На протяжении своей истории человечество создало много педагогических теорий и систем — разнообразных, противоречивых, подчас прямо враждебных одна другой. Однако самые умные из них обычно сходились в одном утверждении: лучшее воспитание — это воспитание примером. Оттого умные педагогические теории обычно видели полезного и желанного союзника в искусстве. Ибо ничто так не помогает воспитывать человека, как та впечатляющая, зовущая, заражающая сила, какую несет в себе художественный образ.
«...Его усиленно готовили в каторжники, — но он стал великим писателем...» писал о М. Горьком когда-то К. Чуковский. Что помогло мальчику Горькому преодолеть страшную и жестокую среду его тяжелого детства и выплыть к иным берегам?
Многое, — об этом он сам рассказал нам в своей замечательной автобиографии. Но среди этих многих сил, благодетельных и оберегающих, была одна, воспитательное значение которой никак не должно быть умалено. И эта сила — искусство. Оно вошло в жизнь мальчика рано — в сказках его бабушки. Сказки принарядили и приукрасили вымыслами убогий мещанский домишко дедушки Каширина и встали на страже его дверей. И тогда в жизнь подраставшего уже мальчика пришла наивная и трогательная мечта о прекрасной королеве Марго. Королева Марго очертила мальчика волшебным кругом-заклятьем. За пределами этого круга бесновалась страшная царская Россия. Но в кругу, рядом с мальчиком стоял вычитанный им из старой книжки образ королевы Марго — образ-друг, образ-воспитатель, — и он помогал мальчику сопротивляться окружавшей его мерзости, тянуться к другой жизни, справедливой и чистой.
Конечно, власть королевы Марго была недолгой. Пришел день, когда мальчик Горький вырос из этой простодушной мечты, как из тесного детского платья. В его жизнь пришли новые образы из прочитанных книг. Может быть, это был «Спартак», может быть,— тот «Овод», которого всю жизнь с благодарностью вспоминал любимый писатель послеоктябрьской молодежи Николай Островский. Каждое поколение имеет свои любимые образы, помогающие ему расти, бороться и жить. По этим образам человек равняется в своем поведении, с ними советуется в трудных случаях жизни, им подражает.
Но если Горькому в мрачное безвременье было не легко подметить, угадать, иногда предвидеть появление своих положительных героев, то в наши дни эта задача искусства чрезвычайно облегчена. Великая Октябрьская революция пробудила скованные силы, и освобожденный человек жадно потянулся к добру, к радости, к творчеству. Послеоктябрьское поколение молодежи получило замечательные образы: Левинсона («Разгром» Фадеева), Павла Корчагина («Как закалялась сталь» Островского) — в литературе; Чапаева — в кино. Воспитательная роль этих художественных образов огромна и, вероятно, далеко не полностью учтена.
Но еще никогда дети и молодежь — подрастающие люди — так не нуждались в заражающей, поддерживающей и оберегающей силе героического искусства, как в наши грозные дни. В войне наши дети и молодежь приняли на себя жесточайшие удары, неимоверной тяжести ноша легла на их хрупкие плечи. Они ответили на это великолепным, часто -легендарным героизмом. Живой, творческий ток этого героизма пронизывает жизнь и поведение нашего юношества на фронте и в тылу.
Тяга «на войну» всегда была присуща молодому поколению. Не было такой войны, когда ребята не убегали бы на фронт. Во время прежних войн таких «фронтовиков» излавливали в поездах и с ближайшей железнодорожной станции возвращали домой, к родителям. И беглецы плакали горькими слезами—от неуважения взрослых, от своего бессилия, от своей выключенности из жизни страны...
В Великую отечественную войну — едва ли не впервые в истории — мы увидели юность, героически носящую оружие, и подростков, самоотверженно и с честью кующих это оружие в тылу. С замечательными подвигами молодых героев фронта перекликается в наши дни героизм юных партизан в тылу у врага, в оккупированных фашистами местностях. И эта героика заражает и зажигает юношество и подростков работающих на оборонных заводах, на шахтах и в колхозах нашей страны.
Жадно ищут они — эти девушки, юноши, подростки — и ждут от искусства, чтобы оно откликнулось на их подвиги, на их борьбу, на побеждаемые ими трудности, опасности, лишения, Но искусство еще почти не отразило участия детей и молодежи в великой эпопее Отечественной войны. Искусство не создало еще почти ни одного правдивого и сильного образа юного патриота вашей страны. Молодежь черпает эти образы пока прямо из жизни, из газетных сообщений о замечательных героях, подобных Зое Космодемьянской, Лизе Чайкиной, Любе Земской, Шуре Чекалину, Олегу Кошевому и его товарищам, незабвенным нашим «молодогвардейцам».
Вот почему появление киноповести «Кто она?» Л. Арнштама и Б. Чирскова — явление значительное и радующее. С благоговейной любовью, с болью и скорбью повествуют авторы о чудесной героине — школьнице 9-го класса Зое Космодемьянской. Нарисованный ими образ Зои, чистый и строгий, войдет в сознание миллионов детей, подростков, юношей и девушек. Он пойдет с ними рядом по жизни, как товарищ и друг, он будет звать и манить их вперед, к большим чувствам, к глубоким мыслям, к смелым поступкам.
Большой заслугой авторов киноповести является то, что они показали Зою не в отрыве от среды, не как островок, самостоятельно возникший среди безразличного окружения. Убедительно и без натяжки показали они закономерность в советском мире таких людей, как Зоя. Внутренний мир Зои, строй ее мыслей и чувств, ее мечты, устремления и поступки не случайны: они созданы и воспитаны всей окружающей средой, школой, жизнью. Семнадцать лет недолгой жизни Зои переплетены в киноповести с соответствующими годами становления и возмужания Советской страны, Героиня повести и ее родина — почти ровесницы, вторая лишь не на много старше первой... Обе они — Зоя и ее страна — вместе росли, учились, мужали, крепли, отделить их друг от друга невозможно. Опасность, нависшая над страной, не могла быть для Зои чем-то посторонним, внешним. Подвиг Зои был естественен для нее, как дыхание ее груди, как радость ее юности. Такая девушка, какой была Зоя, — какой воспитали ее страна и народ, сталинские пятилетки, дерзновение советской мысли, горячность советского чувства,—такая девушка не могла поступить иначе, чем поступила Зоя. В этом — величавая простота ее бессмертного подвига.
Киноповесть «Кто она?»—так же как и кинокартина, работа над которой начата,— прекрасный подарок юному читателю и зрителю. Он при-мет ее горячо и радостно на нее откликнется.
Александра Бруштейн
