Борис Агуренко
СОСТАВЫ К ВОЛГЕ НЕ ПРОЙДУТ...

   1
    
   Страшное это зрелище - мертвая шахта. В осиротевшем копре завывает ветер. Попадешь на шахту в сумерки - не отделаешься от ощущения, что ты на кладбище.
   Немцы издали приказ: все горняки должны вернуться на свои места. "За неповиновение - расстрел!"
   Люди пришли на шахты. Работали. Ни шатко ни валко. Пока были рядом немцы, еще занимались чем-нибудь для виду - все равно гитлерюки ни черта не смыслят. Своих специалистов, которых можно было бы прислать на шахты, у немцев не хватало. Солдаты, приставленные к русским, следили только за тем, чтобы шахтеры не сидели без дела, не устраивали бесконечные перекуры. Полицаи, а также некоторые специалисты, желавшие помочь немцам в надежде получить за услуги, боялись говорить с рабочими, особенно в последнее время, когда всем стало ясно: кто-то организованно срывает восстановление шахт.
   Фронт был в сотне километров от Лихой. На подступах к Сталинграду уже разворачивалась великая битва, когда к концу августа сорок второго года в поселке шахты имени Чичерина, в хуторах Тацин и Комиссаровка Зверевского района возникли две подпольные группы - молодежная, которой руководил старший лейтенант Алексей Рышков, и шахтерская, в которой тон задавали коммунисты - горный мастер Егор Пахомович Гончаров и начальник ОРСа Григорий Николаевич Абакумов. Связной между группами была комсомолка, бывшая медсестра Вера Борисова.
   На первом собрании молодых подпольщиков Алексей Рышков сказал:
   - Пропаганду поручим Клаве. А она пусть уже сама подбирает нужных помощников.
   Клава Жильцова, казалось, была рождена для этой работы. Она любила литературу, особенно стихи. Писала сама, и, хотя мало кому показывала, редко и неохотно читала, все говорили: "Наша поэтесса". Клаве, когда она окончила Комиссаровскую семилетнюю школу, вместе с грамотой "За отличные успехи в учебе и примерное поведение" подарили двухтомник Лермонтова. А с восьмого Клава стала бессменным редактором школьной газеты. После окончания школы до самого прихода немцев - два года - она работала литсотрудником в редакции райгазеты, была членом райкома комсомола. О более подходящем пропагандисте и мечтать было трудно.
   Вскоре на хуторе и в поселке забелели на стенах, на деревьях, на столбах листочки, написанные от руки печатными буквами: "Смерть немецким оккупантам!", "Враг будет разбит, победа будет за нами!" Эти маленькие листочки писали и распространяли почти все участники группы - и сама Клава, и сестры Борисовы, и сестры Сурнины, и Саша Нефедов.
   Как-то Саша по секрету сообщил Клаве, что решил вспомнить свои школьные увлечения, что у него есть рама и детали: две недели работы - и трехламповый приемник будет готов.
   Прошло две недели, и вот они в доме Нефедовых, на чердаке. Саша зажег шахтерскую лампочку, надежно окутал ее тряпкой, так, чтобы огонек падал только на приемник. Он быстро настроился на нужную волну, и оба услышали родную русскую речь. Невидимая женщина объявила, что передача последних известий окончена, сейчас будут передавать музыку.
   - Опоздали! - прошептал Саша и хотел выключить приемник, но Клава остановила его:
   - Пусть! Пять минут только... Для первого раза...
   Как-то, находясь на станции Лихая, Саша Нефедов заметил, что в углу двора, где раньше помещалась типография районной газеты, рассыпан шрифт. Уходя, его закопали, но взрыв бомбы вынес его на поверхность.
   Саша рассказал о находке Алексею Васильевичу Рышкову. И теперь ребята по очереди, осторожно появлялись во дворе типографии. Вскоре собрали целый мешочек шрифта. Саша начал мастерить печатный станок. Его золотые руки превращали в полезную деталь, казалось, совершенно никчемные железки.
   Рышков радовался: станок - это уже серьезное дело! Он шутливо поздравил Клаву:
   - Ты нашла себе такого помощника, что у твоей пропаганды скоро будет самая высокая техника в мире.
   Клава молча улыбнулась. Она знала, что на чердаке у Саши был целый склад всевозможных сокровищ. Кроме приемника и незаконченного печатного станка, там хранилось два рулона хорошей бумаги. Были и капсюли к гранатам и патроны.
   Рышков тоже был посвящен в тайны Саши Нефедова. Только в тех складах, которые Саша создавал с братишкой Толей, запрятаны были два пулемета, до девяноста гранат и капсюлей к ним, несколько пачек автоматных патронов.
   Делать тайники было страстью Саши, и делал он их очень умело. Схему их расположения знали только двое - сам Саша да Рышков.
   Настал день, когда Саша и Клава набрали и вручную тиснули - станок был готов только вчерне - первую печатную листовку. Она получилась грязная, буквы на ней прыгали. Но Саша и Клава радовались как дети.
   Вечером следующего дня листовка лежала на столе перед Егором Пахомовичем Гончаровым. Уже в который раз, перечитывая ее, он взволнованно повторял:
   - Нет, какие молодцы! Какие молодцы!
   - Ее нужно побыстрее к людям, - сказал Григорий Николаевич Абакумов.
   Группа подпольщиков-шахтеров к этому времени сосредоточила все свое внимание на саботаже. "В десять у Трофименко" - эти слова стали своеобразным паролем. Появился он еще в августе, когда Михаил Михайлович Нечесов устроился десятником на шахту № 11 Михаил Михайлович, как и многие шахтеры, пытался эвакуироваться. Но неудачно. Когда немцы уже заняли Лихую, встретил его старый знакомый Трофименко.
   - Как жить собираешься, Михаил Михайлович?
   - Какая тут жизнь!
   - Напрасно. Иди ко мне на шахту.
   - К тебе?
   - Ну да! На одиннадцатую. Я там начальником. Немцы, узнав от Трофименко, что Нечесов - горный мастер, беспартийный, согласились с его назначением. Им нужны были организаторы шахтного дела.
   Сначала Нечесов недоверчиво следил за делами новоявленного начальника. Но потом понял, что Василий Павлович Трофименко остался советским человеком. И постепенно землянка, в которой жил Трофименко, стала местом сбора группы подпольщиков.
   Итак, "в десять у Трофименко...". И за грубо сколоченным столом, в землянке с облупившимися стенами собирались Трофименко, Абакумов, Антон Федорович Ковалев, Егор Пахомович Гончаров, его верный спутник семнадцатилетний Коля Задунайский, бежавший из окружения лейтенант Борис Байша. Иногда на этих собраниях появлялась связная Вера Борисова.
   Поначалу обсуждали, как в кратчайший срок добыть оружие и начать пробиваться через линию фронта к своим. Потом Абакумов сказал:
   - По-моему, это трусость, товарищи! Мы думаем только о себе, а думать надо о борьбе с врагом, об организации сопротивления. Мы шахтеры. В наших руках уголь. Без него все станет - и паровозы и электростанции. А сейчас это главное. Ведь отсюда, от Лихой, идут на Сталинград вражеские эшелоны.
   ...Медленно расчищались штреки. Участились обвалы. Был испорчен водоотлив паровозного котла, а когда его восстановили, в результате "несчастного случая" взорвался котел.
   Так шли день за днем. Шахтеры делали большое дело: шахты угля не давали. Особенно хорошо работала группа на одиннадцатой. А ведь эта шахта мало пострадала, и вернуть ее к жизни можно было быстро.
   
   
   
    2
   
   Столько дней стояла ясная погода, и вдруг с вечера пошел проливной дождь. Варвара Ивановна Жильцова встала посмотреть, не протекает ли где крыша. В доме было тихо. Все спали.
   А дождь хлестал. На потолке здесь и там появились синие разводы, капли со звоном разбивались о пол. Варвара Ивановна поставила под самую большую мокрядь таз, под другие начала расставлять тарелки и пол-литровые банки. В это время в ставню тихонько постучали.
   - Кто там? - громко спросила Варвара Ивановна.
   Клава сразу отбросила одеяло.
   - Не кричи, мама! Это Поля Сурнина.
   Клава быстро надела платье.
   - Дай-ка твою фуфайку...
   "Сапоги с вечера приготовила", - заметила про себя Варвара Ивановна.
   А Клава уже у двери говорила:
   - Я, может, задержусь. Ты, мама, не волнуйся... Все будет хорошо.
   Клава выбежала в коридор, но тут же вернулась, поцеловала мать в щеку. Захлопнулась за дочкой дверь. Варвара Ивановна опустилась на табурет у печки.
   ...Дождь все лил. У Поли даже плащ промок, что уж тут говорить о Клавиной фуфайке! А идти было еще далеко, тем более что девчата шли в обход, петляли, чтобы следы ненароком не выдали. Ругая дождь, полицию и фашистов, промокшие до костей шли девушки. Не доходя Сенчиных, где расположился немецкий штаб, они сделали крюк и вышли в степь. Здесь, вдали от штаба, не будет часовых. Да и найти порез труднее.
   Вот он, кабель, красная тонкая ниточка. По нему передаются из высших штабов приказы о наступлении, о борьбе с партизанами, об уничтожении советских людей. Да мало ли о чем говорят гитлеровцы по этой тонкой проволочке сейчас, в дни, когда на Волге, у стен Сталинграда, идет кровопролитнейшее сражение.
   ...Через час девушки уже крепко спали на своих кроватях, а матери их - Варвара Ивановна и Людмила Зиновьевна торопились почистить до рассвета одежду дочерей. Чуяли материнские сердца, что вступили их дочери на трудный и опасный путь.
   Утром на хуторе только и было разговоров о том, что партизаны перерезали какие-то провода, что немцы рыщут в поисках виновных. Они уверены, что это сделали те же люди, что сигнализируют ракетами советским самолетам на станции Лихая.
   Гитлеровцы не ошиблись. Ракеты тоже были делом рук молодежной группы.
   Готовясь к операции, Саша Нефедов и Гриша Гончаров внимательно "изучали вопрос".
   - Пускать ракеты с крыш невозможно, - сказал Гриша, - всюду полицаи.
   - А если из садов? - предложил Саша. - И немцы и полицаи боятся подходить к ним ночью.
   - Нужно выбрать двор без собаки, - сказал Гриша.
   Такой двор нашелся. В небольшом флигеле жила старушка с невесткой и тремя внуками. А за домом- море слив, яблонь, абрикосов. Собаку немцы убили.
   И Саша и Гриша уже не раз смотрели смерти в лицо. Но одно дело - фронт, где рядом твои однополчане. Другое дело - здесь, в этом саду, когда кажется, что под каждым деревом притаился враг.
   Щелкают ракетницы. Небо разрезают одна за другой ядовито-зеленые трассы. Сгустки огня, брызгая искрами, опускаются туда, где стоят эшелоны с немецкими солдатами, с танками, орудиями. И вот уже запели бомбы. Теперь подальше отсюда. Подальше!
   ...Людмила Зиновьевна, мать Нины и Поли Сурниных, и не подозревала, что именно в их землянке состоялось организационное собрание юных подпольщиков. Но что ее дочери заняты опасным делом, она догадывалась и раньше, еще до случая с проводом. Нину, младшенькую, ставшую такой домоседкой после прихода немцев, теперь было невозможно удержать дома - все у нее находились важные дела. И Поля тоже, только с работы и - пошла к подружкам. Чего, мол, дома сидеть - тосковать.
   А совсем недавно пришел Рышков, говорят, он в окружении был, лейтенант.
   - Не пустите ли на квартиру, тетенька? - спрашивает.
   - Да неловко как-то... У меня две девушки растут.
   - Чего неловко! Койку мне поставите в кухне. До девчат не буду иметь никакого отношения. Я в Дубовой балке работал, там и жил. Теперь на Лихую перебираюсь, на нефтебазу, здесь удобнее. А там бомбят здорово.
   - Ну ладно, коли так говоришь, спрошу девчат. Как они скажут, так и быть.
   Своих дочерей Людмила Зиновьевна знала. Они ни за что не согласятся взять чужого парня в дом... Но на этот раз Людмила Зиновьевна ошиблась.
   Рышков поселился у Сурниных. А вскоре Людмила Зиновьевна была посвящена в тайны подпольщиков. Узнав ее получше, Рышков сказал сестрам:
   - Помощника надежнее, чем ваша мать, вряд ли найдем.
   Теперь все собрания комсомольской группы проходили у Сурниных. Плотно закрывались окна, землянка запиралась с улицы большим замком. Пока подпольщики решали свои дела, Людмила Зиновьевна, одевшись потеплее, караулила в окопе, вырытом рядом с домом. Отсюда просматривались и улица и огород. В случае тревоги Зиновьевна должна стучать в окно...
   На очередное собрание у Сурниных Рышков пригласил немногих - были хозяйки Поля и Нина, Нюся Бойченко да Гриша Гончаров. Людмила Зиновьевна уже хотела уходить на свой "пост", когда в землянку вошли двое - Василий Васильевич Бацман и Антон Федорович Ковалев. Последний - уважаемый на хуторе человек - еще ни разу не бывал у Сурниных.
   "Значит, и он тоже", - подумала Зиновьевна, и от этой мысли ей стало легче.
   Собрание закончилось быстро, вскоре подпольщики уже расходились.
   - Скоро сегодня... - сказала Зиновьевна старшей дочери, вопросительно глядя, хотя обычно ни о чем не спрашивала, знала - сами скажут, если можно.
   - Важное дело предстоит! - коротко и неясно ответила Поля.
   Через два дня был взорван железнодорожный мост на участке Зверево - 75-й пост.
   Людмила Зиновьевна думала: "Ну, Антон Федорович, ну, Гриша Гончаров - это понятно. А вот откуда эта удаль, храбрость у ее дочери Поли, которой не было дома почти всю вчерашнюю ночь? Или у Нюси Бойченко? Скажи я им: "Не смейте, вы можете погибнуть", - они пожмут плечами и скажут: "Многие гибнут! А сидеть сложа руки сейчас - предательство!.." Я буду помогать вам во всем, дети мои, только бы вам было легче..."
   ...1 ноября 1942 года у Трофименко собрались участники шахтерской группы. Разговор шел о том, чем встретит подполье приближающуюся 25-ю годовщину Великого Октября, Лучший подарок, конечно, боевые дела.
   Борис Байша с группой ребят брался взорвать железнодорожное полотно на участке Замчалово - Лихая.
   - Нужно, чтобы не на день и не на два, как это было с мостом, а на недельку приостановить движение на ветке. Составы к Волге не пройдут, - говорил Егор Пахомович Гончаров.
   Михаил Михайлович Нечесов должен был поджечь склад горючего, расположенный на территории бывшей конторы "Заготзерно". Вера Борисова доложила, что одновременно группа Рышкова ликвидирует гитлеровский штаб в Комиссаровке.
   И было решено:
   - Каждый должен внести свой вклад.
   Но в ночь на 4 ноября в поселке и на хуторах начались повальные аресты. Нашлись подлые людишки - Кравцов и Садовничий, которые предали отважных подпольщиков. Вести следствие поручили полицейскому Петру Изварину, известному даже среди фашистов своей жестокостью.
   Допросы шли с утра и до вечера. Уставал Изварин, а подпольщики молчали. Ничего от них не добившись, немецкая комендатура отправила их в Каменск, в гестаповскую тюрьму. Но и здесь не удалось заставить подпольщиков заговорить. В ночь на 10 ноября 1942 года в степи под Каменском были расстреляны Борис Байша, Василий Бацман, Вера Борисова, Аня Бойченко, Егор и Григорий Гончаровы, Иван Дзюбенко, Клавдия Жильцова, Александр Нефедов, Алексей Рышков, Полина и Нина Сурнины.
   Каждый год 10 ноября в чичеринской школе № 35 проводится День памяти героев подполья. Его инициаторами стали много лет назад красные следопыты. Это они по крупицам собирали свидетельства о героической борьбе своих старших братьев и сестер. Это их стараниями открыт в поселке музей. Это они отыскали оставшихся в живых участников подполья - Григория Николаевича Абакумова и Михаила Михайловича Нечесова, узнали о судьбе других подпольщиков, которым удалось спастись. Антон Федорович Ковалев несколько лет назад умер от тяжелой болезни, Коля Задунайский погиб на фронте, мстя за гибель друзей...
   Родина помнит героев. В феврале 1966 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР двенадцать отважных награждены посмертно медалью "За боевые заслуги".