Спит деревенька, запорошенная снегом. Кругом тишина. Лишь ветер гонит по земле колкую крупку, образуя в затишьях снежные заносы, да где-то изредка поскрипывает неплотно закрытая калитка. В этот поздний вечерний час Васькин вошел в деревню Ретле, что в километре от шоссе, соединяющего Славитино и Должино. Как тень, скользнул он от сарая к дому Петровых.
Хозяина глава подполья знал хорошо и рассчитывал, если в деревне спокойно, переночевать у него. Андрею Петровичу Петрову было за шестьдесят. Он участвовал еще в первой мировой войне, был в плену.
Света ни в одном окне не было, но из избы доносился приглушенный говор. Спокойным голосом Андрей Петрович поучал кого-то, видимо сына. «Вряд ли отец стал бы это делать при посторонних»,— подумал Васькин и постучался.
— Кого бог принес? — раздался в сенях старческий голос.
— Андрей Петрович, это я — Павел.
— А, Афанасьевич? Заходи.
— В деревне есть чужие?
— Пока бог миловал.
Приятно пахнуло в лицо теплом и запахом жилья.
Старик, закрыв дверь на крючок, провел гостя в небольшую комнату.
— Огонь зажечь?
— Можно, только окно завесьте поплотней.
При тусклом свете Васькин рассмотрел вдоль стены две кровати — впритык одна к другой, у окна — столик, рядом — два стула. Раздевшись, он сел к столику. Хозяин принес кринку молока, полбуханки хлеба. Поужинав, Павел Афанасьевич поблагодарил хозяина и попросил:
— Часа за два до рассвета подымите меня, пожалуйста.
— Это можно... А газетки свежей, случаем, не найдется? А то у нас тут слух прошел, что фашистов под Москвой разбили. Правда ли?
— Правда, отец! — с гордостью ответил Васькин и, сняв валеньки, добавил: — Жаль, все газеты роздал, но листовки есть. На-ка парочку возьми.
— Вот спасибо. Завтра с мужиками прочтем, потолкуем.
— Читать и толковать — это еще полдела. Помогать надо нашей армии.
— А как?
— Там написано. Вооружаться и вместе с партизанами громить эту нечисть.
— Жаль, я уже стар. Но вот сын Вася подрос, он это сможет... Не смотри, что щуплый, а выносливый. Винтовку уже где-то раздобыл, патронами запасся. К партизанам метит уйти, шельмец. — И, чуть помолчав, спросил: — А может, вы его возьмете?
— Нет, Андрей Петрович, сейчас не могу. Вы Василия Осипова из вашей деревни знаете?
— Еще бы! Племяш мой.
— С ним и держите связь. Придет время, и они вместе уйдут...
— Понятно.
Старик нагнулся и пощупал снятые Васькиным валенки.
— Они у тебя того, сырые. Вот я их на печь поставлю, к утру высохнут.
До рассвета Васькин покинул гостеприимный дом.
..Привыкший к постоянной опасности, Немков спал чутко и потому сразу же услышал за стеной легкое поскрипывание снега, затем условный стук в окно. «Командир? Вроде не время? Не договаривались...» Немков вскочил и, накинув на плечи полушубок, осторожно вышел в сени. Засветил закопченный фонарь, толкнул ногой дверь.
На пороге стоял Васькин. Войдя, он сказал простуженным голосом:
— Срочное и ответственное дело, Александр. В Верёхново надо идти.
— Пятнадцать верст. Да там на каждом перекрестке патруль. Чуть что не так — пуля. Кого же? Может, Танюшку?
— Она только что из Порхова... Как бы не навести на нее подозрения.
— Верно... Тогда — Мишу?
— Пожалуй, да!
Немков вышел на улицу. Павел Афанасьевич подошел к теплой печке и только теперь почувствовал во всем теле страшную усталость и озноб. Но спать было нельзя.
Он достал кисет, взял щепоть махорки. И тут же, глянув в окно, увидел, что идут Александр и Миша, готовый к дороге. На нем была старая, в заплатах шубейка, отцовский треух, через плечо висела пастушья торба.
— Задание, Михаил, очень ответственное,— одобрив «одежку», сказал Васькин. — Этот листок не должен попасть к врагу. Если что, уничтожь его.
— Когда выходить?
— Сейчас. Явку не забыл?
— Помню.
— Да, возьми-ка несколько швейных иголок,— Васькин протянул Мише пакетик. — Если фашисты задержат, говори, что идешь обменять их на хлеб. А то примут за нищего, могут и расстрелять. Ну, ни пуха ни пера. Будь осторожен!
Павел Афанасьевич подошел к окну, подышал на заиндевевшее стекло и увидел в «глазок», что Миша, перейдя улицу, уже поднялся на взгорок и, став на лыжи, нырнул в заросли ольшаника...
— Что с вами, Павел Афанасьевич? Вы больны?
— Да, где-то простыл, едва до тебя дошел.
— Забирайтесь-ка на печку. А я сейчас лекарство приготовлю.
Васькин маленькими глотками пил горячий чай с малиновым вареньем. На лбу выступили капли пота. Затем полез на печь. Александр, прежде чем укрыть его полушубком, поднес стакан самогонки.
— Выпейте. У нас так всегда от простуды лечатся. На третий день жар стал спадать.
Миша быстро и легко скользил по знакомому следу и часа через полтора уже был у околицы Верёхнова. Оставив лыжи в кустах, вышел к одинокой бане, притулившейся у самого леса. Но только ступил на припо-рошенную сухим снегом тропинку, как услышал:
— Стой! Руки вверх!
Чья-то сильная рука оторвала Мишу от земли и швырнула в предбанник.
— Кто такой? Куда идешь? — спросил рыжий скуластый полицай, крепко сжав мальчику руку. Боль подействовала на опешившего было Мишу. Он испуганно втянул голову в плечи.
— Пустите меня, дяденька. За хлебом иду. У меня мамка больная, есть хочет,— заплакал мальчик.
Но рыжий так заломил руку, что у Миши почернело в глазах. Он закричал еще громче.
— Стало быть, ты, хлопец, пешком шел?
— А то как же?
Каратель пошел по следу связного и скоро вернулся с лыжами.
— А это что?
«Всё,— мелькнула мысль у Миши. — Теперь не уйти». Его привезли в избу старосты, стали допрашивать. Он отвечал, плача. Затем его раздели. Полицай обшарил пиджак, шубу. А когда взялся за сумку, мальчику показалось, что у него остановилось сердце. Там, за одной из заплат, было зашито донесение Васькина комбригу Васильеву и комиссару Орлову.
Рыжий вытряхнул на пол сухари, осмотрел сумку и, зло швырнув ее к двери, крикнул: — Убирайся!
Миша кинулся собирать сухари, потом накинул шубейку и, прижав к боку сумку, выскочил на улицу. Зайдя в несколько домов и безуспешно попробовав обменять иголки на хлеб, он открыл калитку к Тихову. Молва о пойманном партизане уже прокатилась по селу, и Михаил Тимофеевич не на шутку встревожился. Увидев связного, он воткнул топор в березовый чурбан и, хотя знал Мишу, спросил:
— Откуда будешь, малец?
— Из Луги.
— Далековато живешь. — И, увидев, что у Миши дрожат руки, ласково спросил: — Поди, били?
— Нет, только грозили. — У него еще прерывался голос и по телу прокатывалась нервная дрожь.
В сенях Миша, оторвав заплатку на сумке, вынул донесение и передал его Тихову. Тот быстро ушел с ним в соседнюю комнату. Вскоре из калитки его дома вышла девушка в поношенной стеганке и быстро зашагала в конец деревни.
Листок дошел по назначению вовремя. Комбриг Васильев прочел: гитлеровцам стало известно, что в районе деревни Должино намеревается пройти с небольшой охраной комбриг Васильев. На его опознание нацелены все старосты и полицейские близлежащих сел, сюда же переброшен карательный отряд.
...Утром у Должинской школы стала расти толпа. Подошел и Миша Васильев. Еще издали увидев на стене белый листок, успокоился: «Не сорвали, значит. Читают». Это он накануне, возвращаясь ночью от Тихова, часть листовок подсунул под двери надежным людям, а одну приклеил на здание школы.
Послышались возгласы: «Вот это дела! Наконец-то фашисты получили по зубам... Если так пойдет и дальше, скоро наши и сюда придут!»
А народ все подходил. Дед Никифор долго щурился на листовку, а затем, повернувшись к мальчику, попросил:
— А ну-ка, Мишутка, прочти вслух, а то без очков не вижу.
И Миша стал читать:
— «Смерть немецким оккупантам!
К советскому населению оккупированных немцами областей.
Для гитлеровских разбойников, захвативших временно ряд наших областей, наступили черные дни.
Красная Армия перешла в решительное наступление по всему фронту. Нанося сокрушительные удары по зарвавшемуся врагу, войска Красной Армии освобождают советские города и села от немецких оккупантов.
29 ноября немцы были выбиты из города Ростова-на-Дону, 9 декабря от немцев освобождены города Тихвин и Елец. 15 декабря освобожден город Клин, а 16 декабря — город Калинин... От ига фашистских бандитов освобождены тысячи советских сел и деревень. Ежедневно доблестная Красная Армия освобождает от немецких оккупантов сотни населенных пунктов...
Дорогие братья и сестры из сел и городов, временно взятых немцами! Мы знаем, что фашистские разбойники причиняют вам невыносимые страдания. Но скоро этому будет конец. Красная Армия продолжает наступать. Она идет к вам на помощь и освободит вас. Помогайте Красной Армии истреблять немецких захватчиков! Громите их тылы, уничтожайте связь! Истребляйте всех предателей, изменников Отечеству! Ведите учет всем провокаторам! Смерть немецким оккупантам!..»'
Вначале все молчали. Но вот дед Никифор зачем-то снял шапку, погладил пятерней лысину и, улыбаясь своим беззубым ртом, выкрикнул:
— Слыхали? Наши-то фашистов трахнули под Москвой! — И, обернувшись к мальчику, добавил: — Вот, Мишутка, тебе спасибо-то: теперь и умирать мне можно спокойно... Радость-то какая!..
Начался оживленный разговор.
— Что за шум? — пробивался к листку встревоженный староста.
— Да вот бумажка какая-то висит,— стал объяснять Миша. — Просят прочитать, а можно ли?
— Погоди, я сам. — Староста пробежал глазами по листку, выругался, сорвал его, спрятал в карман и хрипло закричал: — А ну разойдись! Чего глазеете? Брехня это. Немцы Москву и Ленинград взяли, сам господин комендант говорил...
Люди расходились нехотя.
У Василия Еремеева собралась на срочное заседание группа подпольщиков. Среди них были Павел Афанасьевич Васькин, Александр Иванович Иванов, Надежда Ивановна Кознина, Александр Иванович Немков...
Слово взял Васькин. Он сказал:
— Последние сообщения Информбюро всех нас, товарищи, радуют. Разгромлены фашистские армии под Москвой. Освобождено много городов и сел. Наши части вплотную подошли к Старой Руссе. И еще хочу сообщить вам радостную весть. К нам, советским людям, живущим в тылу врага, в первую очередь партизанам и подпольщикам, от имени обкома партии обратился с письмом секретарь обкома товарищ Никитин. Он призывает всех нас еще более активно вести борьбу против гитлеровских оккупантов. Особенно сейчас, когда враг дрогнул и отступает, мы должны взять под свой контроль буквально все дороги, связывающие немецкий тыл с фронтом, поднять весь народ на помощь Красной Армии, создавать партизанские отряды и группы, организовывать диверсии, помогать нашей армии и парти-занам разведкой, выявлять фашистские минные поля и укрепления... В письме также говорится о предателях, которых надо беспощадно уничтожать... Сейчас в районе нет других органов Советской власти, кроме нашей организации. И она, как вы знаете, растет.
Есть, товарищи, такое предложение: чтобы усилить наше влияние среди населения и активизировать его борьбу против фашистов, нам следует создать подпольно-организационный совет. Он будет сплачивать вокруг себя всех советских патриотов, создавать из них новые подпольные группы и ячейки, еще шире развертывать агитационную и пропагандистскую работу против оккупантов, организовывать население на срыв мероприятий немецких властей, снабжать Красную Армию и партизан самыми точными разведданными о враге.
Организационный совет,— продолжал Васькин, — должен опираться на свой партизанский отряд, который базировался бы на границе с Белебелковским районом. Основа для такого отряда уже есть. В Славитин-ском сельсовете бывший директор школы Леонтьев подготовил для ухода в лес группу молодежи, а на днях, по нашей инициативе, совершили побег из лагеря военнопленных одиннадцать человек. Среди них — лейтенант Баранов. Я встречался с ним. Он из Борович-ского района, имеет боевой опыт, в плен попал тяжело раненным. Считаю, что ему можно доверить руководство отрядом. Сейчас эти люди живут на дальних хуторах под видом родственников. В другом лагере нами подготовлена к побегу еще одна группа пленных. Оружие у нас имеется.
Подпольно-организационный совет предлагаю создать из семи человек. Какое будет мнение?
— Правильно! — единодушно поддержали предложение собравшиеся.
Подпольщики избрали подпольно-организационный совет из семи человек. Председателем его стал П. А. Васькин, заместителем — А. И. Иванов, секретарем — Н. И. Кознина. За каждым членом совета были закреплены определенные сельские Советы и населенные пункты. Так, за В. Ф. Федоровым — Дерглецкий сельсовет и разъезд Мяково, Н. И. Козниной— Горицкий и Взглядский сельсоветы, А. И. Немковым — Должин-ский сельсовет и станция Морино, А. И. Ивановым-— станция Волот, А. А. Холмовым — Глухогорушенский и Крутецкий сельсоветы Дновского района.
7 января 1942 года одновременно с войсками Волховского фронта, наносившими удар на Любань, перешли в наступление на старорусском и демянском направлениях войска 11-й и 34-й армий Северо-Западного фронта. Наши части по промерзшим болотам скрытно прошли в тыл врага. Один из батальонов 595-го полка 188-й стрелковой дивизии в ночь на 8 января вывел руслами рек к Старой Руссе 67-летний колхозник из деревни Маята Иван Васильевич Липатов.
К исходу 8 января 11-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. И. Морозова продвинулась более чем на 50 километров и завязала бои за Старую Руссу. Немецкие войска оказывали упорное сопротивление. Они опоясали Старую Руссу железобетоном и превратили ее в крепость. Все деревянные постройки, мешавшие обзору и обстрелу, противник уничтожил, а каменные приспособил к обороне. Несмотря на огромные усилия и отдельные успехи, прорвать фашистскую оборону нашим войскам в январе — феврале 1942 года не удалось. Бои за Старую Руссу приняли затяжной характер.
Войска же 34-й армии генерал-майора Н. Э. Берзарина, развивая наступление на демянском направлении, к концу января вышли в район Ватолино — Молвотицы — Новая Русса и охватили демянскую группировку врага с востока и юга.
В результате январских операций были освобождены станция Парфино, деревни Юрьево, Шахово, Конюхово, Филатово, Брагино, спасен железнодорожный мост через Ловать, перерезана шоссейная дорога Старая Русса — Демянск. 28 января 1942 года подразделения 180-й стрелковой дивизии стремительным ударом выбили врага из районного центра Пола. Окруженная 290-я пехотная дивизия врага была разгромлена.
В наступательных боях Северо-Западного фронта приняла активное участие и 2-я партизанская бригада. Ей было приказано наряду с усилением действий на вражеских коммуникациях в ночь с 17 на 18 января совершить с запада неожиданное нападение на город Холм, захватить его и удерживать до подхода советских войск.
В тихую морозную ночь на 18 января 1942 года основные силы бригады, совершив 80-километровый марш, скрытно сосредоточились на подступах к городу. Часть сил была переправлена с западного на восточный берег Ловати. Ранним утром, около четырех часов, начался штурм. Ворвавшись в Холм, партизаны в ожесточенном многочасовом бою уничтожили 475 вражеских солдат и офицеров, 49 автомашин, разгромили радиоузел и все служебные помещения гитлеровцев. Но и сами понесли большие потери. Погибло 52 человека, среди них командир отряда «Дружный» старый путиловец В. И. Зиновьев, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза.
Хотя налет на Холм и не закончился полной удачей (части Красной Армии подошли к городу несколько позже), он все же явился большим успехом партизан. Это была одна из самых крупных партизанских операций на советско-германском фронте зимой 1941/42 года
