Наступило Первое мая, и мы договорились друг с другом в этот день дальше не идти.

Появились Конрад и человек из СД, оба в гражданском. До Плау они — единственные — были еще в эсэсовской форме. Теперь и они расстались с ней. Надзирательницы пробовали нас уговорить спороть с рукавов наши красные винкели и концлагерные номера. Мы гордо отказались.

Неожиданно среди заключенных вспыхнула паника: распространился слух, что Плау будет обороняться от наступающей Красной Армии, Все бросились к шоссе. Мы боялись, что окажемся между фронтами.

В Любце нас осталось лишь тридцать заключенных с несколькими эсэсовцами и эсэсовками. В местечке было полно беженцев.

Конрад сказал, что в Лютеране, деревне в двух километрах от Любца, он знает крестьянина, у которого мы сможем остановиться. Позже мы узнали, что тот был нацистом. Значит, и здесь эсэсовцы организовали для себя опорную базу на случай бегства.

На квартире у крестьянина жили две женщины из Восточной Пруссии с пятью детьми. Им пришлось освободить место для эсэсовцев и переселиться на чердак. Мы, заключенные, нашли приют в сарае.

Всем хотелось есть. Мы уселись во дворе, разделили наши последние запасы и ели, греясь на солнце.

На шоссе со стороны Пархима появился джип с развевающимся красным флагом! Это были советские офицеры. Мы бросились навстречу автомобилю, крича изо всех сил: «Красная Армия! Красная Армия! Мы свободны!»

Из домов стали выбегать люди. Они обнимали друг друга, смеялись и плакали от радости. Для них война кончилась.

Мы обошли всю деревню и нашли еще равенсбрюкских. Какой шум, какие крики и ликование тут поднялись! Весна стала еще прекраснее, яркие примулы в палисадниках — еще ярче, и солнце смеялось и радовалось вместе с нами. О таком празднике Первомая мы мечтали много лет!

До позднего вечера, сидя все вместе, мы строили планы на будущее. Крестьянин и эсэсовцы не показывались.