Ленгинас Бакутис
"И С ЭТОЙ ЗАДАЧЕЙ МЫ СПРАВИЛИСЬ"

Литовский подпольщик Пятрас Гоштаутас

   В составе довольно большого отряда комсомольцев, заброшенных военной бурей из Литвы в Ярославскую область, прибыл я в областной комитет партии.
   В кабинете, куда меня пригласили, находилось несколько человек. Один из них, парень лет двадцати пяти, сразу привлек мое внимание красивыми чертами лица и приветливым взглядом выразительных умных глаз под черными бровями. Он был в белоснежной, вышитой русским орнаментом рубашке (позднее я узнал, что это секретарь обкома комсомола).
   - Догадываетесь, c какой целью мы вас пригласили? - спросил он.
   - Не знаю.
   - До начала войны вы были секретарем Антазавского волкома комсомола. Комсомольская работа вам знакома. Поэтому мы, члены комиссии, решили предложить вам эту работу, но в более, сложных условиях, точнее - на оккупированной немцами литовской земле Литовской республики. Какое ваше мнение, согласны ли вы?
   Я растерялся и не смог ничего ответить. По телу пробежала дрожь. Ведь только что я, почти раздетый, босой, с несколькими копейками в кармане, проделал огромный путь от Антазавы до Великих Лук, спасаясь от буржуазных националистов и гитлеровских палачей. После долгих страданий и горя был принят здесь как сын, нашел заботу, уют. И вот мне предлагают вернуться обратно, туда, откуда еле вырвался! Кто знает, не повисну ли я на вражеском штыке, еще не ступив на родную землю? А если благополучно доберусь, что ждет меня дальше?..
   Но другой голос звал вернуться в родные края; то была тревога за близких, тоска по родине и жгучее желание отомстить врагу за все горе, причиненное моему народу. Очень хотелось поделиться с кем-нибудь, услышать дружеский совет, доброе слово. Я за- думался. Это было сразу замечено всеми.
   - Дело серьезное, мне необходимо подумать, - еле слышно, почти шепотом, ответил я.
   - Думайте, но лучше ни с кем не советуйтесь,- сказал чернобровый.
   По длинному коридору прохаживалось несколько мужчин, каждый был погружен в свои мысли. Один из них сразу привлек мое внимание. Возможно, тем, что он был старше других.
   - Вы случайно не из Литвы? - спросил я незнакомца.
   - Да, из Литвы, - ответил он.
   - Мне бы хотелось поговорить с вами хотя бы несколько минут, - я потянул его за рукав в угол коридора. - На комиссии уже были?
   - Был. Меня мучит вопрос, что решили мои земляки: согласились ли ехать в Литву или же их одолевают сомнения?
   - А вы согласились?
   - Да, согласился, - он сказал это так, словно иного ответа и быть не могло.
   Одно лишь слово, но я больше ни в чем не сомневался. Решительно направился к дверям кабинета. Заявил, что согласен ехать, и хотел выйти. Но меня остановил один из членов комиссии.
   - Молодой человек, - обратился он ко мне, - задание, на которое вы только что дали согласие, очень ответственное. Не секрет, что оно может стоить вам жизни. Тверды ли вы в своем решении? Если да, мы пошлем вас в специальную военную школу. О чем я хочу вас предупредить: в подполье главное - конспирация. Воин, действующий в тылу врага без соблюдения конспирации, никогда не будет полноценным борцом.
   Вдруг я почувствовал, как краска залила мое лицо, и я отвел взгляд. Мое смущение не ускользнуло от комиссии.
   - Вам что-либо неясно?
   - Я нарушил данное слово, рассказал одному товарищу, что меня посылают в Литву.
   - Когда ж ухитрился? - удивился чернобровый. - Это очень плохо, но коль ты имел смелость признаться, значит впредь не допустишь подобных ошибок. Иначе не успеешь приземлиться, как тебя уже будут ждать фашисты.
   Теперь я опасался, что комиссия посчитает меня болтуном и не пошлет в Литву.
   ...Тихо шумели столетние сосны Подмосковья у палаток нашего военного городка, словно матери, оплакивающие погибших детей. Спускались сумерки, небосклон освещался мощными прожекторами, и воздух содрогался от ударов зениток. Это защитники Москвы преграждали путь вражеским эскадрильям.
   В те ночи мне, курсанту школы, часто приходилось стоять на посту у военных объектов. И чего только не передумаешь в эти длинные и грустные часы! Хотелось как можно быстрее окончить подготовку и встретиться с врагом в бою.
   Здесь, в кузнице военных специалистов, обучались сыновья и дочери разных национальностей. Здесь можно было встретить испанцев, дравшихся под Мадридом и Барселоной, немцев, французов, поляков, чехов. Мы все жили единой мыслью - разгромить фашистское чудовище - и не могли спокойно усидеть за партой, когда враг угрожал столице трудящихся всего мира.
   Руководство школы удовлетворило наше желание и послало на передовые позиции обороны Москвы. Здесь сложили головы многие дорогие друзья. Среди них мои земляки Мисёнис, Кальвелис, Поцюс, Корабликов. Здесь я получил первое боевое крещение, а одновременно и некоторый военный опыт. Когда враг был оттеснен, я вновь стал курсантом школы и с еще большим рвением стал готовиться к предстоящим боевым испытаниям.
   Я познакомился с товарищами, которые готовились вместе со мной к работе в глубоком тылу врага. Это были Пятрас Гоштаутас из Укмерге, Балис Кимса из Даугайляй, Шамаюс Якобсонас из Каунаса, руководитель нашего будущего отряда "Аудра" Пятрас Кутка, комиссар Костас Дудлаускас, бойцы Ионас Абукаускас, Антанас Забуленас, Балис Шилейкис. Наш отряд должен был состоять из 9 человек. Мне ЦК ЛКСМ Литвы поручил восстановить в Утянском уезде комсомольскую организацию, разгромленную врагом.
   И вот наступило 9 августа 1942 года. Нас привезли в московский аэропорт, вручили по парашюту. Проводить прибыли представители литовского правительства, работники ЦК комсомола республики.
   Летим над Москвой. Я вижу лица своих друзей, озаренные закатом, грустные, со следами тревоги и беспокойства. Как по команде, поворачиваемся к уходящей назад Москве - нашей дорогой Большой земле.
   Стемнело. Линия фронта осталась позади. В полете находимся больше трех часов. Взглянув в окно, я увидел блестящие в лунном свете озера, кое-где мерцающие в темноте огоньки. Не Зарасай ли это?
   - Приготовиться к прыжкам!
   Открылась дверь самолета, и холодный воздух ударил в лицо. Вслед за друзьями я бросился в зияющую пасть ночи. Мой парашют повис на верхушке черной ольхи. Я вытащил финский нож, стал резать стропы и... грохнулся на землю. Хотя, к моему счастью, внизу был торфяник, я все же повредил левый локоть о пень, сустав сдвинулся с места. Перед глазами поплыли зеленые и красные круги, из носа и рта пошла кровь, я потерял сознание. Когда пришел в себя, услышал треск валежника и кем-то произносимые слова: "Кош, кош, кош!" Это был наш пароль. Друзья оказали мне помощь. Но рука причинила мне впоследствии много неприятностей, лишь через полгода я стал владеть пальцами, а затем и всей кистью.
   Нас собралось лишь трое. Где еще шестеро? Товарищи, оставив меня в укромном местечке, отправились на поиски остальных. Наступило утро. На южной окраине леса раздались выстрелы, послышался грохот машин. Видно, враг заметил наше приземление. Я не владел левой рукой, и оружие пришлось заряжать при помощи зубов. Однако фашисты в чащу леса не рискнули сунуться. К вечеру выстрелы затихли.
   Нужно установить место нашего приземления. Без этого нельзя двинуться в путь. Спрашивать у кого-либо нельзя, можно напороться на шпика. Наконец сориентировались. До Вижуонского леса еще далеко, а там, у Гирбяйского озера, по договоренности каждую пятницу и вторник в 24 часа собираются друзья.
   Зигмас (эту кличку взял командир нашего отряда "Аудра" Пятрас Кутка) за неделю довел нас до озера. Мы прошли близ его деревни, каждая тропа была ему знакома, но родные края весьма опасны, ибо фашисты - гитлеровцы и местные - за домами советских активистов вели тщательное наблюдение, особенно они преследовали семьи, у которых родственники скрывались или отступали в глубь Советской страны. Один неосторожный шаг - и можно погибнуть и погубить семью, Мы это прекрасно знали, но тяга к близким, к своим местам мучила каждого.
   Словно зеркало сияло при лунном свете Гирбяй-ское озеро. Изредка его спокойную поверхность всколыхивала небольшая рыбешка. Наступила полночь. Вскоре мы заметили человека, идущего полем в сторону леса, и приготовили оружие. Но это был Забуленас. Его группа дала бой фашистам, угостила их и гранатами. Сколько их ухлопали, трудно сказать. Враги отступили в сторону деревни, а наши постарались скрыться в лесу. К несчастью, во время перестрелки была повреждена радиостанция.
   Возникла проблема: как связаться с Большой землей? Все наши старания наладить связь через партизанские отряды были безуспешны. Командир послал меня и Гоштаутаса в Рокишкис. Там мы должны были встретить местных партизан. Но мы вернулись ни с чем. Позднее установили: весь отряд этого уезда, прибывший незадолго до нас, погиб. Пытались связаться с тракайскими партизанами. С этой целью осенью отправились в Тракай два наших комсомольца - Кимса и радист Якобсонас - и не вернулись, погибли в пути.
   В Укмерге пожелал идти комсомолец Гоштаутас, но и он не вернулся в отряд. Потом мы узнали, что Пятрас героически погиб в неравном бою. Это было так. Проходя мимо своего хутора, не вытерпел и заглянул к родным. Агенты, следившие за домом, тут же сообщили в полицию. Дом немедленно окружила полиция. Пятрас еле успел подняться по лестнице на чердак. Мать и брата его Стасюкаса били прикладами, особенно старались вахмистр Полевичюс, полицаи Петкявичюс и Жилис. Старуху Гоштау-тене они избили до полусмерти.
   - Становись к стенке, гаденыш, - кричал Жилис на Стасюкаса. - Говори, советский ублюдок, где брат? Молчишь, проклятый коммунист, убью!
   Обыскали все углы, полезли на чердак. Трусливо толкали мальчика впереди себя. Сверху раздались выстрелы. Последний патрон Пятрас оставил себе.
   Надвигающаяся зима для нас была страшна тем, что мы не успели укрепиться, наладить связь с Большой землей, найти надежных связных, создать уездный партийный и комсомольский комитеты. А враг расширял шпионскую сеть в деревнях и городах из среды буржуазных националистов, организовал так называемые пункты опоры для борьбы с советскими партизанами. Комсомольская организация уезда была полностью парализована, комсомольский актив расстрелян, посажен в тюрьму, угнан на каторжные работы в Германию. Народ был напуган до крайности, ибо за малейшую услугу партизанам грозила смертная кара. Каждый необдуманный шаг мог привести не только к нашей гибели, но и к гибели сотни людей, сочувствующих нам.
   Приближалась весна сорок третьего года. За это время я посетил свой родной край - Зарасай, не мог не побывать и у родителей, которых нашел измученными и чуть живыми. Мы дислоцировались в Утянском уезде. За зиму мы хорошенько укрепились. Создали неплохую сеть связных. Отряд вырос, пополнился новыми бойцами. Создались реальные возможности учредить подпольный партийный и комсомольский комитеты Утянского уезда. Секретарем укома партии избрали командира отряда Зигмаса. Работа налаживалась неплохо. Гораздо легче стало после сталинградских событий, поднявших дух угнетенного народа. Мне, как первому секретарю, было поручено организовать в уезде первичные комсомольские организации, подобрать юношей и девушек в партизанский отряд. Второму секретарю Евдокиму Борисову досталась агитационно- пропагандистская работа, член комитета Ионас Сургайлис стал ответственным за организацию антифашистских групп среди молодежи. Вся наша работа базировалась на молодежно-комсомольском активе, который составляли в основном секретари первичных комсомольских организаций и партизаны. Комитету удалось раздобыть пишущую машинку, при помощи которой мы распространяли прокламации, разоблачали фашистскую ложь, объясняли молодежи истинные замыслы врага.
   Часть буржуазных националистов, увидев скорую гибель гитлеровского режима, объявили себя "литовскими патриотами". С целью отвлечения молодежи от борьбы с оккупантами они будто бы втайне от гитлеровцев (фактически им помогая) издавали газетки, в которых молодежь призывалась к пассивной (ни в коем случае не вооруженной) борьбе с немцами, к недоверию советским партизанам, к будущей борьбе за "независимую Литву". Молодежь сначала запоем читала эти газеты. Некоторые были не в состоянии разобраться, что представляют собой эти "новые патриоты". Перед комсомольским комитетом уезда возникла задача разоблачить националистов, их предательскую роль в борьбе с фашизмом. Мы издали ряд листовок, которые молниеносно облетели весь уезд. По ночам их расклеивали на придорожных столбах, у магазинов, кино и в других оживленных местах. Их жадно читали все - молодые и старые. Выпускаемая нами литература многим открыла глаза, помогла сориентироваться в сложной обстановке.
   В апреле 1943 года в лесах братской Белоруссии Центральным Комитетом КП Литвы была создана оперативная группа под руководством Мотеюса Шумаускаса, на которую была возложена обязанность координации и непосредственного руководства партизанским движением на территории нашей республики. Через оперативную группу мы связались с Большой землей, приславшей нам радиста - веселого, энергичного Владаса Сокавичюса. В отряд генштабом Красной Армии были присланы разведчица Яковлева (кличка Леля) и радистка Бондаренко. Мы получили амуницию, полевую типографию и много военной литературы.
   К осени наш отряд сформировался в целую партизанскую часть. Уездная комсомольская организация выросла до сорока человек. Она была разбита на тринадцать первичных комсомольских организаций по три-четыре человека в каждой.
   Несли мы и потери. Весной сорок четвертого года погиб мой заместитель Евдоким Борисов. Его место заняла комсомолка Ксения Малишовайте, ученица Утянской средней школы. В мае, выполняя задание, пали в бою наши комсомольцы Леша Долотовас и Памакштис, а также коммунист Евстигнеюс Долотовас. Мы провели чрезвычайное объединенное заседание комитетов партии и комсомола, где еще раз обсудили вопрос о бдительности и конспирации, о нанесении еще более сильных ударов по врагу за погибших друзей.
   Наступило лето 1944 года. На всех фронтах наша армия громила фашистов. Ощутимые удары по врагу наносились и литовскими партизанами и подпольщиками. Когда Красная Армия подошла к границам республики, перед комсомольской организацией уезда встали еще более ответственные задачи - срывать замыслы планового отступления врага, не давать фашистам разрушать города, села и - самое важное - не допустить истребления нашего, советского актива, тех, кто в трудную минуту, не щадя своей жизни, принимал участие в священной борьбе.
   И с этой задачей мы справились.