Летом 1943 года наш 1-й полк 2-й Ленинградской партизанской бригады вел тяжелый бой против регулярной части немецко-фашистских войск юго-восточнее тогдашнего районного центра Полны. Я в то время была комиссаром первого отряда этого полка (командовал отрядом И. С. Лозин). В ночь на 1 июля к нам присоединилась небольшая группа местных полновских партизан во главе с Николаем Васильевичем Козыревым. Человек большой душевной чистоты, обычно мягкий и стеснительный, а при решении принципиальных вопросов твердый и неуступчивый, он сразу располагал к себе. Узнав, что Козырев до войны был председателем Полновского райисполкома, я обрадовалась и немало озадачила его, сказав:

— Выходит, Николай Васильевич, и правда — зверь на ловца бежит!

Дело было в том, что Ленинградский обком партии еще весной утвердил меня секретарем Полновского подпольного райкома ВКП(б). Только тяжелая боевая обстановка мешала мне покинуть отряд и приступить к исполнению своих новых обязанностей. И вот рядом оказался человек, с которым можно было посоветоваться по всем вопросам предстоящей работы! Я старалась использовать все короткие передышки между боями, чтобы расспросить Козырева о районе, Николай Васильевич терпеливо рассказывал мне обо всем, что знал. Рассказывал о зверствах, чинимых гитлеровцами на территории района, о тех, кто спасовал перед врагом — пошел служить ему из страха, кто сознательно стал на путь предательства. Подробно и тепло говорил мой собеседник о своих земляках, на которых нам предстояло опереться в подпольной работе. Тогда-то я и услышала впервые об Анне Андреевне Асташовой из деревни Новая Зубовщина. Николай Васильевич называл ее имя с уважением, даже, пожалуй, с восхищением.

— Она беспартийная, но верный человек,— говорил Козырев.— На нее можно положиться. Не трусиха, не подведет. Если за что возьмется — обязательно сделает. В общем, надежная.

Так же уважительно отзывались об этой женщине и другие полновские партизаны.

Осенью 1943 года я была освобождена от обязанностей заместителя начальника политотдела 2-й бригады и комиссара отряда, а 3 ноября получила назначение на должность председателя оргтройки по восстановлению Советской власти па территории временно оккупированного Полновского района.

И вот я в этом районе.

Канун двадцать шестой годовщины Октября. Самая просторная изба в деревне Жеребятино набита битком людьми. Я провожу собрание, повестка дня которого здесь, в тылу врага, звучит, как набат: «О 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции и о восстановлении Советской власти на временно оккупированной территории Полновского района».

Собравшиеся слушают меня внимательно. Не потому, что красно говорю, нет. Тут другое. Все чувствуют: не простое это собрание. Первое! Первое с начала оккупации. Весомо звучат слова Приказа Верховного Главнокомандующего. В нем, этом приказе, идет речь и о нас, партизанах. Потом я читаю Обращение к населению оккупированных районов страны.

После доклада люди, перебивая друг друга, начали рассказывать о пережитом за время оккупации: они говорили о расправах и издевательствах фашистов над активистами и семьями партизан, о тюрьме заложников в Полне, откуда уводят на расстрел ни в чем не повинных людей, о том, как два года назад в соседней деревне Новая Зубовщина на березе у родного дома был повешен гитлеровцами Василий Тимофеевич Терентьев, партизанский староста...

Слезы горя смешивались на этом собрании со слезами радости. Возвращалась своя, родная Советская власть — хотя еще и в тылу врага! Люди были воодушевлены, и когда я обратилась к ним с призывом помогать партизанам, откликнулся каждый, и каждый обещал сделать все для усиления борьбы против оккупантов.

Когда собравшиеся стали уже расходиться, ко мне обратилась женщина, которую я невольно отметила про себя еще во время доклада. Выше среднего роста, статная, румяная, с открытым смелым взглядом синих-синих глаз, она сразу покоряла, и я откровенно залюбовалась ею. На ней был дубленый полушубок, белый шерстяной платок ручной вязки и такие же рукавички. Во всей ее гордой осанке ощущались уверенность и незаурядная воля.

— Ну, давайте знакомиться,— негромко приятным голосом сказала женщина и протянула мне руку.— Анна Андреевна Асташова.

Так вот она какая, эта Асташова! По рассказам Николая Васильевича Козырева я знаю о ней только хорошее. Но в жизни она еще ярче и интереснее даже по первому впечатлению.

— Когда придете к нам, в нашу деревню? — спрашивает Анна Андреевна.

Я стряхиваю с себя чары ее обаяния и приглашаю:

— Присаживайтесь, поговорим.

Говорили мы, будто старые знакомые. Ни малейшей скованности не испытывала я, беседуя с Анной Андреевной. В ее суждениях чувствовалась деловитость. Вызывала уважение трезвая оценка обстановки и трудностей, с которыми, по ее мнению, нам предстояло встретиться, ведя работу в тылу врага.

— Люди живут под страхом,—говорила Анна Андреевна.— От этого не так просто отойти! Привыкли таиться друг от друга. Надо иметь в виду, что на территории нашего района стоят довольно крупные вражеские гарнизоны, и из других мест к нам каратели наезжают — из Пскова, Ремды, Гдова. Но теперь, когда до людей станут доходить известия об успехах Красной Армии, о крупных операциях партизан, когда даст знать о себе здесь, на месте, наша власть,— обстановка изменится. Уже сейчас заметно, как люди воспрянули. Вы сами убедились в этом сегодня на собрании. Хотя, конечно,— добавила Анна Андреевна с усмешкой,— шапками врага не закидать, дело надо делать.

Она ни словом не обмолвилась о том, что, соглашаясь выполнять поручения оргтройки, рискует не только собой, но и семьей. Казалось даже, что она и меня старалась подбодрить, успокоить. Мы договорились о следующих встречах и обо всем, что в первую очередь нужно было делать, чтобы восстановить Советскую власть в районе. Я советовала ей не работать в одиночку, а, что называется, обрастать активом, надежными помощниками.

На улице мы распрощались и пошли в разные стороны: Анна Андреевна — к себе домой, в Новую Зубовщину, а я — в сторону деревни Волошно, где в тот момент размещалась тройка (постоянного места она, конечно, не имела из соображений конспирации).

Анна Андреевна оказалась хорошим организатором и конспиратором. Всю связь с активом оргтройки первое время мы осуществляли только через нее. Тем же путем к нам поступали разведданные, собранные местным населением. Анна Андреевна не умела произносить длинных речей и зажигательных лозунгов. Она действовала силой примера, и к ее словам прислушивались. При выполнении наших заданий она всегда проявляла инициативу и смекалку. Под ее началом женщины шили маскхалаты из парашютов и домотканого холста. По ее почину была начата выделка овчин для полушубков. Она первая начала сдавать сама и собирать у других продукты и теплые вещи для партизан. В доме Анны Андреевны и ее матери Федоры Николаевны Корольковой оргтройка всегда могла найти ночлег и место для спокойной работы. При этом использовалась простейшая сигнализация: если в деревню заходили каратели или возникала иная опасность, на частоколе ограды висело белье.

В деревне Волошно мы собирались в доме еще одного верного друга партизан — Розы Адамовны Ильиной, муж которой, Никита Ильич Ильин, председатель Надозерского сельсовета, был повешен гитлеровцами в ноябре 1941 года. Нашим падежным прибежищем был также дом Ивана Петровича Воронина в деревне Ериховы Дубяги. В условиях вражеского тыла надо было знать, к кому попроситься на ночлег. Впрочем, людей, с готовностью помогавших нам, было много. По сей день я бережно храню в памяти их имена, и меня не покидает чувство восхищения мужеством тех, кто, пренебрегая опасностью расправы за связь с партизанами, не только открывал двери своих домов, чтобы обогреть или накормить подпольщиков, но и активно помогал им.

Советская власть в районе восстанавливалась в очень напряженной обстановке. Гитлеровцы еще в октябре 1943 года начали сжигать некоторые населенные пункты целиком, а жителей угонять в Германию или истреблять. Тактику «выжженной земли» фашисты проводили упорно, методично и во все более крупных масштабах. В этих условиях перед оргтройкой вставали сложные и многообразные задачи. Нужно было срывать замыслы врага, следить за каждым его шагом и вредить ему на каждом шагу. Нужно было организовать население на еще более активную помощь партизанам (разведка, пополнение отрядов добровольцами, снабжение продовольствием и одеждой), нужно было препятствовать угону и уничтожению советских людей, организовать самооборону в населенных пунктах. Очень важно было также развертывать массово-политическую работу среди населения, звать народ к активным действиям против оккупантов.

В короткий срок оргтройкой были восстановлены в должности или вновь назначены председатели всех пятнадцати сельсоветов района. Из довоенных председателей вернулись к исполнению своих обязанностей только двое: Александр Андреевич Корольков и Василий Андреевич Гаголин. Восемь председателей сельских Советов гитлеровцы повесили или расстреляли еще в 1941 году, один ушел в партизаны, а четверо эвакуировались в начале войны, угоняя скот в глубь страны.

12 ноября оргтройка провела первое совещание районного актива, на котором присутствовали двадцать шесть человек, в том числе все председатели сельсоветов. Перед активом была поставлена задача в ближайшие дни провести собрания во всех населенных пунктах района и выбрать уполномоченных деревень для связи с оргтройкой и в качестве представителей ее на местах.

Прошло всего несколько дней, и мы почувствовали, как возрастает влияние Советской власти. Жители перестали выполнять распоряжения оккупантов. Потянулись подводы с зерном на Блянскую мельницу — этот хлеб шел на тайные склады, откуда его можно было получить только по специальному разрешению оргтройки. Так же заготавливались и распределялись другие продукты. Ведал всем этим при нашей тройке Н. С. Филиппов, бывший председатель Полновского сельсовета. Население собирало и отправляло в бригаду и в лесные лагеря скот и теплые вещи. Были организованы мастерские, где делали лыжи, шили маскхалаты, сапоги и шубы. Были сформированы и вооружены диверсионные группы при сельсоветах, мелкие группы самообороны в населенных пунктах и лесных лагерях.

Мы уделяли большое внимание развертыванию агитации, массовой политической работы. Нашими активными помощниками в этом деле были молодые учительницы Паня Николаева (Лозина), Тоня Львова, Дуся Илларио-нова. В деревнях и даже в лесных лагерях начали действовать наши советские школы. Преподаватели на уроках часто диктовали ученикам сводки Совинформбюро и тексты листовок. Нуждающиеся учителя, как и беженцы, получали паек от оргтройки.

Все больше прибывало в оргтройку людей, стремившихся с оружием в руках сражаться против врага. Добровольцы проходили своего рода курс боевой и моральной подготовки, а затем их направляли во 2-ю партизанскую бригаду имени Н. Г. Васильева, которая действовала в соседнем, Стругокрасненском районе.

Вся наша сложная многогранная работа была бы невозможна без поддержки активистов, таких, как Анна Андреевна Асташова.

Вспоминается характерный эпизод. Как-то в последних числах ноября Анна Андреевна, прибежав к нам, сообщила, что в деревни Закрапивенье и Корытно прибыли гитлеровцы: танкетка и семь автомашин с солдатами — всего человек сто. Прибыли строить новый мост (старый был сожжен крестьянами). Кроме того, Асташова рассказала, что жители Чечевина и Орла перебрались в Некрытые Дубяги, что в деревнях Надозерье и Ериховы Дубяги находится много скота, пригнанного из других деревень, что Блянская мельница работает круглые сутки, но не успевает молоть, поэтому там скопилось много зерна.

— Все это, видимо, стало известно врагу,— говорила Анна Андреевна.— Надо срочно принять меры, чтобы спасти хлеб и скот!..

Я села писать записку председателю Горско-Роговского сельсовета А. А. Королькову об организации спасения населения в случае продвижения карателей к деревням этого сельсовета. Между тем работник особого отдела 2-й бригады Иван Петрович Подушкин продолжал разговор с Асташовой.

— А не страшно вам, Анна Андреевна, вот так одной ходить? Очень просто можете напороться на вражескую засаду. Вас не пожалеют. О ваших делах фашисты знают. Опасно, ох как опасно!..

— Если раньше их не боялась, то теперь, при такой-то армии партизан, и подавно не боюсь,— сказала Анна Андреевна и добавила: — Извините, не знаю, кто вы и как вас величать, но хочу вам напомнить хорошую русскую пословицу: волков бояться — в лес не ходить!..

В тот раз мы направили в штаб бригады нарочного, и оттуда сразу прибыла подмога. Ночью жители ближних деревень снова сожгли только что наведенный гитлеровцами мост, устроили завалы на дорогах, вырыли на них глубокие и широкие поперечные рвы. Фашисты в Надозерье не прошли. Предвидя свое поражение, враг лютовал все сильнее. Фашисты устраивали облавы на жителей, переселившихся в лес. Им удалось обнаружить землянки деревенских жителей в Низовецком, Ореховском, Мишиногорском и Полновском сельсоветах. Они взрывали гранатами эти землянки вместе с находившимися в них людьми. Бежавших ловили и сжигали живыми в банях и сараях. Среди документов полновской оргтройки сохранились, например, такие:

«5.ХII.43 г.

Докладная

4 декабря в 9 часов утра прибыли каратели в дер. Молоди. На вооружении у них был миномет, 2 пулемета и винтовки. Не все из населения успели убежать. Погибли 5 человек и 2 ранены. Забрали скот, хлеб и одежду. Деревню сожгли. После этого враги выбыли в казарму между Боровиком и 4-м разъездом.

Ком. разведки Н. Воронин».

«От гр-на дер. Молоди, Полновский р-н, Филиппова Николая Филипповича. Рожд. 1902 г. июля 23

Заявление

Прошу районную тройку разобрать мое заявление и принять во внимание. 4 декабря 1943 года вражеской бандой была сожжена деревня и вместе был сожжен мой дом, там был паспорт, а сам я убежал, а паспорт взять не было возможности, и он сгорел. Прошу принять во внимание и выдать паспорт. 8.XII.43.

К сему: Филиппов».

Вдумайтесь: человек и его семья в зимнее время лишились крова и одежды, остались без хлеба. И вот глава семьи обращается к представителям Советской власти с заявлением, в котором просит лишь выдать ему советский паспорт!

Как ярко отразились в этом маленьком эпизоде патриотизм наших людей, их вера в победу над немецко-фашистскими захватчиками.

Каждый день в оргтройку поступали сообщения о зверствах оккупантов. Жители десяти сельсоветов скрывались в лесах от карателей. Утром матери одевали детей, завязывали пожитки в узлы и по первому сигналу групп самообороны о приближении врага уходили в болота и чащи, а к ночи опять возвращались.

Общими силами партизан и населения удалось сохранить деревни Надозерского, частично — Горско-Роговского, Наумовщинского, Елешненского и Горского сельсоветов. Все остальные населенные пункты Полновского района гитлеровцы сожгли. Население сожженных деревень укрывалось в лесных лагерях. Спасти район полностью не удалось, потому что в то время 2-я бригада вела бои в треугольнике Струги Красные — Ляды — Остров и не могла прийти к нам на помощь.

4 февраля 1944 года несколько жителей Полны пришли на пепелища своих домов к ямам, в которых была спрятана картошка. Каратели напали на них и тут же расстреляли пятерых: Александру Никифорову, Веру Никифорову, Марию Тимофееву, Ивана Романова и тринадцатилетнего Борю Романова...

Это были последние жертвы среди мирного населения нашего Полновского района.

Росла и набирала силу армия сопротивления. Все чаще вместе с партизанами наносили врагу удары жители деревень. На установленных ими минах взрывались немецкие автомашины и танки. Гитлеровцы, прибывавшие к нам в район, натыкались на партизанские засады. Земля горела под ногами захватчиков. Началось всеобщее народное восстание, ускорившее поражение фашистов и продвижение наших войск.

Выполняя боевое задание командования 2-й Ленинградской партизанской бригады, в ночь с 4 на 5 февраля 1944 года жители района под прикрытием небольших вооруженных групп из отряда оргтройки вышли на железные дороги Псков — Гдов, Полна — Ляды, Полна — Рем-да. Были сорваны провода и подпилены столбы телефон-но-телеграфной связи на десятках километров. Одновременно жители жгли, подпиливали (а то и разбирали) мосты, устраивали завалы на дорогах, рыли противотанковые рвы...

А 5 февраля в нашем районе появились первые разведчики Красной Армии. Не обошлось без курьеза. Женщины деревни Ореховцы заперли разведчиков в своей землянке, когда те отдыхали, и послали нарочного к председателю сельсовета: мол, арестовали неизвестных военных, которые выдают себя за красноармейцев, а у самих погоны на шинелях и на гимнастерках! В наших местах еще не знали тогда, что в Красной Армии введена новая форма.

В северной части района уже с 10 февраля жители приступили к строительству мостов и переправ. Все от мала до велика разбирали завалы и засыпали рвы -— очищали дороги для продвижения советских войск. Во второй половине февраля, полностью освободив от противника наши края, 2-я бригада приказом Ленинградского штаба партизанского движения была отозвана в город на Неве.

Кончилась наша партизанская жизнь! Мы с Николаем Васильевичем Козыревым прибыли в поселок Ямм (теперь центр Полновского района) и сразу же приступили к выполнению своих обязанностей в новых условиях. Начали с возрождения колхозов, с восстановления их хозяйств.

В ту пору на собрании в деревне Новая Зубовщина председателем колхоза была единогласно избрана Анна Андреевна Асташова. Одна из первых жителей Полновского района была она награждена высокой правительственной наградой — медалью «Партизану Великой Отечественной войны» первой степени.

Теперь Анна Андреевна на пенсии. Живет она в своем старом просторном доме. В этом доме нередко гостят ее дочери и внуки. На сто пятом году ушла из жизни мать Анны Андреевны Асташовой. Не стало Федоры Николаевны, но память о ней, о ее щедрой доброте бережно хранят бывшие партизаны.

Возле дома Астанговых разрослись яблони. Весной они стоят в белорозовом цвету и полны нежного аромата и пчелиного гудения. Не молкнет птичий гомон. Я прислушиваюсь к этим звукам весны, звукам жизни, и снова и снова вспоминаю суровые годы войны...