Как и многие другие комсомольцы Ленинграда, я с первых дней войны обивала пороги военкомата -— просила послать меня на фронт. Но у меня не было воинской специальности. Да и возраст мой в те дни еще смущал многих — семнадцать лет.

В Ленинграде начались бомбежки и артобстрелы. Стягивалось кольцо блокады. И вот в октябре 1941 года попала я в сформированный по решению Ленинградского обкома ВЛКСМ комсомольский противопожарный полк. Командовал полком С. С. Воронов, комиссаром был М. М. Гитман. Распрощалась я со швейным цехом и вместе с другими девчатами перешла на казарменное положение. Жили мы на острове Декабристов. Жили все время в боевой обстановке. Тушили зажигательные бомбы, ликвидировали пожары, несли патрульную службу на улицах города.

Всю осень и зиму 1941 года мы по-своему защищали Ленинград от фашистов, чувствуя себя на переднем крае.

Борис Исаевич посмотрел в нашу сторону:

— Ребята рвутся в бой. Но все очень устали. К тому we, народ необстрелянный.

Н. Г. Васильев помолчал, потом спросил:

— Откуда они?

— Из Ленинграда.

— Из Ленинграда! Ленинградцы могут многое сделать...

Эти слова Николай Григорьевич произнес перед всем батальоном, и были они похвалой и приказом, который мы с гордостью восприняли.

Это был трудный бой. Каратели закрепились в деревнях Яблонец и Изобное. Мы наступали по картофельному полю, и негде было укрыться от плотного огня. На этом поле батальон поднялся в атаку. Я успела сделать всего несколько шагов и попала под пулеметную очередь. Раненых было много, девчата перебегали от одного к другому. Подбежала ко мне Таня Дворникова и хотела сделать перевязку.

— Сама перевяжу. Иди к другим,— сказала я. В горячке боя мне показалось, что ранена я легко. На самом же деле у меня были перебиты рука и нога. Третья пуля засела в пояснице (она осталась там до сих пор). После боя я почувствовала, что мне очень плохо.

Начальником партизанского госпиталя была у нас Лидия Семеновна Радевич. Эта удивительная женщина и ее помощница Нюра Егорова умело ухаживали за ранеными и быстро возвращали их в строй. Однако тяжелораненых приходилось все же отправлять самолетами за линию фронта. Отправили в тыл и меня. Лечилась я в Магнитогорске. Зимой 1942 года вернулась из военного госпиталя па Валдай. В это время готовился к заброске во вражеский тыл партизанский отряд Михаила Харченко. Но медицинская комиссия была неумолима. Рана на моей руке еще плохо зажила, и меня оставили долечиваться. Только в марте 1943 года мне было разрешено вернуться в строй. Попала я в партизанский отряд А. М. Зверева.

Помню, привезли нас в деревню Александровку. Неподалеку находился партизанский аэродром. После недолгого полета мы выбросились с парашютами в расположение Волховской партизанской бригады. Прыгали на лед озера Черного. Бригада располагалась в лесу, окруженном болотом. Командовал ею А. П. Лучин.

Снова определили меня в разведку.

В начале апреля бригада перебазировалась в лес, к хутору Толстое. Она находилась в очень тяжелом районе, ограниченном Витебской и Варшавской железными дорогами и несколькими большаками, по которым двигались регулярные фашистские части. Во второй половине апреля гитлеровцы нащупали бригаду и попытались уничтожить наш лагерь. Начались бои с карателями.

Запомнился мне такой случай. Стояла я с одним парнем (звали его Толей) на посту. Пригревало апрельское солнце. Вокруг было так тихо и спокойно, что мы задумались каждый о своем. Но вот я глянула вперед и вздрогнула от неожиданности. Из кустов прямо на нас шли немцы. Впереди шагал офицер с автоматом, а всего их было человек пятнадцать или немного больше.

— Немцы,— шепчу Толе.

Он смотрит и спокойно отвечает:

— Так ты стреляй.

Я его подталкиваю и говорю:

- Ползи назад и доложи командиру...

Укрылась я за березкой, автомат положила на развилку, жду. Каратели все ближе, ближе. Уже каждого можно разглядеть. Первый раз увидела я их, что называется, в упор. Будто помимо моей воли палец нажал на спусковой крючок. Прогремела автоматная очередь, и офицер упал, остальные бросились обратно.

Видимо, это был фашистский разведотряд. Вслед за ним явились основные силы карателей. Бригада заняла круговую оборону, и начался бой. Мы отбивали атаку за атакой. Временами казалось, что больше нет сил. Командир отряда Зверев (все звали его дядей Сашей) пробирался от одной огневой ячейки к другой и подбадривал бойцов:

— Держитесь, ребята. Бейте прицельно. Нам бы только до ночи выдержать.

Ночь была всегда нашей союзницей. И в тот раз, едва только стемнело, мы ушли в лес к болоту Веретинский Мох.

В Волховской бригаде было много девушек. Все восхищались шифровалыцицей Тоней Тихомировой. Когда завязывался бой, она брала автомат и санитарную сумку и выходила на линию огня. Были у нас девушки — санитарки, радистки, подрывники. Мне не раз доводилось хо-дить на задания с отрядом разведчиков. Очень трудно было в те дни поддерживать связь с бригадой. Подчас, возвращаясь с задания, мы не находили ее на прежней стоянке. Приходилось с помощью связных догонять бригаду на марше или искать ее на другом месте.

В мае 1943 года я ушла с группой бригадной разведки, состоявшей из двадцати человек, на выполнение очередного задания. Командиром группы был назначен К. М. Лиховченко. Надо было выйти к Варшавской железной дороге и установить наблюдение за движением эшелонов. За-дапие мы выполнили, но связь с бригадой потеряли. Долго бродила группа по лесу, натыкаясь на патрули карателей. Положение становилось отчаянным. Кончился запас продуктов, взятых на несколько дней. Боеприпасов было мало — по одному диску на автомат. Между тем нам повсюду встречались засады карателей.

Начались наши скитания по тылам врага. Так пришли мы в деревню Ляды Уторгошского района. Гитлеровцев в Лядах не было, но и о партизанах никто нам ничего не мог сказать. Жители опасались провокации. Выручил нас Володя Семенов но прозвищу Голова. Как потом выяснилось, он был у партизан связные- Видимо, Володя понял, что нам можно доверять. Впрочем, выслушав командира группы Лиховченко, он тоже сначала пожал плечами.

— Кто вас знает, откуда вы! Если вы партизаны, так и ищите своих командиров. Вы, наверное, знаете их.

Понял намек наш командир, стал называть фамилии партизанских командиров — Лучин, Герман, Карицкий...

— Ладно,—сказал Володя. - Подождите до вечера. Может, я вам что-нибудь скажу.

И действительно, вечером он назвал нам время и место встречи с партизанами.

За два часа до встречи вся наша группа притаилась за деревней. Стали мы наблюдать. Ночь была светлая, далеко вокруг все хорошо просматривалось. И вот видим мы —идет группа людей. Присмотрелись — похожи на партизан. Это были разведчики 5-й Ленинградской партизанской бригады. Решили мы пока присоединиться к ним. Предстоял совместный переход в расположение 5-и бригады. Переход этот стал серьезным испытанием партизанской боевой дружбы. В нескольких километрах от деревни Ляды, в Больших Березицах, стоял сильный фашистский гарнизон. Каким-то образом гитлеровцы узнали о нашем объединенном отряде и послали вслед за нами карателей. Пришлось принять бой.

Силы были неравными. Кзрателей насчитывалось человек сто. Я лежала в цепи партизан, отстреливаясь экономными очередями. Вдруг кто-то сзади подполз ко мне. Оглянулась, а это Лида Юркина, санитарка из разведот-ряда 5-й бригады.

— Ничего, Марина! — говорит она,— Держись, отобьемся!..

А сама ползет дальше вдоль цепи и каждому разведчику кричит:

— Держись!.. Мы теперь вместе со всей бригадой!..

Никогда не забуду ее, Лиду Юркину. В тот миг простые слова ее очень много значили для нас. Но поддержку мы почувствовали не только моральную. Нам было приказано отходить, и партизаны прикрыли наш отход. Отстреливаясь, мы оторвались от карателей.

Расспросив нас о скитаниях, командир 5-й Ленинградской партизанской бригады К. Д. Карицкий, сказал:

— Ну что ж, оставайтесь у нас.

В тот же день в Ленинградский штаб партизанского движения полетела радиограмма о том, что разведгруппа Волховской партизанской бригады нашлась и действует в составе 5-й бригады.

В районе этой бригады повсюду рыскали карательные отряды полицаев и власовцев. Однажды возвращалась я с пятью разведчиками с Уторгошской железной дороги, куда мы ходили по заданию командования. Нужно было пересечь большую лесную поляну. Подойдя к опушке леса, наши ребята увидели на ней группу полицаев. Видимо, они приехали за сеном. Две повозки были уже загружены. Мы залегли, и я что есть силы стала командовать:

— Первая рота, заходи справа!.. Вторая рота, окружай слева!..

Открыв автоматный огонь, мы бросились вперед. Полицаи, забыв о лошадях, кинулись бежать в лес. Некоторые остались навсегда лежать на поляне. Мы забрали лошадей и направились в свой партизанский лагерь.

Через несколько дней опять был бой с карателями, и партизаны взяли в плен одного из них. Он оказался из числа тех, которые недавно занимались заготовкой сена. На допросе полицай рассказал, как они «были окружены превосходящими силами партизан».

— Женский голос командовал? — спросил его кто-то из наших товарищей.

— Да,— уныло ответил полицай.

— Так вот они, «превосходящие силы».— Партизаны рассмеялись, указывая на нас, пятерых разведчиков...

В сентябре 1943 года разгорелось народное вооруженное восстание. В Уторгошском, Плюсском, Лужском, Стругокрасненском и Солецком районах были созданы оргтройки. В октябре партизанский отряд, которым командовал В. В. Егоров, был пополнен и преобразован в полк. Меня из бригадной разведки перевели в полковую.

По приказу Ленинградского штаба партизанского движения вся наша бригада проводила операции по спасению гражданского населения от угона в Германию. 15 октября, пользуясь данными разведки, полк В. В. Егорова освободил в деревне Лубино триста пятьдесят местных жителей, которых фашисты намеревались отправить в Германию. Нередко мы освобождали советских людей, которых уже везли по железной дороге. Происходило это обычно так: разведка устанавливала, когда будет отправлен эшелон, и партизаны взрывали на его пути небольшой мост. Машинист вынужден был сделать остановку. Партизанская засада завязывала бой с охраной, и пленники обретали свободу. Многие из них присоединялись к партизанам.

Одна из операций, проведенных партизанами полка В. В. Егорова, мне особенно памятна. Было это в ноябре 1943 года. Через станцию Морино гитлеровское командование посылало в сторону Старой Руссы эшелон за эшелоном. Командование нашей бригады получило приказ Ленинградского штаба партизанского движения разгромить вражеский гарнизон в Морине и разрушить станционные сооружения. Эту операцию было поручено провести полку В. В. Егорова.

- Бери, Марина, подходящих ребят,- сказал мне Владимир Васильевич,-и отправляйся в.Морино. Нужно разведать подходы к станции, охрану, численность гарнизона, огневые точки, график прохода эшелонов. Ьеоя не обнаруживать. Фашисты не должны ничего заподозрить.

Это была тяжелая разведка. Мы находились, что называется, под носом у фашистов. Сначала разведали подходы к станции, засекли, где расположился гарнизон, выяснили систему охраны. Потом, ведя наблюдение, целые сутки просидели на чердаке полуразрушенного сарая. Утром послышались шаги, немецкая речь - возле сарая остановился патруль противника. Мы сидели над головами вражеских солдат на балках перекрытия. «Юльке. бы не кашлянуть!» -это была, пожалуй, моя главная забота в тот миг.

Впрочем, все обошлось. Патрульные постояли немного, поговорили и пошли дальше. Мы продолжали вести наблюдение. С чердака открывался вид на подъездные пути, водокачку, подходящие к станции поезда. Мы видели часовых противника, его огневые точки.

Вскоре после того как мы доложили командиру о результатах разведки, весь полк (почти четыреста партизан) выступил в поход. Шли мы лесом, изредка заходя в деревни, где не было гитлеровцев.

Ночью приблизились к станции Морино и с разных сторон атаковали ее. Взлетела на воздух водокачка, ввались гранаты на железнодорожных путях и стрелках. Гитлеровские офицеры в одном белье выскакивали из до-ма, в котором они жили. Охрана не успела оказать нам почти никакого сопротивления. В ту ночь полк уничтожил сто семьдесят пять гитлеровцев, взорвал три склада с боеприпасами, водокачку, все стрелки и железнодорожное полотно в районе станции. Четыре наших товарища были ранены.

Пока полк завершал бой, мы, разведчики, по приказу командира отправились выяснить обстановку на станции Леменка. Вскоре вражеский гарнизон этой станции был тоже полностью разгромлен.

С сентября 1943 года наша бригада по приказу Ленинградского штаба партизанского движения стала еще более активно наносить удары по противнику на железных дорогах.

23 февраля 1944 года мы встретились с основными силами победно наступавшей Красной Армии.

Запомнился мне один любопытный эпизод, относящийся к той поре, когда полк возвращался на основную базу. Двигались мы колонной. Вместе с нами шел обоз. Впереди находился лужский большак. Мы должны были пройти по нему метров триста. Как водится, по обе стороны дороги следовало боевое охранение. Полк не должен был здесь ввязываться в бой.

И вот откуда ни возьмись навстречу нашему обозу вышли две немецкие автомашины — крытые штабные фургоны. Одна из подвод, на которой находилось имущество ленинградского фотокорреспондента В. И. Капустина, стала поперек дороги, прямо перед автомашинами. Пока ездовые раздумывали, что делать, из кабины переднего фургона высунулся гитлеровец и стал сердито кричать, чтобы освободили дорогу. В хвосте колонны бойцы не могли понять, в чем дело, и кричали передним, чтобы те проезжали быстрее.

— Товарищ командир, что там делается? — обратился кто-то к В. В. Егорову.

Владимир Васильевич мигом оценил ситуацию.

— Очистить дорогу от машин!

Тут же раздалась автоматная очередь, другая. И дорожный инцидент был исчерпан. Машины вспыхнули, и тут же раздался крик Владимира Илларионовича Капустина:

— Что вы делаете? На подводе фотопленка, а вы этакий костер развели!

Пришлось срочно спасать драгоценное имущество фо-токорреспондента.

Все это произошло значительно быстрее, чем я рассказала...

24 февраля по приказу Ленинградского штаба партизанского движения наша бригада вышла в свой последний марш — к Ленинграду.

Мне вскоре пришлось расстаться с моими боевыми товарищами. Раны, полученные мной в первых боях, вдруг напомнили о себе.

Снова встретилась я с однополчанами лишь после войны.