Борису Сондаку помогли бежать врачи инфекционной больницы Евгения Георгиевна Попкова и Александр Федорович Хохуля. Это Хохулю в конце августа видела возле горящей аптеки Екатерина Степановна Сташкова, когда, спасаясь от бомбежки, вбежала в подъезд. За несколько дней до этого Александра Федоровича вызвали в горздравотдел и сказали:
   - Есть решение назначить вас главным врачом городской инфекционной больницы. Районная поликлиника, которой вы руководите, эвакуируется, а в инфекционной больнице останутся люди; они в таком состоянии, что не перенесут дороги...
   - Хорошо,- ответил Хохуля.
   - Мы вас не принуждаем,- сказал заведующий.- Дело это, знаете ли, такое... Вы все обду- мали?
   - Да,- сказал Александр Федорович. Он был молчалив и сдержан. В свои пятьдесят лет навидался всякого, познакомился с немецкими оккупантами еще в годы империалистической войны и представлял, на что они способны. Но сейчас речь шла о тяжело больных людях, и его место было возле них.
   В тот же день Хохуля сказал жене:
   - Собирайся... Переезжаем на новое место.
   - Куда?
   - В инфекционную больницу. Там теперь жить будем.
   Городская инфекционная больница размещалась в нескольких двухэтажных корпусах на окраине Днепропетровска. Корпуса были огорожены высоким забором. У ворот стоял сторож. Впрочем, сторож стоял здесь до войны, а, когда Хохуля прибыл принимать свое новое хозяйство, его никто не встретил...
   Больница казалась брошенной. Окна в корпусах были выбиты, двери распахнуты. Александр Федорович разыскал сестру-хозяйку, миловидную строгую женщину с умными карими глазами. Ее звали Антониной Дмитриевной. Сестра-хозяйка рассказала Хохуле, что из персонала почти никого не осталось. По штату положено сто двадцать пять врачей, медсестер и санитаров, а на работу сегодня явилось пятнадцать человек... Больных более двухсот, почти все тяжелые. Медикаментов нет. Продовольственный склад пустой.
   Положение было отчаянным. Больных нужно кормить. Где достать продукты? В городе шла эва- куация, вывозили все, что можно, а что нельзя - уничтожали, чтобы не досталось врагу. При больнице было подсобное хозяйство, но никто там не работал, посевы погибли... Скот страдал от бескормицы.
   Александр Федорович познакомился со своим заместителем по лечебной части Евгенией Георгиевной Попковой. Это была полная смуглая женщина с красивым грудным голосом. За своей внешностью она тщательно следила, на ней было модное платье, в ушах поблескивали сережки.
   До войны Александр Федорович встречался с Евгенией Георгиевной на научных конференциях. Она была знающим врачом, готовилась к защите диссертации.
   В больнице Евгения Георгиевна работала давно, вместе со своим братом, тоже врачом, Иваном Георгиевичем. Когда началась война и ее муж ушел на фронт, она, взяв дочку Зою, перебралась жить на территорию больницы.
   - Очень рада, что вы будете у нас главврачом,- сказала Попкова,- а что касается запасов продовольствия, то Антонина Дмитриевна мне подсказала, где достать продукты.
   - Где же?
   - После бомбежек к нам приносят раненых. Недавно доставили старушку. Легкое ранение осколком в руку. Ранило ее возле городского холодильника...
   Рассказала старушка, что в холодильнике запасов еще много - мясные туши, сливочное масло... Хо- лодильник не охраняется, он был в ведении горторг-отдела, но после эвакуации остался без хозяина...
   - Это очень интересно...
   - Жители забирают продукты, днем и ночью очередь стоит. Даже во время налетов не расходятся. Старушку там и ранило... Люди правильно делают, не пропадать же добру, думаю, нужно и нам туда съездить.
   - А есть у нас транспорт?
   - Две подводы.
   - Схожу-ка я сам к возчикам... Это дело дели- катное...
   Договориться с возчиками оказалось не просто. Два кряжистых, добротно одетых человека стояли перед главврачом, переминаясь с ноги на ногу, поглядывая друг на друга и бормоча что-то непонятное... Лошади не кормлены, телеги не в порядке, опять же мешков нет... А главное, они, возчики, очень заняты и никак не могут поехать на холодильник.
   - Да вы прямо скажите, что вы хотите? - рассердился Александр Федорович.
   Он мог бы им приказать, но понимал, что это ни к чему не приведет...
   - Ты, доктор, о больных заботишься, это правильно. Но и мы, живые люди... есть хотим. Немцы придут, а у нас малые детишки... Условимся так: одну подводу в больницу, одну нам,- сказал возчик.
   Пришлось согласиться...
   Когда продуктовый склад наполнился замороженными тушами, Александр Федорович почувствовал себя спокойнее. Но через несколько дней из склада исчез ящик с маслом. Это могли сделать только работники больницы... На очередной пятиминутке Хохуля сказал:
   - Всякая власть - прежде всего власть. И пусть кое-кто не думает, что при немцах можно делать все что угодно. Мародеров и воров будем судить. Пусть запомнят все, кого это касается.
   После пятиминутки в кабинете осталась Попкова. Она сидела у окна, скрестив руки на груди, нахмурив густые черные брови, и не обернулась, когда к ней подошел Александр Федорович.
   - Что, голубушка? - тихо спросил главврач. Думаете, наверно, готов старик любой власти служить? Я вам верю и перед вами притворяться не буду... Фашисты на расправу быстры. Я их повадки знаю. Чтобы в живых остаться, вести себя нужно по-умному... не давать пищи предателям. Воровством хороший человек заниматься не будет. Так пусть он считает, что главному врачу безразлично, какая в городе класть.
   Евгения Георгиевна, покраснев, повернулась к Хохуле:
   - Никогда не прощу себе, что могла о вас плохо подумать...
   ...В конце августа рано утром за оградой больницы послышались беспорядочные выстрелы, ворота распахнулись, и Александр Федорович увидел из окна красноармейцев, нестройной толпой вбежавших во двор. Он спустился к ним.
   - Мы не успели выбраться,- сказал ему молодой младший лейтенант с перевязанной головой.- Немцы в городе. Сдаваться мы не намерены. Есть у вас пустое помещение? Попробуем отсидеться до темноты, а потом переправимся через Днепр.
   - Ступайте в изолятор,- ответил Хохуля.- Там вам будет удобно. Да в случае чего и больные не по- страдают...
   Красноармейцы скрылись в одноэтажном каменном домике, стоявшем на отлете. Хохуля надеялся, что им удастся дождаться ночи. Но их, видимо, еще на улице заметили немцы. Зарычали моторы машин, раздалась немецкая речь. Ворога были взломаны, и автоматчики в зеленых мундирах ворвались на территорию больницы.
   Красноармейцы открыли огонь. Долго не могли фашисты подойти к изолятору... Но вот во дворе появилось самоходное орудие. Длинный зеленый ствол, словно щупальца гигантского спрута, покачиваясь, застыл против окон изолятора.
   - Русс, сдавайся! - крикнул немецкий лейтенант.
   Дальнейшее сопротивление было бессмысленным. Однако не все красноармейцы сдались в плен. Когда немцы, отведя пленных в сторону, снова сунулись в изолятор, оттуда раздалась автоматная очередь.
   Еще не меньше получаса длилась перестрелка немцев с бойцами, засевшими в изоляторе. Врачи и больные, стиснув зубы, смотрели из окон на неравный поединок.
   Наконец фашистам удалось проникнуть в дом; через некоторое время они вывели во двор связанных, окровавленных красноармейцев. Это были совсем еще молодые парни. Не верилось, что они могли так долго оказывать сопротивление орде до зубов вооруженных солдат...
   Их втолкнули в толпу пленных, и товарищи вытерли пот и кровь с лиц...
   Солдаты вывели пленных за ворота... Александр Федорович решил, что опасность пока миновала, однако трое немцев вернулись во двор. Они огляделись и направились к сараю, где был скот.
   Очередью из автомата они срезали замок и выво- локли двух отчаянно визжавших свиней.
   Александр Федорович застегнул халат и спустился во двор. На лестнице его остановила Попкова.
   - Бросьте, не связывайтесь,- сказала она умоляюще.- Пусть грабят, лишь бы больных не тро- гали...
   - Нельзя,- угрюмо ответил Хохуля.- Нечем будет кормить людей... Они же так все растащат...
   - Но что вы можете сделать?
   Нахмурившись, Хохуля пожал плечами. Он настиг солдат у ворот:
   - Минуточку, господа.
   Услышав немецкую речь, солдаты удивленно обернулись.
   - Я ничего не имею против реквизиции свиней,- строго сказал Александр Федорович.- Но считаю долгом предупредить, что здесь инфекционная больница, у нас эпидемия сыпного тифа. Вы можете взять свиней, но за последствия я не отвечаю. Вы заразитесь сами и заразите ваших товарищей...
   Выслушав его, солдаты переглянулись, а затем молча потащили свиней к воротам. Посмотрев им вслед, Хохуля вернулся в корпус... Больше он ничего не мог предпринять.
   Прошло несколько дней. В больницу являлись немцы то из комендатуры, то из санитарного отдела, то из городской управы. Побывали и эсэсовцы. Они перерыли личные карточки врачей и истории болезней, предупредили Хохулю, что, если в больнице обнаружат коммунистов или евреев, он будет расстрелян, и ушли, не забыв наведаться в продовольствен- ный склад и забрать ящик сливочного масла.
   Побывали на складе и другие немцы. В результате склад пустел. Александр Федорович ломал голову, как прекратить этот грабеж. Ведь скоро нечем будет кормить больных!
   Он надел единственный оставшийся у него приличный костюм, попросил жену отгладить сорочку, завязал галстук и отправился в городскую управу.
   Его принял начальник общего отдела. Этот человек всего лишь два дня исполнял свою должность. Знакомый, встретившийся в коридоре, шепнул Хохуле, что начальник общего отдела, кажется, человек приличный: не кричит, власть не показывает, на войне был командиром Красной Армии, попал в плен и вот согласился работать в управе...
   "Да, действительно "приличный",- брезгливо подумал Александр Федорович.- Приличный мерза- вец".
   Однако с этим человеком ему предстояло догово- риться.
   В кабинете за письменным столом сидел худощавый черноволосый мужчина лет тридцати пяти, с энергичным, волевым лицом и острыми серыми глазами.
   - Прошу садиться,- приятным баритоном сказал начальник общего отдела.- Чем могу служить? Вы, кажется, главный врач инфекционной больницы?
   - Да,- волнуясь, ответил Александр Федорович.- Дело у меня короткое. В больницу приходят господа немецкие солдаты и офицеры. Они реквизируют продукты, предназначенные для больных. Мне не жаль масла и мяса для доблестной немецкой армии, но склад находится на территории больницы, и солдаты могут разнести инфекцию тифа по всему городу. Я официально заявляю, что снимаю с себя всякую ответственность. Прошу не предъявлять ко мне претензий, если в немецких воинских частях и в городе вспыхнет эпидемия.
   - Понятно,- подумав, ответил начальник общего отдела.- Ну что ж, очень признателен за заботу о здоровье немецкой армии.
   Хохуле в его голосе послышалась ирония. Он внимательно посмотрел на собеседника, но тот оставался серьезным.
   - Я доложу высшему командованию о ваших соображениях,- сказал начальник общего отдела и встал. Прием был окончен.
   "Что-то теперь будет",- думал Хохуля, возвращаясь домой. Человек, с которым он разговаривал, произвел на него хорошее впечатление, но все равно он не верил, что грабеж удастся прекратить. Вряд ли немцы посчитаются с каким-то работником управы, даже если тот встанет на сторону Александра Федо- ровича.
   Однако результат визита Хохули в городскую управу был совершенно неожиданным: в больницу явились два солдата и прибили гвоздями к воротам вывеску: "Вход немецким солдатам категорически запрещен!" Буквы были крупные и издали бросались в глаза.
   - Ну знаете ли, это просто сказочная удача! - возбужденно сказал Александр Федорович Евгении Георгиевне Попковой.
   Та ласково ответила:
   - Вы же у нас дипломат. Без вас мы бы просто пропали...
   В начале сентября Хохулю вызвал обербюргер-мейстер Клостерман.
   - Рад с вами познакомиться,- тонким голосом сказал маленький толстый человек с лысым, блестящим черепом, не вставая из-за стола и не протягивая руки.- Слышал, что вы образцово руководите вверенной вам больницей. Думаю, что и впредь у нас не будет причин для недовольства...
   - Это мой долг,- осторожно ответил Александр Федорович.
   - Ставлю вас в известность,- продолжал Клостерман, вертя в пухлых пальцах портсигар,- что вы в течение двух дней должны освободить больницу от гражданских лиц.
   - Вы имеете в виду больных?
   - Да.
   - Но... у меня много тяжелых больных, которые не могут ходить...
   - Это меня не касается. Вы уж сами позаботьтесь о них. Но к седьмому сентября больница должна быть освобождена. Дело в том, господин главный врач, что в лагере военнопленных на Мостовой улице вспыхнул тиф... В вашей больнице будут находиться военнопленные. Вы меня понимаете?
   - Понимаю.
   - Итак, седьмого сентября к вам будет направлена первая партия людей.
   Вечером Александр Федорович собрал в своем кабинете врачей и сестер.
   - Что будем делать?
   - Нужно установить адреса больных и предупредить родных, чтоб завтра забрали их по домам,- ответила Антонина Дмитриевна.
   После совещания Евгения Георгиевна отозвала Хохулю в сторону:
   - Я рекомендую, Александр Федорович, самых тяжелых больных не трогать.
   - Почему? Мы можем дать родным медика- менты и научить, как ухаживать за ними...
   - Дело не в этом...
   - А в чем же? Я, кажется, вас не понимаю...
   - У нас будут военнопленные,- прошептала Евгения Георгиевна.- Советские бойцы и командиры, защитники наши и наша надежда... Неужели мы не сумеем им помочь?
   Хохуля долго молчал.
   - Не уверен, что понял вас правильно, но,., со- вет исполню...
   Настало седьмое сентября. Перед воротами остановились грузовики с крытыми кузовами. В коридорах больницы, во дворе и в служебных помещениях встали часовые. В кабинет главврача вошли два эсэсовца.
   Немцы передали Александру Федоровичу формуляры военнопленных; в этих листках были обозначены фамилии, возраст и воинские звания. Больных с криками и руганью выгрузили из машин.
   Сестры и санитары столпились возле грузовиков, с жалостью глядя на истощенных, похожих на скелеты людей.
   Они шли, еле держась на ногах, одетые в отрепья, босые, с непокрытыми головами.
   До глубокой ночи Хохуля, Попкова и их помощники мыли больных, выдавали им чистое белье и размещали по палатам.
   В освещенных керосиновыми лампами коридорах равнодушно дымили сигаретами часовые.
   Обстановка в больнице усложнилась. Теперь ни один санитар, ни одна медсестра, даже сам Хохуля не могли выйти за ворота без разрешения дежурного конвойного офицера. Солдаты совались повсюду: в морг, в аптекзг, даже в операционную, приставали к девушкам-санитаркам, вымогали у заведующей аптеки спирт и морфий.
   - Это невозможно! - с отчаянием сказала Попкова.- Мы сами превратились в пленников.
   - Что же делать,- вздохнул Александр Федорович.- А впрочем...- Он задумался, рассеянно глядя на Попкову.- Впрочем, я попытаюсь еще раз сходить к обербюргермейстеру...
   Клостерман принял Хохулю в тот же вечер.
   - Меня изумляют непродуманные действия оккупационных властей,- сухо сказал Александр Федорович.- В сыпнотифозный госпиталь введены солдаты, которые каждые сутки сменяются и возвращаются в казармы. Вы, надеюсь, понимаете, что, если такое положение не будет немедленно прекращено, в воинских частях уже через два-три дня вспыхнет тиф?
   - Не могут же наши солдаты торчать в больнице бессменно!-раздраженно ответил Клостерман.
   - Но солдатам вообще нет необходимости находиться там,- сказал Хохуля.
   - То есть как? Оставить военнопленных без охраны?
   - Они сейчас не военнопленные, а просто больные. Охранять их нет надобности. Они не могут самостоятельно встать с кровати. Уверяю, что и без охраны военнопленные никуда не денутся!
   - Вы готовы поручиться?
   - Готов!-решительно ответил Александр Федорович.- Я уверяю, у меня не будет ни одного случая побега. Мы сами за ними последим!
   - Ну что ж... Доложу о вашем предложении штурмбанфюреру Мульде.
   Услышав имя Мульде, Хохуля на мгновение пожалел, что затеял этот разговор, но было уже поздно...
   На другой день Клостерман вызвал Александра Федоровича и сказал:
   - Пишите расписку.
   Расхаживая по кабинету, он тонким голосом продиктовал:
   "Я, главный врач Днепропетровской инфекционной больницы Хохуля, даю настоящую расписку в том, что предупрежден оккупационными властями о своей ответственности за пребывание в больнице военнопленных красноармейцев. Я предупрежден о том, что в случае побега из больницы военнопленного буду расстрелян, и согласен с этой мерой наказания..."
   Александр Федорович аккуратно промокнул бумагу и протянул обербюргермейстеру.
   - Конвой будет завтра удален,- сказал Клостерман, пряча расписку,
   По согласованию с господином Мульде устанавливается следующий порядок приема больных: вместе с больным поступает формуляр, копия формуляра остается в лагере. После выздоровления военнопленный с формуляром возвращается в лагерь. В случае смерти больного представитель лагеря должен поставить на формуляр соответствующий штамп. Надеюсь, вам все понятно?
   - Да.
   - В таком случае вы можете идти...
   На рассвете конвойные солдаты построились и, четко отбивая шаг, удалились за ворота. К забору снова была прибита вывеска: "Вход немецким солдатам строго запрещен!"
   Врачи и сестры вздохнули свободно. Теперь они смогли все силы отдать лечению больных. Но одного желания было мало.
   Немцы выдавали на военнопленных хлеб из шелухи и проса, вместо мяса - копыта и рога, Медикаменты пришли к концу...
   В конце сентября на утреннем обходе Хохуля задержался возле военнопленного, чье лицо показалось ему знакомым. Он долго пытался вспомнить, где видел молодого черноволосого парня.
   - Узнаете? - шепнула Евгения Георгиевна.- Это он в изоляторе отстреливался...
   - Этому человеку мы должны помочь,- ответил Хохуля, вызвав Попкову в коридор. Через пару дней он будет здоров. Неужели мы позволим снова забрать его в лагерь? Такого орла!
   - А как быть с формуляром? Немцы узнают о побеге. Что будет с вами?
   - Могут и не узнать!
   - Вы что-нибудь придумали?
   - Ночью умер больной из гражданских. Мы скажем, что умер военнопленный, а парня выпишем с документами покойника...
   - Я сделаю это! - сказала Попкова.
   Ночью в палату, освещенную колеблющимся светом коптилки, вошла Евгения Георгиевна. Она разбудила Бориса Сондака:
   - Встань, милый... Встань.
   - Что?.. Что такое? - испуганно спросил Борис, смотря на Попкову воспаленными глазами.
   - Так нужно... Одевайся.- Она подала ему одежду, взятую из каптерки.
   Борис, пошатываясь, вышел в коридор.
   - Ты можешь убежать,- прошептала Попкова, подталкивая его к лестнице.- Никто тебя не задержит... Если поймают, не называй только настоящую фамилию... Придумай любую, а то нас под расстрел подведешь... Понял?
   - Да,- ответил ошеломленный Сондак.
   - Вот тебе лекарство, принимай три раза в день, да не забывай соблюдать диету, соленого и острого в рот не бери.
   - Век вас не забуду...
   - Отблагодаришь тем, что с фашистами будешь драться,- сказала Евгения Георгиевна.- Мы тебя не для того отпускаем, чтобы ты на печке лежал. Прощай!
   Она проводила его во двор.
   Ночь была темной, облачной. На черном небе не видно было ни звезд, ни луны.
   Попкова сняла с ворот огромный амбарный замок и тихонько отворила тяжелую створку. Борис выскользнул на улицу.
   Несколько минут Евгения Георгиевна прислушивалась к удаляющимся шагам, затем улыбнулась и легко взбежала на второй этаж. В кабинете у окна стоял встревоженный, бледный Хохуля.
   - Ну как? - встретил он ее.
   - Все в порядке,-ответила Попкова.-Улетел наш орел!
   ...Так бежал из больницы Борис Сондак, которого Юрии Савченко нашел на берегу Днепра на рассвете 28 сентября 1941 года...