Сооружение концентрационного лагеря в Тюрингии руководство СС считало «совершенно необходимым» и уже в мае 1936 г. обосновывало «условиями и потребностями войны». Успешные переговоры с гауляйтером и имперским наместником в Тюрингии Фрицем Заукелем обеспечили СС выбор места на вершине Эттерсберга, севернее города Веймара, прославленного многими великими именами — писателей Гёте, Шиллера, Гердера, музыкальных гениев Баха и Листа, художника Лукаса Кранаха Старшего... Секретарь Гёте Эккерман в книге «Разговоры с Гёте» пишет о том, с какой радостью поэт на склоне лет своих посещал буковый лес и замок Эттерсберг, взирая отсюда «на богатства мира и его великолепие», вспоминая проведенные здесь вместе с Шиллером «многие веселые дни».
При нацистах Веймар стал зловещим местом, связанным со всемирно известным концлагерем Бухенвальд. Он был построен в 1937 г.— всего за один год — на вершине и северо-западном склоне этой знаменитой горы, поросшей нетронутым буковым лесом. Первоначальное название его — Эттерсберг, но «национал-социалистская культурная община» Веймара попросила СС заменить его другим. Дабы не отягощать «культурную совесть» веймарцев, Гиммлер приказал дать название: «Концентрационный лагерь Бухенвальд, почтовое отделение Веймар».
В свете великой славы прошлого горы Эттерсберг рейхсфюрер СС решил представить Бухенвальд достойным образом— как образцово-показательный концентрационный лагерь Германии, гордость СС и рейха (а при случае — и в международном плане, например перед Красным Крестом). Здесь не были запроектированы газовые камеры, лагерь предназначался для заключения «политически нежелательных» лиц—противников национал-социализма, для уничтожения их строгим режимом и непосильным трудом.
Первоначально Бухенвальд был рассчитан на 8 тыс. человек, к концу своего существования, к исходу 1944 г., через него прошли многие десятки тысяч узников всех национальностей Европы, и не только ее...
По мере завоевания вермахтом все новых стран и территорий росло и количество людей, «опасных для империи и оккупационных властей». Местное население в качестве «преступников» бесследно поглощали «мрак и туман» гиммлеровских концлагерей. Каждый из них зловещ по-своему в отношении методов и размеров человекоистребления. При отступлении гитлеровцев на востоке и западе в Бухенвальд с новой силой вливаются отовсюду все новые жертвы...
Бухенвальд, концлагерь и задействованное вокруг него пространство, отличали ухоженность и чистота, четкость его плана, продуманность и удобство для СС в расположению всего комплекса объектов. Внешне в этом фашистском вepтепе смерти как бы сошлись немецкий рационализм и добротность во всем с нацистской показной «элитностью». От Веймара к вершине Эттерсберга на костях узников, их потом и кровью проложены добротные шоссейная и железная дороги. Заключенные доставлялись сюда из веймарской округи изнурительным и смертоносным пешим строем и «черным вороном» (небольшие группы), железнодорожным транспортом и машинами, если издалека, как первые советские военнопленные. Именно Бухенвальду принадлежит «изобретение» метода «санпропускника» с его «ростомером» — процедурой измерения роста жертвы и в это время выстрела ей в затылок под оглушающую бравурную музыку, в окружении эсэсовцев в белых халатах...
Близ транспортной сети дорог простирались производственно-складские зоны. С началом фашистского «блицкрига» в СССР при лагере были сооружены полтора десятка гигантских корпусов Густлов-Верке и завод в Веймаре импеского поставщика рабочей силы гауляйтера Тюрингии Заукеля по производству различных видов вооружения, в том числе и «оружия возмездия» — Фау-1 и Фау-2. 24 августа 1944 г. союзная авиация перепахала с землей всю эту «рюстунгсиндустри» (военное производство) — воздвигнутый узниками завод и его продукцию, готовые к отправке многометровые цилиндрические корпуса ракет, складировавшиеся вдоль стен цехов. Над горой стоял непрерывный гул взрывов бомб, выпускаемого снаряжения, складских боеприпасов. Немало полегло не только эсэсовцев, но и узников из внешних рабочих команд. Это был день заката показного благолепия и славы «образцового» концлагеря рейха. Вокруг колючей проволоки падали фосфорные и фугасные бомбы, содрогалась земля, рушилось, горело и дымилось все, что находилось на ней, под вертикальными дымовыми в небе сигналами — вехами для бомбометания. Оба военных завода— ДАВ, в непосредственном восточном соседстве с лагерем, и Густлов-Верке, близ железнодорожной станции,— бы ли накрыты с воздуха и полностью поражены. Из других примечательных объектов сгорел Политический отдел (лагерное гестапо) у входа в концлагерь; бомба поразила эсэсовскую кухню (в подвале которой, в команде картофель-шеллер — чистильщиков картофеля, работал в это время и автор этих строк); снесло, словно ветром сдуло, некоторые строения лагеря Фихтенхайн с его изолятором-бараком (здесь содержались важные заключенные из разных европейских государств); на месте одной из вилл СС образовалась огромная дымящаяся яма...
Попутно заметим, что одна из внешних команд филиала Бухенвальда, Дора (с 28 октября 1944 г. самостоятельный концентрационный лагерь), одновременно сооружала в Тюрингии подземный завод Фау в недрах горы Конштейн, близ Нордхаузена. Производство смертоносного оружия шло уже полным ходом, и руководили им ученые в форме СС — небезызвестный конструктор ракет Вернер фон Браун и конструктор танка «тигр» Савацкий. «Славу» Бухенвальду прибавила и другая страшная подземная его команда, значившаяся под шифром SIII, строившая с конца 1944 г. ставку Гитлера и пусковые установки Фау около местечка Ордруф. Спешка послушной фюреру СС в исполнении этих «специальных заданий» стоила жизни десяткам тысяч заключенных Доры и Бухенвальда. Но и выжившие в нечеловеческих условиях на строительстве секретных объектов узники обрекались на смерть...
Среди собственно бухенвальдских команд самая недобрая молва по праву—о штаинбрухе (каменоломне). Это был символ садизма, кровавых истязаний и пыток, которым жертва часто предпочитала смерть, бросаясь под дуло эсэсовца, что квалифицировалось как смерть «при попытке к бегству». Штаинбрух—огромного диаметра котлован, вгрызающийся все глубже в каменную породу горы на отшибе, в западной стороне Бухенвальда. Работа на бухенвальдской каменоломне была сверх физических и моральных сил, она умерщвляла людей непосильным трудом.
Заключенные спускались на двенадцать часов в день в глубокую адскую яму, на верху которой, высоко по окружности, стояли расставив ноги, с автоматами на груди, стражи фашистского ада. Гауптшарфюрерская плеть и сапог всех этих бланков и хинкельманов, кулак и палка «зеленых» капо и форарбайтера... Лом и кирка, одноколесная ручная тачка и вагонетка, костлявые плечи и дрожащие под тяжестью камня слабеющие ноги дистрофически истощенной жертвы — «механизация» столь важного, жизненно необходимого для Бухенвальда предприятия. И после долгого, из-нуряющего голодного рабочего дня штаинбруховца ждал неподъемный камень, который он должен был нести на плечах или спине по нескончаемым ступеням наверх, а там, если еще не подкосятся ноги,— километровая дорога в лагерь... Упавших волокут жертвы, которые еще на ногах. В каменоломню направлялись приговоренные к «особому обращению» (казни): советские военнопленные (офицеры, политруки, летчики, парашютисты); узники из штрафной лагерной роты, которая была при бухенвальдском самоуправлении «зеленых» (зеленый винкель-треугольник носили уголовники, политзаключенные носили винкель красного цвета); «преступники» перед империей, не подлежащие освобождению; прошедшие фильтрацию по физическому состоянию и спасшиеся, таким образом, от газовой камеры.
С восточной стороны к лагерю вплотную примыкал и отделялся от него лишь колючей оградой под током завод ДАВ (Германские заводы вооружений), по-лагерному называвшийся Механическими мастерскими, объединявшими слесарный, токарный, электротехнический, столярный, деревообрабатывающий цеха, имевшие складские запасы древесины, металломатериалов, стрельбище (тир) и пр. Производство это пользовалось немалой престижностью в лагере среди заключенных, и не без оснований. Рабочее место полутора тысяч узников было под боком. Еще более весомым для них было то, что там мастерилась всевозможная бытовая техника и утварь — ножи, зажигалки, люстры, настольные лампы и многое другое, заказываемое самими арбайтсфюрерами. Здесь реализовывалась техническая и художественно-творческая мысль подневольных представителей многих народов. Лагерное подполье имело возможность изготовлять на высококлассном оборудовании и выносить в лагерь по частям, а то и целиком холодное и «горячее» оружие — штыки, кинжалы, карабины и револьверы, гранаты и взрывные устройства. Высококвалифицированные мастера изготовили нужные радиодетали, добыли в мастерских радиолампы и собрали приемник и передатчик — об этом имеются обширные свидетельства. Территория ДАВа (в 1941 г.) была также местом массовых расстрелов советских военнопленных.
Производственная сфера приложения внутрибухенвальдских и внешних команд не поддается обозрению в кратком очерке. Речь здесь идет в основном о Бухенвальде 1943— 1945 гг. (времени заключения в нем автора излагаемого материала), когда этот «комбинат смерти» в своем становлении достиг апогея, претерпел «небесную кару» и закончил свое существование самоосвобождением узников. И это скорее свидетельские «показания», нежели беспристрастные справочные данные. Хотя в обоих случаях достоверность и правда — первое их требование, объективизировать, обезличить свое представление об этом каземате смерти едва ли возможно.
При въезде в Бухенвальд по Веймарскому шоссе транспорт должен был миновать строительный двор, военные гаражи и стройконтору слева и Густлов-Верке с железнодорожной платформой — справа. Далее он подъезжал к металлической ограде и двум каменным въездным столбам, за ними, как «форпосты»,— бухенвальдская почта и гауптвахта. Отсюда до железной решетки входа в лагерь (350—400 м) тянется асфальтированная «карачо» — дорога, «дорога смерти», на языке заключенных.
По обе ее стороны — эсэсовские и административно-хозяйственные службы: комендатура, штаб охраны, адъютантская, гараж — это слева, за почтой; за гауптвахтой, справа,— офицерское казино и солдатская лавка, оружейный склад и стрельбище. Политический отдел—у самых ворот лагеря (лагерное гестапо заводило карточки на заключенных, фотографировало их, брало отпечатки пальцев, вершило приговоры...). Отдел этот окружали пересеченные пешеходными дорожками лужайки с редкими уцелевшими буками, являя собой как бы «жизненное пространство» притулившегося к самому лагерю зверинца для эсэсовцев. За надежной оградой с рукотворной каменной глыбой, пещерой и крохотным водоемом можно было увидеть томившуюся в неволе супружескую чету бурых мишек и обезьянок в вольере. «Экзотика», видимо, призвана была ублажать ожесточающееся по роду службы своей недреманное око СС, а для посторонних — знай наших! Мол, ничто человеческое и нам не чуждо. В самом центре эсэсовской территории, близ комендатуры и штаба, стояло всеобъемлющее Управление эсэсовского бухенвальдского «государства». Все это было его «мозговым» центром.
Компактно сгруппированные по назначению объекты Бухенвальда разрежены растительными массивами. Один из них — обширная роща с могучими буками, отделяющая лагерь с южной стороны от эсэсовских казарм. Днем это место наименее людное. Мощенная мелким белым камнем узкая дорога вела через западный край рощи от лагеря к штаинбруху. Рано утром и вечером это место оглашалось истошным лаем овчарок из расположенного поблизости собачьего питомника, зычными голосами проводников собак да глухим топотом сотен пар деревянных колодок, стонами полуживых людей и гортанным криком их палачей. Эту белую среди летней пышной зелени стезю ада навсегда запомнил тот, кто прошел ею, согбенный до земли под тяжестью камня на плечах... и трижды — кто шел по ней в бухенвальдскую осеннюю слякоть, в зимнюю бездорожную стужу...
Напротив рощи, через штаинбруховскую дорогу, справа громоздился массивный манеж, рядом — длинная конюшня — это бывшие владения жены первого коменданта лагеря Эльзы Кох, известной заключенным своими садистскими нравами. После казни Коха (за награбленные сокровища)] манеж служил загоном для советских военнопленных перед их уничтожением, а конюшня превратилась в печально знаменитый «хитрый домик» для тех же целей: медосмотр, установка «ростомер» — выстрел в затылок. Через угловые-лагерные грузовые ворота, что в ста метрах,— кратчайший путь к крематорию.
Небезынтересно, что в этой примечательной округе был расположен эсэсовский лазарет: его врачи опекали здоровье охранников каменоломни, расстреливавших до десятка жертв в день «при попытке к бегству». Палачи за это получали вознаграждение в марках и прибавление срока отпуска. А воякам СС такое зрелище из окон их палат, видимо, способствовало ускорению выздоровления. Смертники каменоломни, работавшие наверху на погрузке и транспортировке камня, могли быть наказаны за «уклонение от работы» в результате доноса их лагерного номера лазаретчиками. Уничтожение узников из штрафной роты, неугодных лагерному начальству, было в штаинбрухе преднамеренным и планомерным.
При планировке эсэсовских казарм архитектору Бухенвальда, думается, представлялся туго натянутый лук, обращенный на северо-запад, в сторону ограждений концлагеря, в виде восемнадцати добротных двухэтажных казарм, стоящих правильным полукругом, с вместительной «эсэскухней» в центре его, питающей свыше четырех тысяч стражников. Упоминавшаяся буковая роща скрашивала казармы с севера, а с противоположной стороны их торцевые окна смотрели на протянувшуюся под ними полукольцом площадь военной муштры (эксерциерплац). Словно стрела упирался в полуокружие казарм и площади конечный отрезок веймарской дороги.
Справа от нее—лагерь Фихтенхайн, напротив казарм, через площадь,—таинственное «заведение» для полной изоляции якобы от внешнего мира сановных особ поверженных европейских государств. За низким прозрачным ограждением,— теннисные и другие спортплощадки с деревянными строениями при них; этот «спорткомплекс» уютно и услужливо расположился прямо напротив виллы Коха и окружавших ее слева и справа других, рангом пониже «фюрерских» вилл. Все они красовались в зеленой парковой зоне, слева от шоссейной «стрелы», словно сказочные терема цвета красного дерева, под вековыми зелеными великанами. Только массивный каменный дом Коха с чердачным этажом угрюмо смотрел из-под крутой, поглотившей его черепичной крыши. С тыльной стороны виллы граничили с соколиным двором— хищные инстинкты СС не ограничиваются одним лишь родом человеческим и с удовольствием демонстрируют свое родство с природой. Здесь, в небольшом егерском двухэтажном бревенчатом домике, летом 1944 г. можно было видеть на балкончике, так как внутрь не впускали, высокого седого благообразного Леона Блюма, его жену и секретаря, которым заключенные носили пищу в термосах-бачках, всякое сменное белье и пр.
Перед военными гаражами и строительным двором, занимающими самый южный угол производственной территории и вообще бухенвальдского массива, шоссе круто поворачивало налево и у железнодорожного тупика и вокзала соединялось с автострадой, уходящей на Веймар.
Бегло обозрев наружные владения бухенвальдской «вотчины» СС, приблизимся к ее «святая святых» — железным вратам хваленого фашистского ада. На их решетке железными буквами начертаны библейские слова: «Каждому свое»—лицемерное благочестие, фарисейство гитлеризма. На бляхах солдатских ремней вермахта тоже было отштамповано святотатственное: «С нами бог»...
«Крепостное» сооружение центрального входа—в три этажа, башенка с часами над ними и батарея прожекторов; над вторым этажом — решетчатое ограждение смотровой площадки по всей длине: эсэсовская лагерная элита собиралась здесь в предвкушении палаческих зрелищ — например показательная казнь пойманного заключенного Бухенвальда, проводившаяся во время вечерней поверки на аппельплаце (запарывание жертвы насмерть двумя эсэсовцами на высоком помосте). При входе слева от ворот длинный первый этаж занимал карцер в полтора десятка камер в лагерную и наружную стороны; частые квадратные окна забраны жестяными козырьками снизу вверх. Симметрично справа— караул, сторожевые, выше — этажи службы рапорт- и арбайтсфюреров, лагерное «радиовещание». Отсюда по радио рапортфюрер вызывал заключенных к воротам, где слева у стены установлены номерные щиты, караульный приходил к ним и забирал жертву—на допрос, на транспорт, в карцер, на виселицу (3-й щит)... Новички же группой или поодиночке из политического отдела направлялись в лагерь в сопровождении эсэсовской стражи. Одни — оттуда, другие—туда, но никто из лагеря «медленной смерти» не отпускался на свободу, если за таковую не счесть отправление в мир иной.
Бухенвальд, расположенный в сердце Германии — Тюрингии, постепенно превращался в пересыльный концлагерь: он имел до полутора сотен филиалов по всем направлениям рейха, в различных отраслях его экономики. Спрос на рабочую силу все возрастал, и административно-хозяйственное управление СС вело бойкую работорговлю на рынке труда: 6 марок в день за использование квалифицированного рабочего, 4—за подсобного. На собственных предприятиях СС расходовала в день соответственно 1,5 и 0,35 марки на заключенного. Гиммлеровская «епархия», таким образом, получала баснословные прибыли и конкурентоспособность. По причине повальной смертности в концлагерях и дороговизны рабочей силы главный «хозяйственник» СС обергруппенфюрер Поль и оберпалач гестапо группенфюрер Мюллер даже вынуждены были с начала 1942 г. рассылать по концлагерям директивы о повышении производительности труда, об отчетности перед ними за «чистое рабочее время» заключенных, за каждую пару квалифицированных рабочих рук; теперь им нужны были рабы живыми — и ответственность за них должны были нести коменданты концлагерей и руководители предприятий.
— Как он мог умереть, он же был квалифицированным рабочим?..— вопрошал начальник управления концлагеря Бухенвальд, слушая отчет лагерного врача-эсэсовца о смертности заключенных.
Ведающее концлагерями административно-хозяйственное управление СС (отдел Д) предписывало своим эсэсовским эскулапам вести более строгий контроль за лагерным «общепитом» в целях поддержания надлежащей работоспособности рабов; врач должен был представлять коменданту лагеря предложения, направленные на соблюдение нормированного питания; равно как требовать от руководителей предприятий улучшения условий труда заключенных. Об этом надлежало ежемесячно докладывать начальнику отдела ДШ. Сам рейхсфюрер приказал добиться уменьшения смертности заключенных в связи с перемещением производства военной продукции в концлагеря — и исполнительный генерал от СС Поль - строчил «однозначную» директиву: «Комендант лагеря несет исключительную ответственность за использование рабочей силы, которое должно быть максимальным...» (Берлин, 30 апреля 1942 г.).
СС оставалась верной своему «принципу истребления», использования заключенных до полного их физического уничтожения. Производство секретного оружия (Фау) имперское руководство СС взяло под свой контроль и опеку, и выполнение «повышенных заданий» в этой связи возлагалось в первую очередь на Бухенвальд: строительство таких гигантов, как Густлов-Верке, при концлагере с численностью рабочих от 6 до 8 тыс. человек; подземных заводов по производству и испытанию Фау филиалом Дора в Нордхаузене — свыше 30 тыс. рабочих и филиалом Лаура в Заальфельде — более 1 тыс. человек; подземных объектов и пусковых установок командой SIII в Ордруфе (в живых от нее осталось более 10 тыс. человек). В Бухенвальде происходил отбор самых здоровых и квалифицированных для этих работ заключенных, а сроки «заданий» таковы, что СС не считалась ни с какими потерями.
Перед колонной узников при входе или выходе распахивались обе половины ворот, перед одиночными жертвами—дверь посередине, с приведенным выше «сакраментальным» изречением. За воротами — просторная лагерная площадь (аппельплац) для утренних и вечерних поверок, за нею, слева и прямо,— одноэтажные деревянные бараки (блоки) заключенных. Эсэсовец указывает новичку идти направо. Глаза до этого уже схватывают правостороннюю часть панорамы: массивная, коптящая небо, перехваченная обручами четырехгранная труба, мрачная двускатная крыша в глубине, за высоким зеленым забором,— путь лежит к нему... Даже никогда не видевший -подобного «пейзажа» догадывается, содрогаясь, куда ведут его... В заборе— плотно закрытая дверь, кнопка звонка — слева от нее. Бледнеешь, на лбу выступает холодный пот, на теле появляется «гусиная кожа» — вот сейчас «мертвая голова» протянет руку, нажмет кнопку... и земной твой путь закончен. Воистину, забудь надежду всяк... Волю входящего сюда надо сломить сразу, под корень уничтожить инстинкт жизни, парализовать психику.
Крематорий — первое, что встречало заключенного на «пороге» его бухенвальдской жизни. Поставить душегубку на «лобном месте», на площади поверок, чтоб дважды в день черным шлейфом гари и смрадом зловещая труба душила еле теплившуюся жизнь в десятках тысяч людей,— такое могло осенить только фашиста.
Поступающие в Бухенвальд «превентивные» (без суда и следствия) заключенные в качестве рабочей силы проходили санобработку. Эсэсовец прошел мимо крематория, вдоль его забора,— фортуна вам улыбнулась. Перед колючей оградой под током — граница с механическими мастерскими— поворот налево, вас препровождают к вместительным корпусам вещевых камер, дезинфекционной, бани и пр.
Освободив полностью от пожитков и личных одежек, превращают в адамов или ев — остаетесь в чем мать родила, освобождают и от причесок: волосы не только женские, но и мужские имеют для СС немалую ценность, частные фабрики платят за них марки. После погружений с головой—для этого палка на страже — в мутные, болотного цвета, шибяющие в нос креозотные с хлоркой ванны заключенных гнали к душу. Лагерная одежда-«зебра», красный треугольник с латинской буквой «R» (винкель политзаключенного-русского), номер на белой полоске — нагрудная мета на куртке с левой стороны и справа на штанине—с этой минуты, как лютого врага фюрера, его кровавые эсэсовские сатрапы могут по любому поводу вас «пустить в утиль».
Далее блок-изолятор за колючей проволокой — в Бухенвальде она на каждом шагу,— пока арбайтсдинст- и арбайтсаинзацфюрер решают дальнейшую судьбу узника. Много» зависит и от лагерной шрайбштубы (канцелярии). Внутренние и наружные лагерные команды, как правило, укомплектованы, и, если нет срочно формируемого транспорта, можно попасть в одну из физически изнуряющих команд - «каменоломню», «кирку-лопату», «огород», «гужевую» («поющие лошади»—с песней в упряжке) и др. Со времени установления в Бухенвальде самоуправления «красных» (политзаключенных), с середины 1942 г., истязание узников со стороны капо и форарбайтеров прекратилось. Истощенных спасали переводом в более легкие команды — штопальщиков носков, чистки картошки, других лагерных объектов. Филиалы Бухенвальда учреждало административно-хозяйственное управление СС, продававшее заключенных промышленным компаниям — «Крупп», «И. Г. Фарбен», «Сименс» и др. Бухенвальд — мужской лагерь, в некоторых городах были и женские его филиалы; узницы на бухенвальдский «баланс» переводились из женского концлагеря Равенсбрюк| для работы в разных городах... Итак, пойдешь направо... крематорий, или «чистилище». Если пойти прямо от бухенвальдских ворот—это на север,— пересечем аппельплац, далее деревянные блоки справа и слева, затем двухэтажные кирпичные... Снова колючая проволока, за которой так называемые «конюшни» Малого лагеря. Всего 63 блока-ночлежки с трехъярусными нарами; до 400 человек в деревянных строениях (в количестве 30), до 800—в кирпичных (15 строений); некрашеные «конюшни» — из вагонки — узких досок (до 1000—1200 жертв в блоке). Северо-западный («Холыитедтский», по названию близлежащего селения) угол в ограждениях лагеря занимали огороды с отстойником нечистот и левее — животноводческий комплекс—свинарник, птичник, крольчатник, конюшня. Перед падением Бухенвальда (11 апреля 1944 г.) здесь еще находилось 800 откормленных (и за счет пищи лагерных штрафников) свиней для эсэсовской кухни.
Пойдем налево... СС не обошла вниманием и своих жертв, раз уж насилие предназначается быть показным, рядом с зашторенными окнами карцера стояли орудия пыток и казни — виселица и «козлы», перенесенные в последние годы во двор и подвал крематория. Прежде стояли здесь для заключенных евреев обнесенные проволокой бараки — их заменили «конюшни» Малого лагеря. Были размещены на этом клочке асфальта и оптические мастерские. Но самое «рекламное» место — кантина (лавка) для заключенных, где, как правило, висела табличка: «Все продано». Отсюда — проезд вниз, вдоль проволочного забора слева, за которым перепаханная земля, спиралью стелется по ней полоса колючей проволоки по периметру главных, под током, ограждений; более двух десятков сторожевых вышек нацелили на лагерь свои пулеметы. По правую руку минуем блоки советских военнопленных и прочих заключенных, деревянные блоки сменяются кирпичными. За колючей проволокой одного из них побывали в последнее время Бухенвальда норвежские студенты, до этого — англо-американские пленные летчики. Снова колючее оцепление вокруг двух страшных «объектов» — 46-го блока, где на живых людях практиковали «медицинские» эксперименты лагерные «доктора»-палачи, и 51-го блока, производившего для них из крови заключенных всевозможную вакцину — заражения тифом, желтой лихорадкой, столбняком, прочими эпидемиями и заразными болезнями. По этому вопросу имеются многие источники и судебные показания палачей в белых халатах—гаупт- и негауптштурмбанфюреров и оберфюреров — Мруговский, Шидлауский, Динг, Ховен, Шулер и другие имели непосредственное к этому отношение и понесли кару.
По этой дороге вниз минуем «колючие» ворота Малого лагеря для больных (туберкулезом, дизентерией) — с правой стороны, с левой — ограждение лазарета заключенных (ревира). Это шесть деревянных типовых бараков с просторной клумбой посередине. Немецкие, чешские, русские врачи спасли здесь жизнь многим смертникам не только медикаментозным лечением, но и подменой их лагерных номеров. Заключенные врачи и санитары были надежным контингентом бухенвальдского подполья.
Почему-то мало где в свидетельствах о Бухенвальде упоминается о других его заведениях. Кинохалле — вместительный кинотеатр, сооружение, служившее ранее спортзалом для эсэсовцев, выстроенным затем за воротам. Помнятся даже цветные рекламные плакаты у входа с именами и портретами кинозвезд — Марика Рёкк, Ганс Мозе Бригитта Горней, Макс Линдеман... Названия лент: «Школа любви», «Темперамент для двух» и т. д. За этим общедоступным, культивировавшим нацистское киноискусство заведением — высокий голубой забор, за которым укрыт от прохожего глаза лагерный, как считалось, на самом дел эсэсовский «пуф»—дом терпимости. Бухенвальдские «фюреры», видимо, по мотивам морали стыдливо скрывали пленных красавиц со всей Европы на территории лагеря. В сопровождении охраны они посещали кинотеатр, размещаемые в первом ряду.
Деньги на сигареты в кантине и на билет в кино заключенные должны были зарабатывать высокопроизводительным трудом, который в Бухенвальде оплачивался специальными лагерными талонами. Кантина, ревир, кино и пр. использовались СС для рекламы перед «гостями».
С западной и северной стороны «пуф» окружал миниатюрный бухенвальдский «парк культуры и отдыха» — полянка с милыми глазу буками. При всей затравленности овчарками, забитости эсэсовскими палками, в погожие воскресные летние полдни здесь собирались узники. Такие часы были подарком судьбы для невольников: поговорить с другом—дружба высоко ценится в неволе и испытаниях,— посмотреть и услышать сымпровизированные сценку, песню под аккомпанемент «народного» инструмента или соло на нем — «ложки-тарелка», натянутая струна, художественный свист, губная гармоника (непревзойденные мастера игры на ней были немецкие товарищи) — все это воспринималось с самозабвением. Редкое счастье — видеть улыбку, смех заключенного, а здесь это было. Величайшее искусство — комические танцы: редко кто видел такое жизнерадостное явление даже на свободе, в мирной жизни — а это в Бухенвальде!— на голодную кишку танцевать и смешить собра-тьев по несчастью. Однажды увидев и услышав «имперского немца» Вили, невысокого обаятельнейшего, с грустно-веселым выражением карих глаз, настоящего артиста смеха, никогда потом не забудешь. Он выходил на поляне или на «сцену» в блоке с естественной, безыскусной, чарующей улыбкой, как будто он и не «из Бухенвальда»... Каким-то чудом его веселье, а потом все более и более захватывающий смех без единого слова передается зрителям. Проходят минуты — и вся «публика» гомерически, а потом тише совсем уже беззвучно хохочет... не в силах остановиться. Уже представляется, что из этого состояния никому не выйти, а маэстро смеха, изгнавший из наших душ подавленность, ввергнувший нас в стихию смеха, также легко вдруг утихомиривает его... Это что-то от кудесничества.
Наш брат заключенный сколотил в лагере заправский духовой оркестр, маршевой музыкой провожавший каторжников на работу и встречавший их «Бухенвальдской песней» («О Бухенвальд, тебя я не забуду»). Оркестранты в красных венгерках и штанах, расшитых золотыми галунами, с начищенными трубами, барабанами и тарелками ждали справа, на выходе из ворот. Утренней ранью рядом с оркестром вставало и каре эсэсовцев-собаководов с овчарками на цепи, собранной в руке. При появлении в воротах людей в полосатом — рабочих команд, выходящих на «карачо-дорогу», относительная тишина раннего утра с внутрилагерными эсэсовскими командами взрывается настоящей какофонией неудержимого, яростного собачьего лая, звонкого лязга медных тарелок, тугого барабанного боя и трубного рева марша; набирает силу многотысячный топот голендеров (деревянных колодок) на марафонской «дороге смерти». Горе тому, кто оступится, споткнется и, не дай Бог, упадет. Овчарка и палка эсэсовца правят порядком... Занимается долгий, многострадальный бухенвальдский день. Вечером полосатые человеческие потоки устремляются в обратном направлении — и так ежедневно — недели, месяцы, годы...
У одних Бухенвальд взял юность, у других — здоровье, у третьих — жизнь. Море человеческого страдания даже в одном Бухенвальде — неисчерпаемо. Увы, невозможно передать испытанные муки, боль души и тела даже одного человека, поглощенного эсэсовским адом, а жертвы его неисчислимы — через печи бухенвальдского крематория прошло 56 тыс. человек. Думается, Бухенвальд себя «увековечил». Несомненно и то, что человеческие документы об этом каземате воедино собрать невозможно. Автору данного «свидетельства» хотелось дать общее представление об этом концлагере, не претендуя на «открытие».
Представляется приятным долгом обратиться к истокам 11 апреля 1945 г. Сказать кратко — этой датой и спасенными в связи с ней 21 тыс. жизней людей (в том числе 900 детей) 32 национальностей человеческая память свято обязана немецким антифашистам — верным и испытанным друзьям старшим товарищам всех узников Бухенвальда. С предельной точностью, непоколебимо и мудро был уловлен момент штурма эсэсовского Бухенвальда, в котором мы победили.
| << Назад | Вперёд >> |