— Многие операции, проводившиеся комсомольцами-подпольщиками летом 1943 года, разрабатывал наш штаб. Но рассказать подробно о каждой из них я не смогу, — начал разговор с нами бывший начальник штаба партизанского отряда имени Ворошилова Петр Дмитриевич Пузиков. Человек это подтянутый, точный, аккуратный, и сейчас в нем осталось что-то строго военное, хотя вот уже много лет он ведет научную и педагогическую работу.
— Впрочем, об одной операции я, пожалуй, расскажу даже с некоторыми подробностями. Она мне запомнилась очень хорошо, да и в записях у меня кое-что о ней сохранилось.
Мы вынули записные книжки и приготовились внимательно слушать. А Петр Дмитриевич, полистав свои порыжевшие от времени блокноты, которые он принес с собой, начал обстоятельный рассказ. Говорил он неторопливо, тщательно подбирая слова, часто используя в речи профессиональную военную терминологию.
...На фронте в ту пору шли жестокие бои. Разгромленные на Курской дуге фашистские войска откатывались на запад. Они усиленно перебрасывали к передовой живую силу, технику, боеприпасы.
Партизанам и подпольщикам сразу прибавилось работы. Надо было любой ценой нарушать связь немецкого тыла с фронтом. Тогда и была задумана сложная и очень ответственная операция.
Подпольщики проследили, что паровозы, ведущие эшелоны со стороны Полоцка, обязательно берут воду на станции Оболь. Заметили и другое: обольская водонасосная станция охраняется слишком тщательно, при ней расквартировано не менее роты гитлеровцев, со всех сторон она обнесена колючей проволокой, кругом вырыты глубокие ходы сообщений, выставлены спаренные пулеметы и даже сооружены три бетонированных дзота, контролирующие все подступы к станции со стороны реки. Все это не могло не навести на мысль о том, что на перегоне Полоцк — Витебск обольская водокачка, по всей вероятности, единственно уцелевшая. Все остальные на этой дороге были уничтожены партизанами. Взорвать обольскую насосную станцию — значит помешать врагам подвозить к фронту подкрепление и боеприпасы. Сделать это нужно было во что бы то ни стало.
В партизанском штабе долго думали над тем, как лучше осуществить диверсию. Один за другим предлагались различные варианты.
Сначала все сходились на том, что крупное подразделение партизан переправится через Оболянку, с боем ворвется на территорию, охраняемую фашистами, и уничтожит водонасосную станцию. Но когда начали анализировать силу обороны противника, этот вариант пришлось отвергнуть. Даже в случае большой удачи партизаны неизбежно понесли бы огромные потери. А ручаться за успех все равно было невозможно.
Второй вариант предложили юные подпольщики. Они брались небольшой группой снять ночью часовых, проникнуть на территорию станции и взорвать ее. Но и здесь риск был не меньшим, горячие ребята могли погибнуть, а задача остаться невыполненной.
Надо было действовать наверняка — ведь в случае провала немцы еще больше усилили бы охрану водонасосной станции.
Да, было над чем подумать... Самые опытные диверсанты ломали над этим головы. Время шло, а удовлетворительного решения все не находилось.
Не раз этот вопрос обсуждался и на заседаниях комитета подпольной комсомольской организации. Заседания приобретали иногда слишком шумный характер. Случалось так, что говорили все сразу, пере-бивая друг друга, замолкали и снова шумели. Как-то само собой вышло, что все согласились на том, что кому-то одному надо проникнуть на территорию станции с миной большой силы, и дело будет сделано. Такое решение всем показалось наиболее правильным, и порывистый Володя первый заявил, что, кроме него, никто не проведет эту отчаянную операцию. Но Илья тоже не хотел оставаться в стороне и начал уговаривать:
— Дайте мне, я сделаю чище.
А Федя и Женя считали, что поручить надо обязательно кому-нибудь из них.
— Ребята! Не галдите, дайте мне сказать, — встала Нина Азолина и решительно откинула на спину косы. — Поймите, чудаки, ведь легче всего это сделать мне. Ну кто подумает, что добросовестная сотрудница немецкой комендатуры носит с собою мины . К тому же меня многие немцы знают. По-моему, спорить нечего. Я пойду и взорву.
Нину поддержали Фруза, Мария Дементьева, Зина Лузгина. В конце концов с ее доводами скрепя сердце согласились и ребята. Так и доложили командованию. Вот этот третий вариант, найденный ком-сомольцами, и был принят штабом.
Несколько дней в партизанском штабе внимательно разрабатывали сложную операцию во всех деталях. Особенно пришлось потрудиться над изготовлением мины. Подыскали такую, чтоб была невелика по размерам, но очень большой силы. За этой миной пришлось ехать в штаб бригады. Весила она граммов четыреста, пронести ее было легко, но не безопасно. Тут-то и явилась счастливая мысль закамуфлировать мину под кусок антрацита. Петр Дмитриевич сам тщательно облепил мину воском, а сверху густо обсыпал угольной пылью. Получился точь-в-точь кусок угля. Расчет был такой: мину подбросить в груду угля, оттуда она попадет в топку локомобиля водокачки и сделает свое дело.
Целую неделю кусок угля лежал на столе в штабе отряда. Его показывали каждому свежему человеку и предлагали разгадать, что это такое. Опытные подрывники внимательно осматривали кусок угля, и если разгадывали, что это мина, Петр Дмитриевич снова и снова принимался гримировать ее. И только когда никто не мог уже отличить мину от глыбы угля, ее решили вручить Нине Азолиной.
Нина Азолина, член комитета обольской
подпольной комсомольской организации.
Расстреляна 6 ноября 1943 года.
|
А за эту неделю Нина сумела поближе познакомиться с одним из офицеров комендатуры.
И вот в ярком, пестром платье с сумочкой в руках выходит Нина из дому и, не торопясь, направляется в сторону Оболи. В сумочке у нее среди нехитрых девичьих вещиц кусок каменного угля. По Оболи она шагает еще медленнее — пусть немцы обратят на нее внимание. В условленном месте ее ждет немецкий офицер, занимающий видный пост в комендатуре. Нина приветливо здоровается с ним. Гитлеровец жалуется на одиночество, говорит о своем желании провести день в обществе хорошенькой девушки.
С кокетливой улыбкой Нина щебечет, что у нее сегодня свободный день и она готова погулять. Если господин офицер желает, может составить ей компанию. О, конечно! Офицер с радостью воспользуется ее предложением. Ему так скучно в этой Оболи, и вообще чертовски все надоело, хочется хоть немножко отвлечься от того, что делается вокруг. Он ведь еще не стар и способен наслаждаться жизнью. Девушка должна понять его состояние.
Они направляются к реке. Нина непринужденно болтает, говорит, что довольна работой в комендатуре, но только очень боится их, немцев. Они ведь так плохо относятся к русским. Ее спутник возражает: германские офицеры всегда внимательны к хорошеньким русским девушкам.
Нина ведет офицера прямо к водонасосной станции. Вот они уже за проволокой. Девушка волнуется сильнее и сильнее. Ей кажется, что немец вот-вот услышит, как колотится ее сердце.
Конечно, их окликают. Раскрасневшийся от жары пожилой солдат подбегает и предупреждает:
— Здесь «цивильным» ходить нельзя. Придется вернуться назад.
Нина кокетливо прищуривает глаза и шутливо-капризным тоном замечает:
— Я-то думала, что солдаты германской армии настоящие храбрецы. А они даже днем боятся. И кого? Безобидной девушки, которая добросовестно служит у них.
Офицер очень рассержен. Как посмел солдат остановить девушку, которая идет с ним? Этот тип, наверное, из тотальных. Так он проучит его, черт побери! Пусть знает, что в любом случае надо считаться с офицером. Но криком тут ничего не поделаешь: солдат стоит на своем. Тогда офицер идет в караульное помещение, и через минуту чей-то голос зовет туда солдата.
Кругом никого нет. Нина делает несколько шагов к груде угля у стены, нагибается и медленно начинает снимать туфли, потом открывает сумочку, вынимает мину и кладет в уголь. Девушка быстро отходит от этого места. Первое ее желание — скорее бежать отсюда. Но она берет себя в руки и ждет возвращения своего «кавалера».
Вскоре появляется и он. Офицер извиняется перед ней за случившееся. Солдата накажут. Но Нина не слушает гитлеровца. Она думает только об одном: лишь бы он не заметил ее волнения. Медленно, очень медленно они спускаются к реке.
Оставив на берегу сумочку и туфли, Нина входит в воду, моет лицо, потом долго смотрит на противоположный берег, с которого партизаны хотели штурмовать станцию. Из амбразур дзотов угрожающе выглядывают крупнокалиберные пулеметы. Прорваться сюда невозможно. Да теперь это и не нужно. Нина выходит из воды и жалуется офицеру, что утомилась на жаре, да еще ее расстроила выходка этого солдата. В общем лучше они встретятся в другой раз, а сейчас она пойдет домой.
Офицер огорчен, но не перечит девушке. Он провожает ее до дому и, прощаясь, говорит, что еще на-деется провести с нею много хороших минут. Симпатичная девушка хоть чуть-чуть скрасит его пребывание в этой проклятой стране.
Мина сработала удачно. Водонасосную станцию разнесло до основания. Николай Алексеев в этот же день передал, что на станции застопорилось 11 эшелонов, шедших в сторону фронта. Длинная цепь сол-дат передавала ведрами воду из колодца к паровозам. Этой работы им хватило надолго.
Ребята торжествовали победу. Нина была признана первым героем организации. Все завидовали ей, хотя мальчишки старались не показывать этого. Только через несколько дней немцы установили временный насос. За это время в Оболи задержались десятки воинских эшелонов.
До конца войны потом гитлеровцы. с трудом заправляли водой паровозы. Они попытались организовать переброску к фронту людей, боеприпасов, снаряжения автомашинами. Но партизаны предвидели это, и на шоссе фашистов бдительно подстерегали партизанские засады.
— Так был реализован третий вариант, ставший одной из самых славных страниц борьбы, обольских подпольщиков, — закончил свой рассказ Петр Дмитриевич. — И на этот раз гитлеровцы схватили многих жителей, но сколько они ни бились, узнать ничего не могли. Нина по-прежнему работала в комендатуре. — О других операциях подпольщиков, совершенных летом 1943 года, более точно может рассказать один из немногих оставшихся в живых членов организации, Илья Езовитов, который работает ныне на Минском железнодорожном узле, — добавил бывший начальник штаба.
