Край поймы тянулся вдоль изрезанного оврагами пологого откоса. Редкие кусты, одинокие вербы и прижухлая трава.
Долго, медленно пробирались разведчики сквозь камыши, по зыбким кочкам, через илистые ямы, прежде чем подошли сюда, к берегу бывшего днепровского русла. Теперь под ногами был твердый грунт, пропеченный солнцем и иссушенный горячими ветрами. Протока сузилась, превратилась в мелководную речушку, уходившую куда-то в сонный вербняк.
Вокруг ни души. Разморенная зноем тишина и парящие в бездонной выси шулики.
Оставив группу под откосом в тени раскидистой вербы, Юсуф выбрался наверх. Его взгляду открылась неровная местность с зелеными островами перелесков. Стадами грудились приземистые, пышнокронные дубки, то там, то здесь белели стволы молодых берез, стыдливо прикрывавших свою наготу зеленоватой кисией листвы. Из травянистого ковра выглядывали желтые, голубые, бордовые головки поздних полевых цветов.
Невдалеке от того места, где лежал Юсуф, начиналась неглубокая балка, ощетинившаяся кустарником. Будто рубец старой раны на теле земли, она уходила на северо-запад, огибая опушку берегового лесного массива, еще дымившегося после бомбежки.
«Пожалуй, по этой балке и двинем!» — подумал Паранук. Оглянулся, рукой подозвал к себе остальных. Установили такой порядок: впереди дозорный — Грицько Стецура, за ним, не теряя его из виду, Юсуф Паранук, следом, в нескольких шагах, — Ирина Петриченко и Лопухин, позади, для прикрытия всех с тыла, — старшина Жарких. Договорились: в пути — ни слова. Сигналы только жестами.
Удача сопутствовала разведчикам. Ничего подозрительного, никакой опасности. Кое-где попадались кучки стреляных гильз, окурки, обрывки бинтов. В одном месте валялась побуревшая от крови пилотка, на которой тускло поблескивала смятая пулей красная звездочка. Как следы черной оспы, где чаще, где реже, зияли воронки от мин и снарядов.
Наибольшую опасность таил в ce6e тот участок, где балку пересекал проселок, покрытый толстым слоем пыли. Пыль, словно серый пепел, припорошила траву, кусты, листву деревьев. Судя по этой пелене, здесь за минувшие сутки прошло много транспорта. Перемахнув через балку по низкому деревянному мосту, проселок скрывался на востоке в широкой просеке, а на западе примыкал к большаку, по которому и сейчас, днем, ка-тились крытые брезентом грузовики и легковые автомашины. На опушке леса стояли тягачи и бронетранспортеры. Возле них прохаживались немецкие автоматчики. К перилам моста была прибита желтая доска с трафаретным изображением черного дракона и двух изломанных стрел, направленных остриями в сторону леса. Выждав некоторое время и убедившись, что мост не охраняется, разведчики проскользнули между сваями и снова, по балке, двинулись дальше, параллельно большаку, который лежал в полукилометре левее.
Вскоре из-за леса показалось село: белые хаты под камышовыми крышами, сады, старый ветряк на бугре, длинные постройки колхозной фермы с силосной башней и два ряда тонких, высоких тополей по сторонам дамбы.
Балка перешла в овраг. Отсюда были видны пойменные плавни и за ними широкая грудь Днепра, поблескивавшая на солнце серебристой кольчугой волн.
Разведчики спустились к пойме. Снова камыши, снова болото. Но теперь лес лежал южнее, а до села было рукой подать. Там люди, свои советские люди. Если связаться с ними, они обязательно помогут. В приречном селе должны быть банды или рыбачьи каюки. Глубокой ночью можно будет переправиться через Днепр, а там, на другом берегу, уже куда легче добираться до своих.
Днем приближаться к селу было рискованно, и все же Стецуре не сиделось на месте. Его глаза тянулись к хатам, к селянам, хотелось узнать, что творится там, ь селе.
— Пора возвращаться, — сказал Юсуф. — Дорога разведана. Ночью перекочуем в эти плавни.
Стецура вздохнул.
— Дорога дорогой, а що в сели, не знаемо. Ну хочь бы з краечку подывытысь. — Он просительно взглянул на командира. — Можно, я змотаюсь туды?
Юсуф покачал головой.
— Ночью этим займемся.
— Надо ж развидать подступы до села, — не унимался Стецура. — Можэ, яку стежку найду в плавнях.
Юсуф заколебался.
— А если на немцев наткнешься?
— Та хиба ж я дурнийший за ных! Та я цих жаб фашистских як завгодно обдурю.
— Как вы думаете, товарищи? — обратился Юсуф к остальным. — Стоит ли излишне рисковать?
Первой отозвалась Ирина Петриченко.
— По-моему, стоит. Днем ведь виднее.
— В том-то и дело, что виднее, — заметил Юсуф. — И нам, и немцам.
Стецура украдкой подмигнул Ирине: «Ну, замолви еще хоть слово, и командир уступит!». Ирина поняла его, сказала:
— Ночью немцы будут бдительнее.
— Это, пожалуй, верно, — поддержал со Лопухин.
— Может, нам вдвоем попытаться? — предложил Жарких.
Немного подумав, Юсуф сдался.
— Попытаться, конечно, можно. — И тут же предупредил: —- Только на рожон не лезть.
Стецура расцвел.
— Та хиба ж мы з старшиною не обийдэмо той рожон?
— Непременно обойдем! — подхватил Жарких.
— Идите! — подтвердил окончательно свое решение
Юсуф.
Жарких и Стецура, будто боясь, что командир может передумать, двинулись, не мешкая, по берегу у самой кромки камышовых зарослей. Где шли пригнувшись, где ползли, где забирались в плавни, чтобы обойти низменные, открытые места.
До дамбы оставалось не больше двухсот метров, когда они, забравшись в камыши, вдруг нежданно-негаданно столкнулись лицом к лицу с седым, как лунь, дедом, который, заметив их, испуганно опустился в воду.
Несколько мгновений Жарких и Стецура, оторопело присев, смотрели на него, не шевелясь, будто оцепенев.
Наконец Стецура опомнился, обрел дар речи.
— Ты що тут робышь, дидусь? — спросил он.
Дед не ответил. Его посиневшие губы подрагивали, длинная седая борода белыми водорослями расплылась по воде, маленькие, слезящиеся глаза будто застекленели под мохнатыми бровями.
— Может, ты, часом, водяный!—улыбнулся Стецура. —- Та ни, нэ водяный, — робко хихикнул дед, качнув лысой головой.
Стецура ткнул себя пальцем в грудь.
— Мы ж свои. Чи нэ бачишь?
— Та ни, бачу, — ответил старик уже смелее, но все еще не решаясь подняться из воды. — Надумав я рыбки трошки наловыты, а тут вы...
— И богато пиймав?
— Та ни, щэ нэ пиймав... А вы ж чого тут?
— Замисто рыбы, — пошутил Стецура. — Я сом, а мий товарищ — щука.
Дед поднялся, смахнул с обвисшей жгутом бороды воду. Намокшая полотняная рубашка облепила его костлявое тело: ну, впрямь водяной.
— Ох, и налякалы ж вы мэнэ, бисови хлопци, — признался он.
- Да и у нас, папаша, душа в пятки ушла, —- сказал Жарких. — Так что мы, можно сказать, квиты с тобой.
— Вы ж солдаты.
— А солдаты что, каменные?
— И то правда. Состоялось знакомство. Старик сторожевал в колхозе,
но теперь, при немцах, вот уже второй день, был не у дел. Жил он на самом краю села. Два сына его где-то сражались в армии, а два внука, за день до прихода гитлеровцев, подались на каюке за Днепр, тоже «нимця вого-ваты». Младшему — шестнадцатый год шел, а старшему на Ильин день семнадцать исполнилось. Самому деду за восемьдесят перевалило. Здесь он трех раненых советских бойцов подкармливал. Вчера вечером переправил их в соседнее село, сегодня же пришел сюда посмотреть, может быть, еще кому понадобится его помощь.
— А вы, дидусь, хоробрый, — заметил Стецура. Старик махнул жилистой рукой.
— Було та загуло. Колысь и я солдатом був. У Болгарии, на Шипке супротив турка стояв. Тоди хоробрый був, а тепер з переляку мало дуба нэ дав.
Он вывел Стецуру и Жарких на длинный узкий остров, показал на скомканное сено.
— Тут ваши товарищи ховалысь од фашиста-супостата.
— Теперь наш черед пришел, — сказал Жарких. Дед оглядел его, затем Стецуру.
— Нэ ранени, часом?
— Цили! — ответил Стецура.
— Що ж, вам можно и за Днепре
— А каюк дэ взяты?
— Найду вам каюк.
— Нас много, — сообщил Жарких.
— Тогда можно байду, або дви. Закурили.
— Есть немцы в селе? — спросил Жарких.
- Дэ ж их тепер нэма, —тяжело вздохнул старик. — Правда, у нас циеи фашистской погани мало. У Очеретовци — там богато, як саранча налетила. — Он кивнул в сторону леса, ухмыльнулся: — Дала им сьо-годни жару виация наша. Кажуть люды, що до вечора втичэ нимець з лису. Тоди и вам, бидолагам, легчэ будэ.
— И снова тяжкий вздох. — Нэвжз ж таки нэ здолеем мы того Гитлера, щоб йому у пэкли голым задом горячу смолу ныть!
— Победим, папаша, — -убежденно откликнулся Жар ких. — Еще не раз взвоет фашист от нашей клизмы.
— Ото ж и я так думаю, — кивнул дед. — Треба здолеты, бо тяжко дывытыся, як топчэ ворог землю нашу, сэла та людей мордуе.
Помолчал,спросил:
— Голодни?
— Да, жидковато у нас с едой, — ответил Жарких.
— На всих добуду! — заверил старик. — Селяне да-дуть.
— Как нам, папаша, разыскать тебя?
— А я сам сюды нрийду, або Панька, правнука, приишлю. Як станэ смеркаться, ждить мэнэ тут.
— Лучше уж ночью.
— Можно и ночью, — согласился старик и лукаво прищурился. — По ночи рыбка добрэ ловыться.
— Значит, договорились?
— Эге ж!
— Ну, диду, нам час рушаты, — сказал Стецура, пожимая руку старика.
— Куды ж вы, хлопци, зараз?
— Своих надо вести сюда, — ответил Жарких. — До ночи, значит!
— Эге ж, до ночи!
