43. Потом тишина, и в наплыве – пустынный школьный коридор и прижавшаяся к косяку двери согбенная, ссутулившаяся мальчишеская фигуpa. Это Борис. Плечи его вздрагивают, как будто ему холодно. Потом он выпрямляется, осторожно заглядывает через стекло в класс.
Там, за стеклом, урок. Михаил Яковлевич Филин — подняв руку, что-то рассказывает. Глубоко вздохнув, Борис осторожно открывает дверь и входит в класс.
На мгновение к нему оборачиваются головы.
- Чужеземцы овладевают Москвой. Чужеземцы рвут на части русскую землю... — Филин расхаживает от кафедры к парте и обратно. Он не замечает Бориса, остановившегося в дверях.
— Можно войти, Михаил Яковлевич? Я опоздал... — тихо спрашивает Борис.
— Садись, садись!
Борис идет к парте.
- И все же последовало спасение, - продолжает Филин.
Усаживаясь на парту, Борис прячет от Зои расстроенное лицо. Но Зоя с обычной чуткостью сразу замечает его состояние. В глазах её появляется беспокойство.
Все время голос Филина:
— Вторжение иноземцев объединило русской народ единой волей к их изгнанию. И народ от мала, до велика поднялся на решительную и смертную борьбу. Вот почему в нашей отечественной истории эта великая...
Зоя, осторожно тронув за локоть Бориса, подбрасывает ему записку: «Почему ты опоздал? Что с тобой?»
— Ничего, Заяц! Правда, ничего... потом! - шепчет Борис.
— Вы, конечно, знаете, ребята о Минине и Пожарском? — обращается Филин к классу.
- Знаем, знаем! — отвечают ему дружные голоса.
— Ну, вот! — Филин улыбается. - Но не только вожди народные, - совсем простые, безвестные люди показывали чудеса самоотверженности. – Ну-ка… - Филин оглядывает класс, - ну-ка, ну-ка, Зоя, что ты знаешь о подвиге Ивана Сусанина.
Зоя вспыхнув, подымается. Секунду она как бы собираясь с мыслями.
- Ну, ну? - подбадривает ее Филин.
- Сусанин был простой крестьянин, — тихонько начинает Зоя. — Он был крепостным...
- Так, так...
- Он жил с дочкой и сыном в деревне Домнино.
- Ну-ну?..
- Это недалеко от Костромы. Там очень густые леса и мало дорог.
Зоя помолчала.
- Однажды к нему постучали. Он открыл дверь, а там были враги... Их было очень много — целый отряд... Они шли на Москву. Но они не знали дороги и стали грозить Сусанину и требовать, чтобы он их проводил...
Зоя говорит все смелее, все более и более складно.
— Ну... и он и повел их в лес. Они шли целый день, а потом, когда наступила ночь, пошел сильный снег. Но Сусанин вел их все дальше и дальше... А лес становился все глуше, так-что еле можно было пройти. И тогда Сусанин сказал им всю правду, что он их нарочно завел и что они теперь не выберутся отсюда... В
се тверже зоин голос:
— В предании сказано: «Его пытали великими пытками, мучили и кроили из спины ремни. Но он в те поры ничего не сказал»...
— Молодец, Космодемьянская!—тихонько говорят Филин. Опершись локтем о кафедру, он глядит на Зою. Класс совершению притих, все головы повернуты к Зое.
— Они хотели заставить его вывести их из леса... Ну, а дальше... дальше я знаю стихи... я проработала... это Рылеева... — взволнованно говорит Зоя.
— Читай, читай!
Предателя мнили во мне вы найти -
Их нет и не будет на русской земле
В ней каждый отчизну с младенчества любит
И душу изменой свою не погубит,-
тихонько читает она.
Борис. У него мучительно дрожат губы. Он делает страшные усилия, чтобы не заплакать.
Кто русский по сердцу, тот бодро и смело
И радостно гибнет за правое дело!
звенит голос Зои.
А Борис опускает голову все ниже и ниже.
Филин. Застывший класс. Зоя. На весь класс раздается ее голос:
Ни казни, ни смерти и я не боюсь,
Не дрогнув, умру за родимую Русь!
Снег чистый чистейшая кровь обагрила.
Рядом с Зоей раздается странный призвук. Испуганно вздрагивает Филин.
Сразу осекшись, Зоя стремительно поворачивается к Борису. Положив голову на парту, он плачет.
Ребята, повскакав с парт, окружают его. Вот над ним заботливо склонился Филин.
Голоса:
— Боря! Что с тобой? Борька!
- Что случилось, Борис?!
Он поднимает лицо, искаженное горем, судорожно пытается сдержать плач.
- У меня убили в Испании отца, ребята!
На мгновение все застывают, и потом Зоя, побледневшая, но внешне совсем спокойная, решительно опускается на парту. Она гладит Бориса по голове.
— Ох, Заяц! — зарывается он головой в ее плечо.
Чуть в стороне плачет навзрыд Верочка.
Музыка.
Наплыв.
44. Зоя над дневником. Серьезная, повзрослевшая.
Дневник.
...«Хочется, очень хочется быть человеком, а не маленьким людишкой. Если не быть героем — смелым, полезным, то стоит ли занимать место на земле?..»
Наплывом на медленно тающий текст,— косяк двери. Пометки:
«ЗОЕ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ».
«ЗОЕ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ».
Наплыв.
45. В наплыве во весь экран комсомольский билет.
Комсомольский билет — № 0236208.
Фамилия — Космодемьянская.
Имя — Зоя.
Отчество - Анатольевна.
Рука подписывает билет. Росчерк и голос.
- Ну, вот ты и комсомолка!
Кабинет секретаря райкома комсомола. Обычные плакаты по стенам. Беспорядок на столе. Секретарь, совсем молодой парень в гимнастерке, встает из-за стола и, поглядывая веселыми, глазами на Зою, протягивает ей комсомольский билет:
— Поздравляю!
Зоя бережно берет билет в руки, разглядывает его, подымает голову:
— Спасибо!
— Не за что.
Перед секретарем стоит девушка. Очень юная, но все-таки уже не подросток, а именно девушка. Коротко стриженая, как будто немного застенчивая. Впрочем, сейчас глаза ее сияют теплым светом.
— Ты вот мне лучше скажи... Устав хорошо, знаешь?
— Хорошо...
— Ну, а что ты считаешь самым важным в уставе?
Зоя задумывается только на мгновение.
— Комсомолец обязан быть беззаветно преданным Родине и быть готовым отдать за нее все свои силы, а если понадобится, жизнь!—тихо, но с такой силой внутренней страсти произносит она, что секретарь теперь глядит на нее гораздо внимательнее.
— Так... — помолчав, говорит он.—К этому мы все должны быть готовы... и всегда.
Склонившись к столу, он перелистывает маленькую книжонку.
— Ну вот, сейчас ты пойдешь домой, а завтра пойдешь в школу, и потом надо учить уроки, и все пойдет, как обычно... А вот здесь, в уставе... погляди-ка...
Зоя подходит к нему, склоняется над столом.
— Вот... через... раз, две, три, четыре... всего четыре строчки: аккуратно посещать комсомольские собрания, быстро и точно выполнять задания организации... Ну, как ты на это?
— Так ведь все это само собой разумеется! — Зоя явно недоумевает.
— Да. Правильно... Все это само собой разумеется,— как бы раздумывая, повторяет секретарь.
Он проходит к окну, отдергивает занавеску, вглядывается в темноту за окном.
— Поди-ка сюда! — зовет он Зою.
Зоя подходит.
— Погляди.
Зоя глядит в окно.
— Ну, что ты там видишь?
Зоя вглядывается.
— Ничего... — все еще недоумевая, она поворачивает голову к секретарю.
— Ничего? А звезды?
Зоя бросает быстрый взгляд в окно.
— Ох, и верно!—вскрикивает она. — И какие яркие сегодня!
— А вот сначала ты их не заметила, потому что звезды—они тоже само собой разумеются!
Зоя быстро поворачивается к секретарю, в глазах ее появляется огромный интерес.
— Много есть такого, что само собой разумеется. Секретарь, который поучает... вот вроде меня...—он улыбается совсем мальчишеской улыбкой. — Собрания, нагрузки, шефство, стенгазета, учиться на отлично... Даже слова какие-то все скучные, обыкновенные. И все это, конечно, само собой разумеется.
Зоя тихонько засмеялась, и секретарь, поглядев на нее, откровенно присоединился к ней. Потом Зоя снова становится серьезной.
— Я понимай...—говорит она. —Знаете, товарищ Шилов, я сама уже думала об этом.. Это про географию...
— Про какую географию?—теперь уже удивляется секретарь.
— Я как-то смотрела на карту и вдруг подумала: вот черненькая линия... это река, а вот коричневой краской — горы, а звездочка — это Москва... И я подумала, что если так просто смотреть, то и увидишь только черточки, полоски, точки. А если по-настоящему смотреть, то сразу представишь себе—какая река длинная и широкая... и как быстро или медленно течет вода... и как туман подымается.. и как на горах тает снег, и как...
Секретарь внимательно, с большим интересом слушает взволнованную и торопливую речь.
— Да, да... это верно! — вдруг перебивает он ее. — Очень трудно увидеть заново то, что уже давно само собой, разумеется... Но зато если уже увидишь, то самая обыкновенная, самая как будто бы на первый взгляд будничная жизнь засверкает вот так, как эти звезды, которые ты изволила не заметить... Это верно...
46. А за дверью, в коридоре,—где сидит, дожидаясь секретаря, всякий молодой народ, ждут Зою ее товарищи. Прохаживается взад и вперед Борис. Остановился у двери, на которой плакатик: «Секретарь райкома ВЛКСМ».
Прислушивается к тому, что за дверью. Ребята сидят на длинной скамейке у стены. У девочек счастливые лица. Не по-обычному чинен Петька.
— У тебя, Верка, какой номер? — спрашивает Зина.
Верочка протягивает ей новенький комсомольский билет. Зина разглядывает его, сличает со своим.
— Всего на три номера разница, - говорит она.
— Ну да! А посредине Борька и Юра. А Петька уже потом.
— Да теперь весь наш класс комсомольский! — Прямо не понимаю! — говорит Борис. — Ну что она так долго там делает?
И ему сразу отвечает ехидный верочкнн голос:
— А ты не беспокойся... не съедят твою Зойку!
Распахивается дверь. Борис отскакивает. Голос из-за двери:
— Так, до свиданья, Космодемьянская!
— До свиданья! — отвечает Зоя.
Дверь закрывается, и Зоя поворачивает к ребятам веселое лицо. Ребята окружают ее. Голоса:
— Ну, как?
— Чего так долго?
— Можно поздравить?
— Ну уж это само собой разумеется! — встряхивает Зоя головой.
Наплыв.
47. Рассвет над Москвой. Взявшись за руки, веселой шеренгой во всю ширину набережной — Зоя и ее товарищи.
И песня:
Шагай и пой, комсомольское племя!
Шагай и пой, чтоб улыбки цвели.
Мы покоряем пространство и время,
Мы — молодые хозяева земли!
Так, с песней, прошли, и песня затихает вдали.
Наплыв.
48. В наплыве поднимаются руки. Класс. Комсомольское собрание. Все очень чинно.
Только Зоя сидит, не подняв руки и немного смущенно опустив глаза. Зато Борис тянет руку вверх, чуть не привстав с места. Голос Петьки:
— Раз, два...
Махнув рукой, Петька бросает считать.
— Единогласно! — возглашает он. — Зойка, ты группорг.
Ребята зашевелились, опускают руки.
— Валяй тронную рочь! — говорит Петька.
Все рассмеялись. Зоя встает.
Наплыв.
Одновременно с возникающей на экране длинной лентой бумаги, исписанной зоиной рукой - шум, галдеж, возбужденные голоса.
Сквозь текст то сквозят, то снова исчезают возбужденные лица ребят. Вот он — этот текст, вызвавший такую бурю:
«СПИСОК КОМСОМОЛЬСКИХ ПОРУЧЕНИЙ 8-а».
Гольцев — учет успеваемости.
Рабинович — стенгазета.
Смирнова, Фролов – уголок порядка– уголок порядка
Петрова, Балабина, Космодемьянская, Левинман, Николаева – шефство над общежитием Метростроя.
Васильев — физкультура у октябрят.
Фомин — ликбез (жакт по Черкизову переулку).
Шпигель – билеты в театры и кино
Осьмина, Алабин, Космодемьянская, Соловьева, Комкова, - скорая помощь отстающим, санитарная комиссия
Чижова – рыбы в юнатском аквариуме.
Всего этого прочесть, конечно, невозможно. Быстро движется лента перед аппаратом, и, кажется, что ей нет конца, и все время — быстро сменяющиеся лица ребят, возгласы.
— Нет, Зойка, ты, честное слово, сошла с ума!
— Факт, спятила!
— А ты испугался?!
— Ничего не испугался, просто мы засыпемся!
— А по-моему, ничего особенного.
— Ну да, ничего особенного...
Мелькают лица ребят. Раза два промелькнула Зоя. Она стоит у стола, на котором разложила, свою диспозицию, и хотя она, пожалуй, смущена, в глазах ее, в наклоне головы — все же тихое упорство.
— Билетики-то в театр просто покупать!
— Зойка! Если мне стенгазету, то пускай Сема тоже... Он остряк, а я острить не умею.
— Петьке хорошо — он своей физкультурой всех удивит. А каково мне с рыбами!
Лист уже исчез с экрана, и теперь проступает весь класс: кто стоит, кто сидит прямо на партах.
— Борька-то со старухами! А, Б, В... (Хохот.)
— Я только боюсь, вдруг не справлюсь,— робко говорит Зина. — У меня и так по истории неуд, и мама больна...
— Ты всегда боишься,— обрушивается на Зину Петька. — Не знаю, как все, а я за себя отвечаю!
— Все это хорошо ребята! — трезво вступает худенький юноша. — Шумим, треплемся... А лучше браться за то, что наверняка можно успеть сделать, а то потом не оберешься разговоров: нахвастали, засыпались, не выполнили... Кому это надо? На бумаге-то все можно написать!
— Знаешь, Юра,— наконец заговорила Зоя. — Я недавно была в музее Ленина, и там есть день Ильича... что он за один обыкновенный день сделал. Так вот я стала считать, и вышло сорок одно дело. И какие все дела!
В классе становится тихо.
— Так ведь то Ленин!'—говорит Юра.
— Ну, да... а мы ленинский комсомол! — совсем тихо отвечает Зоя.
Музыка.
Наплыв.
И на мгновение снова проступает кусок текста из зонной диспозиции:
Петрова, Балабина, Космодемьянская, Левинман, Николаева – шефство над общежитием Метростроя.
Наплыв.
