Руководитель Дновского подполья Анастасия Александровна БИСЕНИЕК

С первых дней войны в Дно был создан истребительный батальон. Он состоял из коммунистов и комсомольцев. Батальон боролся против диверсионных групп противника, уничтожал вражеских лазутчиков, охранял объекты, имевшие важное оборонное и хозяйственное значение. А самым важным объектом в Дно был железнодорожный узел. В планах немецко-фашистского командования ему отводилось одно из первостепенных мест.

До войны мне довелось работать в райкоме комсомола, в отделе пионеров и школьников. В истребительном батальоне я выполняла задания разведывательного характера. Многие бойцы батальона были знакомы мне еще в мирное время. В их числе и Юра Бисениек. Он перед войной окончил десятилетку, и райком послал его вожатым в пионерский лагерь, расположенный в поселке Череха. В школе Бисениек учился отлично, был председателем ученического комитета, возглавлял осоавиахпмовский кружок. Ко всему тому, он свободно говорил по-немецки

19 июля 1941 года советские войска вынуждены были оставить Дно, Наш батальон ушел вместе с подразделениями Красной Армии в Старую Руссу, где был переформирован в партизанский отряд «Дружный». Командиром отряда стал председатель Дновского райисполкома Василий Иванович Зиновьев, комиссаром — Матвей Иванович Тимохин. Отряд базировался в районе озера Белого.

Первым связным с дновским подпольем был Юра. Он два раза ходил в Дно. Брал с собой газеты, листовки, которые мы в первое время писали от руки. Уходил он из лагеря обычно на рассвете (ведь дорога была неблизкой) и в городе появлялся до наступления комендантского часа.

Кому он передавал задания партизанского командования? Кто вручал ему бланки немецких документов? У кого он получал сведения о дислокации вражеских частей? В отряде знали об этом лишь немногие.

В двадцатых числах августа 1941 года меня вызвал к себе командир отряда.

— Пришел твой черед, Шура, отправляться к подпольщикам,— сказал Зиновьев.— Юре больше нельзя встречаться с матерью.

Юра, который находился тут же, бросил быстрый взгляд на командира.

— Василий Иванович, разрешите мне в последний раз сходить в город.

Но Зиновьев был неумолим:

— Нет, Юра, нельзя. Сам знаешь: оккупанты поняли, что в городе действует подполье. Поэтому и начались сейчас повальные аресты. По два-три раза в день устраиваются облавы. Часто меняются пропуска. Тебе нельзя появляться дома: соседи знают, что ты не живешь в городе. Так что, Юра, не проси.

Насколько я помню, речь о том, чтобы связным отряда снова стал Юра, больше никогда не заходила. Командование отряда не хотело ставить под удар Анастасию Александровну Бисениек, которая возглавляла дновское подполье. Зиновьев назвал мне пароль и сказал, что передать Анастасии Бисениек.

Прежде чем пойти в Дно, я долго беседовала с Юрой. Он рассказал мне, что еще перед отступлением из Дно предложил Зиновьеву и Тимохину устроить явочную квартиру у них в доме. «Мой дедушка — сапожник,— говорил он им.— Людей к нам ходит много: и городские, и из деревни. Под видом заказчиков смогут приходить и партизанские связные. Все очень удобно. Ну а в том, что мама не откажется нам помогать, я не сомневаюсь. Да и фашисты не должны были ее заподозрить. Во-первых, беспартийная. Во-вторых, в ее биографии есть такой факт: находилась некоторое время под арестом. Правда, вздорность возведенного на нее поклепа была быстро доказана, и ее освободили. Но фашисты этого могут и не знать. И они могут счесть ее обиженной Советской властью. В-третьих, должность занимает она более чем скромную — весовщица на станции».

Все эти соображения секретарь райкома партии нашел основательными. Он встретился с мамой Юры и долго беседовал с ней.

Навсегда запомнила я рассказ Юры о том, как он впервые пришел из отряда домой.

Момент был опасный. Анастасия Александровна стояла прислонившись к косяку. За столом сидел немецкий офицер. Сперва Юра не заметил, что на офицере только один сапог. Ко второму дедушка прибивал набойку. Юра поздоровался с офицером по-немецки и бросил на пол пустой мешок. Мать смотрела на сына, а сама рукой поправляла волосы. Так она всегда делала, когда волновалась.

— Привет тебе от тети Жени, — сказал Юра, будто он ненадолго уходил куда-то.— У нее сейчас нет хлеба. Но она обещала, как только купит у деревенских, сама принесет.

— Ничего.— Анастасия Александровна все еще поправляла волосы.— Как-нибудь перебьемся. Может, на базаре удастся на обувь выменять...

— Сколько верст отмахать пришлось. И все зря,— говорил Юра.

Между тем немец исподлобья поглядывал то на мать, то на сына:

— Кто есть парень?

Дедушка спокойно объяснил:

— Внук мой, а тетя Женя — моя дочь. Учительница, в деревне Лукомо живет.

Немец успокоился, а Юра и Анастасия Алексапдровна ушли в комнату.

— Не ожидала я, что первым партизанским связным будешь ты,— сказала мать...

И вот теперь мне предстояло идти к Анастасии Александровне. Комиссар отряда Тимохин просил меня поинтересоваться настроениями людей, выяснить, как они относятся к приказам оккупационных властей, верят ли немецкой клевете о разгроме Красной Армии, передал поручение для Анастасии Александровны.

— Очень трудное и ответственное дело выполняет Бисениек,— говорил комиссар.— Признаться, я не ожидал, что у этой женщины столько твердости и спокойной решимости. Я ей все время твержу: «Главное — осторожность, постоянно помните об опасности». А она отвечает: «Будьте спокойны. Понимаю, на что иду». Договорились мы с ней о связях. Условились о пароле. Ее бы основательно проинструктировать, подпольной работе поучить. Но времени было в обрез. Рассказал я ей, что знал. Главное, на инициативу напирал, чтобы действовала, исходя из обстановки, да к людям, которых будет подбирать для подпольной работы, позорче присматривалась...

Я уже многое знала о женщине, которой райком партии доверил подпольную работу в оккупированном городе. А 26 августа 1941 года мы с ней встретились и познакомились.

Мне уже доводилось ходить в разведку в Дно. Тогда у меня было задание — выявить, кто из коммунистов и комсомольцев остался в городе. Но к Анастасии Александровне я шла в первый раз. На улице Урицкого нетрудно было найти дом, в котором жила семья сапожника Финогенова — отца Анастасии Александровны. На мой стук мужской голос за дверью ответил:

— Не заперто. Входите!

В кухне перед окном на низенькой табуретке сидел Александр Павлович. На коленях, покрытых кожаным фартуком, он держал старый ботинок.

— Чем могу служить?— спросил Финогеныч.

— Мне нужно видеть вашу дочь.

— Я вас слушаю,—раздалось где-то сбоку.

Я оглянулась и увидела Анастасию Александровну. Высокая, стройная, она спокойно разглядывала меня, пытаясь что-то вспомнить. Потом сказала:

— Знаю я вас. Вы были вожатой в школе, где учился мой сын.

Действительно, я одно время работала в школе. Костю, младшего сына Анастасии Александровны, в ту пору принимали в пионеры. Юру я знала по комсомольской работе. Впрочем, предаваться воспоминаниям было некогда. Я сказала, что с Юрой и теперь вижусь ежедневно, передала от него привет всем близким.

— Можете быть спокойны. Он здоров и бодр.

Привет одновременно служил паролем. Бисепиек, услышав пароль, улыбнулась. Лицо ее при этом просветлело, и тут я заметила, как красива эта женщина. Благородный овал лица. Темные глаза смотрят спокойно. Волосы гладко зачесаны. Во всем ее облике — достоинство, гордость и одновременно милая скромность. Бывают ж такие лица — не броские, а приглядишься и найдешь в них столько очарования — глаз не оторвать.

Ответив на пароль, Анастасия Александровна увела меня в комнату, четко, не торопясь, сообщила данные разведки.

— Все запомнила?—строго спросила она и с улыбкой потребовала:— Повтори...

Сделать это не составляло труда — так хорошо было продумано и построено ее сообщение. Потом я вручила ей листовки и перечислила новые задания.

Выходить из города было поздно: приближался комендантский час. Анастасия Александровна предложила:

— Оставайся у нас. Комната Юры на втором этаже свободна. Там есть выход...

Спать я легла не раздеваясь, впотьмах. В окнах соседних домов тоже не было ни огонька: оккупанты стреляли на свет без предупреждения.

Долго я ворочалась с боку на бок. Часа через полтора-два ко мне поднялась Анастасия Александровна. Она присела на край кровати.

— Не спишь? И у меня вот тревожно на душе. Все думаю о Юре. Почему он не пришел? Уж не ранен ли? А может, заболел?— допытывалась она.

Я, как умела, успокоила ее. Объяснила, почему командир отряда не позволил Юре идти на связь. Мы разговорились. Того, что я узнала тогда, хватило бы на несколько повестей. К сожалению, теперь уже многое забылось: ведь с тех пор минул не один десяток лет. Но после того как я прочла книгу Н. Масолова «Дновская быль», услышанное в ту августовскую ночь от Бисениек вновь воскресло в памяти.

Анастасия Александровна считала себя ленинградкой, хотя жила она в городе на Неве недолго. Но с ним в ее памяти было связано такое, что не могли стереть никакие годы.

Она так и говорила: «Во мне это навечно».

В Петроград Настя Финогенова приехала в начале первой мировой войны. Девушку приняли ученицей в швейную мастерскую. Вместе с подругами она ходила в февральские дни 1917 года на Знаменскую площадь (ныне площадь Восстания), на Литейный, жадно слушала ораторов на митингах.

Потом был вечер 3 апреля.

Еще днем девчата в мастерской узнали, что весь рабочий Петроград готовится встречать вождя большевиков Ленина, и решили тоже пойти к Финляндскому вокзалу. Улицы, примыкавшие к площади, были переполнены рабочими, солдатами, матросами. Насте удалось подойти к броневику, на который вскоре поднялся невысокий, коренастый человек. Он встал, окинул взглядом людское море и бросил над толпой призывное, великое слово: «Товарищи!» Внимательно слушали Настя и ее подруги Владимира Ильича Ленина. В его речи все было предельно ясно и четко. О самых сложных вопросах Ленин говорил так, что они становились простыми и понятными. Речь он закончил пламенными словами: «Да здравствует социалистическая революция!»

Через некоторое время Настя возвратилась в свой родной город Дно. А через год в ее жизнь - вошел Федор Бисениек. Он говорил Насте, что судьба мало улыбалась ему и что он не хочет возвращаться в буржуазную Латвию, откуда был родом. Они сыграли свадьбу. А в 1923 году Федор, не сказав жене ни слова, тайком уехал на родину. Настя осталась с десятимесячным сыном Юрой. Она так верила мужу, что не разрешила себе думать о нем плохо даже после всего случившегося. Ей виделось в этом только какое-то недоразумение. С маленьким ребенком на руках Бисениек тайком перешла границу.

О том, что пришлось ей испытать в буржуазной Латвии, как дорого она заплатила за свой ошибочный шаг, можно только догадываться. В страшной нужде шли годы. В течение нескольких лет она добивалась разрешения вновь стать советской гражданкой. Помог брат — военный летчик Сергей Александрович Финогепов, который написал письмо председателю ВЦИКа М. И. Калинину. В 1932 году Анастасия Александровна вернулась в Дно с двумя сыновьями — Костя родился в Латвии. Молодая женщина работала от зари до зари, работала не покладая рук, растила детей.

Райком партии хорошо знал трудную биографию Анастасии Александровны, ее личные качества, когда назначал ее руководителем Дновского подполья.

В первые месяцы войны, когда советские войска были вынуждены отступать под натиском превосходящих сил противника, одной из главных задач советских патриотов, оставшихся в тылу врага, была политическая работа среди населения. Получая из партизанского отряда «Дружный» листовки, разоблачавшие фашистскую клевету о разгроме Красной Армии, Анастасия Бисеинек вместе с Костей переписывала, размножала их, а потом распространяла с помощью верных людей среди жителей Дно и крестьян, приезжавших на базар. Подпольщики подсовывали листовки в крестьянские возы, наклеивали на немецкие объявления, которые вывешивались на заборах и степах домов. Мать Анастасии Александровны Гликерия Степановна клала листовки на дно корзинки, под обувь, отремонтированную Финогенычем, и на рынке передавала их нужным людям. Жители города подчас находили партизанские послания в своих почтовых ящиках. Однажды Костя сумел положить листовку на стол начальника полиции.

Наш партизанский отряд, укрепляя связи с подпольем, своими действиями подтверждал, что врагу не будет покоя на захваченной земле. Так, в августе он уничтожил конный взвод, а затем напал на колонну автомобилей у деревни Гачки. Партизаны открыли ружейный огонь и забросали машины гранатами. Позже они вступили в бой с вражеским подразделением, расположившимся на привал у этой деревни.

Сведения о передвижении колонн противника, об их численности и вооружении, о размещении вражеских складов и баз партизаны получали от подпольщиков. С первых дней фашистской оккупации Анастасия Александровна приступила к организации подпольных групп в населенных пунктах, расположенных у железных и шоссейных дорог. Такие группы были созданы в селах Морино, Юрково, Лукомо и других. Они нам ощутимо помогали с сентября 1941 года, когда я передала Бисениек задание разведать систему охраны железной и шоссейных дорог, идущих на Старую Руссу.

От города Дно до Старой Руссы — путь не близкий, но Бисениек решила пройти по нему под видом беженки. С котомкой за плечами шла она от деревни к деревне, от станции к станции, встречалась с подпольщиками, давала им советы, беседовала с жителями, осторожно выведывала нужные партизанам сведения. Домой Анастасия Александровна вернулась через неделю. О результатах разведки командование отряда «Дружный», в то время уже вошедшего во 2-ю партизанскую бригаду, сообщило в Ленинградский штаб партизанского движения. А спустя сутки в небе над станцией Старая Русса появились краснозвездные самолеты. Бомбовой удар, нанесенный ими, оказался весьма внушительным. Партизаны направили несколько групп подрывников на железную дорогу. На участке Морино — Болот они уничтожили семь гитлеровцев и автодрезину. Эшелон, задержанный на станции Морино до восстановления пути, разрушенного партизанами, был атакован и разгромлен нашими летчиками.

4 октября 1941 года партизаны-подрывники заложили мины на шоссе у деревни Бельско. Подорвалось три грузовика, погибло тридцать гитлеровцев. В то же время группа наших товарищей, в которую входил и Юра Бисениек, направилась к станции Бокач. Дорога усиленно охранялась. Только на вторую ночь партизанам удалось заложить взрывчатку под рельсы. Вражеский состав с боеприпасами, танками и другой техникой пошел под откос.

Расширялось и крепло дновское подполье. А. А. Бисениек привлекла к работе комсомольцев, оставшихся в городе. Активной ее помощницей стала Зина Егорова. По совету Анастасии Александровны она устроилась официанткой в столовую при аэродроме. Зина понимала немецкую речь. Она прислушивалась к разговорам, которые вели вражеские летчики и техники, и таким образом выясняла, как пополняется авиационная часть. Кроме того, ей удалось установить, что фашистские самолеты стоят не в ангарах, а по краю летного поля, в кустах, замаскированные ветвями, что гитлеровцы перестали использовать бывшую нефтебазу и перевели склад горючего на другое место — к югу от города.

Полученные от Зины сведения Бисениек передала мне, а я — нашему командованию. Спустя несколько дней советская авиация разбомбила этот склад горючего.

Много ценного сообщила Анастасии Александровне Нина Карабанова, работавшая в доме, где жили гитлеровские офицеры. Нина поддерживала связь с девушками, работавшими в теплицах, куда на уборку овощей фашисты пригоняли военнопленных. Через девушек военнопленные получали партизанские листовки. Позже Карабанова сама не раз бывала в питомнике. Был случай, когда она раздобыла компас, гражданскую одежду и все это передала военнопленным, объяснив им, как добраться до партизан. Побег был удачным. Группа пленных дождливой октябрьской ночью вырвалась на волю. Девчата, работавшие в госпитале, передавали через Нину Карабанову Анастасии Александровне медикаменты и перевязочные материалы для партизан.

Жители деревни Ботаног, находившейся примерно на полпути от озера Белого до города Дно, были тесно связаны с партизанами. Здесь нередко останавливались наши разведчики и диверсионные группы, возвращавшиеся с задания. Подпольной работой в деревне руководила учительница местной школы Евдокия Ивановна Иванова. Ей помогали Катя Федорова, Валя Михайлова, Нюра Архипова и многие другие девушки и ребята — ее бывшие ученики. Вместе с ними работали родственники Евдокии Ивановны Нина и Валерий Ивановы, приехавшие в Ботаног из Выборга в первые военные дни. Нине шел восем-надцатый год, Валерию — шестнадцатый. Валерий оборудовал под школой тайник, в котором хранились листовки, винтовки и гранаты. Были случаи, когда в этом тайнике находили прибежище партизаны.

Очень сильно досаждала врагу подпольная группа, работавшая на станции Дно. В нее входили Валентин Эммануилович Капустин, Сергей Александрович Скриповский и Федор Николаевич Давыдов. До войны они работали машинистами, потом воевали в партизанском отряде, сформированном из железнодорожников, а в ноябре по приказу командования вернулись в Дно. В комендатуре не очень допытывались, где они находились: в депо нужны были люди.

Капустин, Скриповский и Давыдов сообщали Бисениек точные данные о движении поездов, о характере перевозимых грузов. Они портили оборудование, подвижной состав. Вот что говорилось о деятельности этой группы в докладе секретаря Ленинградского обкома партии А. Н. Шинкарева: «В Дновском депо немцы ремонтируют большое количество паровозов. Работают там русские ра-бочие под руководством немецких мастеров. Приемщики принимают паровозы, не находя в них никаких дефектов. Но в пути паровозы останавливаются. В буксах находят песок, железную стружку. Дышло паровоза в депо крепится так, что через несколько километров выходит из строя».

Доклад этот был составлен в конце сорок первого года. А в начале сорок второго подпольщики заморозили водокачку, что вывело ее из строя. Дважды они портили поворотный круг. В феврале 1942 года гестаповцы арестовали Капустина, Скриповского и Давыдова и расстреляли их. Но диверсии на железнодорожном узле не прекратились. Сведения о воинских маршрутах, о количестве паровозов, находящихся в ремонте, Бисениек получала не только от группы Капустина.

Последний раз я ходила к Анастасии Александровне в начале ноября 1941 года. В тот раз я рассказала ей о мастере железнодорожного депо Иване Васильевиче Филюхине, дала пароль к нему. Позже нам стало известно, что Иван Васильевич включился в активную работу подполья и оказывал большую помощь Бисениек. Мне же больше не пришлось бывать у нее.

Новой связной стала Нина Иванова (ныне Виноградова). Партизаны объяснили ей, как найти Бисениек, попросили передать Анастасии Александровне привет от сына.

— И все?— удивилась Нина.

— На первый раз все. Если Анастасия Александровна найдет нужным сообщить какие-либо сведения, постарается запомнить слово в слово.

Бисениек очень обрадовалась весточке от Юры. Она расспрашивала Нину, заходит ли он в Ботаног, как выглядит, не нуждаются ли партизаны в теплой одежде. Сказала, что поручила кое-кому собрать зимнюю обувь, варежки, шапки, полушубки для партизан. Потом сообщила ряд данных о гитлеровских воинских частях, прибывших в Дно:

— Много машин скопилось на базарной площади и возле станции. Будешь идти мимо, приглядись получше.

Нина так и сделала. Машин оказалось около полусотни. Немцы, видимо, расположились надолго. Они меняли скаты, перекладывали грузы в кузовах.

В Ботаноге Нину уже ждали партизанские посланцы. Она передала им все, что узнала от Бисениек, и рассказала о скоплении машин в Дно. На другой день наши самолеты совершили налет на город. Бомбы они сбросили туда, где стояли вражеские грузовики.

Как-то зимой 1942 года Нина пошла в город вместе с партизанским связным Дмитрием Яковлевым. Вдвоем было безопаснее: создавалось впечатление, будто крестьяне идут на базар. Нина спрятала под кофту несколько экземпляров номера газеты, посвященного 25-й годовщине Октября. Надо было передать их Бисениек. В карманах и под подкладкой пальто Яковлев нес гранаты и несколько плиток взрывчатки, похожих на куски мыла. На окраине города Нина и Дмитрий расстались, условившись встретиться у Бисениек в четыре часа вечера.

Первым к Анастасии Александровне пришел Яковлев. Хозяйка провела его в комнату (на кухне работал Финогеныч, и к нему могли зайти клиенты). Получив присланные партизанами взрывчатку и гранаты, она вышла, чтобы спрятать их. Дмитрий взял со стола газеты, издававшиеся оккупационными властями, стал читать их.

— Задерживаться опасно. Шли бы вы побыстрее отсюда,— сказала, возвратись, Бисениек.

— Сейчас, вот только посмотрю, какую брехню о нас пишут...

А через минуту-другую в дверях появились патрульные полевой жандармерии.

— Предъявите документы!— приказал старший патруля.

— Только вчера смотрели наши паспорта. И родителей моих, и сестры... Женя! Где твой аусвайс?— крикнула Анастасия Александровна сестре.

Евгения Александровна принесла свой паспорт.

— Вот все наши документы!—Бисениек протянула их немцу.

— А это кто?— Старший патруля ткнул автоматом в грудь Яковлева.

— Кто его знает?— пожала плечами Анастасия Александровна.— Зашел обувь чинить. Задержался, стал газеты смотреть.

— Аусвайс!—приказал жандарм. Оккупационного паспорта у Яковлева не было. Он показал свой довоенный паспорт.

— Вот. Новый не успел получить...

Жандарм увидел в паспорте фамилию Яковлева и полез в карман за списком. В нем были фамилии людей, которых фашисты считали неблагонадежными. Яковлев оказался в этом списке. Патрульные обыскали его, перерыли все в квартире Бисениек, но ничего подозрительного не нашли.

— Увести!—приказал жандарм своим помощникам, кивнув на партизана.— А ты и ты,— он посмотрел на Анастасию Александровну и ее сестру,—утром явитесь в комендатуру.

Патрульные увели Яковлева, а вскоре к Бисениек пришла Нина Иванова.

— Уходи скорее,—взволнованно сказала Анастасия Александровна.— Яковлева арестовали. «Подарки» не нашли. Будь осторожна...

Она проводила Нину до дверей.

Назавтра в комендатуре сестер допрашивали в разных комнатах два следователя.

— Не знаю я этого человека,— говорила Басаниек - К отцу многие люди ходят. Даже офицеры у нас доме бывают.

— При большевиках знала Яковлева?— допытывался следователь.

— Нет. В первый раз вчера увидела. Я рабоотала в пакгаузе. А он машинистом. Значит, в семье своей раз в неделю, наверное, появлялся: все в поездках да и откуда мне было его знать?..

Не добившись ничего от Бисениек и ее сестры, следователи решили устроить очную ставку. Но привели на только Анастасию Александровну. Измученные побоями, окровавленный, Яковлев даже не взглянул в ее сторону.

— Вчера... У сапожника... первый раз... Не знаю,— мучительно выдавил Яковлев.

Вскоре гитлеровцы расстреляли его у церкви на кладбище. Сестер Бисениек они выпустили через неделю, но после этого к Финогенову чаще прежнего стали наведываться полицаи. Бисениек обнаружила, что за домом усилилось наблюдение. На время надо было притаиться, предупредить связных. Но как быть, если уже сшита теплая одежда для партизан?

— Надо нам, Костик, сходить с тобой в Ботаног, Анастасия Александровна положила обе руки на плечи сына.— Может, что узнаем там о Юре.

В путь они отправились на рассвете. К деревне подошли, когда начинало темнеть. Вот и дом учительницы. Евдокия Ивановна и Нина обрадовались гостям. Бисениек передала записку для Юры. Попросила достать лошадь, чтобы отправить в отряд теплую одежду, которая сходилась у нее дома, в тайнике.

— Мне в среду велено явиться в полицейский участок на проверку,— сказала учительница.—Вот и причина для поездки в Дно. Нина поедет со мной. Она скажет вам где будут стоять сани.

Утром Анастасия Александровна и Костя отправились домой. А в среду к Финогеновым пришла Нина.

— Сани будут стоять на базарной площади, позади магазина,— сказала она.— Лошадь гнедая. Где вещи?

— Иди. Я сама принесу...

Когда Евдокия Ивановна пришла из полицейского участка на базар, в санях уже лежали два больших мешка с одеждой, прикрытых сеном. Она села на них, тронула вожжи:

— Но, голубка!.. Поехали!..

За городом к Евдокии Ивановне подсела Нина:

— А я замерзла, пока ждала вас...

— Едем, милая. Надо, чтобы всем тепло было... Последний раз Нина Иванова приходила к Бисениек в феврале 1942 года. Направляясь в Дно, связная заметила, что в лесу по обеим сторонам дороги от деревни Суки до Выскоди гитлеровцы устроили склады. Там высились штабеля ящиков, тюки, покрытые брезентом. Поодаль торчали стволы зениток.

Нина рассказала об этом Бисениек.

— Нужно немедленно сообщить о складах в отряд, — сказала Анастасия Александровна.

В тот же день Нина вернулась в деревню и рассказала об увиденном связным.

Несколько раз после этого над деревней Ботаног пролетали советские самолеты. Со стороны Выскоди доносились взрывы, слышна была стрельба зениток. Удалось ли нашим пилотам сбросить бомбы точно на цель, партизаны выяснить не смогли.

Весна 1942 года была очень тяжелой для Анастасии Александровны. Она узнала, что еще в январе во время налета 2-й партизанской бригады на город Холм был ранен в ногу Юра, что погиб, сраженный вражеской пулей, командир отряда Зиновьев. По деревням и городу Дно прокатилась волна арестов. Нужно было налаживать новые связи, создавать подпольные группы.

В марте 1942 года Бисениек была снова арестована. Гитлеровцы посадили ее в дновскую тюрьму. На допросах допытывались, зачем Анастасия Александровна ходила в Ботаног.

— Хлеб покупать ходила. Обувь на яйца меняла. Сын у меня растет. Родители старые. Кормить их надо,— отвечала она.

Ей не верили, хотя прямых улик у гестаповцев не было. Выпускать Бисениек на волю они не спешили, но разрешили ей свидание с сыном, разумеется, в присутствии конвойного.

— Не беспокойтесь за меня,—сказала она Косте.— Скоро я надеюсь быть вместе с вами. Веди себя хорошо. Не озоруй...

Костя понял, что значит «не озоруй». Напрасно мама беспокоится. Он бы с удовольствием подсунул под дверь какому-нибудь полицаю партизанскую листовку. Да где ее взять?..

В тот же день Анастасия Александровна объявила голодовку. А через неделю, истощенная, желтая, с черными кругами под глазами, она пришла домой...

В мае 1942 года партизаны доставили ей весточку от Юры. Выяснилось, что он на самолете был вывезен в советский тыл, лежал в госпитале, а когда выздоровел, снова возвратился в отряд.

Прерванные было связи с партизанами стали снова налаживаться, хотя проникнуть в город становилось все труднее. Гитлеровцы круглосуточно вели патрулирование. Но подпольщики действовали. Паровозы, вывозившие составы со станции Дно, взрывались в пути. Толовые шашки, обсыпанные угольной пылью, делали свое дело. Кто их подбрасывал в тендеры, гестаповцы не могли дознаться. В депо появлялись листовки, призывавшие железнодорожников вредить врагу, срывать перевозки войск и техники. Распространялись листовки и среди военнопленных, работавших в подсобном хозяйстве бывшего дома отдыха «Скугры». Здесь подпольную работу вел замечательный советский патриот агроном Василий Васильевич Лубков. Активно действовала группа Евгении Александровны Финогеновой в селе Лукомо.

Росло число партизанских диверсий на дорогах Дновского узла. 28 мая полетел под откос эшелон с танками и орудиями на перегоне Чихачево — Ашево. А 29 и 30 мая на этом участке подрывники 2-й бригады устроили крушение еще двух эшелонов. В июле усилилась «рельсовая война». В августе на дорогах Дновского узла было выведено из строя сорок восемь эшелонов с живой силой и техникой врага.

В июне 1943 года Анастасия Александровна опять была арестована, видимо, по доносу. Целый месяц, дни и ночи, тянулись допросы, истязания. Бисениек ни в чем не призналась. В конце концов гестаповцы снова ее выпустили.

Она понимала, что это ненадолго, но все же попыталась восстановить связь с партизанами. Прежде всего нaправилась к Филюхииу. Тот, увидя ее из окна, поспешил навстречу и зашелся в кашле. Это означало: «Следят!» Она прошла мимо. Как быть? Надо побывать в селах. Выяснить, где сохранились еще подпольные группы, поговорить с людьми. Может, кто связан с партизанами. От Юры давно не было вестей. Что с ним?..

В деревне Большое Тресно Анастасия Александровна встретила крестьян, выселенных из Ботаног. Там она узнала страшную весть: Юра погиб еще в октябре 1942 года...

Не видя перед собой дороги, шла она в Дно. С трудом добралась до своего дома, поднялась на крыльцо, открыла дверь. Почему так тихо? Почему не выбежал навстречу Костик?

— А вот и сама пожаловала!—проскрипел в темноте голос полицая. В лицо ударил луч фонарика.— Руки вверх!

Рук она не подняла. Не смогла. К ней подошли полицаи. Гестаповец приказал обыскать ее.

— Ничего нет,— доложил полицай.— Пустая явилась...

Ее увели в дновскую тюрьму. Там она узнала, что отец, мать и сын арестованы. Их допрашивали.

В августе 1943 года Анастасию Александровну перевели в порховские застенки. Допросы и пытки продолжались. Мучила тревога за стариков родителей и Костю. Потом кто-то из заключенных, которым разрешено было свидание с родственниками, сообщил ей, что Финогеновы и их внук выпущены. На душе стало немного легче. Но вскоре до нее дошло печальное известие: умер отец. По-сле тюрьмы он так и не смог встать на ноги.

Гестаповские следователи ничего не смогли добиться от Бисениек. Истерзанную пытками, ее перевели в концлагерь Заполянье. Об этом лагере ходила страшная молва. Его называли лагерем смерти.

Анастасия Александровна была помещена в барак, где находились подследственные. Сначала шли мучительные допросы. Потом Бисениек разрешили выходить на лагерный двор. Здесь она встретила Василия Лубкова. Он был арестован еще в июне, когда сорвался побег группы военнопленных из лагеря в Скуграх.

У колючей проволоки, окружавшей лагерь, иногда можно было видеть женщин — жен и сестер заключенных. Приходила сюда и жена Лубкова. Бисениек попросила ее сообщить родным, что она здесь, в Заполянье.

В конце сентября она увидела у проволоки до боли знакомую фигурку сына. Костя зябко ежился в коротком пиджачке и с тревогой глядел на мать. А она, завязав потуже платок, старательно спрятав под него седые пряди волос, быстро-быстро пошла к колючей ограде. Позже Константин Бисениек рассказывал: «Напротив меня, за колючей проволокой, стояла мама. Все было как в тумане и я видел только ее глаза, темное ситцевое платье и стоптанные туфли на низком каблуке. Мне хотелось так много сказать маме, а я стоял и молчал. Потом до сознания дошли ее слова: «Иди, сынок, к Юре... Понимаешь?. Обязательно зайди к Зине Воробьевой. Она тебе все объяснит...» «Иди, сынок, к Юре» — это значило, видимо: «Иди к партизанам...» Фашистский солдат не дал мне поговорить с мамой. Он ткнул меня в спину прикладом: «Ап, ап! Шпель, шнель!..» Я ушел, а мама все стояла за проволокой и смотрела на меня...»

В октябре 1943 года фашисты расстреляли Анастасию Александровну Бисениек.

* * *

Когда поезд прибывает па станцию Дно, глазам пассажиров открывается картина напряженной трудовой жизни крупного железнодорожного узла.

Краны у станционных пакгаузов.

Локомотивы, маневрируя, тянут по переплетениям рельсовых путей вереницы вагонов и платформ.

Сверкая свежей краской, выходят из ворот депо отремонтированные тепловозы.

А рядом с вокзалом, в центре сквера, возвышается гранитная плита. Над нею склонились деревья. У подножия плиты всегда алеют свежие цветы. В молчании останавливаются тут люди, в глубоком раздумье читают суровые и скорбные слова, начертанные на граните:

«Здесь, на станции Дно, в период временной немецко-фашистской оккупации города работала руководитель подпольной группы Анастасия Александровна Бисениек.

Мужественная патриотка зверски замучена фашистскими палачами в октябре 1943 года.

Вечная память героям, отдавшим свою жизнь за свободу и независимость нашей Родины!»

Иногда я прихожу сюда с маленьким внуком. Когда он подрастет, я расскажу ему о моих славных товарищах-партизанах, как теперь рассказываю о них молодежи. Каждый раз, ведя такие беседы, вспоминаю я о подвигах Героя Советского Союза Анастасии Александровны Бисениек.