10/VI

Давно не писала (с 27/IV).

Закрученные, занятые дни.

Существенное за это время: все живы, относительно здоровы. Лиля перенесла ангину, потом что-то септическое, сейчас болят все суставы, ходит с трудом. Лидия А-вна вымоталась настолько, что слегла с болями в сердце. Приглашала Тушинского (старик седой), диагноз: полное переистощение нервной системы. Бабушка еле бродит - цинга, опухла одна нога. Я держусь, только стала невропатом. Дети здоровы. Георгий взят в армию. Это существенное личное.

Служебные: больница на хорошем счету. За это время открыли еще одну больницу в том месте, с которым связано много тяжелых воспоминаний, дней голода (столовая). Больница обещает быть хорошей. Сейчас помещена туда детвора с 10-12 лет - дистрофики.

Настроение тяжелое. Обстрел почти каждый день, редкие дни без обстрела. Ночи напролет обстрел, гремят орудийные залпы, тревога. Днем мотаешься в работе, ночь не спишь. Выматывается нервная система до предела. Чувствую, что дошла до точки от бесконечного напряжения, тревоги за судьбу малышей. Тяжелое и никогда не испытанное чувство. Тошнота и сомнамбулизм временами находит и, кажется, сейчас разорвет сердце.

Город такой чистый, воздух такой свежий, как в деревне, зелень, детей очень много, а вообще город пустой. Новой дистрофии нет, старой много. Сеть оздоровительных столовок очень помогла, широкая сеть больниц, рационы, усиленный паек, все это, безусловно, отразилось на внешнем и внутреннем облике ленинградцев. Люди чистые, опрятно одеты, но у всех одна мысль - зимовать с войной в Ленинграде не будем.

Девочку укладывают спать, а она кричит: пасему мама, пай мама? Пойду к ней.

Медсестры пытаются потушить пожар в сушилке для белья. Рисунок неизвестной художницы,начало весны 1942 г.

21/VI

Живы. Каждый день обстрел, вчера откололо угол дома в нашем дворе. Дорога, ведущая в больницу, усыпана воронками. Настроение напряженное, ожидаются решительные дни.

Дни дождливые. Сейчас слышен гул самолета, по-видимому, английской конструкции. По радио передают о героической работе ленинградских медработников.

Завтра годовщина войны. На днях была на Невском и обнаружила, что клодтовские кони с Аничкова моста сняты. По-видимому, спрятаны, так как за последнее время Невскому крепко достается от обстрела, но впечатление такое, что кони ушли на фронт защищать Ленинград.

Масса разноречивых разговоров о конце войны и втором фронте. Упорно говорят, что война кончится в августе - сентябре. Но при нас или после нас, как говорят ленинградцы, неизвестно. Хотелось бы, чтоб война кончилась при нас. Город приобретает весьма культурный вид. На углах милиция, которой не было зимой, учреждения белятся, красятся, такое впечатление, что мы живем в тылу, и город явно подтягивается, дисциплина и пр. Снаряды просвистят, на улице битые стекла, штукатурка - дворники подметают, и все пришло в норму, только прибавились новые раны в домах, в мостах и по асфальту, а дети бегают около этих воронок и ковыряют песок до нового свиста снарядов - как мышенята прячутся в норки - и снова вылезают.

На улице у люков стирают белье, у магазинов (хлебных) маленькие рынки, несмотря на специальные постановления, преследующие мародеров и спекуляцию. Торг - мен идет широко. Как говорят ленинградцы, рынки «разукрупнились». У каждой булочной толкучка. Сейчас много едят зелени, рвут в скверах, на кладбищах и т. п., были случаи отравления. Охотно едят щавель, крапиву, подорожник и пр. Ленинград перешел на подножный корм.

Удивительные люди эти ленинградцы. Многие имеют возможность уехать - так не хотят, плохо живут, голодают, а не хотят бросать город. Вот и у меня такое же чувство, боюсь за малышей. Фронт есть фронт, а ехать не могу - не оторваться от такого замученного и такого любимого города, кажется, готова работать еще больше, еще лучше, чтоб Ленинград вышел из полосы страданий, чтоб дети ленинградские, кстати их еще очень много, тысяч 150, бегали, не боясь снарядов. Такое чувство не только у меня, абсолютно у всех ленинградцев. Не жаль ничего и здоровья также за счастье нашего города и наших детей.

22/VI

Была ВТ. Годовщина войны, вылетели наши ястребки, немцы в город не прорвались.

Бывало и такое... Рисунок неизвестной художницы, начало весны 1942 г.

23/VI

К обстрелу город привык. Но каждый обстрел, то есть каждый день эти картины, полные драматизма, геройства, храбрости и спокойствия людей, сурового и величавого.

Дописываю 3/VIII. Картина была такая. Обстрел потрясал дома, сыпались стекла, штукатурка. Люди попрятались. Я проходила мимо одного угла - до обстрела стояла продавщица фруктовой воды. Толпа - дети. Обстрел куда-то их всех сдул. Еще не было отбоя обстрела, а только притихло, и на битом стекле опять выросли словно из-под земли продавщица и толпа, как будто ничего не было. От этого угла снаряды падали на расстоянии 10-15 метров.

Не писала давно. Не пишется, слишком много разноречивых пережива-ний. Основное - неясность перспективы. За последние дни волна эвакуации несколько стихла. Началось наступление, день и ночь гремят залпы. Вчера целый день ВТ.

Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною?

И скоро ль на радость соседей-врагов

Могильной засыплюсь землею?

Дети здоровы. Лиля больна, ангина. Гремит и гремит канонада, дрожат стены больницы, дребезжат стекла. Девочка * заявляет: «Наши стреляют» и «Не пойду гулять, тревога». Ленинградский ребенок!

Две недели живу при больнице. Старый дом засыпан снарядами.

Глубокая вера, кровь, пролитая за родину, никогда не были бесплодны.

* Имеется в виду дочь Оксана.

<< Назад

Вперёд >>