29 января

Мы с мамой ходили за водой, а когда вернулись и взглянули на себя в зеркало, то удивились своим раскрасневшимся, румяным лицам. Особенно неестественно выглядел румянец на худом, обтянутом кожей мамином лице. Дядя Миша сидел в большой комнате у печки и разговаривал с Трофимовной. Мы очень обрадовались: значит, ему стало лучше!

Я подошла и протянула руки к огню. Глаза мои встретились с глазами отчима. Я внутренне содрогнулась от его какого-то тоскливого и завистливого взгляда. Дядя Миша сидел, положил руки на палку, и смотрел на меня со смешанным чувством надежды и печали, потом с уверенностью сказал, что во мне еще много жизни, словно упрекнул. И есть за что. Ведь это мы с бабушкой восстали против эвакуации, и еще, осенью, когда дядя Миша был в силе, ему предлагали ехать на Большую землю валить лес, он отказался из-за нас, не захотел оставить женщин одних, думал, что с ним маме будет легче. A вот теперь сдал первый.



2 февраля

Ужасно голодно. Живем на одном хлебе, да и тот сырой, как глина, но хоть такого бы побольше.

Мама с бабушкой днем и ночью сохраняют очередь за продуктами. В очереди дают номерки и надо отмечаться. Если завозят продукты, то отоваривают все карточки, даже за прошедший месяц. Недели полторы тому назад продукты в магазин привезли ночью и сразу стали продавать. Было прекрасное мороженое мясо, крупа и масло. Но нам не хватило. Теперь ждем следующего завоза. Очередь бережно сохраняется, особенно боимся прозевать завоз продуктов ночью.

Дядя Миша уже не встает с постели, жалуется на жжение в груди, не спит по ночам. Я заворачиваюсь в свое ватное одеяло и забираюсь к нему на кровать в ноги. Он рад, что я с ним, оживляется и рассказывает мне про мирное время, как познакомился с моим отцом, какой он был смелый человек и отличный организатор. Но постепенно его мысли путаются, и у него начинаются галлюцинации. Отчиму кажется, что пришли его товарищи, и он просит меня дать им стулья, оживляется и радуется. Затем это возбуждение переходит в сонливость, и он засыпает. Я неподвижно сижу и смотрю на яркие звезды в черном морозном небе. Жду маму.



3 февраля

Мама опять ушла стоять в очереди, бабушка - на работу. Я, как всегда, уселась дяде Мише в ноги. В окне красное расплывшееся солнце висело над крышами. Отчиму было не по себе. Он долго крепился, потом сказал: «Галя, мне очень больно в груди, словно там горит огонь. Я мучаюсь, не могу больше терпеть, дай мне бритву, я перережу себе вены». Я испуганно уставилась на него. «Если ты меня любишь, прошу, дай бритву». Я его, действительно, люблю, но не могла сделать то, что он просил и громко заплакала.

Дядя Миша опомнился, стал меня уговаривать не плакать и не бояться. Хорошо, что мама вскоре вернулась. Я ей все рассказала. «Он скоро умрет, -грустно сказала мама, - он погубил себя какой-то жидкостью, потихоньку сосал, а бутылочку я под подушкой уже пустую нашла. У него, видимо, сожжен пищевод».

Мама раздобыла лекарство, от которого боль в груди у дяди Миши стихала, и он засыпал. Есть он уже не мог, не проглотить было даже суп. «Я боюсь с Мишей спать, - сказала мама, - боюсь, что проснусь, а он уже холодный». И стала спать с бабушкой.

Обмен товарами на рынке. Фото Г. Чертова, февраль 1942 г.

4 февраля

Наконец, в магазин привезли продукты, и мама отоварила карточки за два месяца, она принесла масло, мясо и макароны, но как этого мало на пятерых! На сколько дней Сашете удастся растянуть эти продукты?



7 февраля

Сегодня, когда я дала отчиму лекарство, он подмигнул мне и сказал, что «лапушка» боится с ним спать. «Я ее понимаю, Галченок, все правильно».

Ночью я проснулась от того, что мама тихонько разговаривала с бабушкой, они искали пятаки. Смутная тревога коснулась меня и отлетела. Я заснула. А утром узнала, что умер дядя Миша. Вот и в нашем доме покойник. Его положили к холодной стенке на два стула и доску от раздвижного стола, загородили ширмой. Мама сказала, что не отдаст его в общую могилу, а похоронит на Шуваловском кладбище, рядом с первым мужем (моим отцом).



8 февраля

Сегодня мама ходила на кладбище, чтобы нанять выкопать могилу. Хлебный паек дяди Миши прикапливали для расходов на похороны.

У кладбища маму встретил пожилой мужчина и предложил выкопать могилу за 600 граммов хлеба. Долго долбил мужичек лопатой промерзший слой снега, но до мягкой земли не мог добраться. Мама озябла и забеспокоилась, что засветло он не успеет справиться. Но работник упрямо, изо всех сил тюкал лопатой - уж очень ему хотелось заработать хлеба. Наконец, он изнемог и, сев на сугроб, виновато посмотрел на маму. Она пожалела его и дала кусочек хлеба, а сама пошла искать другого работника. Второй мужичек оказался сильнее, он, видимо, был не новичок в этом деле. Быстро сколол ломом смерзшийся снег, а рыхлая земля с песком уже сама сыпалась ему в лопату.

* Из воспоминаний Д. С. Лихачева: «Как хоронить? Надо было отдать несколько буханок хлеба за могилу. Гробы не делали вообще, а могилами торговали. В промерзшей земле трудно было копать могилы для новых и новых трупов тысяч умиравших. И могильщики торговали могилами уже „использованными": хоронили в могиле, потом вырывали из нее покойника и хоронили второго, потом третьего, четвертого и т. д., а первых выбрасывали в общую могилу».

<< Назад

Вперёд >>