Михаил Мельников
"МЫ ОТОМСТИМ ЗА ТЕБЯ, МАРИЯ!"

Мария Толкачева, подпольщица из города Кричева (Могилевщина)

   Открытая грузовая машина медленно двигалась по центральной улице города - так приказал начальник гестапо. Пусть жители Кричева видят, как расправляется немецкое командование с вражескими разведчиками. Пусть посмотрят на свою землячку Марию Толкачеву, которая около двух лет работала в комендатуре бухгалтером и все время наносила вред рейху. Она ничего не сказала в Кричеве, и теперь ее везут в рославльскую тюрьму, где подвергнут новым "усиленным допросам".
   Когда машина приблизилась к зданию СД, Мария обратилась к полицейскому:
   - Прикройте мне лицо платком. Мама, наверное, где-то здесь стоит и ждет, когда меня провезут.
   Полицаи переглянулись. Да, если мать увидит окровавленное, изуродованное лицо дочери, она до последних своих дней его не забудет.
   - Набросьте же платок! - резко повторила Мария. - Скоро придут наши, и тогда вашим матерям придется плакать...
   - Ну ладно, ладно, - пробурчал молоденький полицай и надвинул на страшное лицо девушки ее платок. Сама она не могла даже пошевельнуть сломанными руками.
   Машина переехала мост через Сож и быстро покатила по Московско-Варшавскому шоссе на восток, к Рославлю, где собирали для последней серии допросов всех подпольщиков и партизан, которые действовали в тылу вражеской 4-й армии и не дали нужных показаний.
   ...Сестры Вера и Мария вернулись в Кричев в январе сорок второго года. Уйти от врага на восток не удалось - попали в окружение. Обратно шли несколько месяцев, голодные, оборванные, с Вериными детьми на руках. Что было делать? Работать на фашистов ни Вера, жена коммуниста, ни Мария не хотели.
   Однажды в дом пришла женщина. Она принесла записку от секретаря Кричевского райкома партии Кузьмы Андреевича Реуцкого, находившегося на территории района. Первое его задание - собрать кое-какие сведения - сестры выполнили успешно. Второе было посложнее: устроиться на службу к оккупантам.
   Мария пошла к бургомистру района, бывшему учителю Прокофию Киселеву. Она не могла понять, как этот человек стал изменником. Видно, это произошло под влиянием жены-немки, женщины тщеславной и злой.
   Мария объяснила причину визита. Киселев вызвал городского бургомистра Стефана Кривоносова. Они знали, что отец Толкачевой был репрессирован в начале тридцатых годов. Из русского СД, которым руководил бывший кричевский судья Василий Макаренко, ответили, что никаких подозрительных действий за Толкачевой не числится. Есть лишь одно "но": ее сестра Вера была женою коммуниста Сенчило, ушедшего в Красную Армию в первый день войны. И все-таки Марию приняли бухгалтером в городскую управу.
   Потянулись дни, недели, месяцы подполья. Добывались разведывательные данные о расположении немецких войск и движении колонн по шоссе Варшава - Москва в сторону фронта, о проходе эшелонов через местный железнодорожный узел. Порой Мария, имея пропуск комендатуры, выезжала на велосипеде за город и, забрав в условленном месте партизанские листовки, привозила их в Кричев. А утром следующего дня листовки уже находили на базарной площади, в лагере военнопленных, на цементном заводе, на столбах, в глухих переулках.
   Весною сорок второго года Мария познакомилась с военнопленными - московским певцом Александром Окаемовым и хормейстером Геннадием Лузениным. Марии рассказывали, что на концерте в здании бывшего педучилища Окаемов, исполнявший русские народные песни, запел под аккомпанемент гитары, на которой играл Лузенин, песню "Эх ты, доля, моя доля". И вдруг, махнув рукой, громко сказал:
   
   Эх ты, доля, моя доля,
   Доля горькая моя,
   И зачем ты, злая доля,
   Нас до плена довела?
   
   В зале стало тихо-тихо. А певец, закрыв лицо руками, убежал со сцены. Немцы, сидевшие впереди, ухмылялись. Люди подавленно молчали.
   Артисты работали в больнице, где возили воду, пилили дрова для кочегарки. Они пели народные песни, лирические романсы, иногда советские песни. Но никогда они не выступали с городским хором, который постоянно пел антисоветские и фашистские песни. Никто никогда не слыхал от них речей, восхвалявших немцев и изменников.
   В дни фашистских празднеств они, как правило, объявляли себя больными и врачи давали им справки. Все это заставило Марию присмотреться к Окаемову и Лузенину. Из леса пришел приказ: познакомиться с ними и привлечь для разведработы и связи с пленными, поскольку они могли довольно свободно передвигаться.
   Вскоре Окаемов, Лузенин и их друг, учитель из Куйбышевской области Николай Кулешов, член кричевской подпольной организации, пришли в дом, где жила Мария. Разговор сначала шел об искусстве, о славных довоенных временах. Потом заговорили о сегодняшнем житье-бытье...
   Через час Окаемов, Лузенин и Мария уже выкладывали сведения о положении на фронтах, а Кулешов отмечал линию фронта в своем небольшом атласе мира.
   Артисты бывали с концертами в соседних городах: в Климовичах, Черикове, Пропойске. Они привозили ценные данные о расположенных там частях, движении войск, о действиях партизан и десантников. Все, что они узнавали, попадало теперь к Марии. Собранные ею и другими подпольщиками сведения обобщались, и в лес к партизанам уходила сводка, содержавшая много важных данных.
   Мария помогала военнопленным в организации побегов из лагеря в ближайшие леса. Группа подпольщиков, которую возглавлял оставленный по распоряжению обкома и райкома партии молодой коммунист Матвей Каинов, поддерживала с Толкачевой теснейшую связь.
   Их выдал провокатор. В гестапо оказались Окаемов, Лузенин, Кулешов.
   Особенно долго и жестоко мучили артистов, стремясь вырвать данные об их связях в Кричеве, в Черикове и Климовичах.
   Главным был вопрос:
   - Где рация и десантники, с которыми вы связаны?
   Изъятый у них радиоприемник был одной из самых тяжких улик. Мария с тревогой думала о том, что ждет ее в случае, если эти двое заговорят. Но Окаемов и Лузенин ушли на расстрел, никого не выдав. Перед смертью Александр Иванович запел песню "Орленок".
   Мария продолжала борьбу: часть арестованных подпольщиков смогла бежать из тюрьмы. Работать теперь стало невероятно трудно. Толкачевой предложили уйти к партизанам, но она отказалась, попросив на встрече с Реуцким оставить ее еще на некоторое время в Кричеве.
   А вскоре к партизанам пришла трагическая весть: Мария Толкачева и ее сестра Вера Сенчило арестованы и подвергаются тяжелым допросам в гестапо. Потом стало известно, что Мария всю вину взяла на себя, чтобы спасти Веру, ее детей и старушку мать.
   Незадолго до ареста Мария написала в лесу заявление:
   "В рядах большевистской партии и Ленинского комсомола не состояла, но прошу считать меня коммунисткой. Я всей душой люблю свою Родину и, если надо, жизнь отдам за ее освобождение*.
   Ее ввели в состав Кричевского подпольного райкома комсомола.
   "Мы не забудем тебя, Мария! Мы отомстим за тебя!" - писал вскоре после освобождения в газете 10-й армии "Бей врага" секретарь райкома комсомола Вячеслав Есипов.
   Прошло много лет со дня гибели бесстрашной разведчицы. И ее действительно не забыли. Краеведы собрали о Марии Сергеевне Толкачевой много интересных данных. Улица, на которой она жила, носит ее имя. Ее именем названы и пионерские дружины.