25/I

Вчера прибавили хлеб, по 50,0. Норма: рабочий 400,0, служащий 300,0, иждивенцы, дети 250,0, было бы достаточно, если бы выдали все, что положено по карточкам, но дают так мало, что эта прибавка идентична уколу камфоры умирающему человеку, оттяжка смерти, но не выздоровление. Угрюмо встретили эту прибавку - смертельно мало. Хлеб - древесина.

Стоят такие морозы, что страшно ехать с ребятами в холодной грузовой машине. Если здесь 40 градусов и ниже, то в поле на ветру все 50 и 60 будет. Не доедем, замерзнем по пути. Кровь не греет, в комнате в валенках замерзают ноги, а что будет в пути?

Кончается всё. Нет дров, осталось на 3-4 дня. На Чайковской все разворовали, что будем делать? Рядом горит дом, вечером пойду воровать дрова. Между прочим, горит дом, его никто не тушит, пожарники, человек десять, стоят и смотрят, как зрители, - нет воды.

Люди стоят, таскают свое барахлишко на улицу, на снег. Жуткое дело.



28/I

Три дня сидим без хлеба. Занимаем очередь в 3 часа утра и до 9 часов стоим на морозе. Хлеба нет. Говорят, будут давать муку в половинном размере. Испекли лепешки по две штуки - муки больше нет. Кружится голова от голода. Слабость. У Лили - второй день t 38,1, 38,4. Всё пришло к концу.

Света нет, дров нет, хлеба нет, воды нет, соли нет. По-видимому, и жизнь приходит к концу. Наша квартира - все смертники - все отечные-опухшие. Вчера умер ребенок у соседки.

Три дня радио абсолютно молчит, сегодня что-то забормотало разухабистое и сконфуженно умолкло. Не уместны в нашем городе смертников веселые песни. Все эти дни идет усиленный обстрел города.

Вчера в подворотне кто-то подобрал труп мужчины. Управдом заметил, что какой-то гражданин шарит у него в карманах, ну повел разговоры о стыде и совести. Я колола дрова, услышала крик в подворотне. Вижу - лежит труп, а рядом стоит завтрашний труп и заплетающимся языком отвергает обвинение управдома. Живой мертвец, вид культурный, в пенсне, культурная речь - конечно, он шарил в карманах и, конечно, искал только хлебную карточку. Завтра он будет тоже трупом, и его также подбросят в подворотню - хоронить некому.

Между прочим, соседний дом, конечно, сгорел весь (четырехэтажный), и ночью загорелся рядом с ним стоящий в другую сторону от нас (ветер был от нас), никто не тушит, может этак и весь квартал выгореть.

Автопортрет неизвестной художницы - "Молитва местного раба". Выполнен в больнице на Лазаретном переулке весной 1942 г.

2/II

Протянули еще несколько дней. Получили долги частью мукой, частью хлебом. Тянем. В кооперативе подбросили сахар, конфеты. Пили чай с сахаром, тодкрашиваем порошком для ликерных настоек - красота!

Получили новые продкарточки - норма прежняя, говорят, что полностью ее отоварят. Говорят... много говорят, а пока что на улицах трупов не убавляется, а наоборот.

Участковый милиционер назначает час приема в жакте и в очереди регистрируют всех покойников на дому, гуртом. Много пожаров по городу, говорят, поджигают. Горят большие красавцы-дома. Лиля ушла в больницу за получением детской карточки... Вымучивание людей - выдавать хлебные карточки 1-го числа, детские - 2-го. Как будто кто-то специально делает лишние затруднения и волнения, а главное, голодовку, потому что люди за 31/I съели еще 29 и 30, значит, 31/1 - голодные, 1/II - голодные.

Говорят, что по Ленинграду проведено колоссальное вредительство по хозяйству и по снабжению. Факт, что Москва думает, что Ленинград уже выправляется, а по существу уже смертники - женщины.



3/II

Лиля пришла поздно - еле дошла, завтра наша единственная поддержка Л. А. кладет ее в стационар, где находится и Георгий.

Если бы не было Л. А., все мы бы давно подохли с голоду, как крысы. Она нас выцарапывает за счет собственной крови из когтей смерти. Нас и детей. Об этом я не писала и больше не буду писать. Это надо чувствовать и запомнить на всю жизнь, так как жизнью мы обязаны ей.

Умирает сосед. Ребенок не похоронен до сих пор. Сосед - молодой хороший парень - рабочий № завода. Голод. Вчера бродил, сегодня умирает. Квартира смертников. Город - смерти. Обреченный город. Всю ночь гремела артиллерийская канонада. От нас и к нам.



4/II

Снесли соседа в ванную комнату и положили рядом с трупиком ребенка, теперь в каждой квартире морг. Не хоронят потому, что трудно похоронить так, как хочешь, а главное, утаивают смерть, потому что живые пользуются карточкой мертвеца.

Мать не хоронит ребенка, жена - мужа, в том и другом случае нужна хлебная карточка. В первом случае это 250,0 г хлеба, во втором 400,0 г. Жизнь.

Проводила Лилю в стационар. Она совсем ослабла. Леночка * голодает, потому то бабушка съедает ее хлебную норму. Приму меры. Лилю «съели» Георгий и бабушка. Лиля ушла с тяжелым сердцем. Не хочет она, глупая, понять, что такая изоляция ей нужна, иначе бабушка «съест» ее всю. Я же вижу, что Лиля свою смертельную дозу отдает бабушке, а сама слабеет.

Когда же будет лучше?!

Неужели выйдет по украинской пословице: «Пока солнце взайдэ, роса очи выест». Легко умирают от голода. Идет, идет, упадет - и готов.

В квартире остался один старик и мальчик (мужское население), остальные -женщины и дети. Кто на очереди?

Тяжелы пищевые сны. Каждую ночь снятся разные яства. Полиурия. Тяжелеет голова, веки тяжелые, словно свинец, делаешь усилие, чтоб их поднять. По утрам качает из стороны в сторону, днем разойдешься. Руки и ноги - скелет, мышцы все съедены. Несу ведро воды - одышка. Живу только надеждой сама не знаю на что.

Ясно для меня, что из Ленинграда надо бежать без оглядки. Дети скелеты - без воздуха, без соответствующей еды, что их ожидает? Начнется весна, по улицам и дворам потечет кал. Вода загрязнена. Жди кишечных заболеваний, а то и холеры. Сыпняк, голод, бомбежка, пожары, артобстрел. Когда-то это были абстрактные понятия, теперь это - суровая жизнь.

* Леночка - дочь Елизаветы Яковлевны Мартыновой (Лили).

<< Назад

Вперёд >>