Наше знакомство началось с переписки. Я знал, что два танка из механизированного корпуса, который сражался под его командованием, поднялись на просторах Молдавии на постаменты памятников: один — в Тирасполе, другой — на безымянной высоте близ села Леушены. Первый застыл над братской могилой у кручи Днестра еще в тяжкую годину войны, а второй был поднят со дна реки Прут осенью 1969 года и установлен на постамент в той исторической точке, где соединились войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, сжав железные клещи Ясско-Кишиневской операции. И знал я еще, что «бронированная крепость», ставшая памятником в Тирасполе, прошла сквозь пламя войны, ведомая сыном этого города, и что оба они, и танк, и сын, геройски погибли в одном и том же бою. Они и сегодня неразлучны— командир заснул вечным сном в братской могиле героев в городе на берегу Днестра, а танк охраняет его покой.

С полковником в отставке Сергеевым я встретился впервые, если можно назвать это встречей, в делах военных архивов, по которым восстанавливал легендарный боевой путь тираспольского танка. Потом переписка нас сдружила. И вот сейчас мне предстояло переступить порог его дома.

Проживает он на тихой и уютной старой московской улице. Я нашел нужный дом и, поднявшись по лестнице, нажал на кнопку звонка. В проеме двери появился высокий мужчина в очках, с пышными усами лихого кавалериста. Я представился, и лицо хозяина расплылось в широкой, гостеприимной улыбке. Он провел меня в просторную комнату, сплошь заставленную декоративными растениями, и предоставил в мое распоряжение свой богатейший личный архив.

Объятый желанием как можно скорее узнать все, я перелистывал фотоальбомы, грамоты и пожелтевший от времени письма, высокую стопку книг («Гражданская война 1918—1921 гг.», «Оборона Царицына», «XI Армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге в 1918 — 1920 гг.», «В боях за Царицын», «Бойцы огненных лет» и другие), и мне казалось, что я совершаю увлекательнейшее путешествие по истории. Со страниц звучало эхо гражданской войны. Вот она — одна из первых советских грамот:

«Красному бойцу 1-ой Конармии Сергееву Василию Антоновичу.
Революционный Военный Совет Первой Конной Красной Армии в исторический день Праздника Первой годовщины Армии вручает Вам настоящий документ, как свидетельство Вашей самоотверженной работы в рядах 1-ой Конной Армии для победы рабоче-крестьянской власти, на благо великого дела мировой пролетарской революции.
Революционный Военный Совет выражает уверенность, что и впредь Вы будете высоко держать знамя рабоче-крестьянской власти и останетесь неутомимым бойцом за полный успех пролетарской революции.
Революционный Военный Совет Армии.
С. Буденный
К. Ворошилов
Секретарь С. Соломка».

Василий Антонович сидел рядом, комментировал документы, отвечал на вопрось!

— Где вы сфотографировались вместе с Тимошенко?— спросил я, разглядывая одну из страниц альбома.

— На Кубани. В ту пору мы оба командовали кавалерийскими полками и нагоняли страх на беляков.

— Если только мне не изменяет память, несколько лет тому назад я видел точно такую же фотографию в Музее обороны в Волгограде.

— Точно! Там экспонируются не только фотографии, но и кое-что из наших личных вещей.

С другого снимка на меня глядел Василий Антонович в буденовке набекрень. Рядом с ним стоял Ворошилов.

— Этот снимок,— объясняет он,— экспонируется в Центральном музее Советской Армии. Фотографировались в 1918 году в Царицыне. В ту пору я был инспектором кавалерии 10-й армии, которой командовал Климент Ефремович. Кстати, мой пистолет тоже стал музейным экспонатом.

Слушаешь его рассказ, и перед глазами, как историческая кинопанорама, проходят потрясающие сцены.

— Шел 1915 год. Под местечком Берестечки мы попали в окружение и за одни сутки бросались в атаку на немцев шестнадцать раз. Прорвались. Пуля снова не миновала меня. Я получил в награду Георгиевский крест, звание штабс-ротмистра, но помимо почестей меня вновь ждала госпитальная койка. Затем опять фронт.

После нескольких боев в октябре 1916 года нашу чисть вывели в резерв. В моем эскадроне уже было несколько большевиков. Вместе с ними я вел разъяснительную работу среди солдат, рассказывал об истинных целях войны, о том, ради чьих интересов она ведется.

Однажды во время учений мы наткнулись в лесу на бунтующих солдат 13-й сибирской стрелковой бригады. Ее командир, генерал Черкасов, приказал мне навести порядок среди бунтующих. Я не подчинился его приказу, отослал эскадрон к месту расположения, а сам вместе с другими большевиками присоединился к мятежникам.

За участие в бунте против царя мне грозил военно-полевой суд. Я переоделся в солдатское обмундирование, выписал себе несколько увольнительных и оставил полк.

В Минске меня задержала полевая жандармерия. Решением военно-полевого суда был разжалован, лишен всех наград и приговорен к расстрелу. Жить оставалось недолго: выведут за город — и получай последнюю царскую «награду». Но все сложилось по-иному. Когда конвой вел меня из суда в тюрьму, по улице проходили для отправки на фронт десятки маршевых рот.

— Эх вы, сволочи! — кричали солдаты конвойным.— Нас гонят умирать, а вы тут над нашим братом измываетесь... Бей их, ребята!

Завязалась драка. Воспользовавшись суматохой, я нырнул в многотысячную солдатскую толпу и скрылся.

— Держи смертника! — кричали конвойные, открыв пальбу поверх солдатских голов.

Но рабочие и крестьяне, переодетые в шинели, задерживать меня не собирались. После побега я пришел на место партийной явки. В Минске был подпольный руководящий партийный центр, возглавляемый товарищем Михайловым (М. В. Фрунзе). Меня переодели в форму артиллерийского подполковника, перебинтовали, снабдили надежными документами и санитарным поездом отправили в Питер...

И начались для Василия Антоновича будни профессионального революционера. Жил нелегально, участвовал в Февральской революции. После амнистии политическим партия направляет его на фронт, в свой же полк.

«Под старой Руссой,— пишет В. А. Сергеев в книге «Против Деникина»,— полковой комитет, в который наряду с другими товарищами был избран и я, решил организовать красногвардейский отряд и послать его в Петроград, где шла подготовка Октябрьского вооруженного восстания. Я был единственным коммунистом в отряде, имевшим за плечами шесть лет службы, командирские навыки и военные знания в объеме младшего офи-цера. Поэтому мне предложили возглавить красных конников.

24 октября мы прибыли в столицу и к ночи с трудом пробрались к Смольному.

— Иди к Ленину, Василий, и скажи, что мы готовы выполнить любой его приказ,— напутствовали меня боевые друзья после длительного, обстоятельного разговора.

Встречи с Владимиром Ильичем ждали многие товарищи, и я подумал, что приема дождусь не скоро. Но Ленин чрезвычайно быстро решал деловые вопросы, и вскоре я доложил ему:

- Конный отряд в триста сабель прибыл с фронта в ваше распоряжение, Владимир Ильич!

— Очень вовремя, товарищ Сергеев,—поздоровавшись, сказал он и обратился к Подвойскому: — Вашего полку прибыло, Николай Ильич. Распорядитесь, пожалуйста.

Подвойский поставил отряду боевую задачу: со стороны памятника Петру Первому (Медный Всадник) совместно с матросами и рабочими в пешем строю атаковать Зимний дворец.

Вскоре после провозглашения Советской власти я снова пришел в Смольный, к Владимиру Ильичу. В беседе с ним я рассказал о желании бойцов отряда — уроженцев южных губерний — отправиться ближе к родным местам.

Сталин, находящийся в кабинете Ленина, спросил меня, откуда я родом.

— Из Пятигорска.

— Кого вы знаете из партийцев на Кавказе?

Я назвал имена Сергея Мироновича Кирова, Ащеулова, Касаткина и других коммунистов. Ильич, внимательно слушая наш разговор, попросил меня подробно рассказать об Ащеулове. Я рассказал о нем все, что знал.

— Хороший был товарищ, замечательный трибун, большого ума и несгибаемой силы воли человек. Жалко, умер в ссылке, в Сибири,— с грустью сказал Ленин.

После минутного молчания И. В. Сталин предложил Владимиру Ильичу послать мой отряд на Северный Кавказ.

— На Дон, Кубань и Терек,— заметил он,— съезжается вся верхушка контрреволюции. Там предстоят горячие дела.

Ильич, немного подумав, сказал:

— Ну что ж. Кавказ так Кавказ. Там тоже надо делать Советскую власть. Заготовьте товарищу Сергееву мандат, и пусть едет.

Обратившись ко мне, Ленин добавил:

— Вы теперь знаете, как надо брать власть в свои руки. Главное — объединяйте вокруг себя людей, и чем больше, тем лучше. В добрый час!

Итак, в середине ноября 1917 года с мандатом и добрыми наставлениями Ильича я отправился со своим отрядом на Кавказ».

Расстояние между Петроградом и Пятигорском красные конники преодолели за месяц. Дорога оказалась долгой и утомительной, полной бессонных ночей и напряжения, волнений и боевых схваток. То здесь, то там местные власти пытались их разоружить. И там, где не помогал ленинский мандат, в ход шел клинок. В Ростове их окружили юнкера генерала Потоцкого. Кончилось тем, что осиное гнездо было разорено, а сам генерал предан революционному суду.

Весной 1918 года над Кубанью нависла опасность. Царские генералы Корнилов и Покровский объединили свои войска и пошли лавиной, огненным смерчем на Екатеринодар, разрушая все на своем пути.

Отряд красных конников Василия Сергеева был брошен на помощь полку под командованием Дмитрия Жлобы. Задача была одна: остановить наступление белых. Революционные войска заняли боевые позиции на подступах к городу.

В ночь на 13 апреля мальчонка, назвавшийся Гришей Малько, прибежал к штабу Д. П. Жлобы и сообщил, что « на той стороне» он видел много генералов и даже «самого главного, который похож на калмыка и кричит на всех».

— А ты запомнил, Гриша, в каком доме этот маленький крикливый генерал? — спросил Жлоба.

— Во-он в том! — привстав на цыпочки, показал мальчик.

— Наверняка это сам Корнилов, - сказал Жлоба.

Вызвав командира батареи Рогачевского, он приказал ему быть готовым к утру открыть огонь.

Утром артиллеристы дали несколько залпов по дому. После атаки стало известно, что Корнилов убит. Командующим Добровольческой армией стал Деникин.

Пожар гражданской войны разгорался все сильнее и сильнее. Отряд Сергеева метался от станицы к станице. В мае 1918 года немцы заняли Ростов и стали просачиваться на Кубань. Красные конники дрались то с бело-гвардейцами, то с немцами. И вдруг неожиданно в станице Суворовской, близ Пятигорска, появилась «волчья стая» Шкуро.

Когда-то Василий Сергеев был с ним знаком, учился в одной школе, и вот революция, гражданская война поставили их друг против друга — бывшие коллеги стали непримиримыми врагами.

Преследуя потрепанную «волчью стаю», кто-то из красных конников обнаружил в одном из кустов боярышника записку, нацарапанную наспех самим атаманом. Среди множества непотребств там были и следующие слова:

«Васыль, стэрво, поймаю — повишу! Андрий».

«В ходе гражданской войны,— пишет В. А. Сергеев в своих мемуарах,— мы не раз скрещивали с Шкуро клинки. Но особенно памятны две встречи с ним — в 1928 и 1945 годах. О них мне и хочется рассказать.

В 1928 году вместе с группой других инженеров Советское правительство командировало меня в Америку. Ожидая визы, мы на некоторое время остановились в Берлине. Однажды зашли в цирк и, прочитав афишу, не поверили своим глазам: «Выступает знаменитый русский генерал Шкуро со своими джигитами».

— Вот так «знаменитость»!

— До чего докатился «генерал»: веселит Немецкий бюргеров.

— Работает на дешевую популярность,— смеялись мои товарищи.

— А ведь у меня с ним старые счеты, друзья,—и я рассказал им о записке, в которой Шкуро обещал меня повесить.

Мы сели в ложу и вскоре увидели предводителя «циркачей».

— О-о, Васыль!— обернувшись, удивленно вытаращил глаза Шкуро.— Як же воно? Живый?!

— Сволочь! Можно подумать — брата встретил,-— брезгливо проговорил кто-то из моих спутников...

— Как видишь,— ответил я эмигранту.

— И нэ повисилы?— хохотнул Шкуро, будто речь шла о ком-то другом.

— Нет у тебя и у твоих хозяев такой веревки, чтобы меня повесить,— ответил я. — А вот когда будут вешать твою «генеральскую» светлость, я ооязательно сниму чу.моур со своего коня и принесу на эшафот.

Шкуро криво ощерился и, багровея, процедил:

— Руки коротки у вас, краснопузиков.... Словесная перепалка могла привести к нежелательному инциденту, и наша делегация покинула цирк.

А в 1945 году мы снова встретились с Шкуро после того, как его поймали на фронте. Я получил разрешение повидать матерого бандита, нашел обещанный чумбур м предстал перед старым врагом. Увидев меня, он остолбенел.

— Ну, Андрей, я исполнил свое обещание, привез чумбур. Прочная вещь, вешать будут — не оборвется.

- Ваша взяла,— хрипло ответил он, словно веревка уже натягивалась на его шее. И отвернулся. Больше разговаривать нам было не о чем».

Но вернемся к событиям гражданской войны. Когда контрреволюция направила острие своего отравленного меча на Царицын, из станиц и аулов, из городов и сел стали приходить под алые знамена революции лучшие сыновья и дочери народа. Отряды превращались в полки, полки — в дивизии, дивизии — в армии, и двинулся против врага настоящий железный поток. Направились к Волге и красные конники Василия

Сергеева. В селе Киселевка, близ Царицына, командира срочно вызвали к телефону. Состоялся следующий разговор:

Киселевка: У аппарата командир второго конного полка Сергеев.

Царицын: Говорят члены Реввоенсовета 10-й армии Сталин и Ворошилов. Куда следуете? Где начдив? Киселевка: Идем в Царицын. Начдив в Заветном. Царицын: Какова численность ваших войск? Киселевка: Примерно сорок тысяч. Пехота и конница. Пехота на подводах.

Царицын: Форсируйте поход. Положение тя... Разговор прервался на полуслове — белоказаки порубили провода в селе Цаца. Сергеев срочно выехал в Заветное и обо всем доложил командованию. Было принято решение действовать, не теряя ни минуты. Около полуночи полк приблизился к боевым позициям противника. После тщательной разведки Сергеев отправляет следующее донесение:

«Достиг с разъездом вражеской тыловой охраны. На пути уничтожил сотню казаков. Противник занимает фронт от села Большие Чапурники до станции Червлянна. С правого фланга большие непроходимые озера, Hi левом фланге — бронепоезд с артиллерией.

Состав частей противника: два офицерских полка, артиллерия и пулеметы. Имеется две линии окопов без проволочного заграждения. Примерно в трех километрах к северу — оборона войск 10-й армии.

Выставил авангард, принял меры охранения. Жду приказаний.

Сергеев. 15 октября 1918 года».

И завязался бой. За каких-то сорок-пятьдесят минут войска белого генерала Краснова были смяты и отброшены. Кавалеристы соединились с частями 10-й армии и продолжали преследовать впавшего в панику противника. А вот и непосредственный свидетель бесстрашия и мужества, проявленного в том бою красным командиром Сергеевым:

«Штаб первой Стальной дивизии. Удостоверение №437

Настоящее дано командиру 2-го революционного кавалерийского полка тов. Сергееву в том, что он во время похода 1-ой Стальной дивизии Кубань — Царицын-на-Волге, идя в авангарде, получил сведения от своей разведки, что путь нашего следования у села Большие Чапурники Царицынской губернии отрезан хорошо вооруженными офицерскими частями противника, против которого дивизия не могла сражаться, имея по 5 штук патронов на бойца. Тогда тов. Сергеев взял на себя ответственность со вверенным ему полком разбить врага и очистить путь к Царицыну.

Отлично продуманным маневром тов, Сергеев врубился в ряды противника и начал самоотверженно уничтожать его. Во время боя тов. Сергеев был ранен двумя пулями, не вышел из строя, чем и воодушевил дрогнувших своих бойцов, которые после вели больше часа рукопашный бой, в результате чего было изрублено до семисот человек противника и была незначительная потеря своих. Благодаря этому дивизия имела возможность вовремя подойти к осажденному Царицыну и спасти положение 10-ой Красной армии и города Царицына.

Оценив заслуги тов. Сергеева перед РСФСР, находим необходимым наградить тов. Сергеева орденом Красного Знамени.

Командир 1-ой Стальной дивизии

Гореленко

Политический комиссар

Васильев

5 ноября 1918 г.»

Еще бушевал пожар гражданской войны, а партия поставила вопрос о наращивании экономического потенциала страны. Среди тысячи инженерно-технических работников, отозванных с фронтов в Москву, был и Василий Антонович Сергеев. На Красной площади, в здании теперешнего ГУМа, он вместе с другими товарищами проектировал первый в стране тракторный завод. Эта ответственная, требующая огромных знаний и недюжинной энергии работа продлилась несколько лет. А когда чертежи были готовы, Василий Антонович поехал на три года в Америку постигать премудрость фордовских тракторостроителей. Потом десять лет работал в должности главного механика Сталинградского тракторного завода, построил первый советский трактор. Находился на этом посту до того дня, когда линия фронта прошла по территории завода. И тогда снова стал солдатом. Во главе меха-низированного корпуса громил фашистов, посягнувших на мирный труд советских людей.

«Механизированный корпус, которым я командовал, — пишет В. А. Сергеев в книге «Бойцы огненных лет», — прошел с боями южнее Тирасполя, форсировал Днестр и вышел в тыл противника, отрезав ему путь к отступлению. Содрогалась земля. Горело небо. Гитлеровцы бежали без оглядки. Гусеницы наших танков в стремительном марше втаптывали в землю технику врага. Около Каушан и Ермоклии, Токуза и Тараклии завязались кровопролитные бои. Затем мы освободили населенные пункты Чи-мишлия и Гура-Галбенэ и на третий день к вечеру вышли к берегу реки Прут, соединившись с передовыми частями 2-го Украинского фронта, которые наступали со стороны города Яссы. Таким образом вражеская группировка, сконцентрированная вокруг Кишинева, была окружена.

Ясско-Кишиневская операция вписала много славных страниц в историю Великой Отечественной войны. Чтобы у вас составилось более полное представление о масштабах этих схваток с врагом, о мужестве и геройстве советских воинов, достаточно напомнить, что только наш

Механизированный корпус уничтожил в течение недели 16 450 фашистских солдат и офицеров, 2360 машин, 180 пушек, 44 танка, захватил в плен более 12 тысяч солдат и офицеров».

Танк, установленный над братской могилой в Тирасполе, победоносно прошел по земле Украины и Советской Молдавии, освобождал Румынию, Болгарию, дошел до Венгрии. Командиром этого танка был Борис Сергеев, сын командира корпуса.

У озера Балатон, где фашисты сконцентрировали отборные части, велись тяжелые, кровопролитные бои.

Около венгерской деревушки наши танкисты попали в окружение. Положение было критическим: корпус располагал каким-то десятком танков. Борис Сергеев получил приказ прорвать окружение и выйти на соединение со спешащим на помощь корпусом. Он первым ринулся на мост. Со всех сторон летели бомбы и снаряды. Мост не выдержал, и стальная громадина рухнула в воду. Фашисты решили, что экипаж станет их легкой добычей. Но погруженный в воду танк превратился в крепость. Схватка продолжалась несколько часов. Много врагов положили мужественные танкисты. И погибли, сражаясь до последнего патрона.

«В эти роковые часы,— пишет Василий Антонович автору этой книги,— я находился недалеко от трагического места, где погибал мой сын. Я ничего не знал, но сердце чувствовало эту страшную беду. Еще перед вы-ходом Бориса на прорыв я не находил себе места от страшного предчувствия.

Когда мне доложили о гибели сына, я поехал к месту трагедии. Там увидел пять трупов и среди них труп Бориса. Мое сердце готово было разорваться от боли. Подняв танк Бориса своим танком, я взял его тело в машину и несколько суток возил с собой.

А бой кипел. Мы находились в огненном котле, враг неистовствовал. Сколько надо было иметь человеческих сил, чтобы перенести все это, совмещая в своем сердце чувства отца и командира в тяжелой боевой обстановке... Это невозможно описать.

Борис был посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

Через неделю был убит майор Борис Гапоненко. Выйдя из боя, я не хотел оставлять сына на чужой земле и решил похоронить обоих в братской могиле в Тирасполе, где было уже захоронено 13 офицеров нашего корпуса. Я отправил два гроба с двумя Борисами в Тирасполь и испросил разрешение высшего командования списать танк Т-34 № 2944, командиром которого был мой сын, и установить его на братской могиле. Мне разрешили».

Пятнадцать офицеров, пятнадцать боевых товарищей уснули навеки в Тирасполе под массивными каменными плитами, которые охраняет «бронированная крепость»:

Божко Пантелеймон Ефимович, полковник Шутов Алексей Тимофеевич, полковник Зыков Константин Андреевич, полковник Климачов Григорий Степанович, полковник Лысенко Евгений Павлович, подполковник Романенко Александр Петрович, подполковник Гапоненко Борис Алексеевич, майор Глушков Хуан Яковлевич, майор Никифоров Влас Николаевич, майор Гладкий Петр Данилович, капитан Котловен Михаил Павлович, капитан Тимошенко Степан Андреевич, капитан Вавиленко Иван Борисович, старший лейтенант Васин Федор Акимович, старший лейтенант Сергеев Борис Васильевич, лейтенант.

Своим мужеством и отвагой, проявленными в боях с фашистами, они вписали свои имена в гранитную книгу вечности. По праздникам и в час досуга, когда их тропы сходятся у легендарного танка над Днестром, прохо-жие утирают набежавшую слезу. Это слезы признательности, любви и восхищения!

Закончилась война. Василий Антонович и его супруга постоянно приносят цветы к могиле сына, вместе с жителями приднестровского города чтят священную память героев.

В стеклянном шкафу, что установлен в гостиной, Василий Антонович бережно хранит парадную форму. На кителе сверкают 23 ордена и медали. Родина высоко оценила его мужество и труд.

Вчитываюсь в слова адреса Советского комитета ветеранов войны, направленного Василию Антоновичу по случаю 80-летия со дня рождения, подписанного Маршалом Советского Союза С. Тимошенко, а также Грамоту, которой по случаю 50-летия Советской власти наградил его Министр Обороны Союза ССР Маршал Советского Союза А. Гречко. Неугасимо горит в Тирасполе вечный огонь. Во славу тех, кто зажег зори новой жизни и защи-тил грудью завоевания Октября. Он горит, как вечная память о сыне и как воспоминание о мужестве отца. Во славу богатырей стального войска зажжен этот священный огонь.