1. По началу — в синих сумерках русский зимний пейзаж. Утонувшие в снежных сугробах избы. Кое-где — мирный дымок. Но вот, во весь экран, дощечка.
«Петрищево» — чужими проклятыми немецкими буквами выведено название русского села.
А вдали — тот же как будто мирный пейзаж, но из глубины нелепо твердым шагом идет, вскинув автомат, укутанный в платок немецкий часовой. Чернеет угол полуобгоревшего строения.
Путаница колючей проволоки, колья.
Часовой подходит к углу.
2. На окраине деревни из канавы ползком выбирается человек. Лица не видно. Только фигура. Ватные штаны, ватная куртка. Приподнявшись, человек замирает, вглядываясь в сумерки, почти скрывшие от него деревню. Оттуда доносятся далекий собачий лай, чужая немецкая речь, чужой смех. Человек, припав к земле, пополз.
Часовой. Опустив автомат, он только собирается прислониться к стене, как вдруг за его спиной метнулась тень. Кто-то, низко пригнувшись, перебежал к соседнему строению. Часовой, вздрогнув, озирается.
А человек, добежав до угла противоположного строения, с разбегу опускается в снег. Тотчас же, чуть приподнявшись, он ползет вдоль стены строения. Из сумки, висящей на боку, человек достает бутылку.
Часовой все видит. Осторожно отступив в тень, он прижимается к темной стене, сливаясь с ней.
Руки человека вставляют капсуль в горлышко зажигательной бутылки.
Часовой прижимается к стене. Поблескивают его глаза под каской.
Человек занес руку с бутылкой. Взмах... Но в то же мгновение что-то тяжелое навалилось на человека.
Короткая, молчаливая борьба. Белый снег, темные катающиеся на снегу фигуры.
Взметнулась кверху рука с наганом. Рука в ватнике. Тотчас же другая рука выбила наган, вжала его в снег.
Возглас: Дир верд ихс шон цайген! *
* Сейчас я тебе покажу!
Наплыв.
3. Изба. Распахивается дверь. От двери, испуганно плача, бежит босая девчонка. Другая девочка, постарше, помогает ей вскарабкаться на печь. В сенях шумят. Тяжелый топот, глухие ругательства не чужом языке. Удар ногой в уже открытую дверь. Солдаты вводят в избу человека.
Его ведут за руки, его толкают.
Ругань, возгласы.
Один солдат прижимает его к печи двумя руками, другой срывает мешок, со спины. С короткими птичьими выкриками выскакивают из-за перегородки квартирующие здесь солдаты. Они видимо, спали. Один в подштанниках, другой затягивает на ходу пояс. Тот, кто в подштанниках, берет в руки зажигательную бутылку. Он с интересом разглядывает ее. Выкрики. Грубы, смех. Непрекращающееся лопотание. Один солдат уже стаскивает с человека ватник, другой в это время срывает подшлемник.
И вдруг удивленный возглас:
— Ого! Дас ист я айн медхен! *
* Ого! Да это же девушка!
Сразу наступает тишина.
Девочки свесились с печи. Испуганные глаза, полуоткрытые рты.
Остановилась в дверях женщина. Она несла воду в ведрах.
Стоит девушка. Скромная девичья белая кофточка. Прекрасное, совершенно спокойное юное лицо. Подстриженные волосы упали ей на лоб. Коротким движением головы она откидывает их назад. И так, высоко подняв голову, прямо и бесстрашно глядит она на оцепеневших солдат.
В тишине вдруг печальный человеческий голос:
— Кто ты, девушка?
Испуганно жмется в дверях русская женщина. С сочувствием и страхом глядит она на девушку.
Через головы немцев девушка встречается с ней взглядом, и в то же мгновение немецкий солдат, чуть отступив и размахнувшись, деловито бьет девушку по щеке.
Наплыв.
4. Тишина взрывается возгласами, похабной руганью. Перекресток деревенской улицы. Пусто. Из ворот выбегает солдат, переговариваясь на ходу с другим солдатом. Крики и шум приближаются. Из-за поворота появляется шествие. Легким, спокойным шагом по белому снегу идет девушка. Двое солдат держат ее руки. Непокрытая голова ее гордо откинута назад. Сурово сдвинуты брови. А вокруг нее беснуются солдаты, заглядывают в лицо, толкают.
— Фрейлен партизан!
Фрау партизан!
Хохот, крики.
Наплыв.
5. Возгласы и шум доносятся с улицы в. другую избу. Испуганно и торопливо пятится старуха. Через избу два солдата ведут девушку в чистую половину. Хлопает за ними дверь. Старуха опускается на лавку. Дряхлый дед, подвинувшись, дает ей место.
6. И вот девушка стоит перед немецким офицером. Чадит фитиль керосиновой лампы. Здесь штаб частей связи. Молоденький писарь, косясь на девушку, подворачивает лист бумаги на валике пишущей машинки. На столе — телефон, приемник, бумаги. В темной глубине жмутся к стене два солдата. Офицер, поправляя нагоревший фитиль, поднимает голову. Прямо- и бесстрашно глядит девушка ему в глаза.
— Кто вы? — спрашивает офицер на русском языке.
В неясном пятне света гордое и прекрасное лицо девушки. Она молчит.
Офицер разглядывает её.
- Кто вас послал? — наконец снова раздается его голос.
И опять она молчит. Огромным упорством светятся ее глаза.
— Кто ваши товарищи?
Молчание.
Бесстрастное лицо офицера.
— Где они прячутся сейчас?
Но она молчит, и только еле заметное презрительное движение губ чуть меняет ее лицо.
Офицер встает, делает к ней шаг. Он разглядывает ее с одной стороны; обойдя, разглядывает с другой, точно статую, и вдруг резко и коротко ударяет ее тыльной стороной руки по одной щеке, по другой...
— Еще раз... Кто ты? С кем ты была?
Вздрогнула ее голова, напряглись мускулы рук, связанных за спиной, гневно, расширились зрачки. И снова спокоен и презрителен ее взгляд. Она молчит. Глаза в глаза! Короткий поединок. Не выдержав ее взгляда, офицер грубо по-солдатски выругавшись, отводит глаза. Три шага от стола к темной стене, три шага обратно к столу.
Взяв в руки лампу, он быстро подносит ее к лицу девушки, ярко осветив его. Как бы между прочим задает он неожиданный вопрос:
— Скажи, а где сейчас находится Сталин?
Вздрагивают ее ресницы, в глазах медленно проступает теплота. — Сталин?.. — впервые, наконец, раздается тихий голос.
Писарек глядит на нее, вытянув шею.
Офицер наклонился к ней.
Ясно раздается гордый ответ:
— Сталин на посту!
Тук-тук-тук — неуверенно простучала машинка.
Руки писаря повисли в воздухе над машинкой, он косится на девушку. Напряженное и немного растерянное лицо офицера.
— На посту? Вас хайсет дас? — ворчит он, не глядя на девушку. — Что это значит?
Неловко усмехнувшись и пожав плечами, он опускается к столу. Но раздается ее голос, и он поднимает голову. Исподволь возникает музыка. Как нежданно прорвавший плотину поток, срываются с губ девушки слова, фразы.
— Это значит... что ночью... вот сейчас... и днем... и на рассвете идут в бой полки... Им нет конца, как нет конца и краю моей стране... по рельсам стучат колеса... огни... семафоры... гудки... платформы... И на платформах — танки... И женщина становится к станку на место мужа-бойца!.. И в небо поднимается самолет за самолетом! И где-то протягивает руки ребенок. Он потерял отца, мать... все на свете... Но родина его не оставит, не бросит!.. Родина заменит ему мать, накормит его, согреет ему молока... А в лесах... у костров... и на дорогах... там.. и там... — всюду собираются партизаны, и они готовят вам гибель!..
Застывшее лицо офицера. Испуганно смотрит на девушку писарь. Жмутся угрюмые солдаты у темной стены. — Вот что такое — Сталин на посту!
Ширится поток музыки. Ясен и тверд голос девушки.
- И я знаю... вы убьете меня, но если бы кто-нибудь мне сказал: хочешь, живи снова, с самого начала... я все равно выбрала бы ту жизнь, что была у меня! Я жила его большим счастьем, боролась за его счастье... а ей счастье — это счастье моей страны, моего народа... мое счастье!
Высоко подняв голову, девушка глядит на офицера. Мгновение длится молчание, и потом спокойное и уверенное решение:
— Больше я ничего говорить не буду.
Сухое, застывшее лицо офицера.
— Хорошо! — хрипло говорит он и, обернувшись в темноту, отдает команду:
— Немт зи маль ан ди арбайт! *
* Возьмите ее в работу!
Из темноты выступают, деловито снимая на ходу ремни, конвойные. Они подходят к девушке; один постарше, другой молод, белокур —голубоглазая бестия. Он подталкивает девушку к скамейке.
Невероятным презрением исполнен ее взгляд. Солдат швыряет девушку на скамейку, и теперь ее не видно, только летят в воздух срываемые с нее одежды. Холодный голос офицера:
— Последний раз: отвечай, кто ты? Где скрываются твои товарищи?
Солдаты, застывшие над скамейкой. Молчание,
Яростно кричит офицер:
— Анфанген! **
** Приступить!
Молодой солдат, сощурив глаза, заносит ремень.
7. Но удар — вернее, глухой его звук — будто падает на плечи старухи, что сидит в другой половине избы, устремив неподвижный взгляд на дверь, за которой пытают девушку. Она вздрагивает.
— Господи! — тихонько шепчет она. Рядом с нею дед. Он слеп, пустые белки устремлены в пространство. Снова удар, и снова вздрагивает старуха:
— Господи!..
И дальше, будто каждый удар, наносимый девушке, наносится ей. Ладонь прижата к щеке, вздрагивает голова.
— Господи!.. Господи!.. – божьим именем отчитывает она удары.
Вступает короткая и резкая музыкальная фраза.
Надпись:
ДВЕСТИ РАЗ ПОВТОРИЛА СТАРУХА ГОСПОДНЕ ИМЯ, НО ДЕВУШКА НЕ ИЗДАЛА НИ ЗВУКА, НИ СТОНА, ОНА НЕ НАЗВАЛА СЕБЯ, НЕ ВЫДАЛА СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ...
И снова старуха. И глухие удары — там за дверью.
— Господи!.. Господи!.. —громко молит старуха бога.
Нежданно наступает тишина.
