В 1961 году мы, бывшие узницы Равенсбрюка, впервые посетили Советский Союз. Еще в лагере мы страстно мечтали о таком путешествии.

Советские подруги по концлагерю, узнав о нашем приезде, пришли встретить нас на вокзал. Чтобы увидеться с нами, многие из них приехали издалека. Встреча была очень волнующей, и у многих текли слезы радости.

Чуть в стороне стояла молодая темноволосая девушка, она внимательно всматривалась в наши лица. Я спросила у нее:

— Вы тоже из Равенсбрюка?

— Конечно,— ответила она по-немецки,— ведь я Стелла.

— Стелла! Та самая маленькая Стелла, которая всегда сидела на пороге десятого блока?!

— Да, да, это я!

К Стелле бросились другие женщины. Шестнадцать лет ничего не слышали об этой девочке с трагической судьбой. Знали только, что после освобождения одна из советских женщин взяла ее с собой.

Родители Стеллы были испанцы. Ее отец сражался против Франко. После поражения республики они бежали в Бельгию и участвовали там в движении Сопротивления.

В Антверпене обоих арестовало гестапо. Четырехлетняя Стелла попала с матерью в Равенсбрюк, а отец — в Бухенвальд.

Мать Стеллы, больную туберкулезом, сразу же поместили в блок для туберкулезных. Ребенок тяжело переживал разлуку с ней. Другие узницы делали все возможное, чтобы она могла навещать мать. Через несколько дней мать умерла, и Стеллу в блок не пустили. Девочка сидела на пороге у входа и горько плакала:

— Меня не пускают к маме!

Девочку с трудом увела одна узница — в это время ее умершую мать должны были вынести из барака. Но вскоре она все-таки прокралась в блок. Никто ей не сказал, что случилось с ее матерью, и успокаивали, что ее перевели в другой блок, куда входить запрещено.

Стелла отвечала:

— Я все равно буду сидеть здесь. Мама не может уйти без меня. И придет за мной сюда.

Так Стелла стала ребенком туберкулезного блока.

В этом блоке работала бельгийка Клер ван ден Боом. Перед смертью мать Стеллы просила ее не оставлять девочку. И Клер исполнила ее просьбу — стала лагерной мамой Стеллы. Она дарила малышке всю свою любовь, отказывалась ради нее от последнего куска, мыла ее, чинила ей одежду.

Маленькая Стелла видела в этом блоке такое, что вовсе не было предназначено для ее глаз. Каждый день кто-нибудь умирал. Но Стелла уже не боялась мертвых. Сидела около больных.

Она по-прежнему любила сидеть на пороге барака, с тоской всматривалась во всех женщин. Но если замечала СС-надзирательницу, сразу же исчезала в бараке. Там она чувствовала себя в безопасности.

В блоке не было детей ее возраста. Повторяла то, что слышала от взрослых. Тяжело больной она могла сказать: «Вот тебе конфетка. Это тебе последняя, перед смертью». Или она говорила: «Ну вот, ты опять все испачкала. Клер будет на тебя сердиться. Теперь лежи так, ведь у Клер нет больше чистого белья». Иногда она жаловалась: «Девушка на верхней всю ночь рыдала и плакала в голос. Просто нельзя было спать».

Так Стелла жила среди больных и умирающих. Она была единственным ребенком в блоке, и ей было лучше, чем другим детям в лагере, но все же мы не могли оградить ее от ужасных сцен, которые ежедневно разыгрывались у нее на глазах и на всю жизнь врезались ей в память.

Ее лагерную мать Клер ван ден Боом вывезли с транспортом штрафников на соляные шахты. Заботу о девочке взяли на себя другие женщины туберкулезного блока. А когда в конце апреля 1945 года лагерь эвакуировали (мы назвали это «маршем смерти»), Стеллу взяла с собой одна из советских женщин. Красная Армия освободила их колонну, и Стелла оказалась в Советском Союзе, который стал ее второй родиной.

Стелла узнала, конечно, о смерти матери. Но не теряла надежды, что, может быть, жив отец. Как найти его? Она ведь не знала своей настоящей фамилии. Мы решили помочь Стелле.

Вернувшись из Советского Союза в Берлин, товарищи написали в Брюссель ее бывшей лагерной матери Клер кап ден Боом. Та вспомнила, что после освобождения из лагеря отец Стеллы безуспешно искал дочь, а потом эмигрировал в Бразилию. Там наконец и нашла его Клер.

Стелла полетела в Бразилию, и после более двадцати лет разлуки состоялась встреча отца с дочерью.

Оба были счастливы, что нашли друг друга, но остаться в Бразилии Стелла не захотела.

Она рассказывала мне:

— В Бразилии я впервые поняла, что такое капитализм. Сначала я только восхищалась прекрасными улицами, холеными мужчинами и женщинами, их сверкающими хромом автомобилями, тенистыми парками, в которых стояли их дворцы. Но когда я по вечерам заходила за отцом к нему на работу, мне приходилось идти через рабочие кварталы, мимо их нищих жилищ. Я видела, как дети в лохмотьях роются в мусорных ящиках в поисках чего-нибудь съестного. И вдруг мне показалось, будто я снова в Равенсбрюке. От ужаса я выронила корзину с апельсинами, которую несла с собой. Апельсины покатились в уличную грязь, а дети, словно голодные маленькие зверьки, бросились за ними и стали драться. Такое я видела только в Равенсбрюке. Потом, когда я шла с отцом домой, нас задержала кучка бразильских фашистов. Они горланили те же самые песни, что пели в лагере эсэсовцы. В тот день мне стало ясно, где мой дом.

Стелла вернулась в Советский Союз. Вышла замуж, имеет семью.