Лесная тропка к Должину была знакома. Но опасность подстерегала на каждом шагу. Васькин шел спокойно, но осторожно. Вроде ничего подозрительного. В село, где его ждали, он рассчитывал добраться засветло, переночевать, а утром пойти в Верёхново.
Заросли поредели, и открылось желтеющее ржаное поле. Оно подступало к самому селу. Скрываясь за кустами, Васькин ясно видел — ни солдат, ни машин на улице нет. Но опыт подсказывал: такая тишина и без-людье обманчивы. В деревнях, где стояли фашисты, они всегда выставляли посты.
Вот показался большой грузовик с солдатами. Он остановился на окраине, возле школы. Спрыгнув с него, гитлеровцы направились в свою «казарму». Вскоре Васькин рассмотрел на улице и фашистский патруль. Павел Афанасьевич решил ждать темноты и войти в село с Другого конца, где ольшаник подступал к самым огородам.
Укрывшись в густом кустарнике, Павел Афанасьевич присел на старый пень. Ныли уставшие ноги. Ему вспомнилось: «Остаетесь в тылу врага...» Уже неделя, как немцы здесь. Конечно, сделано еще не так много. И все же начало положено. Подобраны руководители и члeны Должинской и ряда других подпольных групп, связные, установлены для них условные места («почтовые ящики»), а для встреч — явочные квартиры. Одна из них была в Должине, в доме Василия Еремеева. Подпольщики уже успели вручную размножить и разнести во многие деревни воззвание руководителей обороны Ленинграда.
«Дорогие товарищи, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы и все работники интеллигентного труда! — говорилось в воззвании. — Орды фашистских разбойников временно захватили часть советской земли, немецкие фашисты грабят наше добро, насилуют наших жен и сестер, обездоливают наших детей, разрушают домашние очаги...»
Воззвание напоминало, что враг коварен и хитер, действует где запугиванием, где заигрыванием с населением.
«Организуйте партизанские группы и отряды, захватывайте оружие и боеприпасы у врага, беспощадно уничтожайте его днем и ночью, из-за угла и в открытом бою».
Васькин знал: жители активно откликнулись на этот призыв. Молодые мужчины и парни, по тем или иным причинам не призванные в армию и не успевшие эвакуироваться на восток, стали собирать на поле боя оружие, прятать его в надежных местах, объединяться в группы. Эти патриоты и вошли потом в состав созданных подпольщиками двух партизанских отрядов — в Славитинском сельсовете под командованием председателя Славитинского сельпо коммуниста М. И. Антонова и в Старском — под командованием председателя сельсовета коммуниста И. В. Савельева.
Высокий патриотизм местного населения радовал и вселял уверенность в руководителя подполья. Но не было спокойно на душе у Васькина. Главного сделать пока не удалось — связаться с районным партизанским отрядом и секретарем райкома партии Анисимовым. Связной от них так и не приходил. Неужели провал? Это-то и тревожило руководителя подполья. Ведь многие вопросы с партизанскими отрядами еще не решены: где взять недостающее оружие, продовольствие, одежду, когда будет создана лесная база? Расчет на то, что созданные в сельсоветах отряды вольются в районный отряд, имеющий оружие и свою базу, не оправдывался. Вот почему Васькин вынужден был до выяснения обстановки воздерживаться от крупных боевых действий, предложив партизанам припрятать на время оружие, а днем вместе со всеми выходить на полевые работы, используя это для сбора нужных сведений о враге. Ночью же собираться группами, уничтожать линии связи, поджигать склады, распространять листовки.
Горькую правду о поведении руководителей Волотовского района в трудный час Васькин узнал позднее от командования 2-й партизанской бригады, расположившейся в соседнем Белебелковском районе. Оказалось, что истребительный батальон, из которого намечалось создать после прихода врага районный партизанский отряд, а с ним и многие руководящие работ-ники района ушли не в лес, а самовольно отступили с отходящими частями нашей армии на восток.
Вся ответственность за руководство подпольным и партизанским движением в районе целиком легла, таким образом, на плечи Васькина как уполномоченного обкома партии.
Труднейший экзамен держала в те боевые дни Ленинградская областная партийная организация. Ее многогранная деятельность была подчинена главной цели: отстоять зажатый в кольцо блокады город на Неве, цитадель революции, помочь войскам Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов подготовить условия для разгрома врага. Партийными штабами стали прифронтовые горкомы и райкомы, мобилизуя трудящихся, все население на помощь фронтам.
Велика была роль Ленинградского штаба партизанского движения и его оперативных групп на фронтах. В оккупированных районах обком партии создавал подпольные райкомы и группы.
Активную деятельность в тылу врага развили райкомы южных районов области — Поддорский, Лычковский, Старорусский, Полавский, Молвотицкий, Белебелковский, Дедовичский и другие.
Поддорский райком еще до оккупации района со здал из коммунистов, советских работников и беспартийных активистов два крупных партизанских отряда. Во главе одного стояли председатель райисполкома К. П. Мирошниченко и секретарь райкома партии Г. П. Ермаков, во главе второго — заведующий топливным отделом Леноблисполкома, партизан гражданской войны А. П. Невский и секретарь райкома П. А. Ступаков. Тов. Невский был специально направлен обкомом уполномоченным в Поддорский район как имеющий большой опыт партизанской борьбы. Во многим селах райком создал подпольные партийные и комсомольские организации, сформировал из населения группы самообороны, в лесах подготовил партизанам базы.
Когда фашистские войска вступили в райцентр, райком вместе с партизанскими отрядами ушел в лес на одну из баз. Отсюда он продолжал через созданную заранее подпольную сеть поддерживать прочную связь с населением района и направлять его на борьбу против оккупантов.
Райком заблаговременно позаботился о создании лесной типографии. В составе райкома был опытный редактор М. Г. Абрамов. Большую помощь ему в налаживав нии работы типографии оказал старый члeн партии латышский подпольщик Э. К. Озолинь. Первый в условиях вражеской оккупации номер районной газеты «Большевистское знамя» вышел в начале ноября 1941 года тиражом 200 экземпляров и был быстро распространен среди населения Поддорского, Молвотицкого, Залучского и Белебелковского районов.
И так было почти в каждом оккупированном районе Ленинградской области.
Лишь в одном — Волотовском — партийные и советские руководители, как уже сказано, поддались панике. Обком квалифицировал такое поведение как дезертирство и исключил из партии секретаря райкома и председателя райисполкома.
В Должине Васькин до прихода фашистов бывал уже не раз, знал все скрытые подходы к селу. Знал он и дом Василия Еремеева, к которому незаметно подошел огородами, как только стемнело. Трижды стукнул в раму, чуть погодя — еще столько же. В двери показался хозяин. Сразу узнав Васькина, поздоровался.
— Заходите.
Еремеев провел гостя в отдельную комнату, а сам заглянул на кухню. Ласково потрепав по головкам трех светловолосых дочек, сказал жене, стряпавшей у стола:
— Катюша! Самоварчик бы. И перекусить что-нибудь.
В боковой комнате их ждал просто, но не по-крестьянски одетый человек лет тридцати семи, среднего роста, с повязкой на глазу. Это был Александр Иванович Иванов, заведующий начальной школой в соседней де-ревне Большие Гривы. В армию его не призвали из-за поврежденного глаза. Васькин знал его еще до войны. Перед самым приходом фашистов была у них встреча. О присутствии первого секретаря райкома Павел Афанасьевич предложил коммунисту Иванову возглавить Должинскую подпольную группу. Александр Иванович согласился. Тут же решили: чтобы отвести возможные подозрения оккупантов, пустить слух об «исключении Иванова из партии за «пораженческие настроения». Так же поступили и с Тиховым — руководителем Верёхнсской подпольной группы.
Васькин стал подробно расспрашивать Иванова о первых шагах его группы, члeны которой жили в Должине и Больших Гривах.
— На днях Еремеев с Немковым шестерых раненных красноармейцев в лесу подобрали, по сеновалам и чердакам спрятали. Лечим. Некоторые скоро поправятся... — рассказывал Иванов.
— А кто этот Немков? Что-то знакомая фамилия
— Наш монтер. Надежный парень.
— Постойте, это не тот, что все в райвоенкомат ходил, на фронт добровольцем просился?
— Он самый.
Васькину отчетливо вспомнилось то первое невольное знакомство с Немковым. Когда фашисты приближались к району, в Болоте у военкомата толпило немало людей. Кого призывали, кто шел добровольцем...
В целях конспирации Васькин ни в райком партии ни в райисполком не заходил, а встречался с первым секретарем райкома в одной из комнат райвоенкомата. Здесь же знакомился и с будущими подпольщикам. И вот когда он ждал Анисимова, в комнату ворвалмя Немков. Не поздоровавшись и даже не поинтересовавшись, кто перед ним, Немков стал горячо доказывать, что его незаслуженно обидели, и умолял замолвить за него словечко военкому. Кое-как удалось тогда выдворить непрошеного гостя... Но его горячность, искренность запомнились.
...Вошла, извинившись, хозяйка, накрыла на стол и, поправив занавески на окнах, ушла на кухню.
— А почему Немкова не призвали в армию? — поинтересовался Васькин.
— Видите ли,— замялся Иванов,— сидел он...
— За что?
— Драка была...
— А подробнее?
— Шел он как-то с гулянья из соседнего села. Слышит крик: «Помогите!» Трое парней избивали его товарища. Заступился. В ход пошли колья... Одного доставили в больницу. Немкова и осудили.
— Да-а,— улыбнулся Васькин. — Герой... Подойдет н нам?
Иванов утвердительно кивнул.
— Смелый, решительный. На такого можно положиться.
— А ваше мнение? — Васькин повернулся к Еремееву.
— Я тоже «за»! — твердо произнес тот и добавил: — Его старшая сестра Анна уже в нашей группе,
— Он далеко живет?
— Рядом.
— Пригласите-ка его сюда, только осторожно.
Еремеев оделся и вышел.
— Александр Иванович, а как сельчане относятся оккупантам? — продолжал расспросы Васькин.
— Большинство — враждебно. Но есть и такие, что готовы им прислуживать. Вот завмаг Гуськов ходил в Волот, был в комендатуре. Теперь что-то уж больно интересуется партизанами и красноармейцами, выходящими из окружения. Наблюдаем за ним...
— Правильно. Он из пьющих? Втяните-ка его в попойку. Может, проболтается о чем. Кроме того, постарайтесь к следующей встрече уточнить, сколько в вашем и соседних сельсоветах гитлеровцев, есть ли склады с боеприпасами, как охраняются. Воззвание обкома партии к населению продолжайте распространять.
Вернулся Еремеев. Следом за ним вошел Александр. Синие глаза его на загорелом открытом лице светились откровенным любопытством. Павлу Афанасьевичу парень понравился еще тогда, в военкомате. Не скрывая своей симпатии, он подошел к нему, пожал руку.
— Слышал я, ты спас раненых.
— Не я один... С Василием Федоровичем,—немно смутился Саша.
Вожак подпольщиков внимательно осматривал парня, как бы еще раз взвешивая все «за» и «против», затем спросил:
— А ведь ты обиделся тогда в военкомате за отказ.
— Было...
Васькин сказал тихо, со значением, испытующе глядя парню прямо в глаза:
— Есть дело для тебя и здесь...
— А какое?
- Выполнять поручения подпольной организации... Согласен?
Немков потупился.
— С радостью бы, да грехи...
— Какие?
— Сидел я, разве не знаете?
- За драку-то? Знаю. Между нами, я на твоем м сте вел бы себя так же...
Саша посмотрел на Васькина с признательностью.
- Ну как, договорились?
Александр сразу посерьезнел.
- Можете на меня рассчитывать: не подведу!
- Мы верим тебе, — пожимая руку Немкова, сказал Васькин. – А теперь слушай. Твой командир —Александр Иванович Иванов. Ты должен ему беспрекословно подчиняться и без его ведома ничего не предпринимать. Понял?
— Да.
— Кто у тебя дома?
- Мать да племянница. Жена к своим родител ушла: ей скоро рожать...
— На ночлег пустишь?
— Конечно.
— Запомни, если я приду к тебе, то постучу вот так. — И Васькин стукнул согнутыми пальцами по столу три раза, а немного погодя — еще два.
— А какое поручение дадите?
— Для начала — раненых выходить. Как окрепнут, к партизанам отправим.
— Врачу бы показать. Один совсем плох...
— Врача не обещаю, а медсестра будет. Татьяну Ефремову, учительницу, знаешь?
— Еще бы, соседи.
— Она курсы медсестер проходила. С ней и договорись.
На другой день Васькин из Должина направился лесом в Верёхново, затерявшееся среди чащоб и болот километрах в тридцати от райцентра.
Павел любил лес, хорошо в нем ориентировался. Еще в детстве постиг многие его тайны. Знал, где растет щавель, где заячья кислица, где дудки дягеля. А уж про ягоды и грибы что и говорить. Когда детдомовцы ходили собирать грибы для своей кухни, корзинка Павки всегда была полна белыми и подосиновиками. Было у него увлечение и посильнее: укрывшись в кустах, наблюдать за птицами, как те разыскивают корм, строят гнезда, кормят своих птенцов...
...Часа через полтора за кустами показалось поле, а там и дома в окружении садов и огородов. В центре цлицы виднелся длинный шест «журавля». Ребятишки играли в лапту. Ни немцев, ни полицаев видно не было. Понаблюдав с полчаса, Васькин пошел к деревне. На заборе увидел объявление:
«...Настоящим доводится до сведения, что все, кто будет давать военнослужащим Красной Армии гражданское платье или укрывать и снабжать продовольствием красноармейцев, будут караться смертной казнью...»
Подошел к другому листку.
«...За невыполнение немецких приказов и распоряжений — расстрел». «За связь с партизанами — расстрел».
«То же, что и в Болоте, Должине, Дерглеце»,— подумал Васькин и незаметно, огородами подошел к дому Тиховых. У дверей его встретил хозяин — худощавый, высокого роста, с усами, лет сорока пяти, прищу-ренные глаза смотрели внимательно и пристально.
Михаил Тимофеевич Тихов до прихода фашистов работал председателем Верёхновского сельсовета. Когда война подошла совсем близко, ему предложили остаться для подпольной работы. Он коротко ответил:
— Раз надо — остаюсь.
Павлу Афанасьевичу понравилось, как он это сказал: просто, как будто речь шла не об опаснейшем поручении, а об обычной общественной нагрузке.
Михаил Тимофеевич пригласил Васькина в избу. Сели за стол на кухне так, чтобы в окно была хорошо видна улица. Тихов точно и обстоятельно знакомил с обстановкой в деревне, с поведением фашистов.
— Жителей пока не трогают, только объявления расклеили. Верно, когда фронтовые части проходили, то двух мужчин не из нашей деревни, якобы партизан, повесили. Кур, гусей и свиней подобрали. Сейчас в деревне фашистов нет. Староста ведет себя тихо.
Васькин подчеркнул важность сбора разведывательных данных: какие части и сколько стоят в ближайших деревнях, их вооружение, есть ли склады, кто из местных поступает на службу в полицию...
— Кое-что мы уже знаем,— улыбнулся Тихов. — Раза два в неделю наезжает к нам в деревню небольшая группа полицаев; один из них живет в деревне Клопцы. Немцы же остановились по соседству: в Суто-ках — пятьдесят солдат, в Мелочеве — около двухсот. Бывали наши люди и в Старорусском районе. В деревне Чудиново квартирует сто пятьдесят солдат, а в Дуброве — штаб немецкой части... На днях в Старой Руссе кто-то взорвал переправу через Полисть. Фашисты схватили и повесили двенадцать подозреваемых подростков. Фамилии их установить не удалось...
— Заплатят гады за всё,— перебил, сжав зубы, Васькин и, помолчав, добавил: — Вижу, ваша группа не растерялась. А вот в Славитине отказался работать Ивашин. Струсил.
— А нас он не подведет?
— Не думаю. Он знает только меня. К тому же я его сразу отправил с надежными людьми через линию фронта к нашим. Уже пришло сообщение: дошли. Кстати, ты с ним хорошо знаком?
— Да.
— Его настойчиво рекомендовал первый секретарь...
— Видите ли,— усмехнулся Тихов,-—Ивашин был одним из его любимчиков. Этот «активист» свои выступления на совещаниях обычно заканчивал так: «Родина потребует — умрем, но сделаем».
— Вот как! — искренне удивился Васькин. — Однако, когда потребовалось, он не только умирать, но и работать в подполье отказался. У него, видите ли, ревматизм, грыжа и еще что-то... Умолял переправить в наш тыл: там он, дескать, полезнее. Пришлось согласиться; трус в нашем деле хуже врага.
Разговор зашел о пополнении групп.
— Есть у меня на примете один учитель — Супенко. Хочет в партизаны уйти. Думаю привлечь,— сказал Тихов.
— Только будьте осторожнее. Хотя райком и «исключил» вас из партии, наблюдать за вами фашисты, видимо, будут. Листовки и газеты, что получите от партизан, сами лично не распространяйте. Да, для связи с вами установлен пароль: «Из Луги», отзыв: «Далековато живешь». Запомнили? — Конечно.
— И еще: если мне что будете посылать через связного или «почтовый ящик», пишите не Васькину, а Самарину. Имя, отчество не упоминайте. Сами же подпив сывайтесь буквой «Т».
— Понял.
В конце разговора Васькин попросил Тихова узнать, кто пишет и расклеивает в Окроеве советские листовки.
— Но о подполье никому ни слова,— предупредил он.
— Ясно. А вы надолго к нам, Павел Афанасьевич?
— До рассвета,— улыбнулся Васькин. — В Соловь-ево надо...
— Смотрите, там в школе и соседних с ней домах фашисты. Если местный староста не подтвердит, что человек ему знаком, то задержанного сразу — в комендатуру, а оттуда не возвращаются. Лучше идти ночью. Но не дорогой...
— Спасибо, я эту науку уже осваиваю.
— А с документами все в порядке?
— Конечно. Я же работал в Славитинском сельпо. Там и сейчас живу. Немецкий патруль меня уже дважды задерживал. Но, проверив документы, отпускал. Все же теперь стараюсь на глаза им не попадаться, хожу тропками или напрямую через лес.
— Может, оружие надо? Могу карабин дать.
— А у вас их много?
— Да есть... После боя ходили по окопам, собирали. Я все сложил в подвал школы и закрыл на замок.
— Дайте-ка ключ мне. И не удивляйтесь, если завтра же ночью ваш «склад» опустеет...
Михаил Тимофеевич провел гостя на сеновал. Лежа на свежем пахучем сене, Васькин долго не мог уснуть.
Вначале из окошечка наблюдал, как наступала тихая августовская ночь, как туман застилал дальние луга и ближние кусты. Затем, когда уже закрыл глаза, вспомнилась Аннушка, первая встреча с ней...
Тогда он работал в Переездовской школе. Райком комсомола поручил ему создать в деревне Леша ячейку. Чтобы ближе познакомиться с молодежью, он стал бывать там чаще. Как-то летом выступил на собрании с докладом.
Когда под вечер собрание закончилось, всех позвала на улицу заливистая гармонь. Павел тоже вышел. Прямо на лужайке начались танцы. Тут-то и приметил Павел девушку в темно-синем платье. Стройная, красивая, с вьющимися русыми волосами, она сразу чем-то ему приглянулась. Танцевала она хорошо. Умолкла гармонь, и он сам не заметил, как очутился рядом с девушкой. Познакомились. Она назвалась Аней. Он стал рассказывать ей что-то веселое, но гармонист снова заиграл. Застеснявшись, она призналась: — Люблю вальс...
Павел не считал себя хорошим танцором, но отступать было некуда. Он бережно повел ее, боясь сбиться. Но все обошлось. Аня, ласково улыбаясь, даже похвалила его.
Когда стали расходиться, он проводил девушку до дома. Долго не могли расстаться, но поцеловать ее не решился...
Спал Васькин чутко и сразу услышал скрип приставленной к сараю лестницы и негромкое покашливание Тихова. В соседнем дворе, хлопая крыльями, прокукарекал петух. Занималась заря.
Договорившись о следующей встрече, подпольщики попрощались.
