем тебя к ним? Это теперь наш город. Говори, не бойся...
Краузе курил сигарету, опираясь рукой на подлокотник кресла, и ожидал ответа. Курил медленно, будто нехотя выпуская дым. На скулах бегали желваки, глаза щурились. Он не сомневался в успехе своей тактики: девочка должна заговорить.
А Зина молчала. Она едва сдерживала улыбку, так как хорошо знала, в чьих руках ее родной город.
За окном шумел осенний ветер. Скоро шум перерос в грохот. По улице шли фашистские танки. Капитан, подойдя к окну, отдернул занавеску.
— Смотри, какие мы сильные! — Гестаповец произнес это тоном победителя.
Потом, приблизившись к Зине, вытащил из кобуры пистолет, повертел его в руке и, ничего не сказав, положил на стол. Зина посмотрела на пистолет и подумала: «Вот бы разрядить в гада всю обойму».
Вдруг она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, и отчаянная мысль, как молния, пронзила мозг. «А что, если?..»
— Ну-с, фрейлейн.— Краузе вернулся от стола и снова поднял, точно взвешивая, пистолет.— Здесь есть маленький патрон. Одна пуля может поставить точку в нашем споре и в твоей жизни. Разве не так? Тебе не жалко жизни? Я считаю. Р-раз!.. Два...
А девочка молчит, как будто не слышит его, ничего не видит, не замечает.
Гестаповец опять положил пистолет на стол. «Он уверен, гад, что я не могу выстрелить из пистолета, поставленного на предохранитель,—- подумала, усмехнувшись, Зина.— Ну и пусть...»
На улице просигналила легковая машина и, резко затормозив, остановилась у дома. Краузе отошел от стола к окну, и тут случилось то, чего он не мог допустить даже в мыслях. Зина, словно кошка, бросилась к столу и схватила пистолет. Гестаповец не успел еще осознать, что произошло, как девушка навела на него его же собственное оружие, которым он только что ей угрожал. Легкий щелчок предохранителя, выстрел — и Краузе, неестест-венно скособочась, упал на пол. Вбежавший в комнату офицер был также убит наповал.
Зина устремилась в коридор, выскочила во двор, а оттуда в сад. Утро было прохладное, трава побелела, а Зине было жарко. Липовая аллея, заметно понижаясь, упиралась в берег реки. Девушка вихрем пронеслась до ближай-ших кустов, тянувшихся рядом с аллеей.
Некоторое время ее никто не преследовал, двор был пуст. Она бежала к реке. Эх, если бы успеть добежать!.. За рекой спасительный лес. Только бы успеть.
Зина обернулась и увидела солдат. Один из них — совсем близко. Она остановилась, прицелилась, плавно нажала спуск. Гитлеровец с хриплым стоном растянулся на земле. Остальные, злобно крича, ускорили бег. Зина, не целясь, произвела несколько выстрелов. Это заставило солдат приостановиться. «Почему они не стреляют?» — удивилась девушка. Она не знала, что было приказано схватить ее живой. Казалось, никто и ничто не может ее спасти, а она все бежала и бежала, не теряя надежды. Река совсем рядом, но уже иссякли последние силы.
Портнова снова обернулась, опять нажала спусковой крючок... Выстрела не последовало. Патроны в обойме кончились. Все!
У Зины от бега остановилось дыхание. Ноги совсем подкосились.
Ее схватили на самом берегу реки.
4
Из Горян Портнову перевезли в полоцкую тюрьму. Некоторое время ее не тревожили, будто забыли о ней. Но затем начались вызовы, продолжавшиеся с перерывами около полутора месяцев. О ее судьбе стало известно несколько позднее от женщины, сидевшей с нею в общей камере, куда Зина была переведена перед казнью. Ядвига Яриго — так зовут эту женщину — рассказала о том, как бесстрашно вела себя юная героиня.
Босую, в рваной сорочке, ее водили по заснеженным улицам города. На дощечке, повешенной на груди, было написано: «Бандитка». На спине висела другая дощечка: «Так будет со всеми, кто вредит немцам».
Но ничто не сломило ее волю. До последней секунды своей недолгой жизни Зина была верна партизанской клятве...
...В морозное январское утро 1944 года Портнову повезли на казнь.
Машина остановилась в лесу. Кругом, будто одиночные выстрелы, раздавался сухой треск ломающихся под тяжестью снега веток. Зину поставили на край ямы, вырытой под сосной.
Ей не завязали перед казнью глаза — она и так ничего не видела: фашисты выкололи ей глаза. Но слышала она все. Слышала шорохи зимнего леса, слышала, как прозвучала команда и тут же щелкнули затворы винтовок.
Залп разорвал морозный воздух. Сосна дрогнула, несколько сучков упало вниз на снег. Они легли рядом с телом девушки, только что шагнувшей в бессмертие.
