Не только Васькин, но и другие подпольщики не раз задумывались над тем, как бы убрать главаря полиции: ведь именно от него, Молоткова, лично знавшего Павла Афанасьевича, исходила главная опасность физического уничтожения руководителя подполья и других его членов, раскрытия сети организации. Для пополнения отряда полицейских фашисты ничего не жалели. Каждому вновь вступившему обещали мясо, молоко, кофе, значительную сумму в немецких марках, а родителям полицаев — земельный участок. И хотя Молотков сам лично пытался вербовать предателей Родины и в Сельце, и в других деревнях, заманивая молодежь, но установку Гепарта довести численность полицейского отряда до ста человек он, при всем его рвении, выполнить не смог. Желающих служить у фашистов оказалось очень мало. Отряд едва смогли довести до семнадцати человек.
Состав его был весьма красноречив: вор-рецидивист, сын кулака Минин, во многом подобный ему Фролов, пьяница, давно опустившийся человек Вихров, несколько самых слабодушных военнопленных, не выдержавших в лагере голода и истязаний, другие лица, не пользовавшиеся доверием у населения.
Немков и другие товарищи Васькина по подполью предупреждали его, что Молотков, бывая в деревнях, у всех допытывается, не видел ли кто бывшего счетовода Славитинского сельпо, прельщает большой наградой за поимку «бандита». Знал об этом и сам Васькин. Но он отдавал себе отчет в том, что операция против Молоткова требует большой осмотрительности: она не должна ставить под удар всю организацию.
Идея пришла неожиданно. Как-то во время одной из встреч подпольщиков Немков, рассказывая о поведении полицейских и старост, бросил с презрением:
— Им хоть каждый день бочку выкати — и то мало будет. Хлещут самогон до беспамятства.
— А что, если подсунуть им чего покрепче? — подал мысль Александр Иванович Иванов. — Я такой «ликерчик» найду. На бутыли — этикетка с черепом и скрещенными косточками. Ветфельдшер, когда эвакуировался, оставил. Велел закопать. Предупредил, чтоб никому не давали: кто выпьет, через сутки умрет. Хорошо помню, так и сказал: не сразу, а через сутки.
— А может, он нарочно тебя припугнул? — засмеялся Немков.
- Не похоже. Если бы спирт был настоящий, он бы его с собой прихватил: везде пригодился бы.
— Молотков с Дементьевым и Вихровым живут сейчас в соседней деревне, в доме Агафьи Сергеевой,— начал развивать свой план Иванов. — Вечерами пьянствуют, а по утрам Вихров бегает по деревне — ищет, чем бы опохмелиться. В это время и подсунуть... Спирт я разведу под самогон-первач...
Предложение Иванова всех заинтересовало.
— Думаю, — сказал Васькин, — стоит рискнуть. Концы тут упрятать легче. Попробуем это сделать так: Ефремова собирается в Волот. Завтра утром она заходит к Дементьеву, якобы за разрешением на поездку. Ну и как бы между прочим у нее оказываются бутылки с самогоном...
Рано утром Татьяна с сумкой в руке, из которой торчали горлышки бутылок с бумажными пробками, стучалась в дом к Сергеевой.
— Вам кого? — спросила хозяйка.
— Господина инспектора полиции.
— Он ушел. Помощник здесь...
— Ну тогда я к помощнику.
Таня вошла в прихожую. В большой комнате за столом сидел Вихров и лениво тыкал вилкой капусту в тарелке. Напротив него стояли пустые бутылки и стаканы, рядом валялись объедки.
— Кто такая? —спросил он, увидев Татьяну.
— Мне бы в Волот надо,— начала Ефремова,—но полицейские из деревни не выпускают, говорят: без разрешения нельзя.
По глазам Вихрова было видно, что просьба Татьяны до него доходила очень медленно. Но его тупой взгляд сразу же оживился, как только он посмотрел на сумку. Встал, подошел, пошатываясь, к Татьяне. Уверенно, как к себе в карман, запустил руку в сумку и, схватив за горлышки, вынул сразу обе бутылки.
— Самогон?! Куда несешь?
— В Волот. Вдруг пригодится. Теперь ведь без него ничего не делается...
— Умница! — похвалил Вихров и, направляясь к столу, добавил: — Ты иди, иди, куда тебе надо...
— Я же вам говорила, полицейские пропуск требуют.
— А... пропуск? Это можно. — Вихров достал чистый бланк, расписался на нем и протянул Ефремовой. Сам же открыл бутылку, наполнил стакан и залпом выпил, торопливо сунув под нос кусок хлеба.
Татьяна вышла на улицу. В это время к дому подъехала подвода. Из нее выскочил Дементьев и поспешил к двери.
— Артем, собирайся! Начальник ждет,— беря автомат, стоявший в углу, крикнул он.
— А стопочку на дорожку не хочешь? — с доволь* ной пьяной улыбкой, разливая «самогон» по стаканам, спросил помощник.
— Неужто есть?
— Немножко достал,— самодовольно ответил Вихров и сунул в руку Дементьева полный стакан, сам же взял со стола другой.
Не чокаясь, жадно выпили. Вытаращив глаза, по-лезли пальцами в тарелку, схватив по горсти квашеной капусты, быстро сунули в перекошенные рты и стали громко, смачно жевать.
— Ох, и хороша же, треклятая! — процедил сквозь зубы помощник, незаметно для инспектора засовывая в карман шубы вторую, еще не открытую бутылку.
Рассветало. Холодная заря чуть позолотила горизонт. Деревья, изгороди, телефонные провода — все покрылось инеем. По дороге от Сельца, куда прибыл со своей сворой Молотков, к Быстрому Берегу двигалась вереница подвод. В санях на сене, обхватив винтовки и автоматы, сидели полицаи и солдаты. Ехали молча. Впереди показалась деревня. Возле дома Васиных подводы остановились. Окружив избу, полицаи кинулись внутрь. Не успела Зинаида Терентьевна и рта раскрыть, «гости» начали ее избивать. Затем выволокли вместе с двумя малолетними раздетыми детьми на улицу.
— У тебя были партизаны... Ночью приходили, и ты их кормила?
Женщина не отвечала. Ее снова стали бить. Когда она пришла в себя, поставили к стене дома вместе с детьми, а сами отошли метров на пять. Щелкнули затворы, один из солдат поднял автомат. Женщина в ужасе закрыла лицо руками, дети заплакали. Раздались выстрелы. А затем — хохот Молоткова.
— На этот раз тебя пощадили. Попадешься снова — расстреляем.
От пережитого Зинаида Терентьевна поседела, хотя ей было тогда всего 26 лет...
Затем каратели направились в деревню Переходы, где расстреляли колхозников Лариона Отрядова, Прокофия Григорьева, Григория Крючкова, Федора Федорова и других заподозренных в связях с партизанами.
Отряд побывал и в других местах. Вдоволь натешась расстрелами и издевательствами над мирными жителями, устав от попоек, ночью пьяные полицаи и фашистские солдаты вернулись в Сельцо.
На другой день по деревням покатился слух: «Полицейские-то перепились...»
Первым из подпольщиков узнал подробности Нем-ков. Он сразу же порадовал Иванова.
— Подействовало!
— Рассказывай подробнее.
— Дементьев и Вихров приехали ночью в Сельцо пьяными, а утром почувствовали себя плохо. Инспектор потребовал от хозяйки самогона на опохмелку. Та сказала, что у нее ничего нет. Тогда Дементьев пригрозил ей пистолетом. Старуха где-то достала графин с первачом и отдала квартирантам. Те выпили по стакану и почувствовали себя еще хуже. Вскоре Вихров умер, а побелевший Дементьев стал кричать на хозяйку, что она подсунула им какую-то отраву. Молотков срочно привез из Болота не то врача, не то фельдшера, который, осмотрев Дементьева и выслушав его рассказ, якобы заметил: «От такой дозы спиртного не только человек, но и лошадь бы сдохла». Молоткова же он предупредил, что надежды на выздоровление у Дементьева почти нет, если и выживет —останется слепым. Однако хозяйку дома все же арестовали. Ее силой заставили выпить из этого же графина остатки самогона.
— Ну а как Молотков?
— А на него почему-то не подействовало,— с огорчением ответил Александр, — ходит как ни в чем не бывало, только злее стал...
Подпольщики не знали, что Молоткову «самогонки» просто не досталось. Он, как потом выяснилось, лишь днем находился в доме Сергеевой, а на ночь уходил к сожительнице. Вихров же, угостив Дементьева, весь остаток выпил сам. Алчность к спиртному у него была так велика, что он не поделился своей «добычей» даже с Молотковым, которого боялся и всячески перед ним заискивал.
Продержав Сергееву трое суток и убедившись, что ее самогон здесь ни при чем, Молотков выпустил ее из-под стражи.
В полицейском же отряде двумя извергами стало меньше.
