11 декабря

Днем в булочной видела ужасную сцену.

Мальчишка лет десяти выхватил у старушки пайку хлеба и сразу начал есть. Женщины бросились отнимать, а он лег на пол, лицом вниз, и, не обращая внимания на обрушившиеся удары, доел хлеб на грязном полу *.

Самое ужасное в том, что никто не заступился за ребенка. Полежав немного, воришка встал, вытер рукавом слезы и кровь и ушел грязный, оборванный, может быть, совсем одинокий.

Сейчас мне его жалко до боли в сердце. Где же я была тогда? Стояла, смотрела и молчала.

* «Развилось и своеобразное блокадное воровство, - вспоминал Д. С. Лихачев. - Мальчишки, особенно страдавшие от голода (подросткам нужно больше пищи), бросались на хлеб и сразу начинали его есть. Они не пытались убежать: только бы съесть побольше, пока не отняли. Они заранее поднимали воротники, ожидая побоев, ложились на хлеб и ели, ели, ели. А на лестницах домов ожидали другие воры и у ослабевших отнимали продукты, карточки, паспорта».

Павшую лошадь - на еду. Фото Д. Трахтенберга, зима 1942 г.

12 декабря

Мама с отчимом еле ходят. Пока плетутся с работы, проходит два с лишним часa. Они идут от улицы Комсомола по Лесному проспекту, затем сворачивают на проспект Карла Маркса. Бывает, что в дороге их застает обстрел. Тогда они прячутся в какой-нибудь подворотне.

Вечером на улицах кромешная тьма. Чтобы люди не наталкивались друг на друга, продаются «светлячки». Это такие бляшки, размером побольше пятака, светящиеся слабым зеленым или желтым светом. Днем их надо выкладывать нa свет, а еще лучше на солнце, тогда бляшки ярче светятся в темноте.

Идешь по улице, а навстречу тебе движутся эти колеблющиеся неяркие кружочки, и только поскрипывание снега под ногами людей напоминает об их присутствии.



13 декабря

Большая победа наших войск под Москвой!

Ради такого праздника мама устроила банный день. Натаскали воды из пруда, хорошо протопили плиту, нагрели целый бак воды. Мылись в корыте. После мыться все порозовели и похорошели. За скудным обедом шутили и смеялись. Особенно веселым был дядя Миша. Он гордился победой под Москвой. Это уже настоящий успех!

Мы радовались как дети. Евгения Трофимовна перекрестилась. Эта она молится за нас. Себе она желает только скорой смерти, чтобы не быть нам в тягость.



14 декабря

Сегодня опять радость: отбили немцев под Волховом! Если так будет, я готова каждый день писать свой дневник.

Мама очень устает. Она на работу и с работы возит отчима на саночках. Руками! дядя Миша еще силен, а вот ноги не ходят.



24 декабря

У Иры Малиновской умерла мама. Вчера поздно вечером Ира прибежала за мной. Тетя Леля лежала одетая на диване и часто, часто дышала. Слабо улыбнувшись мне, она положила руку на грудь.

«Сегодня мама отработала две смены», - сказала Ира. Вскоре тете Леле стали совсем плохо, она не открывала глаз. I

«Может быть, это голодный обморок?» - предположила я. Ира пожала плечами: «В доме ничего нет». Потом она, что-то вспомнив, вышла на кухню. Вернулась Ира с бутылкой в руках. На ее дне темнел портвейн.

Тетя Леля открыла глаза и пристально посмотрела на Иру. Та влила ей в рот чайную ложечку вина. Пульс стал чаще. Когда он пропал, Ира дала маме еще вина. Жизнь опять вспыхнула, затрепетало сердце.

Так было, пока не кончилось вино. Тетя Леля умерла, не сказав ни слова. Милая, красивая, ей не было и 36-ти лет. Ира осталась одна.



26 декабря.

Сегодня мы с мамой опять навестили бабушку Катю. К ней недавно подселили беженку с двумя детьми - четырехлетней Тасей и шестимесячным Вовой. Муж Наты воюет на ленинградском фронте. Ната - молодая, энергичная женщина - поступила работать на фабрику имени «Комсомольской правды», а бабушку Катю попросила нянчить детей. Ната приехала из пригорода. Вещей она не взяла никаких, зато продуктов привезла порядочно, вплоть до овощей. Так что голодная смерть им пока не угрожает.

По дороге домой мы видели на снегу мертвую молодую женщину. Она лежала на проезжей части Лесного проспекта, видимо, упала с воза, когда сани с покойниками накренились на ухабе.

Сначала нам показалось, что это лежит манекен из разбитой витрины магазина - так красива была эта женщина. На ней было темное легкое платье с глубоким вырезом. Красивые смуглые руки были сложены на груди, как у певицы. Великолепные темные волосы разметались по грязному снегу. Удивляло ее прелестное, не исхудавшее, чуть скуластое лицо с густыми ресницами. Мы с мамой стояли и смотрели с большой жалостью на эту погибшую красоту, а мимо шли люди и никто не останавливался, не удивлялся ни красоте этой женщины, ни тому, что она лежит посреди дороги. Да это и понятно. Стоят сильные морозы, и люди появляются на улице закутанные в несколько шарфов, платков. Идут сгорбленные и смотрят себе под ноги, чтобы не упасть. Если кто упадет, то не всегда сможет подняться. Где уж тут оглядываться по сторонам.



28 декабря

Приближается Новый год. Самый печальный и тоскливый из всех прошедших и, я верю, из всех будущих. Как его встретить, с кем? Ведь сейчас столько смертей и болезней. Наши ребята сидят дома. Мы уже не бегаем друг к другу, нам не до игр. Ничего не придумать, хочется плакать.



29 декабря

В парадном встретила Генину маму. Поздоровались.

- Приходи с Геней попрощаться.

- А куда вы уезжаете?

- Никуда. Он умер.

Тетя Настя спокойно это сказала, а я тупо уставилась на нее.

- Если хочешь попрощаться, приходи сегодня. Завтра, рано утром, повезем на кладбище.

Я пришла домой и, не раздеваясь, плюхнулась на стул. Геня умер? Геня умер! Вот и конец моей первой детской привязанности, может быть, даже любви. Уж очень мне нравился этот веселый, умный мальчик. Он научил нас быть добрыми, ценить дружбу. Я сидела и думала о Гене как о живом и не могла представить его мертвым.

Прощаться с ним я не пошла, пусть останется в моей памяти только живым. И если мне суждено будет выжить, то я его никогда не забуду.

Прощание со сверстником. Фото В. Тарасевича, весна 1942 г.

31 декабря

Через несколько часов Новый год. Но ничто не напоминает об этом. Попив горячей воды с кусочком хлеба, наши домочадцы разошлись по своим комнатам. Я лежала в постели и вспоминала о довоенных новогодних приготовлениях...

Вот мы с мамой принесли домой большую пушистую елку. В квартире густо! запахло смолой. Обеденный стол сдвинут к стене и завален елочными игрушками. В муфточки, коробочки и сумочки засыпаем драже и театральный горошек. Шоколадные конфеты в нарядных фантиках вешаем на елку вместе с игрушками... Стоп!

Я вдруг вспоминаю, что большие длинные конфеты, похожие на хлопушки, сохранились из-за яркой красочной обертки. Их уже года два-три вешали на елку. В обертках была пастила, поэтому конфеты были легкими и не оттягивали елочные лапки.

И вот я осознала, что такое сокровище лежит в коробке с игрушками. С воплем «ура!» соскакиваю с постели, зажигаю коптилку, стаскиваю со шкафа коробку и добываю драгоценные конфеты. Их пятнадцать штук!

Мама и бабушка радостно удивляются. Дядя Миша проснулся, но еще не понимает, что случилось. Я ему объясняю. Одеваемся и садимся за стол. Трофимовна отдает нам свой последний чай. Всем досталось по три конфеты!

- Давайте съедим их сегодня все!..

Сашета, экономная, как всегда, две конфеты убрала в буфет.

Хоть пастила высохла в сухарик, все равно вкусно. И по-праздничному.

Горит керосиновая лампа. С Новым 1942 годом! С новыми нашими победам на фронте! Сейчас все хотят только этого. Это первое и главное пожелание друг другу.

А наш милый Геня навсегда остался в 1941 году.

<< Назад

Вперёд >>