«МАТРОСЫ» С ТРАКТОРНОГО

...Уходили комсомольцы на гражданскую войну.

Ушел тогда на фронт и восемнадцатилетний паренек Иосиф Москалев. Первое боевое крещение им было принято под Царицыном. Вместе с Десятой армией и рабочими царицынских заводов защищал он этот славный город. А потом — легендарный боевой путь с Первой конной. Беспощадно косил Москалев из своего пулемета белогвардейцев под Перекопом...

Этих дней не смолкнет слава, не забыть этого никогда.

В огне гражданской войны закалился, как сталь, характер юноши. Именно потому, когда были разгромлены враги молодой Советской республики, Иосиф Москалев направился на самые трудные участки мирного строительства. Он был участником всенародной стройки, первого в СССР тракторного завода и с тех пор на всю жизнь связал с ним свою судьбу. Полюбился ему этот новый завод — первенец наших славных пятилеток. От рядового рабочего до мастера вырос здесь крестьянский паренек. И кто знает, может быть, и дальше пошел бы, но... снова грянула проклятая война.

Снова довелось Москалеву взять в руки оружие и пойти по знакомым дорогам. Место, где в восемнадцатом году происходили жаркие сражения, не узнать: на пустыре вырос прекрасный рабочий поселок. Все вокруг изменилось, только Мечетка осталась такой же, какой была много лет назад. Здесь, у берегов этой речушки, во время обороны Царицына, не раз сталкивались с врагом царицынские рабочие. Здесь же состоялась первая схватка тракторозаводцев с немецко-фашистскими захватчиками.

После боя мы встретились с Москалевым. Я попросил его рассказать, как это было. Он рассказал:

— В шестом часу вечера пришел я домой с работы. Не успел еще умыться — прибежал друг. Скорей, говорит, иди обратно на завод, немец прорвался к городу. Я быстро собрался и побежал. А на заводе в это время уже раздавали оружие — рабочие готовились к бою. Мне, как бывшему пулеметчику, дали пулемет и в помощь выделили еще одного рабочего-слесаря Копшева. Вышли мы за город, заняли позицию возле моста и приготовились к встрече немцев. Тут же, недалеко от нас, расположились другие рабочие, вооруженные винтовками, автоматами и пулеметами. А лица и руки у многих замасленные, потому что пришли сюда прямо с работы. И одеты были по-разному — пестрота...

Вдали показались гитлеровцы. Ну, думаем, гадюки, и встретим же мы вас сейчас. Подпустили поближе и открыли огонь. Закрутились, завертелись они — и врассыпную. Я не знаю точно, сколько мы с Копшевым положили этих бандитов — считать некогда... Два дня мы сдерживали натиск фашистов, а на третий сами пошли в наступление. Они не выдержали и начали откатываться назад. После, из показаний пленных, мы узнали, что фашисты долго рассматривали нас в бинокли и никак не могли определить, что это за войско такое, а потом, оказывается, приняли нас за моряков. И, действительно, рабочие нашего завода дрались так же славно, как дерутся моряки. Особенно, как я заметил, стойко держались коммунисты Кухов, Алекеандрин, беспартийный боец Ткаченко и многие другие...

Москалев ничего не сказал о самом себе. Свое участие в боях против немецко-фашистских захватчиков он считает делом обычным — коль враг напал на родной город, на родной завод, значит, нужно драться, драться насмерть.



ИВАН ШИШКАНОВ - РАБОЧИЙ С «КРАСНОГО ОКТЯБРЯ»

Иван Шишканов, рабочий завода «Красный Октябрь», боец Н-ской части, был ранен осколком снаряда в руку и плечо. Его отправили в медпункт. Там сделали перевязку и сказали:

— Надо полежать.

— Полежать? — как бы не понимая, в чем дело, переспросил он.

— Да, обязательно.

— Ну хорошо... Я полежу...

В тот же день, забинтованный, он явился в свое подразделение. Командир удивился:

— Ты зачем? Почему не лечишься?

— Товарищ командир, душа не терпит. Чувствую, что я еще могу драться, могу отомстить за себя, и за товарищей...

Внезапно грохнули выстрелы. На улице показались вражеские танки. Фашисты шли в контратаку.

— Разрешите, товарищ командир, я их...

Командир не расслышал этих слов. Почти бегом он направился туда, где закипал бой. Рвались снаряды, мины, стучали пулеметы и автоматы. Боец с перевязанной рукой взял гранаты и пополз. Из-под угла выскочил танк. Шишканов размахнулся и бросил в него связку гранат. Гусеницы перервались — танк остановился. Вслед за ним вырвался другой танк. Шишканов швырнул бутылку с горючей жидкостью. Бутылка угодила в цель — танк запылал. Фашисты не успели даже выскочить — сгорели вместе с танком.

Только после того, как гитлеровцы стали пятиться и побежали, Шишканов возвратился в санчасть.



ЗАВОД ПОД ЗЕМЛЕЙ

Раскрывается тщательно замаскированная дверь, и мы осторожно спускаемся вниз по ступенькам. Инженер Рейтер говорит:

— Это наш первый «парадный подъезд». Второй — с противоположной стороны.

Ступенек не видно, приходится нащупывать их ногами, чтобы без привычки не оступиться.

Внизу еще одна дверь. Тов. Рейтер открывает ее, и перед нами, как в сказке, ослепительно засверкали яркие электрические огни. Это — общежитие рабочих завода. Вдоль стен стоят ряды железных коек. Возле них, у изголовья — винтовки. Люди готовы в любую минуту выйти в бой. Но сейчас, после напряженного труда, они отдыхают. Радиотехник Крюков сидит у приемника, нащупывает волну и, поймав Москву, громко предупреждает:

— Внимание, сейчас будем слушать последние известия.

Через минуту раздается знакомый голос диктора:

— От Советского Информбюро...

Рабочие, затаив дыхание, слушают. Фронт рядом. День и ночь не смолкает гул орудий, сухой треск автоматов, взрывы авиабомб. Бои идут совсем недалеко. Ежедневно рабочие встречаются с фронтовиками, многое узнают от них о положении на фронте. И все-таки, когда раздается голос по радио: «Внимание, говорит Москва», рабочие чутко прислушиваются: «Что скажет родная Москва? Каковы общие итоги боев за день?»

Потом начинаются оживленные беседы. Желающие поразвлечься садятся за столы и «режутся» в домино, другие, сгруппировавшись возле радиоприемника, продолжают слушать передачи из Москвы, третьи склоняются над книгами. Лишь после того, как по радио прозвучит «Интернационал», все ложатся спать и тогда наступает тишина.

Но рядом, недалеко от общежития, тоже глубоко под землей, тишина не наступает никогда — ни днем, ни ночью. Круглосуточно работает электростанция. Ни на минуту не останавливаются станки, в подземных цехах рабочие без устали куют оружие для фронта, помогают Красной Армии громить врага...

Совсем недавно этот завод работал на полную мощность в светлых, хорошо оборудованных цехах, расположенных на берегу реки. Теперь он погрузился в землю, но и там, под землей, работает полным ходом. Страна знала имя этого завода, во Всесоюзном социалистическом соревновании он занимал одно из первых мест. Остались в нем те же люди, те же руководители и продолжают они соревноваться с еще большим рвением. Недаром в итоге всесоюзного соревнования за сентябрь завод получил денежную премию, а многие рабочие, инженерно-технические работники и служащие награждены орденами и медалями Советского Союза.

Героические будни коллектива завода полны ярчайших примеров трудовой доблести и боевой отваги.

Позавчера на завод пришли гвардейцы и попросили выполнить один очень важный заказ. Рабочие приняли его, как боевое задание Родины, и заявили:

— Сделаем!

— Когда?

— Через пару дней будет готово.

Гвардейцы не поверили — уж очень быстро показалось им, в мирное время на такое дело потребовалось бы не менее двух недель.

— Мало ли что и как делали мы в мирное время, — сказал начальник цеха Суворов. — Теперь время военное. — И, взглянув на гвардейцев, он улыбнулся. — Работать надо по-гвардейски!

Заказ был, действительно, выполнен за два дня. Гвардейцы остались очень довольны.

И так каждый день. Часто люди работают без сна и отдыха по двое-трое суток, не покидая своего поста до тех пор, пока не будет выполнен заказ фронта.

Сегодня слесари Дьяков и Север работали весь день, а перед сменой было получено новое срочное задание, и они, ни слова не говоря, остались работать в ночь.

Вчера слесарь Жирнов работал всю ночь, сегодня — весь день и опять пошел в ночь, заявив мастеру:

— Отдыхать не время, отдохну, когда выполним задание.

Так работает весь коллектив завода-воина. Так работает он в новых, тяжелых условиях, когда вокруг рвутся снаряды, мины, авиабомбы, стоит непрерывный гул орудий. Порой становится под землей невыносимо душно, но работа не прекращается ни на минуту. Часто рабочие, выполняя заказы фронта, рискуют своей собственной жизнью, но они не задумываются над этим, ибо знают, что их самоотверженный труд — это тоже беспощадное сражение с врагом.

— Вы такие же бойцы, товарищи рабочие. Вы — наши верные помощники, наша опора. Без вас мы не можем одолеть врага.

Так сказал представитель Военного Совета Сталинградского фронта на состоявшемся митинге, который проходил тоже под землей. Он был посвящен вручению орденов и медалей большой группе рабочих этого завода за образцовое выполнение заданий командования фронта.

Получая награду, токарь Андрей Спириченко заявил представителю Военного Совета:

— Передайте всем защитникам нашего города — мы не ослабим, а усилим свою рабочую помощь им. Мы не пощадим своих сил и пота, как не щадите вы своей крови и жизни во имя матери нашей — Родины!

***

...Глухо гудят моторы под землей, безостановочно работают станки. В суровом молчании стоят возле них рабочие. Лишь изредка они перебрасываются словами. На учете каждая минута. Труд их напряжен до предела. Завтра утром придут представители фронта, заберут изготовленную за ночь продукцию и скажут:

— Спасибо, товарищи рабочие.



ПИСЬМО КАПИТАНА

Мы сидим с ним в блиндаже. Земля дрожит. Стены и потолок осыпаются. Где-то недалеко рвутся снаряды, мины, бомбы. Идут бои. Жестокие, кровопролитные. А он будто ничего не слышит. Заложив за борт кителя забинтованную правую руку, он диктует мне письмо громко, отчетливо. Произнесет одно слово, потом подумает, закроет лицо ладонью, сморщит старческий лоб, сдвинет суровые седые брови и- снова диктует. Я записываю. Не вношу никаких поправок, хотя он и просит «средактировать как-нибудь получше». Мне хочется записать так, как он думает, как подсказывает его сердце. А он волнуется. То и дело просит прочитать, что записано. Я читаю:

«Дорогие сыны мои, Александр, Виктор и Владимир! Сообщаю вам, что я жив и здоров, чего и вам желаю».

Старик поглаживает бороду.

— Так. Пиши дальше...

И следит за движением моей руки, поддерживает лист бумаги, лежащий на моих коленях. Диктует медленно, громко, как бы стараясь заглушить гул орудий.

«Еще сообщаю вам, дорогие мои, что я, как отец ваш, принимаю участие в защите города. Я защищаю родимое ваше гнездо, ваш родной дом и выполняю все боевые задания беспрекословно...».

И опять, немного помолчав, вытер пот рукавом со лба, подумал и добавил:

«Еще сообщаю вам, что за это правительство наградило меня орденом. Вчера вручил мне эту награду представитель командования фронта. Был у нас по этому поводу свой митинг. Я выступал с речью и говорил о вас, дорогие мои дети. Обращаюсь к вам, сынки мои, с отцовской, родительской просьбой: будьте всегда исполнительными и будьте неизменными защитниками своей Родины, служите трудовому народу верой и правдой до конца своей жизни. Не бойтесь смерти, дорогие мои, ибо умереть за народ, за правое наше дело почетно. И лучше смерть, чем проклятое фашистское иго».

Старик поднял левую руку, сжал пальцы в кулак и продолжал:

«Разбить мы должны кровавый фашизм, разбить насмерть! На вас, защитников Родины, смотрит весь мир и гордится вашим героизмом. Будьте же беззаветными воинами-рыцарями Великой Отечественной войны».

На этом, казалось, он закончил. Мы закурили, затянулись ароматным дымком солдатской махорки. Метрах в пятидесяти разорвался снаряд, за ним другой, третий... Старик ни на что не реагировал. Он продолжал сидеть спокойно и о чем-то думать. Кто знает, может быть, в эту минуту он вспомнил героическое прошлое. Тогда, много лет тому назад, он был капитаном баркаса «Бобик». Странное название! Но этот самый «Бобик» отличался большими делами. Он ходил в разведку, выполнял особые задания, а когда враг подошел вплотную к стенам Царицына, команда «Бобика» во главе со своим капитаном Павлом Ивановичем Колшенским высадилась на берег Волги, взяла в руки винтовки и пошла громить врага. Стойко защищала она родной свой город. И тогда Павел Иванович получил первую награду— Почетную грамоту за проявленную доблесть.

Теперь ему 60 лет. Голова его покрыта сединой. Но сердце осталось таким же крепким, стойким.

Старый волжанин, проработавший на Волге 46 лет, из них 33 года капитаном, он остался до конца верным славным боевым традициям защитников Царицына.

Когда фашистская гадина подползла к берегу любимой Волги, Павел Иванович Колшенский, капитан катера «Тринадцатый», одним из первых заявил:

- Никуда я не пойду. Буду отстаивать город. Пусть лучше умру, пусть лучше похоронит меня матушка-Волга.

И никуда не пошел. Остался.

Когда вражеская авиация начала бомбить город, Павел Иванович, рискуя своей жизнью, спасал женщин и детей. Он перевез через Волгу тысячи мирных жителей, вынужденных покинуть родной кров. Он переправлял с левого берега на правый подкрепления Красной Армии, оружие и боеприпасы. Он спасал раненых бойцов и командиров.

Однажды, выполняя задание командования по уничтожению группировки вражеских автоматчиков, засевших в одном из районов города, катер «Тринадцатый» попал под ураганный минометный обстрел. Создалось крайне тяжелое положение. Но капитан Колшенокий продолжал оставаться на своем посту, воодушевляя своим спокойствием всю команду. Катер шел вперед, несмотря ни на что. И даже тогда, когда две мины попали прямо в борт, капитан не растерялся. Катер начал уже тонуть, а он круто повернул его и повел к берегу. Вся команда и бойцы, находившиеся на катере, были спасены. У самого берега катер затонул. Долго стоял возле того места старый капитан. До слез было жаль ему свой милый, бойкий катерок, на котором он проработал так много лет.

— Ну, погодите, сволочи, мы вам покажем!.. — сказал капитан и зашагал в город.

Теперь Павел Иванович выполняет другие боевые задания. За проявленную доблесть и мужество он получил высокую награду.

И вот сейчас мы сидим с ним в блиндаже и пишем письмо к его сыновьям, находящимся на фронте.

Затоптав окурок и разгладив седые усы, опущенные книзу, Павел Иванович сказал:

— Пиши дальше... «Дорогие сыновья! Подлые враги рвутся к нашей кормилице Волге, но не видеть им ни город, ни Волги, как своих ушей. Какой бы цены это ни стоило, мы никогда не отдадим им свой город. Это не я один говорю вам, это говорит вам и ваша старушка-мать — Елизавета Константиновна Колшенокая. Она тоже верит в это, верит всем сердцем потому, что у нее на фронте три сына и муж, и она гордится ими и надеется на них».

И опять торжественно и клятвенно подняв руку, сжатую в кулак, Павел Иванович произнес:

«Ну, сыновья мои, в заключение окажу вам так: ни шагу назад! Вперед на врага до полного его разгрома!»

И как бы в ответ на эти слова раздался орудийный залп. На этот раз Павел Иванович довольно улыбнулся и сказал:

— Наша Волжская флотилия бьет...



ФАШИСТСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

На окраинах города в тех рабочих поселках, куда ценою огромных потерь удалось прорваться гитлеровцам, остались жуткие следы их кровавых злодеяний.

Мы побывали в только что освобожденной Ельшанке, беседовали с отдельными жителями, которым пришлось пережить все ужасы фашистского разгула.

— Трудно передать, как гитлеровцы издевались над нами, — рассказывает гражданка К. Ф. Фенина. — Они грабили, избивали, вешали... Ворвавшись в мой дом, они избили меня до полусмерти и забрали все, что я имела: одежду, обувь, швейную машину, самовар, зеркало, часы, даже детские носовые платки и платье умирающей матери. У моей соседки фашистские грабители отобрали последние сухари, а когда она заплакала и что-то сказала им, они пристрелили ее, а грудного ребенка взяли за ножки и со всего размаху ударили его головой о дверь...

На Дар-Горе возле церкви фашисты повесили двух юношей и одну девушку. Очевидцы рассказывают, что молодые патриоты вели себя мужественно. Один из них, когда ему накинули петлю на шею, ударил гитлеровского офицера ногой и громко крикнул:

— Сволочи, все равно вам не победить наших! Красная Армия перебьет вас всех, как бешеных собак!-.

Это был комсомолец Александр Филиппов. Остальных никто не знает.

Освободив Верхний поселок тракторного, наши воины обнаружили десятки замученных мирных жителей. Фашистские изверги, ворвавшись в землянку Марии Дмитриевны Мухиной, выбросили под откос оврага 80-летнюю слепую старуху Самарину. У заступившейся за нее гражданки Мухиной фашисты вырвали из рук ребенка и бросили его на колючую проволоку. В другой землянке проживала 72-летняя Самойлова. Гитлеровский офицер вышвырнул ее и застрелил.

В акте, составленном старшим лейтенантом Ямпольским, Криетотуровым и красноармейцем Серепановым, говорится:

«Во время нашего продвижения вперед, возле захваченного немецкого дзота нами были обнаружены два трупа изнасилованных, а затем зверски растерзанных женщин. Одна из них раздета догола. На ногах и на нижней части живота — 6 ножевых ран, голова разбита каким-то тупым предметом. У второго трупа руки сзади связаны, а в грудь нанесено несколько пулевых ран».

Житель города Петр Афанасьевич Сидельников рассказывает:

- Во дворе немецкой комендатуры стояла виселица. На ней я видел труп старика. К его груди приклеена записка: «За связь с партизанами». Я знал этого старика — он был моим соседом. За что же повесили его? Он переносил свои вещи из разрушенного домика в землянку. Двое гитлеровцев следили за ним, высматривая, чем бы поживиться. И вот они увидели среди вещей старика нож, обычный кухонный нож.

— Партизан! — закричали бандиты и бросились к старику. Повалили его на землю, начали топтать ногами, а потом... повесили.

На Ладожской улице можно было наблюдать страшную картину. Трое пленных красноармейцев, две женщины и мальчик, опутанные веревочными лямками, тянули телегу, тяжело груженную лесом, предназначенным для постройки военных укреплений. Рядом шагал гитлеровец с винтовкой. На запряженных в телеги советских людях гитлеровцы подвозили также боеприпасы к своим передовым позициям.

В районе Разгуляевки обнаружены трупы двух красноармейцев, замученных фашистскими бандитами. Медицинским освидетельствованием установлено: у бывшего рабочего тракторного завода Михаила Федоровича Писаренко гитлеровские бандиты вывернули руки и ноги, а тело его изрезали ножами. У другого красноармейца — Милле Бердиева тело изуродовано штыками и обожжено на огне, отрублена одна рука...

Кровавые злодеяния гитлеровских палачей в районе волжской земли вызывают у наших бойцов и командиров еще большую ненависть к проклятым фашистским варварам. Продвигаясь вперед, советские воины мстят врагу за разрушенный город, за издевательства над нашими матерями, братьями, сестрами, детьми. На знаменах наступающих героических защитников города-героя начертаны огненные слова:

— Смерть за смерть! Кровь за кровь!



ПО СЛЕДАМ ОТСТУПАЮЩЕГО ВРАГА

От Цацы на юго-запад мы шли пешком. Нам хотелось видеть своими собственными глазами следы отступления гитлеровцев. И мы их увидели сразу же, как только вышли за село. Кругом чернеют исковерканные, разбитые вдребезги или подожженные автомашины, танки, тягачи. Всюду валяются каски, винтовки, пулеметы, минометы, пушки, ящики с боеприпасами, чемоданы... В развороченных вражеских блиндажах и окопах, кроме оружия, много бутылок из-под вина, консервных банок и разного военного снаряжения. А по степи и вдоль дорог — трупы, трупы, трупы... Презренный гитлеровский выродок, он грабил и убивал ни в чем не повинных мирных жителей — стариков, женщин и даже грудных детей! Теперь поганое тело этого мерзавца лежит бездыханное, застывшее и скрюченное.

Наши бойцы шагают через трупы врагов вперед и вперед, не давая гитлеровцам опомниться. Нескончаемым потоком идут по фронтовым дорогам колонны красноармейцев. Спешат автомашины с боеприпасами. Грохоча, проносятся танки...

Жители освобожденных населенных пунктов с радостью встречают Красную Армию. Люди буквально плачут от счастья, приглашают бойцов и командиров в хаты, делятся с ними последним кусочком хлеба. А дети! В неописуемом восторге они гурьбой бегают по улицам и с гордостью кричат: «Наши, наши пришли!»

Этот восторг и радость становятся особенно понятными, когда начинаешь интересоваться, как жили при немцах наши люди, не успевшие эвакуироваться.

Мы побывали во многих населенных пунктах, только что освобожденных Красной Армией, и всюду слышали страшные рассказы о том, что такое фашистское иго. В Аксае гитлеровцы расстреляли 68 ни в чем не повинных стариков, женщин и детей. В селе Водино они замучили и убили 43 человека, в Перегрузном — 50, в Каменске — 125 одних только женщин и детей, а мужчин увезли неизвестно куда. В хуторе Шостаки гитлеровцы расстреляли колхозного кладовщика Плешанова и учителя Сорокина только потому, что заподозрили их в партизанской деятельности. Расстрелян секретарь каменской комсомольской организации Борис Милан. В Громославке расстреляна гражданка Садловская, муж и сын которой в Красной Армии...

Это еще далеко не полные сведения об истреблении советских граждан. Многие тысячи людей пропали без вести: гитлеровцы вывозили их куда-то в одиночку и группами, и никто не знает о их судьбе. А сколько пострадало наших людей от пыток, насилий, побоев!

Людей били по поводу и без всякого повода. Били чём попало — кулаками, палками, плетьми, шомполами, розгами, прикладами винтовок, резиновыми дубинками, а тех, кто осмеливался сопротивляться или вслух выражать свое негодование, забивали до смерти.

С наступлением холодов гитлеровцы выгоняли жителей из домов и жили в них сами. В Ивановке и Громославке, например, были выброшены из хат поголовно все семьи советских граждан. Семье Ивана Никифоровича Мезунова до прихода Красной Армии пришлось жить в курятнике. Матрена Александровна Загороднева с детьми жила в свинарнике. Клавдию Фарафонову с больным ребенком и Пелагею Адреш с тремя малолетними детьми эсэсовцы выгнали во двор.

От холода и голода людей гибло не меньше, чем от зверских избиений и расстрелов.

Гитлеровцы открыто грабили население. Они не гнушались ничем, отбирали у людей все, что попадалось под руку. Вышла Александра Ивановна Ровчеева за калитку, а по улице как раз шел фашистский молодчик, заметил на ней валенки, подошел, избил женщину и стащил с ее ног валенки. Это было в Аксае.

Вышел старик Василий Иванович Коновалов за водой, повстречался с гитлеровцем. Тому приглянулись варежки на руках старика.

— Отдай!..

Старик попытался возразить. Мерзавец стащил варежки с его рук и вдобавок еще избил деда. Это было в Абганерово.

Везде грабили. Грабили днем и ночью. Нигде не осталось почти ни одного жителя, у которого бы уцелели корова, куры, свиньи. В Абганерово в 100 с лишним раз сократилось количество коров, а свиней и кур гитлеровцы сожрали. Фруктовые сады здесь вырублены вчистую. Много домов сожжено, поломано. Точно такая же картина во всех других населенных пунктах, где побывал враг.

Культурным и зажиточным было село Плодовитое, Теперь здесь все разорено. Новую школу фашистские варвары разломали на дрова, а в старой — успели сжечь полы, двери, оконные рамы; разрушили здание больницы, уничтожили колхозные фермы, амбары, брынзозавод. Не сохранилось ни одного здания в целости и в других населенных пунктах. Разрушены клубы, библиотеки, кинотеатры. В Аксае были построены замечательные детские ясли. Их превратили в конюшню.

Плетьми гитлеровцы заставляли колхозников убирать обильный урожай на полях и, когда он был убран, все зерно увезли в Германию.

Теперь эти молодчики расплачиваются за все это своей кровью. Никуда не уйдут они от расплаты!



НА ОСВОБОЖДЕННОЙ ЗЕМЛЕ

На столе секретаря райкома партии лежит справка. Он только что получил ее. Это первая весточка о возобновленной деятельности сельского Совета недавно освобожденного от гитлеровских оккупантов села. Бумажка четко, по-военному сообщает о количестве собранных трофеев и первых днях работы Совета.

Секретарь райкома смотрит на эту бумажку и улыбается. Никогда в жизни не приходилось ему заниматься такими делами. Но сейчас — это главное. Нужно поскорее собрать трофеи. Враг, бежавший в панике, завалил всю территорию района разным военным снаряжением, оружием, боеприпасами. На каждом шагу валяются патроны, снаряды, винтовки, пулеметы, минометы. Все, все надо собрать и сдать Красной Армии.

И вот каждый день секретарь райкома получает сообщения из разных концов района. Количество трофеев все растет. На сбор их выходят все жители, от мала до велика. Сельские Советы, возобновившие свою деятельность, превратились в настоящие боевые штабы, где по вечерам собираются бригадиры, уполномоченные и подсчитывают, сколько за день собрано оружия, боеприпасов...

Но, конечно, этим не ограничивается деятельность сельсоветов. Вокруг Советов вновь сколачивается крепкий актив. Они начинают свою деятельность сызнова.

Немецко-фашистские варвары за короткий срок своего нашествия разрушили и разорили все, что было построено колхозниками в течение долгих лет. Приходится все восстанавливать и строить заново.

Вот Аксай. Как он не похож на прежний районный центр. Не уцелело здесь ни одного общественного здания. Bсe разрушено. Аксайцы гордились своим новым красивым зданием детских яслей. Но пришли гитлеровские бандиты и завели в детские ясли лошадей. Теперь приходится восстанавливать это здание, в котором не осталось ни полов, ни окон, ни дверей.

Ни днем, ни ночью не замирает жизнь в аксайском сельском Совете. С утра до позднего вечера хлопочет председатель то о том, то о сем. Дел у него уйма и дел самых разнообразных, неотложных. Вот пришла к нему молодая женщина, работавшая ранее в парикмахерской.

— Ну что ж, парикмахерскую открывать будем?

— Будем, обязательно будем, а как же! — И тут же он дал указание, какое помещение надо пока приспособить под парикмахерскую.

Всего одна неделя прошла с тех пор, как из Аксая наши вышибли фашистов, а сделано за эту неделю уже многое. Приводятся в порядок и ремонтируются отдельные уцелевшие общественные здания — вскоре здесь вновь разместятся районные организации. Восстанавливаются школы, скоро дети колхозников вновь сядут за парты и продолжат свою учебу. Готовится к открытию общественная баня. Налаживается мыловарение.

Началась подготовка к весенней посевной кампании. В машинно-тракторной мастерской развертывается ремонт тракторов. За это дело трактористы взялись буквально на другой же день после изгнания оккупантов, когда еще вокруг рвались снаряды и мины, свистели пули. Первыми пришли в мастерскую трактористки Рая Морозова, Нина Сердкжова, Катя Цибулина. Они принесли с собой инструмент, сохраненный ими, и со слезами радости на глазах принялись за ремонт своих машин.

С утра до вечера звенят наковальни в кузнице. Здесь колхозные кузнецы ремонтируют сельскохозяйственный инвентарь.

Всюду кипит радостный труд. Люди, пережившие страшные дни кровавого фашистского ига, работают с особым подъемом и смотрят в свое будущее спокойно, уверенно. Правда, враг еще недалеко, еще слышны раскаты орудийного гула, но с каждым днем этот гул откатывается все дальше и дальше, и крепнет вера в победу Красной Армии.

...На самом краю Аксая стоит домик. Здесь жил кузнец Тарабановский. Оставив семью, он давно ушел на фронт. И кто знает, где он сейчас? Известно ли ему, что пережили его родные и знакомые в черные дни фашист-ского разгула? А теперь в его хатенке по вечерам собираются девушки-подружки, они садятся в кружок возле патефона и с радостным волнением слушают знакомые пластинки. Четыре месяца патефон лежал где-то в укромном месте, и гитлеровцы не могли обнаружить его. Четыре месяца девушки не пели и не слышали русских песен. «Молодость была придавлена», — говорит бабушка Надежда Ивановна — мать Тарабановского. Но вот пришла Красная Армия и вновь зацвела молодость, вновь зазвенели русские песни. Девушки слушают патефон, с жадностью ловят слова знакомых песен и подхватывают, поют смелее и дружнее, все громче и громче. И звонкие девичьи голоса вырываются из хаты на волю, несутся ввысь и вдаль, как вестники возрождающейся жизни.

<< Назад

Оглавление >>