Ночь выдалась темной и ветреной. В Должине не светилось ни одно окно. Спала и семья Ефремовых.
Услышав осторожный стук в окно, Татьяна, опережая вставшую с кровати мать, подошла к двери.
— Вам кого?
— Мы к Татьяне.
— Я Татьяна. А вы кто?
— Мы партизаны. Нужна ваша помощь...
— А почему ко мне обращаетесь? — Девушка продолжала задавать вопросы, надеясь, что ответят условной фразой.
— Ты же комсомолка! Неужели своим откажешь? Поняв, что перед ней чужие, Таня выкрикнула:
— Если не уйдете, позовем старосту, он рядом живет.
В ответ раздалась отборная ругань.
С.М. Глебов (слева) - первый секретарь
Старорусского райкома ВКП (б), комиссар,
а затем командир 4-й партизанской,
и И.И. Иванов - первый секретарь
Залучского райкома партии, рекомендовавший Васькина
для подпольной работы (1942 г.)
|
Утром отец Татьяны, Федор Иванович, спросил встревоженно:
— Зачем это к тебе ночью партизаны стучались?
— Не партизаны, а полицейские.
— Вот те раз... Как же ты узнала, не видя их?
— Это нетрудно. Голос инспектора полиции мне знаком.
— Неспроста все это, дочка. Не ввязывалась бы ты в это дело.
— В какое дело?
— Я давно все вижу... Ездишь в Дно и Порхов как будто к подругам. А зачем же тогда, вернувшись, бумажки вплетаешь в косу и уходишь куда-то на ночь глядя?
— Пойми, отец, сейчас такое время... Все мы должны помогать Красной Армии.
— Но ты же на волосок от смерти! Пожалей хоть нас, стариков, да младших сестренок.
— Не волнуйся, отец. На фронте еще опаснее... Но жить по фашистским законам не хочу, не могу!
Сказано это было так страстно и решительно, что отец понял: переубедить дочь не удастся. Он продолжал твердить об опасностях, предостерегать, но в душе гордился ее поведением.
Опасности подпольщикам действительно угрожали со всех сторон. По секретному плану Гепарта, Молоткова и инспектора вспомогательной полиции Дементьева была создана из предателей группа провокаторов. Выдавая себя за народных мстителей или красноармейцев, бежавших из плена, эти оборотни ходили по деревням и выявляли преданных Советской власти людей. Некоторых из них уничтожали на месте, о других сообщали в комендатуру. Так возникли списки, по которым проводились массовые аресты и расстрелы советских патриотов.
Вовремя предупрежденные подпольщики, к кому ночью стучались новоявленные «партизаны», не попали впросак: они знали пароли и были начеку. Но не для всех благополучно закончились эти визиты.
В Должине, Соловьеве, Городищах и многих других деревнях района уже к концу 1941 года гитлеровцы отобрали у крестьян все зерно, весь скот. Редко у кого имелся ржаной хлеб пополам с отрубями. И все же, когда приходили партизаны или бежавшие из плена красноармейцы, с ними жители делились всем чем могли.
...В деревне Городищи, что в нескольких километрах от Должина, давно погасли огни. На холме, чуть в стороне от других строений, чернел небольшой домик Андреевых. Хозяин давно спал, двое ребятишек тихо по-сапывали на печи, а жена все еще бодрствовала, сидя у окна.
«Когда же кончится война?» — думала она, вслушиваясь в завывание ветра. Внезапный толчок под самое сердце заставил ее охнуть. Обхватив руками живот, женщина исказившимся от боли лицом прижалась к стеклу. Постепенно боль утихла. Александра Павловна растерянно улыбнулась. Но вновь зародились беспокойные, тревожные мысли. Да, раньше каждый новый ребенок был радостью в семье. Сейчас и этих-то двоих кормить нечем. А что будет дальше?..
Перед окном мелькнула чья-то фигура. Женщина вздрогнула, стала всматриваться. Разглядела черную шапку, мужское лицо, прильнувшее к стеклу. Человек осторожно постучал и тихо проговорил:
— Мамаша, не бойся, я свой, откройте.
— Что тебе?
— Я партизан. Мне бы хлеба. Давно ничего не ел.
— Мы и сами-то хлеба не видим. Хочешь картошки? и, не дожидаясь ответа, подошла к кухонному столу, положила из чугуна в миску вареные картофелины, понесла к двери. Как только щелкнула задвижка, дверь под напором сильных рук распахнулась. Вошли пятеро вооруженных.
— Чуток погреемся и уйдем,— успокоил женщину один из них.
Александра Павловна поставила миску на стол. Нащупав рукой лампу и спички, хотела зажечь свет.
— Не надо, — предостерег мужской бас, — полицаи увидят. Лучше покажите, где храните продукты.
— Да у нас всё здесь...
— Саша, кто пришел? — спросил проснувшийся хозяин.
— Тихо, не вставать! — приказал тот же бас. В это время двое заглянули под кровать, за печь, слазили на чердак. Другие, прислонив винтовки к печи, складывали в мешок все съестное, что им попадалось под руки...
Хлопнула дверь в сенях, затихли шаги, и снова тишина.
Владимир Андреевич старался успокоить жену:
— Ничего, мы-то как-нибудь перебьемся, а вот им на морозе...
— Дай им бог удачи,— тихо проговорила женщина. — А этот голос я где-то слышала, не могу вспомнить...
Наутро в Городищах собрали всех жителей. Староста Родионов вьюном вился около прибывшего в деревню со своими подручными Дементьева.
Инспектор полиции вынул исписанный лист и начал читать. Владимир Андреевич вслушивался: уж очень знакомый голос. А когда Дементьев выкрикнул, что в деревне обнаружены пособники партизан, и среди них семья Андреевых, ясно вспомнил: «Да это же он был у нас ночью!»
Дальше все поплыло, как в тумане. Двое полицейских схватили жену Андреева, подтащили к замерзшей навозной куче и бросили на нее. Женщина застонала, попыталась встать, но удар в лицо свалил ее. Полицейские сдернули пальто, оголили спину, начали сечь плетьми.
— Принимай гостинец от партизан! — зло выкрикивал Дементьев в такт ударам. — Получай... получай... получай...
Затем пороли до крови Андреева, колхозницу Павлову и других, пожалевших в эту ночь мнимых партизан и не доложивших об их приходе старосте.
Несколько дней не вставала с постели Александра Павловна. Мучительные боли не давали ей сомкнуть глаза. Начались преждевременные роды. Лишь на шесте и день забылась во сне. В семье Андреевых появились два близнеца...
В Должине, не распознав провокаторов, раскрылся им в своей ненависти к фашистам Николай Редькин. В Юшкове Финоген Завьялов проговорился предателям, что дал свою лошадь партизанам отвезти раненого товарища. В Переходах они вынюхали, что Алексей Марков призывал односельчан на борьбу против фашистских извергов. Все эти патриоты были арестованы и расстреляны.
На такие же ухищрения полиция пошла и во многих других деревнях. По расчету фашистов, все это должно было не только устрашить население, но и в какой-то мере восстановить его против партизан.
Семья подпольщицы Н.П. Васильевой (фото 1939 г.).
|
Но репрессии не сломили волю патриотов. Праведная месть настигала тех, кто изменял Родине, народу.
На третий день после встречи с Орловым Васькин в сопровождении партизан П. Петрова, Ф. Родионова, В. Федорова и других прибыл в Окроево. Сразу же зашел к связному. Яковлев уже располагал подробными сведениями о Кривицах, добытыми вместе с Васильевым.
— Вокруг деревни фашисты роют окопы, оборудуют пулеметные гнезда, делают проволочные заграждения. Из деревни почти все население выселено, а в домах размещено двести гитлеровских солдат и офицеров. Командует ими капитан Эдельман. Вооружены они автоматами, меньшая часть винтовками. Около церкви стоят танк и два бронетранспортера. На колокольне установлено два пулемета. В общем, база против партизан...
— Очень хорошо, Серафим. Передай Василию Васильевичу: наблюдение продолжать, начертить план Кривиц с обозначением всех оборонительных сооружений, складов, мест проживания гитлеровцев. Все запомнил?
— Конечно.
— Ну и еще вопрос: не знаешь ли, где сегодня за-реченский староста и полицаи?
— Гаранин дома один, полицейских Молотков направил в Соловьево.
К дому Гаранина партизаны подошли уже в потемках. Васькин, стоя рядом с Родионовым, громко, постучал в дверь. Хриплый голос спросил:
— Кто?
— Не бойся, открывай. Полиция.
— Чего надо-то?
— От Молоткова, бумагу привез.
— Сунь под дверь, я сейчас...
Васькин с Родионовым переглянулись. Было ясно, что Гаранин в дом впускать их не собирается. В это время чуть правее и выше их голов приоткрылось окно. В нем на миг показалось лицо. Окно сразу же захлоп-нулось.
Партизаны дружно навалились на дверь. Что-то за нею хрустнуло, и она распахнулась. И сразу же в доме прогремели один за другим два выстрела. Родионов охнул, схватился рукой за плечо.
— Вот сволочь... огрызается. Раздались ответные выстрелы.
Видя, что операция затягивается, Васькин, предложив всем выйти, чиркнул спичку и поджег солому на чердаке. Огонь быстро охватил крышу. Кругом стало светло, как днем. Один из партизан повел раненого Родионова в соседнюю избу.
Вдруг оконная рама с треском вылетела на улицу. Вслед за ней с винтовкой выскочил староста и побежал к сараям.
— Стой! — Васькин бросился за ним с пистолетом в руке. Гаранин продолжал бежать, стреляя на ходу. В ответ щелкнули три пистолетных выстрела.
Гаранин выронил винтовку и упал. Подбежавший Федоров схватил его за шиворот, приволок к телефонному столбу. На грудь приколол булавкой записку: «Именем Союза Советских Социалистических Республик партизанский трибунал приговорил старосту Гаранина за предательство советских патриотов к смертной казни. Приговор приведен в исполнение».
Такая же участь ожидала в ту ночь полицейского Клахина из деревни Переходы. Он выследил своего соседа по дому Алексея Федорова, поддерживавшего связь с партизанами, арестовал его и доставил в комен-датуру. Гитлеровцы расстреляли советского патриота, а Клахину в награду дали лошадь, несколько пачек папирос и сахара.
Этот иуда, узнав, зачем пришли народные мстители, бросился им в ноги, целовал сапоги, но партизаны привели приговор народа в исполнение.
