Шалаш на островке

Перед войной Антонина Васильевна Степанова была первым секретарем Шимского районного и членом Ленинградского областного комитетов ВКП(б). Грозовой июнь 1941 года застал ее в Ленинграде: она училась на Ленинских партийных курсах при ЦК ВКП(б). 6 июля курсы были расформированы, а слушатели получили новые назначения. Антонина Васильевна выехала в Ляды, куда обком партии рекомендовал ее секретарем райкома.

Враг рвался к Ленинграду, и довольно скоро Лядской район стал прифронтовым. Под руководством райкома партии коммунисты и комсомольцы работали день и ночь, спеша эвакуировать в тыл совхозный и колхозный скот, промышленное оборудование, технику машинно-тракторных станций и другое народное имущество. В то же время Антонина Васильевна организовала эвакуацию партийных документов. По шоссе, над которым круглые сутки висели вражеские самолеты, она доставила эти документы в Тихвин и, выполняя задание обкома партии, лично сдала их в архив.

С августа 1941 года Степанова — секретарь Тихвинского райкома партии. А в ноябре развернулись тяжелые бои за Тихвин. Фашистским войскам удалось на время захватить город. По заданию обкома партии Степанова и заведующий райземотделом Смирнов отправились на разведку во вражеский тыл. Им удалось добыть ценные сведения о противнике. Только месяц пробыл Тихвин в руках врага. 9 декабря над городом вновь взвилось советское знамя. В эту победу внесла свою лепту и разведчица А. В. Степанова.

В январе и феврале 1942 года Антонина Васильевна с группой коммунистов вела политическую и разведывательную работу в оккупированных врагом Новгородском и Чудовском районах. Затем она получила задание создать шимское подполье. В конце февраля Степанова с девятью товарищами отправилась в поход по льду озера Ильмень, которое в ту пору пересекала линия фронта. От высокого и обрывистого западного берега озера начинался большой лесной массив, за ним находились селения Шимского района. С первыми лучами солнца из рыбацкого поселка Взвад вышли аэросани. Они подбросили подпольщиков по Ильменю на запад с таким расчетом, чтобы они к вечеру пешком достигли противоположного берега и смогли под покровом темноты проникнуть в глубь территории, оккупированной противником. Предполагалось, что вряд ли ему придет в голову ждать лазутчиков с этого направления.

Однако погода стояла морозная, ясная, была хорошая видимость, и наблюдателям противника без особого труда удалось обнаружить цепочку лыжников в маскхалатах, двигавшуюся на запад. Над группой стал кружить самолет-разведчик.

Подпольщики решили дождаться темноты, прежде чем идти дальше. Они сделали привал возле обломков самолета, сбитого в одном из воздушных боев над озером. Тут-то и сыграло роль еще одно обстоятельство, которому вовремя никто не придал должного значения: крепкий мороз. Когда наконец стемнело и подпольщики стали собираться в путь, обнаружилось, что четверо из них уже не в состоянии передвигаться без посторонней помощи.

Степанова приняла решение возвращаться во Взвад. Для обмороженных соорудили из лыж подобие сапок. Ночь и почти весь последующий день ушли на обратную дорогу. К вечеру группа добралась до берега. Обмороженные были срочно отправлены в госпиталь.

В начале марта 1942 года, после того как был освобожден поселок Парфино, началось формирование 4-й Ленинградской партизанской бригады. Занимались этим Старорусский райком партии и представитель Ленинградского штаба партизанского движения Василий Порфирьевич Гордин. К нему и явились Антонина Васильевна и Тимофей Данилович Марушков, один из подпольщиков ее группы. Гордин выслушал их горестную повесть о несостоявшемся переходе через линию фронта и сказал:

— Ничего, вам еще придется побывать в Шимском районе. А сейчас получайте назначение в четвертую бригаду.

Марушков стал начальником особого отдела нашей бригады, а Степанова — секретарем парторганизации партизанского отряда, где командиром был Иосиф Глейх, а комиссаром Михаил Сураев. Отряд этот состоял в основном из совсем еще зеленой молодежи. В нем было тридцать четыре девушки — лет семнадцати-восемнадцати. Правда, все эти юные партизаны и партизанки уже пожили на оккупированной врагом территории, но в боях не бывали. Нужно было подготовить молодых бойцов к предстоявшим им суровым испытаниям. На это прежде всего и нацеливала коммунистов Антонина Васильевна. Сама она старалась больше общаться с молодежью. Степанова рассказывала парням и девчатам, как сама ходила в разведку, исподволь внушала им мысль о том, как важно для партизана соблюдать выдержку, не терять спокойствия и мужества в любых обстоятельствах. II новички, особенно девчата, полюбили ее, признали в ней авторитетного вожака, старшего товарища, который больше них знает и умеет, который никогда не откажет в совете или помощи и которому хочется подражать.

Наконец бригада получила приказ отправиться в тыл врага, в знаменитый Партизанский край. Первым выступил отряд Глейха. В районе деревни Рамушево он благополучно пересек линию фронта и в середине марта прибыл в Партизанский край. К концу марта туда перебралась вся бригада.

Незадолго перед нашим приходом 2-я Ленинградская партизанская бригада разгромила крупные фашистские гарнизоны в Холме, Яссках, Дедовичах и Тюрикове. Гитлеровское командование встревожилось и, решив (в который раз!) «покончить с партизанами», сконцентрировало значительные воинские силы на границах Партизанского края. Крупный гарнизон карателей стоял в деревне Со-снице. Отсюда гитлеровцы проникали в глубь Партизанского края. Они сжигали на своем пути деревни, истребляли население. В связи с этим партизанское командование поставило перед нашей бригадой задачу: разгромить сосницкий гарнизон и одновременно занять деревни Першнево, Бельково и Нива.

Главный удар по противнику в ходе этой операции должен был нанести отряд Глейха. Мы понимали, что это будет серьезный экзамен для молодежи, и старались, со своей стороны, сделать все, чтобы она смогла выдержать его достойно.

Особенно большую работу вела Антонина Васильевна среди девушек. Она подолгу беседовала с Любой Кодалевой, Клавой Фетисовой, Машей Григорьевой, Феней Баландиной, Паней Михайловой и другими молодыми партизанками. Кая^дая из них повторяла, что ей совсем не страшно, и буквально впитывала в себя советы и наставления, которые давала им старшая подруга.

Отряд провел тщательную разведку, а затем вступил в бой. Это было 21 апреля. Внезапным ударом партизаны выбили противника из четырех деревень и удерживали их в своих руках свыше недели. В этом бою молодежь дралась отважно и умело, с успехом приняв, таким образом, боевое крещение.

11 мая каратели начали свою вторую экспедицию против Партизанского края. Вскоре за ней последовала и третья. В июне нам пришлось почти непрерывно вести бои с крупными вражескими силами, оснащенными самолетами, тапками и артиллерией.

В июне бригада получила приказ передислоцироваться к границам Уторгошского и Стругокрасненского районов. К тому времени она выросла численно, пополнилась новыми отрядами. В ней были созданы политотдел и партийная комиссия. Антонина Васильевна стала инструктором политотдела и секретарем партийной комиссии.

И вот бригада покинула Партизанский край. На пути в новый район ее отрядам пришлось не раз вступать в бой с карателями. На марше коммунист Степанова неизменно шла рядом с бойцами, появлялась на самых опасных и трудных участках, показывая пример бесстрашия и отваги. В боях за Судому Антонина Васильевна была контужена.

В сентябре 1942 года А. В. Степанова во главе группы из пяти человек (Т. Д. Марушков, В. С. Хохлов, П. С. Емельянов, П. И. Киреев, А. И. Голубев) снова отправилась в Шимский район. С болью в сердце глядела Антонина Васильевна на знакомые места, оскверненные оккупантами. Район был буквально забит ими. В каждой деревне стоял фашистский гарнизон. Подпольщики могли жить только в лесу. Антонина Васильевна хорошо знала свой район, его людей. И они ее знали. Группа навещала одну за другой шимские деревни — Клевенец, Высокое, Большие и Малые Угороды, Шарок, Сосенки, Ускибье, Закибье, Маковищи, Отрадное. Подпольщики беседовали с земляками накоротке, а то и проводили небольшие тайные собрания. Надо было видеть, с каким вниманием слу-шали люди, одурманенные вражеской пропагандой, правду о положении на фронтах.

Постепенно росло число добровольных помощников подпольной группы. В головах людей зрела мысль о возможности вести борьбу против ненавистных захватчиков даже в таких условиях, в которых оказалось население Шимского района.

Однажды Степанова и Марушков пришли в деревню Менюша, в которой стоял крупный вражеский гарнизоп. Они незаметно подошли к землянке Ивана Сафронова — их давнего знакомого, постучали в оконце. Хозяин сразу узнал их, пригласил к себе. Но едва они вошли в его землянку и начали разговор, как со двора послышались чьи-то шаги и голоса, а затем кто-то громко и настойчиво застучал в дверь. Пока Сафронов открывал незваным гостям, его жена успела спрятать подпольщиков на полу под покрывалом, да еще забросать их сверху тряпьем. В землянку, сопровождаемая деревенским старостой, вошла группа карателей. Не обнаружив у Сафроновых посторонних людей и не заметив ничего подозрительного, гитлеровцы ушли. Когда опасность миновала, Сафронов познакомил Степанову и Марушкова с обстановкой в деревне, получил от них задание. Подпольщики благополучно вернулись к своим товарищам в лес.

Деятельность подпольной группы стала вызывать все большее беспокойство у оккупантов. Они усилили наблюдение за жителями деревень, в которых появлялись советские листовки. Особенно усердствовали старосты деревень Менюша, Брод и Бедрино. Эти фашистские холуи всячески выслуживались перед своими хозяевами. Вкупе с полицаями и карателями они охотились за военнопленными, которым удавалось бежать из Медведского лагеря, и за вознаграждение выдавали их оккупационным властям.

Узнав, что где-то поблизости находятся Степанова, Марушков, Хохлов и другие коммунисты, староста деревни Брод Кононов донес об этом гитлеровцам. Подпольщики приняли решение уничтожить предателя. Вечером 7 октября они подкрались к дому Кононова, встали около окон и выхода, рывком открыли дверь, вошли внутрь, схватили предателя-старосту. Но осуществить задуманное подпольщикам не удалось: помешали оказавшиеся поблизости каратели. В этой стычке Марушков был ранен в грудь. Антонина Васильевна видя, что Тимофей Данилович упал, кинулась к нему и оттащила его в канавку, которую она приметила за домом старосты.

Вокруг трещали автоматные очереди: каратели преследовали подпольщиков, отходивших к лесу. Наконец; стрельба прекратилась, и Антонина Васильевна потащила Марушкова в поле. Как только он пришел в себя, она помогла ему добраться до небольшой низины, заросшей осокой. Место это находилось примерно в километре от деревни. Антонина Васильевна подумала, что здесь их вряд ли будут искать. И действительно, рано утром группа карателей (11 человек) проследовала по направлению к лесу. Им и в голову не пришло искать подпольщиков в поле, неподалеку от деревни.

Марушков потерял много крови и сильно ослабел. Надо было что-то предпринимать. Посоветовавшись, они решили добраться до деревни Сосенки Болыпеугородского сельсовета, где жила Анна Тимофеевна Акимова, которую они хорошо знали как человека вполне надеяшого. Степанова и Марушков дождались темноты и двинулись в путь. Шли они две ночи, но только на третьи сутки добрались наконец до окраины Сосенок и постучали в окошко баньки, которую занимала Анна Тимофеевна со своими четырьмя детьми. Самой хозяйки дома не оказалось, двери открыл сын. Антонина Васильевна попросила его разыскать мать и передать ей, что им крайне нужны лекарства и бинты.

Как ни велик был соблазн заночевать под крышей, подпольщики не стали рисковать: в Сосенках стояли гитлеровцы. Пришлось провести еще одну ночь в кустарнике под проливным дождем. Лишь на следующую ночь с помощью Анны Тимофеевны (у нее нашлись бинты и марганцовка) удалось сделать первую перевязку раненому.

— А что говорят о нас в деревне? — спросила хозяйку баньки Антонина Васильевна.

— А что говорят? Говорят, что вы убиты. Фашисты за расправу над вами наградили часами старосту Копонова...

«Ну и ладно, пускай считают нас убитыми. Это даже хорошо: авось не будут искать,— подумала Антонина Васильевна.— Как вот только помочь Тимофею Даниловичу окрепнуть после ранения? Сейчас хотя бы на несколько дней ему нужны тепло, горячая пища и, конечно, лекарства. А там уже можно будет с ним перебраться в лес».

Во время этого разговора раздался стук в дверь. Анна Тимофеевна спрятала подпольщиков, впустила посетителя. Это был... В. С. Хохлов.

— Марушков убит,— сказал он Акимовой.— Если придет Степанова, передайте ей, что мы будем па старом месте...

Анна Тимофеевна улыбнулась.

— Хорошо. Только зачем же через меня это передавать? Вот они, ваши товарищи. Прямо им все и скажите.

Так встретились три подпольщика. Они поговорили, Хохлов ушел, но едва захлопнулась за ним дверь, как послышался стук в оконце. Сердца женщин замерли: «Что еще там случилось? Кто это?»

А это был... полицай.

— Анна, завтра с утра выходи на работу! — прокричал он.

Хотя на сей раз гитлеровский прислужник не заметил ничего подозрительного ни около, пи внутри старой баньки, Антонина Васильевна поняла: оставаться у Акимовой небезопасно, надо подыскать другое убежище. По ее просьбе, Анна Тимофеевна сходила в деревню Высокое, к Сергею Котову, чтобы выяснить, не сможет ли он укрыть у себя Марушкова хотя бы денька на два. Оказалось, что не сможет: Котов сам ютился с семьей в крохотной избушке, где положить раненого было просто негде. К тому же по соседству с ним жили староста и полицай.

Подпольщики решили вернуться в лес. Как только стемнело, они покинули акимовскую баньку. Марушков шагал, опираясь на палку. Шли всю ночь. Утром сделали привал, соорудили шалашик, где Марушков мог укрыться от дождя.

Антонина Васильевна встретилась в тот день с остальными членами группы, наметила план дальнейших действий. Каждый из подпольщиков получил конкретное задание на ближайшее время.

На островке близ деревень Шарок и Менюгаа подпольщики построили шалаш. В этом шалаше они укрывались днем, а по ночам шли в селения, распространяли листовки, встречались с верными людьми. Каратели усилили патрульную службу, стали устраивать засады, и только благодаря тому, что жители шимских деревень успевали всякий раз предупреждать подпольщиков об опасности, им удавалось избегать ловушки.

Затруднила работу группы зима. Выпал снег, и следы, остававшиеся на нем, могли выдать подпольщиков, привести к их убежищу карателей. Тревожило Антонину Васильевну и ее товарищей также то, что боезапас, которым они располагали, был невелик. Но тут их выручил случай. Как-то Степанова, Марушков и Хохлов набрели на подбитый и полузатонувший в болоте советский танк, В нем оказался большой запас патронов. Неожиданная находка очень обрадовала подпольщиков. Они унесли с собой столько патронов, сколько смогли.

Однажды, когда собралась вся группа, Степанова предложила товарищам подытожить проделанную работу и решить, что предпринять дальше. Было с удовлетворением отмечено, что деятельность группы заметно сказалась на настроениях жителей района. В деревнях отмечались случаи саботажа мероприятий фашистской администрации. Не выполнялись, в частности, приказы оккупантов о сдаче продуктов и теплой одежды. В активную подпольную работу включились свыше семидесяти человек. В их числе члены семей Ведерниковых и Сафроновых из деревни Менюша, жена бывшего председателя колхоза в деревне Маковищи Степанова, Сергей Котов и Клавдия Михайлова из деревни Высокое.

— Поставленную перед нами задачу мы выполнили,— сказала, подытоживая этот разговор, Антонина Васильевна.— Но положение у нас тяжелое. Вести вооруженную борьбу против карателей нам не под силу. Продуктов у нас нет, мал боезапас. И хотя на здоровье никто не жаловался, надо сказать, что оно у всех оставляет желать лучшего. Зимовать в лесу нам будет очень нелегко. А главная наша беда — нет у нас связи с бригадой и советским тылом. Поэтому надо возвращаться к своим. И путь у нас только один: через Ильмень, когда он застынет.

И вот в одну из морозных декабрьских ночей 194.2 года шимские подпольщики, благополучно миновав укрепленный противником участок озерного берега, через устье реки Веронды вышли на ильменский лед. Пройти незамеченными мимо гитлеровских постов им помогла начавшаяся метель. Но впереди группу ждали еще немалые трудности. Предстояло в лютую стужу пройти по льду несколько десятков километров. Для людей, обессиленных длительным недоеданием, это было неимоверно тяжелой задачей. Через восемь — десять часов все они уже еле переставляли ноги, но продолжали идти вперед, к восточному берегу. Затем один из них, самый старший по возрасту, А. И. Голубев, совершенно выбился из сил и упал, удивив этим своих товарищей: ведь когда он отправлялся вместе с ними за линию фронта, никто не давал Андрею Игнатьевичу пятидесяти пяти лет: так он был крепок и бодр. И вот теперь возникла опасность, что он отстанет и застынет в ледяной пустыне, хоть и одет был теплее всех.

— Товарищи, надо нести Андрея Игнатьевича,—сказала Антонина Васильевна.

Голубева понесли.

— Ты только не засыпай,— уговаривала обессилевшего товарища Антонина Васильевна.

Но Голубев так ослаб и закоченел, что уже не мог ничего с собой поделать. Жизнь в нем едва теплилась, и к вечеру в трех-четырех километрах от восточного берега он скончался. Товарищи похоронили его в снегу.

Затем начал сдавать Петр Емельянов, молодой, здоровый парень. Он подвернул ногу и получил растяжение мышц. Василий Хохлов, шедший впереди с компасом в руках, помог Петру подняться со льда и сказал:

— Обними меня за шею. Теперь уже скоро дойдем. А когда стал отставать Петр Киреев, «шефство» над ним взяли Марушков и Степанова. Так они шли весь день, всю ночь и утро, и только к середине второго дня вышли наконец к какому-то населенному пункту на побережье Мстиыского района. Это была деревня Замленье. Встретившие группу красноармейцы даже не решились расспрашивать о чем-либо этих пятерых совершенно обессиленных людей.

После двухнедельного отдыха Антонина Васильевна была направлена в Крестецкий район. Здесь коммунисты избрали ее первым секретарем райкома партии.

Сейчас Антонина Васильевна и Тимофей Данилович Марушковы на пенсии. Живут они в Новгороде. За мужество и отвагу, проявленные ими в борьбе против немецко-фашистских захватчиков, оба награждены боевыми орденами и медалями.



"А было ей шестнадцать".

Комсомолка Таня Кондратьева пришла в нашу бригаду в марте 1942 года. Было ей тогда семнадцать лет. Перед войной она окончила восемь классов и поступила в школу торгово-кулинарного ученичества. Фашистская оккупация поселка Парфино прервала учебу девушки. Ни трудового, ни тем более боевого опыта Таня не имела. Комиссар бригады Яков Дмитриев, к которому она явилась после того, как везде получила отказ в ответ на горячую просьбу зачислить в партизаны, пробовал ее убедить, что рано ей еще воевать. Дмитриев откровенно пугал девушку трудностями и опасностями борьбы во вражеском тылу, но Таня не сдавалась и настаивала на своем.

— Знаю, что трудно. Все знаю, что вы скажете. Уже не раз слышала,— с некоторым даже вызовом заявила она комиссару.— Но я умею перевязывать раны. Хорошо стреляю.

Комиссар пожал плечами и приказал зачислить Таню Кондратьеву в роту Михаила Белуги.

Отряд Глейха, куда входила эта рота, пересек линию фронта и в конце марта занял указанные ему позиции в Партизанском крае. В начале апреля наша бригада завязала бои с карателями. Рота Михаила Белуги участвовала в операции по разгрому фашистского гарнизона, раз-мещавшегося в деревне Соснице, а затем была переброшена в деревню Дубье с задачей преградить карателям путь в Партизанский край. Гитлеровцы подтянули крупные силы к этой и нескольким соседним деревням, намереваясь выбить из них партизан. 29 апреля противник внезапно атаковал роту Белуги.

Наряду с преимуществом внезапности атакующие имели численное превосходство. Оценив обстановку, Михаил Белуга решил не принимать боя в невыгодной для роты обстановке и приказал своим подчиненным покинуть деревню. Сам же он остался у пулемета, чтобы прикрыть отход. И вдруг в разгар боя Белуга увидел неподалеку от себя Таню Кондратьеву, стрелявшую из автомата.

— Уходи немедленно! — крикнул он ей, не отрываясь от пулемета и ведя огонь по наступавшим прицельными очередями. Однако девушка сделала вид, что не расслышала приказания, и продолжала стрелять.

Внезапно пулеметные очереди оборвались. Таня оглянулась. Командир лежал неподвижно. Девушка быстро подползла к нему. Михаил Белуга был мертв. Таня легла за пулемет, и он опять застучал, внося смятение в боевые порядки врага. Вскоре девушку ранило. Перевязку делать было некогда. Таня продолжала вести огонь из пулемета, пока не потеряла сознание. В таком состоянии она и попала в плен к гитлеровцам. Таню наскоро перевязали, отвезли в Дно и стали допрашивать.

Однако фашисты просчитались. Им не удалось вырвать у Тани ни одного слова. Упорство девушки привело гитлеровцев в ярость, и они вывели юную партизанку на расстрел. Офицер, руководивший казнью, прежде чем подать команду, заставил Танго снять свитер. Она бросила свитер в лицо фашисту со словами:

— Стреляйте! Тряпичники!..

Обо всем этом мы узнали позднее. Дело было так. В один из майских дней в деревню Черыево, где наши партизаны отдыхали после боя за деревню Апросово, пришла группа парней. «Мы из Дно. Хотим быть партизанами» - говорили они. Парней проводили в особый отдел. Одеты они были обычно и в общем ничем не отличались от тех молодых людей, которые приходили тогда к нам, чтобы вступить в ряды партизан. Но вот одной из наших девушек показалось, что перед ней мелькнуло что-то очень знакомое. Она пригляделась и вдруг поняла:

— Танин свитер!

Парней допросили, и начальник особого отдела Т. Д. Марушков установил, что двое из них явились к нам с заданием дновской фашистской комендатуры.

Свитер на одном из них в самом деле был Танин. Парню дала его мать. А ей подарили свитер гитлеровцы. Эта женщина работала прачкой, стирала вещи казненных и нередко присутствовала при расстрелах. Она видела Таню и слышала ее последние слова. Вот каким сложным путем дошли эти слова до партизан.

Предателей арестовали и отправили во 2-ю Ленинградскую партизанскую бригаду к Н. И. Иванову, который был непосредственно связан с дновским подпольем.

А опознать свитер своей подружки девчатам помогли... чернильные пятна. Это очень простая история. Связь бригады с советским тылом поддерживалась самолетами. Вместе с другими грузами они доставляли на Большую землю и нашу почту. Девушки всегда спешили отправить с очередным рейсом письма своим близким. Писали обычно в перерывы между боями, как говорится, на ходу, и чаще всего чернилами, которые изготовлялись из стержня химического карандаша. И вот однажды в спешке Таня опрокинула. блюдечко с такими чернилами и нечаянно испачкала им свой свитер.



Стреляет Саша Круглова

Как и Таня Кондратьева, Саша Круглова вступила в ряды народных мстителей в марте 1942 года в поселке Парфино, где формировалась наша бригада. Так же, как и Тане, Саше было тогда семнадцать лет. Во многом были сходны судьбы этих отчаянно смелых девушек-комсомолок, пламенных советских патриоток.

Вместе с нами Саша перешла линию фронта и там, во вражеском тылу, участвовала во всех боях, которые вела ее рота. Девушка в полной мере испытала невзгоды и лишения партизанской жизни. Надо сказать, что юная партизанка переносила их с неизменным спокойствием и стойкостью. А главной Сашиной чертой была любовь к оружию. Саша безупречно владела винтовкой и противотанковым ружьем. Но особенно нравился ей ручной пулемет Дегтярева. Девушка назубок знала, как он устроен, заботливо чистила его, смазывала и собирала. Этой последней процедуры, насколько мне известно, она никогда никому не доверяла. И не было случая, чтобы пулемет подвел свою хозяйку.

Партизаны заметили, что Саша много и горячо говорит о своем «Дегтярике», причем ставит его выше всех других видов оружия и даже уверяет, что у пего есть свой характер. Заметили — и стали звать ее Сашей-пулеметчицей. Прозвище это звучало в устах партизан вполне уважительно.

В августе 1942 года бригада начала переход в Лядские леса. Марш был длительным и тяжелым. Не раз партизанам пришлось вступать в схватку с карателями. А заслоны, которые ставились на пути бригады, бывали подчас солидными. Комендант порховского гарнизона, например, сосредоточил против нее чуть ли не все находившиеся в его распоряжении карательные отряды, усилив их танками и артиллерией. Такие заслоны отряды партизан предпочитали обходить. Чтобы выполнить приказ о передислокации бригады с наименьшими потерями, командование разработало хитроумный план, который должен был сбить противника с толку и заставить его принимать бой там и тогда, где и когда это было выгодно им. Из Партизанского края отряды выходили порознь, по разным маршрутам и в разное время. Местом сбора был определен восточный берег Радиловского озера, в семидесяти километрах от Порхова.

25 августа, как и было намечено, все отряды бригады соединились в заданном районе.

Свою боевую деятельность на новом месте бригада начала с засад и диверсий. Однако вскоре противнику удалось навязать нам крупное сражение. Сосредоточив против нас большие силы, гитлеровцы атаковали позиции бригады одновременно с трех сторон. Было это 28 сентября.

Саша Круглова со своим пулеметом находилась как раз там, где наносила удар одна из трех фашистских колоны. Вот гитлеровцы двинулись в атаку. Они идут, выпрямившись в полный рост, как па параде. Однако на Сашу этот эффектный психологический трюк не действует. Она выжидает. Фашисты подходят все ближе, ближе. Пора! Навстречу наступающим устремляются потоки пуль. Вслед за Сашей вступают в бой автоматчики и гранатометчики. Враг вынужден залечь. Саша быстро меняет огневую позицию, и едва фашисты начинают поднимать головы, как на них снова обрушивается пулеметный огонь. Так повторялось несколько раз. Гитлеровцы не смогли продвинуться на этом участке. Остановлены они были и на других направлениях.

Это было в сентябре, а в ноябре 1942 года мы потеряли Сашу Круглову. Произошло это так. Бригада готовилась к зимовке. Большая часть отрядов была направлена в Сороковой Бор и на Шкваринскую Дачу, чтобы оборудовать там зимние лагеря. Штаб бригады вместе с остальными отрядами находился в то время километрах в сорока от райцентра — поселка Ляды. Саша с пулеметом была при штабе.

Гитлеровцы внимательно следили за передвижением отрядов бригады и, обнаружив партизан у реки Яни, решили предпринять очередную попытку расправиться с ними. Над штабом бригады нависла угроза окружения. Партизанских сил в этом районе было мало. Командова-ние решило боя с карателями не принимать, а отойти в лес, выставив небольшие заслоны. В числе тех, кто вызвался прикрыть наш отход, была и Саша Круглова. Четверке бойцов, в которую она входила, предстояло до-ждаться, когда основные силы партизан достигнут леса, и только потом покинуть свой оборонительный рубеж.

Бой был очень тяжелым. Утро выдалось безоблачное, и вести прицельную стрельбу нашим товарищам мешало яркое солнце. Сами они были хорошо видны противнику и не могли неожиданно для него менять свои огневые позиции, как это делала Саша в памятном для нее сентябрь-ском бою. Оставалось одно — сдерживать противника непрерывным заградительным огнем. Враг нес потери, но слишком велико было его численное превосходство над горсткой партизан. Шаг за шагом каратели продвигались вперед. Вот уже до наших товарищей стали доноситься их голоса. На ломаном русском языке гитлеровцы кричали:

— Рус партизан, сдавайся!

Заслон выполнил свою задачу. Но сам он уже не мог оторваться от противника. Один за другим умолкали автоматы Сашиных товарищей. Лишь ручной пулемет продолжал вести огонь. Но вскоре умолк и он.

Так погибла четверка отважных. Так мы потеряли Александру Круглову — одного из лучших бойцов бригады, верного товарища, меткого и храброго стрелка, Сашу-пулеметчицу. С ее трогательной влюбленностью в свой «Дегтярик». С непоколебимой верой в то, что он никогда ее не подведет. И он в самом деле безотказно служил своей хозяйке до последнего мгновения ее короткой, но яркой жизни.



Боевая девчонка

В начале августа 1942 года группа наших подрывников (командовал ею Иван Петраков) получила задание спустить под откос гитлеровский воинский эшелон между станциями Псков и Старая Русса. Среди бойцов группы была одна девушка, о которой я уже мельком упоминал, а сейчас хочу рассказать особо.

К тому времени Паня Михайлова пробыла в рядах партизан не так уж много — четыре месяца, но товарищи смотрели на нее как на опытпого бойца. Паня храбро держалась под огнем, не раз ходила в разведку. Приходилось ей выносить с поля боя и перевязывать раненых.

Совершив тридцатикилометровый марш, группа Петракова подошла к полотну железной дороги на перегоне Порхов — Дно. Командир, старый подрывник, отчаянно смелый человек, избрал дерзкий, но надежный, рассчитанный до мелочей и не раз испытанный план действий: заложить заряд взрывчатки в момент подхода эшелона, в те несколько десятков секунд, когда остановить его будет уже невозможно. Если при этом окажется поблизости и попытается помешать подрывникам гитлеровский патруль — уничтожить его. Выбрав участок, где лес сравнительно близко подходил к железнодорожной насыпи, Петраков указал место и поставил задачу каждому из партизан.

— А тебе такое поручение,— сказал он Михайловой.— Заберешься на ель и будешь наблюдать за железной дорогой. Как только увидишь эшелон, идущий из Порхова, дашь сигнал.— Иван протянул Пане длинную палку с привязанным к ее концу белым бинтом.— Помашешь мне и сразу вниз.

Ель была высокая. Паня выбрала такое место на толстом суку, откуда линия железной дороги, идущей от Порхова, просматривалась достаточно далеко. День стоял пасмурный, изредка накрапывал дождь. Сидеть па высо-ком наблюдательном пункте было неловко. Через несколько часов у Пани затекло тело, ноги и руки стали словно не свои. Фашистского поезда все не было.

Весь день Паня просидела на дереве, а подрывники пролежали в кустах близ насыпи. Только к вечеру почти у кромки горизонта Паня заметила дымок: шел долгожданный эшелон из Порхова. Девушка сразу дала сигнал Петракову и стала осторожно слезать с ели. Партизаны приготовились встретить поезд. Он подходил все ближе. На платформах стояли укрытые брезентом орудия и танки. Папя к этому времени заняла свой новый боевой пост в кустарнике за пригорком. Она насчитала двадцать восемь вагонов и платформ.

Неожиданно появившийся вражеский патруль встал на лесной опушке, прилегавшей к железнодорожной насыпи, и автоматными очередями дал знать поездной бригаде, что на участке все в порядке. И сразу же прогремело еще несколько автоматных очередей. Это Петраков со своими подрывниками поднялся на насыпь, а остальные партизаны выскочили на полотно и почти в упор расстреляли фашистский патруль. Они действовали так стремительно, что ошеломленные гитлеровцы так и не успели открыть ответный огонь.

Партизаны заложили под рельсы толовый заряд, отбежали в укрытие и, когда состав поравнялся с ними, произвели взрыв, Вагоны вздыбились и стали валиться с насыпи. Паня принялась строчить из автомата по охране эшелона.

Как только группа Петракова благополучно соединилась в условленном месте, партизаны начали отходить в глубь леса, а через некоторое время по общей команде остановились, чтобы перевести дух. Но отдыхать долго но пришлось: поблизости оказались гитлеровцы. Первой их заметила Паня. Партизаны, отстреливаясь, перебегали от дерева к дереву. Вдруг Паня почувствовала острую боль в правой ноге. Но посмотреть, что там такое, было некогда: фашисты следовали за партизанами по пятам. В сапоге у Пани захлюпало. «Кровь,—подумала она.— Значит, я ранена». С каждым шагом девушке становилось все труднее поспевать за товарищами.

Наконец группе удалось оторваться от преследователей, и Петраков разрешил партизанам ненадолго остановиться для отдыха. Паня сняла сапог. Рана была неглубокой, кость не пострадала. Нога глухо ныла. Девушка сделала себе перевязку.

На третьи сутки группа вернулась в отряд. Докладывая о выполнении боевого задания, Иван Петраков отметил мужественное поведение партизанки Михайловой.

Как только рана поджила, Паня снова стала проситься на боевую операцию. Наконец командир отряда В. П. Зуев вызвал ее к себе и сказал:

— Есть для тебя одно задание. Слушай внимательно. Получены сведения, что каратели сосредоточиваются в деревнях Загоско, Ямкино и Большое Загорье. А готовятся они вроде бы прочесать лес как раз в тех местах, где мы сейчас находимся. Надо точно разузнать, так ли это. Ясно? В разведку с тобой пойдут Коля Замослов и Иван Васильев. Но как у тебя с ногой?

Паня улыбнулась:

— Все хорошо...

На рассвете разведчики отправились в дальний путь. Вскоре они выяснили, что в пунктах, о которых говорил командир, полно карателей. Где сами, а где через местных жителей партизанские разведчики установили все, что касалось численности, вооружения, оснащенности ка-рательных отрядов транспортными средствами. Наконец необходимые сведения были собраны, и разведчики решили возвращаться в отряд.

Была вторая половина дня, когда они, обойдя стороной деревни Горочки и Клин, направились к лесу. Оставалось пересечь поляну — и вот он, большой, «свой», партизанский лес. Разведчики двинулись к нему напрямик. И когда, казалось, самое трудное было уже позади, в нескольких шагах от лесной опушки ребят остановил резкий окрик:

— Руки вверх!

— Засада! — закричал Иван.

Он стремглав кинулся в сторону. Но тут застрочили вражеские автоматы. Пробежав несколько метров, Иван упал. «Неужели убит?» — только и успела подумать Паня. А полицаи уже выворачивали ей руки. Колю тоже схватили.

Здесь же, на лесной опушке, гитлеровцы начали допрашивать разведчиков. Паня и Коля сначала молчали, а потом оба одновременно наперебой стали излагать заготовленную для такого случая легенду: они эвакуированные из-под Старой Руссы, есть им нечего, вот они и пошли в лес по грибы да ягоды. И оружия у них нет.

Гитлеровцы заперли ребят в пустом амбаре на окраине деревни. Один из конвоиров остался их охранять.

Паня и Коля не задумывались о том, что им грозит. Их тревожило одно: как сообщить командиру о результатах разведки?

Коля пододвинулся к Папе и стал зубами развязывать узлы на веревке, которой были скручены ее руки. Он в кровь изодрал свои десны, но ему удалось все же где распутать, а где и разгрызть веревку, стягивавшую Панины запястья. Развязав друг другу руки, они стали готовиться к побегу. Потолок в амбаре был настлан на высоте примерно в полтора человеческих роста от пола. Паня уперлась руками в стенку амбара, а Коля, стоя на ее плечах, стал проверять прочность настила. Два бревна не были закреплены и легко поднимались.

Часовой, услышав шорох в амбаре, прокричал что-то и постучал в дверь. Ребята замерли. Но гитлеровец к ним не заглянул. Этот случай насторожил Паню и Колю, и они стали теперь все делать еще осторожнее. Коле удалось приподнять довольно тяжелое бревно, и он, подтянувшись на руках, забрался на потолочный настил, а потом втащил туда Паню. Крыша оказалась соломенной, с редкой деревянной решеткой. Оставалось раздвинуть солому и спрыгнуть на землю у задней стены амбара...

Когда часовой заметил беглецов и открыл стрельбу, они были уже на опушке леса.

Коля и Паня пробежали без остановки несколько километров и только потом замерли на месте, прислушались. В лесу было тихо. Они уселись спина к спине под елью, да так и просидели до утра, не сомкнув глаз, а на рассвете пошли дальше. Через некоторое время впереди открылась поляна. За ней стоял дом. На поляне и возле дома было тихо и безлюдно. Но из печной трубы струился легкий дымок. Немного погодя дверь дома отворилась, на крылечко вышла женщина.

— Я пойду,— сказала Паня,— и если все в порядке, дам тебе знать.

Коля кивнул.

Хозяйка дома, увидя, что к ней приближается незнакомая девушка в изодранной одежде, испугалась, Паня это заметила.

— Не бойтесь, тетенька. Я своя. А немцев у вас нет?

— Нет, доченька,—ответила женщина, успокаиваясь.— Заходи в дом.

Паня вошла вслед за ней. В доме был пожилой мужчина. Жители хутора оказались гостеприимными, сердечными людьми, а главное — настоящими советскими патриотами. Партизанские разведчики умылись, переоделись в чистую одежду и впервые за последние сутки поели.

Только на шестой день своих скитаний по лесу Паня Михайлова и Коля Замослов разыскали свой отряд. Их уже считали погибшими. Сведения о противнике, которые они доставили, помогли отряду в его борьбе против подразделений карателей, сосредоточившихся в окрестных деревнях.

Паня Михайлова еще не раз ходила в разведку, участвовала во многих боях с фашистами. Ее заслуги Родина отметила орденом Отечественной войны первой степени и многими медалями, в том числе медалью «Партизану Отечественной войны». Свой боевой путь Паня закончила в 5-й Ленинградской партизанской бригаде. Когда это со-единение было расформировано, партизанская разведчица вернулась в поселок Парфино, и вскоре заводской отдел кадров заполнил первые страницы в трудовой книжке новой работницы — Прасковьи Ивановны Барановской. Барановской, потому что к тому времени Паня вышла замуж и, естественно, сменила девичью фамилию на мужнину. Прасковья Ивановна и сейчас живет и работает в Парфине.