Дополнительные фотографии

Лида Андросова. Ноябрь 1942 года. Посмотрите в её глаза...	Лидия Андросова
Лидия Андросова	Фотографии Лидии Андросовой и Николая Сумского, найденные в медальоне девушки после её гибели. Шифровка Любы Шевцовой и тайничок, в котором она её хранила. Записка переданная Клавой Ковалёвой из тюрьмы
Поздравительная открытка Лиде Андросовой	Страницы из дневника Лиды Андросовой
Страница из тетради Лиды Андросовой со стихотворением "Дружба"

   
   

   С фронтовым приветом НИКОН.
   Здравствуйте дорогие родители мамочка и папочка! Посылаю Вам свой сердечный гвардейский привет и желаю всего наилучшего в Вашей жизни. В данный момент я непосредственно нахожусь на фронте. Часть в которой я нахожусь очень хорошая, сейчас громим немцев в районе Апостолово, который яростно бросает в атаку всю живую силу и технику для того чтобы прорвать железное кольцо, в котором они находятся. Но не тут-то было. Бойцы Красной Армии преодолевая все препятствия все сжимают и сжимают железное кольцо. Уже подходит тот час расплаты, окончательный час, от которого поганые фрицы не опомнятся. Я им мщу за сестрицу Лидочку. Каждую ночь я выхожу за передовой край своих войск и в тыл врага, где создаем панику для того, чтобы легче было бить противника. Здоровье мое пока еще хорошее, за меня не беспокойтесь, "смелого пуля не бьет, смелого штык не берет" - такая пословица у нас фронтовиков.
   Дорогие родители передавайте мой новый адрес всем знакомым. Передавайте привет семьям погибших девушек.
   А пока до свидания. С приветом и крепким поцелуем Ваш сын НИКОН.
   
   17.02. 44 года

Г. Чапанская
Имя её бессмертно

Лидия Андросова (иллюстрация из статьи)

   В историю советского народа золотыми буквами вписан подвиг подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия". Активной участницей подпольной группы п. Краснодон была Лида Андросова. Рано оборвалась её короткая, но яркая жизнь. Училась Лида в поселковой школе N22 имени Т.Г. Шевченко. Здесь полностью сформировался её характер, здесь в 1939 году она вступила в комсомол. Вскоре она утверждена пионервожатой, стала активно участвовать в работе школы.
    Для юношей и девушек 40-х годов, впитавших в себя силу духа первых коммунаров, упорство и самоотверженность в труде героев первых пятилеток, открывались широкие горизонты в учебе, труде и счастье.
    Но грянула Великая Отечественная война. В эти военные тревожные дни молодёжь поселка жила одним стремлением - оказать фронту посильную помощь. Сверстники Лиды поступили работать в ЦЭММ, а она - в военный госпиталь. Лида ухаживала за ранеными, читала им газеты, писала письма родным, а иногда приносила из дому чего-нибудь поесть.
    Весной 1942 года фашистские войска предприняли новое наступление и в начале июня их передовые части появились на подступах к станции Семейкино. Вместе с подругами Лида ушла с нашими отступающими частями. Они дошли до Северного Донца, но переправиться на тот берег не смогли, да и не к чему было, т.к. им сообщили, что противник уже занял Миллерово и отступать некуда.
    Лида вернулась домой. В её личном дневнике, как в зеркале, отражены её душа и помыслы. Характер записей в период оккупации несколько изменяется. Автор дневника как бы опасается, что записи могут в любой момент попасть в руки врага.
    В дневнике часто встречается имя Николая Сумского. Любовь Лиды Андросовой и Николая Сумского возникла ещё до войны, окрепла во время совместной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Эту первую, чистую, как родник, любовь, они пронесли до конца.
    В письмах к родителям Л. Андросовой автор романа "Молодая гвардия" А.А. Фадеев писал: "Все, что я написал о Вашей дочери, показывает ее, как девушку очень преданную и стойкую. По дневнику Вашей дочери видна её чистая любовь к Николаю Сумскому и в этом же дневнике выражена её преданность Советской Родине и ненависть к немецким и румынским оккупантам!".
    На поселке была создана подпольная группа молодогвардейцев. Возглавил её Николай Сумской. Для того, чтобы лучше замаскироваться и заслужить доверие у новых "хозяев", молодогвардейцы устроились на работу. Поступила на шахту N5 и Лида.
    Возглавляемая Н. Сумским, В. Ждановым и А. Елисеенко группа молодогвардейцев развернула кипучую деятельность в поселке Краснодоне. Ребята слушали по радиоприемнику сводки Совинформбюро, записывали их, а затем листовками распространяли среди жителей поселка.
    25 ноября 1942 г. Лида Андросова в записке к Нине Кезиковой обращалась: "Желаю пережить этот тяжёлый период по-комсомольски, делать все, чтобы мы были снова счастливы, могли учиться, ходить в театры".
    И подпольщики делали все, приближая час великой Победы. По заданию штаба подпольной группы Лида часто ходила с матерью по селам за продуктами и там распространяла листовки. Она также ходила с Ниной Старцевой и Женей Кийковой собирать в поле колоски и там незаметно портила вражескую телефонную связь.
    Незадолго до 25-й годовщины девушки получили задание сшить несколько флагов. Утром 7 ноября 1942 года жители посёлка с радостью и слезами на глазах увидели красный флаг, развевающийся на трубе шахты N5. Вся полиция посёлка бросилась на поиски смельчаков, но подпольщики были неуловимы.
    К концу ноября до поселка Краснодон все чаще стали доноситься громовые раскаты советской артиллерии. В дневнике Лиды появляются волнующие записи:
    "22 ноября, вторник. Сегодня через поселок отступали румыны. Проехали 84 подводы и 6 машин. Как хорошо, что наши наступают".
    "1 декабря. Ночью в 11 часов папа разбудил нас и сказал, чтобы мы вышли на улицу и послушали гул орудий. Я и мама с радостью в течении 5 минут слушали гул советских пушек. Как радостно на душе и в то же время тревожно..."
    И беда нагрянула неожиданно. Внезапно были арестованы Н. Сумской и В. Жданов. Потом начались аресты и других подпольщиков. 12 января 1943 года была арестована Лида Андросова.
    Юная подпольщица навсегда осталась в комсомольском строю. Сегодня она вместе с нами строит самое прекрасное общество на земле - коммунизм. Её имя бессмертно.
   
    Г. Чапанская,
    зав. отделом музея "Молодая гвардия".
    "СЛАВА КРАСНОДОНА", 11 декабря 1974 года
   

Учащимися Белокалитвенского Г П Т У-49
   Ростовской области найдено письмо
   присланное АНДРОСОВУ НИКОНУ МАКАРОВИЧУ
   бывшим воином Советской Армии
   Раисой Ефимовной ШЕРЕМЕТ,
   находившейся во время оккупации
   в поселке Краснодон и рассказывающей
   о патриотизме члена "Молодой Гвардии"
   ЛИДЫ АНДРОСОВОЙ и ее товарищей.
   
   П.П. N28337
   27.07.43 г.
   

   Здравствуйте НИКА!
   Может быть Вы, увидя мою подпись и удивитесь не мало, но прочитав мое письмо Вы поймете, что удивляться нечего, что я именно должна была написать Вам, ведь вы знаете, что Ваш дом /мама, папа, и сестренка Ваша/ для меня были не чужим домом и начиная с 1927 года, когда мы вместе с Вами жили, я считаю ваш дом близким, родным.
   Особенно нас объединило и породнило горе, в котором мы все очутились, будучи оккупированными немцами. Я знаю, что Вам трудно себе представить все те ужасы, которые пережили мы, находясь в немецких клещах. Обо всем этих ужасах Вы имеете понятие из газет. Я думаю, что у Вас леденеет кровь в жилах, сжимаются кулаки от ненависти к этим зверям, но я Вам скажу, что все-таки это не то, что пережить на своей собственной шкуре, видеть своими собственными глазами, слышать своими собственными ушами.
   В своем письме я постараюсь Вам коротенько рассказать о патриотизме Вашей сестры и ее подруг во время оккупации нашей территории немцами. Ваша сестра достойна своей Великой Родины, достойна Ленинского комсомола, членом которой она являлась. Я понимаю что папе и маме Вашим будет очень тяжело об этом писать Вам, оно и понятно, ведь они потеряли в лице ЛИДЫ все дорогое, что есть в их личной жизни.
   О! НИКА, если бы вы могли хоть на пару дней побывать у своих родных и поднять их дух. Этот кошмарный год, когда мы были у немцев стоит нам всем десятков лет, а Вашим родным тем более.
   В июле 1943 года когда наши Красные части отходили на Восток мы молодежь, не в коем случае не хотели оставаться и встречаться с этими людоедами-немцами. Я, ЛИДА и папа Ваш пошли с отступающими частями Красной Армии, но были немцами задержаны на Дону и вернулись домой. Папа Ваш и ЛИДА потеряли в дороге друг друга и ЛИДА пришла домой раньше отца, а отец будучи уже захвачен немцами все еще искал ЛИДУ. Не найдя ее, он вернулся домой и каково его было счастье, когда он увидел ее живую и здоровую. НИКА, стояло бы Вам видеть эту сцену встречи. Вскоре Вашего отца посадили в тюрьму за партизанство. В то время когда Ваш отец сидел в тюрьме, в Краснодоне был организован комсомольский партизанский отряд и одним из организаторов этого отряда была Ваша сестра ЛИДА. Этот отряд объединил лучшую молодежь Краснодона, людей которые считали защиту Родины больше своей жизни. Своей работой они доказали, невиновность Вашего отца и его выпустили из тюрьмы.
   Партизанский отряд состоял из 18-20 летней молодежи и не смотря на их молодость, работу они проделали огромную. Они непрерывно снаряжали одного из своих товарищей в тыл к нашим и приносили нам новости о победах Красной Армии о жизни и работе нашей Советской Родины. Они систематически вывешивали революционные листовки и лозунги, поднимали дух наших советских людей, придавленный немецким грязным сапогом. Они работали так умно и так осторожно, что в течении 6-ти месяцев никто и подумать не мог о том, что эти девчонки могут заниматься таким делом. А этим детям мог позавидовать опытный подпольщик. Эти девчонки могли на двери самого начальника полиции приклеить революционную листовку такого содержания: "Господа полицейские, когда будете убегать побеспокойтесь о своих семьях", это девчонки могли приклеить листовку на двери биржи, в то время, когда она мобилизовала население на военные работы в Сталино такого содержания: "Кто хочет умереть с голоду - тот поезжай в Сталино в кабалу к немцам" и многих других. Но среди них оказался провокатор, изменник Родины, немецкий лизоблюд и предал всех это юношей, горящих желанием изгнать ненавистную немецкую нечисть из нашей Советской земли. Их арестовали и посадили в тюрьму в Сорокино. 5 дней они побыли в тюрьме, 5 дней пыток, истязания, мучения, унижения оскорбления. Потом их всех бросили в шахту N 5 Сорокино, одних живыми, других измученных полумертвых, а третьих расстреливали у ствола.
   Не смотря на все мучения, которые пришлось вынести Вашей сестре, она была непоколебима, не выдав не одним словом своего дела о ней рассказывали сами полицейские /в своих кругах/, о ней рассказывали очевидцы, которым удалось вырваться из железный клещей немецких варваров. Она была настоящей комсомолкой, настоящей русской девушкой. НИКА! Вы себе не можете представить какого огромного значения для нас значало это слово русский. Только тот это хорошо поймет, кто однажды побывал в немецких лапах, кто однажды был оторван от своих русских. Как дорого нам стало все русское. Мы поняли, что никогда не будем близки и мирны с немцами-фашистами, разрушившими нашу прекрасную жизнь, разлучившими нас с нашими слизкими.
   Как только пришли наши, Вашего отца назначали начальником по извлечению трупов замученных советских людей немцами.
   Ваш отец сразу бросился к шахте N5 Сорокино ибо нашлись очевидцы, которые знали в какой именно шахте была Ваша сестра /ведь в Сорокино таких шахт было больше 10/.
   Когда опустили человека в ствол, то он увидел кошмар, начиная с 30 метров от поверхности земля. Ствол был заполнен человеческими трупами, находящимися в самих ужасных положениях: подвешенных вверх ногами, согнуты, лежа, сидя , искалечены, изломаны, изуродованы. Поистине это был ад, если не хуже. После извлечения их они почти все были опознаны своими родными по их одежде Ваш отец когда узнал Лидочку был в обморочном состоянии около получаса. Потом пошли с Вашей мамой и.....не дошли, у этой шахты стояла толпа народа и истерические крики на весь на весь Краснодон. Вы представляете себе Ника только из этой шахты было-извлечено 78 трупов, 78 молодых патриотов, которых загубили варвары, кровопийцы. Ваша мама не могла всего этого выдержать и я увела ее к знакомым в Сорокино, а сама с Вашим отцом была два дня на шахте следила за извлечением трупов. Привезли всех краснодонцев домой и с большим почетом, каким они заслужили, похоронили их в братской могиле в Краснодоне. Мама Ваша так и не увидела Лидочку. Я ей один раз пыталась показать, она на секунду глянула и чуть не умерла. Лидочка была застреляла прямо в лоб, вид имела ужасный и показывать маме ее было нельзя.
   Ника, я рассказываю Вам все это, а сама себя ругаю, Вам конечно это очень больно и мне не следовало бы Вам об этом рассказывать. Но Вы ведь воин Красной Армии. Вы бывали не раз в бою, у Вас должны быть крепкие нервы. Вы должны это знать для того чтобы мстить этим варварам за сестру, за мать, за свою Родину и за всех нас. Мстить до последнего момента, когда вся эта коричневая чума будет изгнана из нашей земли и уничтожена окончательно.
   Ника, недавно я была в Краснодоне и была у ваших водных, Ваша мать для меня - родная мать если не по крови то по духу. Она мне рассказывала за Вас и просила написать Вам. Она убита горем, которое ей осталось на всю жизнь. Она теперь живет только ВАМИ и ждет Вас. Вы один кто поддерживает ее силы, не забывайте ее, пишите чаще ей - она Вами живет.
   Я сейчас нахожусь в рядах Красной Армии. Во время немецкой оккупации скрывалась четыре месяца от мобилизации в Германию и по приходу Красной Армии пошла в армию добровольно, стоит наша часть недалеко от Краснодона и я часто бываю дома и навещаю Ваших родных. Если Вам будет интересно знать о Ваших знакомых краснодонцах, Вы напишите мне и я постараюсь Вам коротенько рассказать.
   На Краснодоне немцы немало творили злодеяний и многих из наших краснодонцев не стало.
   Ну пока - всего хорошего, Ника. Привет Вашим боевым соратникам.
   
    РАИСА ШЕРЕМЕТ
   

Воспоминания матери Лиды Андросовой.

    Я, мать Лиды Андросовой, хочу написать вам, детки мои золотые, как училась в школе с детства наша дочь Лидочка, и как она вступила в комсомол.
    Наша дочь Лидочка родилась 12 декабря 1924 года. Училась она хорошо и окончила 10 классов. И вот пришло время вступать в комсомол, а до этого она мне говорила: "Мамочка, но когда я дождусь, чтобы меня приняли в комсомол? Как я хочу быть комсомолкой. Лягу спать и всё думаю, думаю ну почему так долго тянется это время и когда же это только пройдёт этот год, чтобы меня приняли в комсомол".
    Наша дочь Лидочка говорила мне: "Ну, мамочка, наконец я дождалась когда я вступлю в комсомол. Сегодня иду в школу и меня будут принимать в комсомол". Я ей пожелала всего хорошего и она пошла. И что же, оказалось её в этом году не приняли в комсомол. Потому что она родилась 12 декабря 1924 года, а это считай 1925 год. А тогда не принимали неположенных лет и её оставили для приёма на следующий год. И что же с ней было, когда она пришла домой. Упала в постель и криком кричит: "Ой, мамочка моя дорогая, что же я теперь делать буду, ведь меня не приняли в комсомол, оставили до следующего года. Ведь сколько ещё ждать, ещё целый год, а ведь могу мама и заболеть и умереть за этот год и не побуду в комсомоле. Мамочка, если б ты знала, какая счастливая и радостная жизнь. Я как посмотрю - не нарадуюсь. Ну ничего - и я дождусь счастья".
    И вот пережила этот год наша любимая дочь Лидочка, не умерла и пошла снова вступать в комсомол, теперь уже официально. Пришла наша дочь домой и принесла билет. Сколько было радости, я вам и передать не могу. Мы с отцом думали, что она с ума сойдёт от радости. Комсомольский билет нам показывает издали, а я ей говорю: "Лидочка, дай мне, я погляжу". Так она мне говорит: "Что ты, мамочка, разве комсомольский билет можно давать посторонним. Комсомольский билет даётся только владельцу и секретарю комсомольской организации, а больше никому. Иначе ты не комсомолец". Я ей говорю: "Лидочка, но я же не посторонняя, я же твоя родная мать". А она в ответ: "Нет, мамочка, хотя и родная мать, а билет в руки не дам. И прошу тебя, мамочка, не обижайся на меня, ведь я его сама ждала столько лет. Это счастье и большая радость для меня. И вот я все это дождалась. Теперь я счастлива, как и все комсомольцы".
    Мы с отцом были очень рады, что наконец дочь приняли в комсомол, поздравляли её и пожелали счастья в дальнейшей жизни. Вступив в комсомол, она стала пионервожатой. Пионеры очень любили её. Однажды она заболела и не ходила в школу. Пионеры приходили к ней, желали, чтобы она поскорей выздоравливала и ходила к ним в школу, а то они соскучились.
    Да, счастливая её жизнь была недолгой. Эта проклятая война помешала им в счастливой жизни. Наша Лида в это время дружила с Колей Сумским. И вот враг дошёл до нашего любимого Краснодона. В это время они договорились не уходить, а остаться в тылу врага. Враг вот-вот должен войти в наш любимый Краснодон, а здесь всё шумит, гудит, снаряды рвутся, а Лида взяла книгу, легла и читает. Я ей говорю, "что же ты лежишь и книги читаешь? Разве сейчас время читать?" А она мне отвечает: "Хорошо". Взяла жакет плюшевый, зашила комсомольский билет в рукав и пошла. А что было с матерью, конечно, это не описать, кошмарная картина. Я думала, что она правда уйдёт, а она совсем не думала уходить. Дошла до переправы через Донец, а здесь налетели самолёты и начали бомбить и обстреливать с пулеметов. Все полегли на землю в том числе и наша дочь Лидочка (она была одета в красный сарафан).
    "Я, - говорит, - легла вниз лицом, якобы боюсь смерти и сразу повернулась вверх лицом. Что же я за комсомолка, если буду бояться. Положила левую руку на грудь, где был зашит билет, и сразу почему-то стало весело и ничуть не страшно смерти... Но я не собиралась умирать, и вот один самолёт пристал ко мне. Обстреливает и обстреливает, как будто я ему нравлюсь, паразиту проклятому. А я была в красном сарафане, ну, думаю, паразит проклятый, всё равно не убьёшь, комсомольцы бессмертны, они не умирают. У меня груди комсомольский билет, и его никакая пуля, никакой снаряд не возьмёт. И как он не старался застрелить меня и летал низко, всё равно я осталась жива и невредима. И осталась я на оккупированной территории. Но я не думала уходить дальше, это я выполняла мамину просьбу. Ведь она не знала, что я должна бороться с этими проклятыми паразитами, и крепко бороться, пока их всех не уничтожим, эту свору идиотскую".
    И вот они начали работу в подполье. Коля Сумской, с которым дружила Лида, был секретарём, Лида, наша дочь - заместителем. Это было в посёлке Краснодон (14-км. от города Краснодона). У Лиды по работе были подруги: Надя Петля, Нина Старцева, Надя Петрачкова, Тоня Дьяченко, Женя Кийкова и другие. Мальчики: Коля Сумской, Володя Жданов, Жора Щербаков, Шурик Шищенко и др. Ходили они в степь вроде за колосками, а сами рвали провода, заражали хлеб клещами, вешали флаги и листовки. Когда немцы отступали, машины с радиостанциями попадали в яры, наши дети разбирали остатки, приносили домой детали и устанавливали радиоприёмники, слушали Москву. Ходили каждое воскресенье на базар, брали много листовок, расклеивали их, где могли, и даже вешали на спины полицаям. Одна старушка продавала пирожки с мясом без бумаги. Так наши дети предложили ей бумагу, а то, говорят, без бумаги не культурно. И она взяла эту бумагу и стала продавать пирожки культурно, а это были листовки, кто покупал и читал Советские новости. Машины с продовольствием отбивали и отдавали бедным семьям. Делали они очень много, всего не описать.
    Дорогие наши дети пионеры и комсомольцы! Я, как мать Лидочки, их работу знала, они очень часто собирались у нас на квартире, все ребята и девочки. У нас была гитара и мандолина. Они очень часто приносили свои инструменты, играли. Часто было так, иногда проводили собрания. У нас была соседка Анна Демьяновна Лебедева. И вот она часто интересовалась молодежью. И как только соберутся у нас, так вот и она тут как тут. Они сразу начинают играть на инструментах, чтоб не так было заметно. Однажды они собрались идти вешать флаг на высокую трубу. Это был канун дня Конституции. Коля Сумской пришёл к нам в рабочем костюме. Вот и соседка заходит и спрашивает Колю, почему он в рабочем костюме? А он говорит: "Да пришёл Лиду проведать, а потому пойду домой и переоденусь". Флаг этот красила я, потому что они ходили в полицию отмечаться, а я боялась, чтобы Лида не выпачкала руки в краске. Я попросила, чтобы Коля разрешил мне покрасить флаг. Он не возражал, а наоборот сказал: "Пожалуйста, Дарья Кузьминична". И был он очень доволен. У нас писали листовки все девочки, а потом ночью ходили и расклеивали их, а я как мать Лиды, провожала и встречала их после того, когда они расклеивали листовки. Я угощала их пирогами из ячменной муки, начинка кабак и буряк. Они все были довольным моим угощением и благодарили меня. Так, что я им помогала, я разносила листовки по надёжным соседям, говорила что наши на пороге. Была у них за сторожа. Они просили меня выйти. Первым говорил Коля, а потом моя любимая дочь Лидочка: "Да, мамочка, выходи, выходи. Тебе нельзя здесь присутствовать, хотя ты и знаешь нашу работу, а я тебе после расскажу". И вот я хожу вокруг дома, чтобы никто не подошёл, никто не подслушал.
    Теперь хочу вам рассказать о своей любимой дочери Лидочке, какая она была у нас умница. Любила страшно рукоделье. В 10 лет вышила себе платье в школу. Вышивала коврики разных видов, вязала варежки и т.д. Учила подруг своему рукоделью, хорошо играла на гитаре, пела, играла на сцене. Когда у нас на квартире были военные, они просили меня, чтобы Лида была в их кружке, я разрешила. Хорошо танцевала "фокстрот", "танго" и др. В жизни была весёлая и радостная, читала очень много книг, и помогала мне по хозяйству. Я её ругала за то, чтобы она допоздна не читала, но она не слушала. Проснёмся в 12 часов, она сидит и читает. Говорю: "Ложись спать". Не ложится, а говорит: "Ну что тебе до этого. Спи преспокойно, захочу и лягу спать". Я встану, потушу свет, а она притворится, что спит. Я ложусь, она дверь в спальне открывает и снова читает. Из-за этого у нас с ней был большой скандал. Вот какой была у нас любимая дочь Лидочка. Она была настойчивой, что захочет, то сделает, так, чтоб было по её. Мы с отцом часто уступали ей. Большое впечатление произвело на неё сообщение о Зое Космодемьянской. Она сказала тогда мне: "Все решено, я тоже буду партизанкой". Я никогда не думала, что это будет всерьёз, думала поговорили и все, а она не тут-то было. Моя дочь Лида стала действительно такой, как и положено. И когда я узнала о её страшной работе, я начала ей говорить: "Лида, что ты делаешь. Ты же погибнешь. А она мне в ответ: "Ничего, мамочка, не погибну. А погибну, молодёжь будет жить и нас вспоминать. Ведь погибли миллионы людей, а по-твоему я должна сидеть сложа руки, а кто же будет нашим помогать? Ведь Красная Армия на передовой линии, а мы в тылу врага".
    Никто об их работе не знал. И вот они проработали 6 месяцев, а потом нашлись предатели и выдали наших детей. Когда полиция забрала нашу дочь, то её сильно били. Три раза её выбрасывали на снег без сознания, а когда она приходила в себя, её снова пытали. Но Лида не сдалась. Она была бесстрашна. Лила, смотря прямо в глаза, сказала: "Сколько бы вы меня не мучили, всё равно я не скажу вам ничего, паразиты проклятые". Когда нашу дочь избивали, а потом она приходила в себя, она поправляла джемпер. Начальник полиции говорит: "Эта сволочь, сухая, сухая, да крепкая". А моя дочь Лида отвечает: "Я горжусь тем, что меня мама родила с крепким сердцем". Когда их перевезли в городскую тюрьму, там вновь над ними издевались эти паразиты. Загоняли под ногти булавки, закладывали пальцы в двери. От этого у них были искажены кисти рук. Когда их привезли к шахте N5 на расстрел, то нашу дочь и пытали. Потом повели к стволу. Лида говорила подругам, чтобы они в шахту прыгали живыми. Она говорила: "Не давайтесь в руки этим паразитам. Наша Красная Армия за бугром. Она отомстит за нас. Кровь за кровь! Смерть за смерть! А мы погибаем за нашу Родина, за Ленина". И когда их достали из шахты, у нашей дочери так и осталась веревка на шее, не было глаза, не было уха, ноги, убита в лоб. А как она смеялась над паразитами, так и осталась на её устах улыбка. На другой день после казни приехали полицаи. Они и рассказали, как ораторствовала перед смертью Лида Андросова: "Потом мы ей дали и Ленина и Родину - расстреляли в лоб".
    Дорогие мои дети! Пионеры и комсомольцы! На этом я заканчиваю писать о своей любимой дочери Лидочке, ибо всего не опишешь. Крепко целую и обнимаю вас, как свою дочь Лидочку. Живите, мои дети, по 100 лет, все здравствуйте.
    И будьте такими же отважными героями, как дети Краснодона.
    Дарья Кузьминична и Макар Тимофеевич, мама и папа Лиды Андросовой.
   
    (из фонда музея "Молодая гвардия" Московской школы N312)

Воспоминания о Лиде Андросовой

    В 1942 году у нас стояли советские командиры, на квартире, из них был политрук. Он получал газеты, и вот однажды в одной газете вычитали статью о Зое Космодемьянской. Как её мучили немецкие пираты, на допросах, и была нарисована картинка, как она была повешена на виселице. И вот, когда наша любимая дочь Лидочка прочла эту статью о Зое Космодемьянской, то она сразу себе внушила быть такой, как Зоя Космодемьянская. Лидочка мне всегда говорила: "Мамочка, но какая была отважная Зоя Космодемьянская, как её мучили эти немецкие паразиты при допросах, каких они ей только не делали пыток, они её сильно били, почти ногою и босую выводили в самый крепкий мороз на улицу и водили её по улицам, чтобы видел весь наш советский народ. И когда приводили обратно, то пытали, вот однажды спрашивает у неё немецкий пират: "А ну-ка скажи нам, где сейчас будет ваш Сталин". Зоя отвечает: "Сталин? Сталин на своём посту!"
    Это за эту статью моя любимая дочь Лидочка говорила очень часто, почти ежедневно, дошло до того, что я как мать стала замечать за ней, что она хочет быть такой, как Зоя Космодемьянская. Однажды я ей говорю, что это ты Лидочка очень часто мне говоришь о Зое К., не думаешь ли ты быть такой как Зоя К., а она мне отвечает: "А что же ты думаешь, мама, захочу и буду такой отважной девушкой, как Зоя К".. "Значит", - я ей говорю, "ты думаешь быть партизанкой, как Зоя К?". Лидочка мне отвечает: "Да, мамочка, я буду такой партизанкой, как Зоя К."
    Я с неё засмеялась и говорю ей: "Эх ты, моя доченька дорогая. С тебя партизанка, как пустая пуля, такая ты будешь партизанка".
    А Лидочка говорит мне: "Можешь не смеяться, мамочка. Я сказала, что буду, значит буду. Я с тех пор, как прочла эту статью, и видела снимок её повешенной, то я ночами не сплю и всё думаю о Зое". Но я как мать ей ответила: "Ну действуй, милая доченька, посмотрим, какая с тебя получится партизанка"
    Я никогда не думала, что это будет серьёзно, думаю, поговорим да и всё, а оно не тут то было, оказывается, моя дочь Лидочка стала действовать, как положено. И когда я узнала о её страшной работе, я ей начала говорить: "Лидочка, что ты делаешь? Ведь ты погибнешь". А она мне говорит: "Ничего, мама, не погибну, а погибну, молодёжь будет жить и нас вспоминать. Ведь погибли, мамочка, миллионы людей, а по твоему что же - должна сидеть сложа руки? А кто же будет помогать? Ведь Красная Армия на передовой линии, а мы в тылу врага".
    И вот они проработали шесть месяцев. Никто не знал, а потом нашлись такие предатели, и выдали наших детей. Когда полицаи забрали нашу любимую дочь Лидочку в полицию, то её крепко били: три раза бес сознания выбрасывали на улицу, на снег, и когда она приходила в сознание, опять пытали, а она им сказала так: "Сколько вы меня не бейте, паразиты, я вам всё равно ничего не скажу".
    Третий раз, когда избили ей и когда она пришла в себя, то она встала и поправила джемпер на себе, а начальник полиции говорит: "Вот сволочь, сухая, а крепкая". А дочь отвечает ему: "Да, я не виновата, что мама родила меня с крепким сердцем. Я всё равно вам ничего не скажу". А когда их привезли в городскую тюрьму, там с них тоже сильно издевались. Эти паразиты загоняли булавки под ногти, потом закладывали пальцы между дверей, отчего у них у всех были искажены кисти рук. Когда их привезли на шахту N5 расстреливать, то нашу дочь Лидочку водили в старую баню, подвешивали и пытали, а потом привели обратно к шахте расстреливать, то она просила подруг, чтобы они прыгали живыми в шахту, говорила: "Не давайтесь этим паразитам живыми в руки, прыгайте сами в шахту. Наша Красная Армия за бугром, им паразитам за нас отомстят. Кровь за кровь, смерть за смерть! А мы погибаем за нашу любимую Родину, за Ленина, за Сталина".
    И когда их достали из шахты, у нашей дочери так и была верёвка на шее, не было глаза, не было уха, не было ноги, расстреляна была в лоб, и как она смеялась с них, с этих паразитов, то так улыбка и осталась на её устах.
    На второй день поселковые приехали полицаи и рассказали, как Андросова Лида ораторствовала перед смертью. "Но мы ей потом дали и Ленина и Сталина".
    Вот это вам, дорогие мои дети, для памяти. Пионеры 4-го "А" классу Винницкой области, г. Хмельник, Хмельницкая средняя школа N1, ученикам 4-го "А" класса.
    Писала Лидочка мама
    Дарья Кузьминична Андросова.
    (из фонда музея "Молодая гвардия" Московской школы N312)

Секретарю Ворошиловградского ОК ЛКСМУ т. Богданову
   Справка на члена подпольной организации "Молодая гвардия", "Молот", т. Андросову Лидию Макаровну.

    Андросова Лидия Макаровна 1924 года рождения национальность русская, соцпроисхождение - с рабочих горняков, образование - 10 классов. Место рождения м. Краснодон, ш. 5, в комс. с 1939 г. 16 июля 1942 года эвакуировалась, но оказалась в окружении, вернулась в м. Краснодон 28 июля 1942 года.
    Вступила в "Молодую гвардию" 30 июля. Секретарём этой "Молодой гвардии" были Николай Сумской, заместителем его была Лида Андросова.
    Всю работу техническую и заседательскую проводили у Лиды Андросовой.
    Всегда на квартире собирались к Лиды Андросовой т. Сумской Н., Жданов, Полянский, Петля, Н. Петрачкова, Кезикова, Старцева, Кийкова, Дьяченко, Шищенко.
    В августе была встреча днём с партизанами Ворошиловграда, неизвестно на чьей квартире. Лида Андросова выполняла следующий задания:
    Писала листовки от руки печатными буквами (количество не удалось выявить, но много). Расклеивала листовки по казармам и на базаре. На протяжении 18 км. от Краснодона в с. Каменку Лида ездила менять хлеб, и на этом протяжении она расклеивала листовки.
    Несколько раз перерезали связь между посёлком Краснодон и г. Краснодон.
    Она пыталась достать машинку пишущую, но не смогла достать. С ихней группы выехал товарищ, не пришлось выяснить фамилию, в Германию, который будет работать с молодёжью, подымать молодёжь на борьбу с немцами. Эти товарищи пытались взорвать на 16 января, но в ввиду того, что из забрали в полицию, их план не совершился. Были вооружены винтовками, гранатами.
    Когда мать Лиды спрашивала, зачем ты делаешь, то Лида отвечала:
    - Я люблю свою Родину. Родина нас не забудет.
    Лида, когда было вывешено объявление о поездке наших граждан в Сталинскую область, написала внизу объявление: "Кто хочет умереть с голоду, то поезжаёте".
    Лида всегда читала "Зою Космодемьянскую".
    12 января 1943 года в 8 ч. вечера Лида была арестована. Её арестовавыл нач. полиции.

"Детство и деятельность Лидии Макаровны Андросовой"
(воспоминания её матери Дарьи Кузьминичны)

    Лидия Макаровна Андросова родилась в 1924 году 12 декабря в поселке Краснодон, Краснодонского района, Ворошиловградской области.
    Отец ее горняк с пятнадцати лет, тридцать лет уже работает на шахтах Донбасса, добывает стране черное золото. Детство ее проходило хорошо, было ей около шести лет.
    Я и муж поехали в город Ворошиловград, купили ей много разных книжек с картинками, и в одной из них было стихотворение "Ленин умер".
    Она была большая охотница учить стихи и рассказывать их на сцене. Однажды она мне говорит:
    - Мама, научи меня хорошим стихам, - и я начала её учить.
    Первое стихотворение, которому я её научила: "Ленин умер", второе стихотворение "Бабушка и внучка" и другие.
    21-го января 1930 года была годовщина, когда умер любимый вождь В.И. Ленин. Дети, пионеры, школьники выступали на сцене, и наша дочь Лидочка тоже вышла на сцену и начала рассказывать стихи.
   
    "Ленин умер"
   
   Его уж нет, недвижно тело,
   Жизнь догорела как свеча,
   Но не умрет живое дело,
   Бессмертно имя Ильича.
   
   
    "Бабушка и внучка"
   
    Бабушку спросила я, бабушка
    милая, вот узнать хотела я.
    Почему мои косички рыженькие,
    как у лисички, а ты такая белая.
    Отвечала бабушка: "Ах ты моя
    внученька, ты моя вострушечка
    ведь ты уже молодая, а я уже
    старушка, потому и седая.
    А у нашей киски Пушки
    три котеночка слепушки
    а один, но как на смех
    белый-белый точно снег.
    Нет пойду, спрошу опять
    Как же мне теперь понять,
    Разве у нашей киски Пушки
    дети старушки.
   
    Она говорила очень правильно, отчетливо и красиво, не смотря на то, что ей было всего шесть лет от роду.
    Народ, сидя в зале, слушал, как она рассказывала, все очень удивлялись, что такая крошка, и так может говорить. Многие из матерей сидели, плакали и говорили, какие у людей умные дети.
    Я, мать, сидя сбоку родителей, слушала, какого мнения о моей дочурке, была очень рада, что она вышла, прощебетала как перепелочка, поклонилась сидящим в зале и ушла со сцены.
    Она у меня спрашивала:
    - Мама, а почему дедушка Ленин так рано умер?
    Я ей рассказала, что могла, говорила, что он много пережил за революцию, за советскую власть, за народ.
    Она очень была пристрастна слушать, чтобы я ей рассказывала обо всем.
    Я ей сказала:
    - Вот вырастишь большая, тогда узнаешь все, как проходит жизнь человека и что встречается на пути его жизни.
    Семья наша состояла из четырех человек. Я, муж и двое детей, это я хочу сказать о том, как ей приходилось возрастать, а вообще у меня было шесть детей, но возрастали они больше двое, брат и сестра, брат был рождения 1919 года, а сестра 1924 года.
    В школу она пошла шести лет, брат ее уже учился в четвертом классе.
    И как только брат собирается идти в школу, и она за ним бежит. Он обвернется, ее ругает, говорит:
    - Иди домой, а то замерзнешь.
    Но она не слушала и продолжала идти.
    Учительница нам была знакомая, сажала её с детьми вместе в первом классе. И так она продолжала учиться. Училась она хорошо. Ни одного года не было таких случаев, чтобы она сидела два года в одном и том же классе.
    Семнадцати лет она закончила десятилетку. Отметки у нее были за все годы по дисциплинам удовлетворительно, хорошо и отлично.
    Любила она заниматься физкультурой. Бывало утром встанет в шесть часов утра, по радио начинают передавать утреннюю зарядку и как по радио передают, так она и делает, а после гимнастики приготовляется к урокам.
    Дочь наша училась в школе и была ко всему внимательна, любила все делать, любила и домашнюю работу.
    Десяти лет она начала заниматься рукоделием, вышила себе платье в школу, потом вышивала блузки, комбинации, разных видов коврики, вязала накидки, воротнички, кружева всех видов, вообще она была большая рукодельница.
    Даже учила своих подруг. Бывало подруги ей завидовали, ей говорили, вот Лидочка, как тебе охота все это делать, ведь ты учишься в школе и успеваешь все помимо этого делать, шить на машинке и убирать в комнате и т.д.
    С четырнадцати лет она стала читать книги, книг она читала очень много, бывало до того доходило, что я ее очень ругала за них, говорю:
    - Ложись спать.
    А она не ложится, говорит:
    - Я ещё немного почитаю.
    Проснешься часов в двенадцать ночи, а она сидит, читает, и опять начинаешь её ругать.
    А она говорит:
    - Ну что тебе до этого. Ведь ты же спишь, ну и спи себе преспокойно.
    Я встану, потушу свет. Она ляжет, покуда я усну, а потом потихоньку встанет, дверь в спальню закроет, свет у себя в комнате зажжет и продолжает читать.
    Когда она была пионеркой, то говорила мне:
    - Мама, когда я только вырасту большая, чтобы я была комсомолкой, а не пионеркой.
    Я ей отвечала, что тебе, дочь моя, ещё рано говорить за комсомол, придет время, вырастишь большая и будешь комсомолкой, а сейчас об этом говорить не приходится.
    Когда Лидочке было три года, у нее уже была подруга Надя Петрачкова. Мы родители покупали им много разных игрушек, обстановку детскую, шифоньеры, диваны, комоды, стулья, куклы, мячи, книжки и т.п. и все свое детство она проводила с Надей Петрачковой.
    Игрались они очень дружно, ладили между собой. Однажды ходил фотограф по квартирам, а они гуляли по улице и спросили его:
    - Дядя, нас сфотографируешь?
    Он им ответил:
    - А почему же нет?
    Они стали под домиком, и он их сфотографировал.
    Фотокарточки они получили минут через двадцать, и бежать домой:
    - Мама, давай денег, я с Надей сфотографировалась.
    Мы, родители, посмотрели фото. Очень смеялись. Они получились очень плохо. Лица их поискревлены и глазенки пожмурены. Эта фотокарточка и сейчас хранится у нас. С Надей они дружили до возраста лет.
    И так наша дочь росла и продолжала учиться в школе. Сколько она училась и все твердила о комсомоле, говорила она мне:
    - Мамочка милая, и когда же я уже вырасту, чтобы меня приняли в комсомол, ведь я же не могу представить себе, как я буду комсомолкой.
    И вот ей подходили лета вступать в комсомол. Однажды у них в школе было собрание о вступлении в комсомол. Она рождения 1924 года 12-го декабря, очень себе хотела прибавить год, но секретарь комсомола ее опять не принял этот год, потому что не разрешалось принимать неположенных лет.
    Пришла она домой и сильно плакала и говорила мне:
    - Ведь ты, мама, подумай сама, ещё целый год дожидать. Ведь я наверно не дождусь, ведь со мной может что-нибудь случится, могу заболеть и умереть и не побуду комсомолкой. Мама, а какая счастливая и радостная жизнь комсомольская. Я как посмотрю, не нарадуюсь на нее, но неправда, дождусь и я, и мое счастье не пропадет, правда, мама.
    Она мне очень надоела своим комсомолом. Я и то говорила, хотя бы уже скорей проходил год, чтобы ты мне не галдела, ведь это уже надоело слушать одно и тоже.
    На следующий год ее приняли в комсомол, выдали ей комсомольский билет. Пришла она домой, принесла и комсомольский билет.
    Сколько было радости, я вам передать не могу. На конец я думала, что она от такой радости с ума сойдет. Показывает мне билет, а я ей говорю:
    - Дай, я посмотрю сама.
    А она:
    - Нет, мама, комсомольский билет не разрешается давать в руки посторонним лицам. Я его должна хранить как свой глаз.
    Я как мать очень была рада за нее, что она теперь будет спокойно учиться и не надоедать мне. Я и папа поздравили ее со вступлением в комсомол.
    Когда она побыла несколько комсомолкой, ее назначили пионервожатой. Она очень любила своих пионеров и рассказывала им то, как она росла в детстве, и какие она любила рассказывать стихи, учила она и их рассказывать "Ленин умер", "Бабушка и внучка" и другие.
    Однажды она заболела. Пионеры как узнали, приходили ее проведывать, а некоторые пионеры приносили ей гостинцы, а кто цветов и просили, чтобы скорей поправлялась и выходила в школу.
    Как обычно подруги спрашивают друг у друга, кто на чего пристрастный учиться. Моя дочь говорит: "Я артистка". А она когда ещё училась в школе, то обязательно напишет где-нибудь в политурке или на какой- нибудь бумажке: "Заслуженная артистка Московского драматического театра Лидия Макаровна Андросова".
    Мы как родители почему-то этого не жалели. Она однажды спрашивает у нас:
    - Папа и мама, вот скажите мне на чего бы вы хотели, чтобы я училась?
    Мы ей сказали:
    - На кого хочешь, сама выбирай профиль, но только не на артистку.
    За эту артистку я как мать гоняла ее. В особенности даже слушать не могла, когда она говорит за это. Потом я ей сказала:
    - Можешь прекратить разговор об этом или уходи из дому, разве мы тебя на то учили и так воспитывали, чтобы ты шла в артистки занимать такую кочующую жизнь, да никогда этому не бывать.
    Тогда она видит, что ничего из этого не получится. Бросила все это и говорит:
    - А по вашему на чего я должна учиться, медицину я не люблю, учительствовать тоже самое. Мама, тогда вот что, я буду учиться на инженера. Мне дадут легковую машину, буду тебя возить с собой, а ты будешь гордиться своей дочерью и будет тебе очень приятно, что имеется у тебя такая дочь. Ну, мама, надо бросить все шутки в сторону, а говорить серьезно, как я сказала, что буду учиться на инженера, так и должно быть.
    Когда она окончила девятый класс, подруги ее тоже, и все они сговорились ехать в техникум. Написали запрос в текстильный техникум, им ответили, чтобы приезжали, места есть.
    Стали они приготовляться: Надя Петля, Надя Петрачкова, Вера Воронцова и наша дочь Лида и другие.
    Вдруг вспыхнула война, и план их относительно учебы поломался. Наша дочь и ее подруги пошли учиться в десятый класс.
    Да ещё я забыла написать, когда она ещё училась в восьмом, девятом и десятом классах, она ходила учиться в балетный кружок. В последствии очень хорошо танцевала балетные танцы, фокстроты, танго и другие.
    Наша дочь играла на гитаре, пела, плясала, выступала на сцене, рассказывала частушки. В 1942 г. Когда у нас стояли военные, она вместе с ними выступала в ихнем кружке. Даже приходили к нам на квартиру и очень просили нас, чтобы мы ее пускали играть на сцене в их кружке.
    Военные товарищи говорили, нам родителям, чтобы мы не сомневались за свою дочь, она ведет себя очень хорошо, скромно против других девушек.
    Перед окончанием десятого класса она думала ехать учиться в институт, как только кончится война, на инженера химика.
    Этот год она дружила с Колей Сумским. Коля тоже изъявил желание поехать учиться в этот институт, но война все продолжалась...
    Учась ещё в десятом классе, Коля Сумской, Володя Жданов и наша дочь Лида работали тайно в милиции, связаны были с органами Н.К.В.Д. Они после учебы где-то ходили втроем, когда возвращались, что- то писали. Я как мать спрашивала, что писали, но они отвечали:
    - Это не обязательно тебе знать.
    Я на нее очень обижалась, что она мне так отвечала, а она говорит:
    - Но а зачем спрашивать, чего тебе не полагается знать.
    Она была очень настойчивая, и от нас ей за это частенько попадало, но это ее совершенно не меняло, что она захочет, то и делает.
    Мы родители свою дочь сильно любили, то мы ей во многом подражали, отец бывало говорит мне:
    - А какое тебе до них дело, что ты ко всему допрашиваешься, раз она говорит тебе, что нельзя, значит нельзя и можешь больше не приставать к ней, чего можно будет сказать, она сама скажет.
    Но я же знала, что они работают, но я только не знала, кого они выявляют, а мне это было очень интересно знать.
    В 1941 году в ноябре месяце враг приближался к Краснодону, был в Красном луче, но наши войска не допустили дальше вступать, ход им прекратили и они стояли на одном месте до 1942 года июля месяца.
    С июля месяца 1942 года враг начал вести наступление и 19 июля занял наш родной Краснодон.
    Перед этим как вступать этим паразитам в наш родной Краснодон, отец Лидочки работал начальником шахты N18 и как начальник шахты был оставлен советскими органами Н.К.В.Д. взорвать шахту. 16-го июля взорвали шахту, была одна жуть, передать не возможно. Покрыла все черная туча.
    Дочь наша была ещё дома, тут гудит, гремит, а она взяла книжечку, легла в постель и читает как будто ей и не касается.
    Я была сильно расстроена и говорю ей:
    - Что же ты лежишь, что ты думаешь, ведь придут немцы они будут издеваться над тобой, как же я буду смотреть на это дело.
    А у них видно уже было сговорено не уходить, она мне отвечает:
    - Но а что, мама, по-твоему мне делать, уходить?
    Я ей говорю:
    - Ну, конечно, нужно уходить, собираться и идти к папе на шахту и вместе с ним поедешь.
    Стала я её собирать, навязала ей два узла сзади и спереди, вышла она во двор. Я глянула на нее, сердце мое замерло, и как крикнула не своим голосом, вступилась за нее, кричу:
    - Дочь моя золотая, на кого же вы меня бросаете, вернись Лидочка, я не могу одна оставаться без тебя.
    Она опять спокойно снимает свои сумки и говорит:
    - Мама, но я тебя не пойму, то иди, то не надо, но я не пойду и буду с тобой, мамочка.
    Опять я этим не успокаиваюсь:
    - Нет, Лидочка, нет, моя дочь родная, иди, иди, догоняй папу.
    И она ушла.
    Я была в безсознании несколько минут, меня соседи отхаживали, когда я пришла в сознание, то я опять вспомнила дочь и сейчас же побежала на шахту, но я их догнать не могла. Я только видела, как они уходили все дальше и дальше от меня. Видела я, что подвода шла впереди, везла продукты и вещи, а они с рабочими шли сзади за подводой. Я вернулась, ибо догнать я их не могла, они были от меня очень далеко.
    Пришла я домой, стою мне тяжко и жутко, вспомнила за сына, а за ее брата, и думаю: сын на фронте, может уже убит, муж ушел, дочь ушла, и что же делать мне, куда деваться.
    В этот момент пришел к нам сосед и говорит:
    - Дарья Кузьмнична, вы уходите с этой квартиры, а то домик этот видный.
    А мы занимали полдомика.
    - ...Смотрите, кто ещё докажет, что ваш муж взрывал шахту и что дочь комсомолка, и сын танкист - механик водителя танка.
    Это уже было всем известно, кем был на фронте наш сын.
    Мы за сына от командования получали неоднократно благодарности, по этому сосед говорил:
    - Если вы останетесь, то вас могут казнить или повесить. Этим паразитам ничего не составляет это сделать.
    Послушав совета соседа, я собрала к себе в квартиру своих соседей, и говорила им:
    - Берите мои вещи, кто что хочет, только с таким условием, если я останусь жива, то вещи верните мне обратно. Если убьют, то ваше счастье, все останется вам.
    И так все у меня унесли в квартиры.
    После этого я сейчас же ушла на шахту N1, оставила себе кровать, перину, пару подушек, одеяло и сундук.
    А вокруг все грохочет, гудит, пули свистят, снаряды рвутся, народ мечется во все стороны, места себе не находят.
    В общем, 18-го июля, я уже переместилась на новую квартиру, рядом с квартирой врача Нины Петровны, которая давала фиктивные справки нашим детям, чтобы их не забрали в Германию, так как 19- го июля 1942 г. паразиты-немцы заняли наш Краснодон и начали грабить, арестовывать, убивать мирных советских граждан и т.д.
    На новой квартире я спекла себе две буханки хлеба и еще не успели остыть, как входят эти паразиты в квартиру. Я сразу убежала в сад, а хозяйка осталась в квартире. Они забрали мой хлеб, яички и курей.
    А у Нины Петровны тоже самое. Мать ее ругается на них, но они ничего не понимают. Один идет впереди и берет, что ему нравится, а другой сзади с наганом и фонарем светит, чтобы ему не повылазило, что брать.
    Прошло девять дней, дочь моя любимая возвратилась домой, начала мне рассказывать, как она пошла из дому и что ей встречалось на пути.
    - Мама, когда я пришла на шахту, папа меня встретил. Я ему рассказала, что было с тобой. Мама, как ты мне говорила, чтобы я не отставала от папы, и чтобы папа за мной смотрел как за своим глазом. Но не так получилось, как ты, мама, говорила, ведь это, мамочка, война. За дочерью папе смотреть некогда, да она и сама не ребенок. Когда подвода стала трогаться, я положила узлы на подводу и пошла вместе с рабочими, а папа поехал на лошади верхом в трест в органы Н.К.В.Д., чтобы дали машину, но там уже никого не было, и с тех пор я папу не видела. Дошли мы до Донца, там переправиться не возможно, смотрим, а нас немец уже догоняет, идут танки, мотоциклы, автомашины, с самолетов бомбят, и с пулеметов обстреливают переправу. Я была в красном сарафане, как ты сама знаешь, мне пришлось на себя надеть жакет, комсомольский билет я всунула с бокового кармана, подрезав рукав, и зашила его в руках, ибо это есть мое счастье и сказала: "Умру с комсомольским билетом". Во время бомбежки мы отъехали в степь, поставили свою бричку и положились по степи. Я сначала легла вниз головой, а потом думаю, что же я за комсомолка, что якобы боюсь смерти. Нет. Комсомольцы смерти не боятся. Они должны умирать смело и храбро за свою советскую родину. Перевернулась я вверх лицом, и мне, мама, почему-то не страшно было умереть, только хотелось еще побороться с этим паразитом, а тут как нарочно пристал один самолет ко мне. Обстреливает и обстреливает меня с пулемета, на мне сарафан красный, ему я, наверное, понравилась. Лежу я и смеюсь: "все равно не попадешь, я комсомолка бессмертная, ибо меня хранит комсомольский билет, он у меня на груди со мной".
    Теперь я хочу вернуться к прошлому ещё до войны нашего сына, и брата Лидочки. Мы провожали его на действительную службу - это было в декабре месяце 1940 г.
    Он когда шел служить Советскому Союзу, дал клятву перед своими родителями, своею сестрой, говорил, как он будет выполнять все законы Ленина- Сталина.
    По прибытию в часть он получил назначение в город Борисов в Белоруссию в танковое училище. И все время учился на механика, водителя танка, несколько раз они выезжали на тактические занятия, и он брал всегда первенство.
    Учился он на отлично и вместо шести месяцев он закончил школу за три месяца. И когда вспыхнула война, мы от него месяцев пять не получали писем, думали, что он уже убит, но счастье улыбнулась нам, он пишет нам письмо и говорит:
    "Вы думали, что меня уже нет в живых. Нет, я жив и невредим. Был такой случай один, что нас бомбили, мы залегли в рожь. Упало три бомбы около нас и не разорвались. После этого, когда улетели самолеты, мы поднялись, разобрали эти бомбы. И что же оказалось у них опилки и записки: "Дорогие товарищи, чем можем, тем поможем".
    И с тех пор началась у нас с сыном переписка.
    Сестре он писал записки отдельно.
    "Ника, дорогой мой брат, бей врага покрепче и не давай им пощады ни в чем, и без награды домой не приходи", - писала ему сестра: "а я буду в тылу помогать против лютого врага".
    Брат ей отвечает: "Дорогая моя сестрица Лидочка, без награды я не вернусь или грудь в крестах или же голова в кустах. Живой паразитам в руке не дамся, сам себя застрелю, если будет безвыходное положение".
    Всю войну наша дочь читала много газет и в одной газете она вычитала, как мучили Таню Космодемьянскую, в газете было нарисовано как ее вешали и как водили босую и почти нагую и какие ей только не применяли казни.
    С тех пор наша дочь углубилась в эту работу. Она мне говорит:
    - Мама, вот подумай, какая она отважная девушка, сколько ее мучили, но она ни в чем не призналась даже при казни. Ее офицер спрашивает, а где сейчас будет Сталин. Тов. Сталин на своем посту.
    И так Лида мне без конца все твердила. За нее до того дошло, что я ей говорю:
    - Почему ты мне так часто говоришь о ней? Не думаешь ли ты партизанкой быть?
    А что же ты думаешь? Хочу и буду.
    А я ей отвечаю:
    - С тебя партизанка, - говорю смеясь, - ну, - говорю, - действуй.
    Но я как мать никогда не подумала, чтобы это было серьезно. Я просто думала - это просто разговор, все шутя, но не тут то было. Я все это забыла, а она и не думала забывать.
    Когда Лида вернулась из эвакуации, говорит мне:
    - Мама, мы должны вновь переселиться на шахту N5. Мы должны жить сами, занимать хотя бы одну комнату, но только сами.
    Хорошо, я согласилась, пошли с ней и попросились к одним на квартиру. Нам дали одну комнату. Ход через коридор. Как только перешли, заявляются к нам на другой день Николай Сумской, Владимир Жданов и вот они начинают о чем-то говорить. Вижу, что я им мешаю. В разговоре дочь мне и говорит:
    - Мама, ты бы куда-нибудь сходила, нам нужно кое о чем поговорить.
    Я, конечно, согласилась.
    Пришла я не скоро. Они уже ушли. Спрашиваю:
    - О чем же вы говорили, что мне даже нельзя было слушать ваш разговор.
    - Да о школе, но о чем же будем ещё разговаривать.
    Думаю: "Врешь, о школе сейчас не разговаривают".
    На другой день опять приходят, приходят и девушки: Нина Кезикова, Надя Петля, Надя Петрачкова и Нина Старцева. "Опять мне нельзя быть" - думаю. "Что они делают без меня. Это что-то начинают творить, то она уйдет, приходит очень поздно и спрашиваешь:
    - Где была?
    Говорит:
    - У девочек.
    Начинаешь ругать:
    - Ведь ты знаешь, что при этих паразитах допоздна не разрешается ходить.
    - Но я же не на улице была, а на квартире.
    - Не знаю, где ты бываешь: на улице или в квартире.
    Отца все нет и не знаем - ушел он от этих гадов или нет.
    Полиция однажды приходит к нам, и говорят:
    - Где ваш муж?
    Отвечаю:
    - Ушел.
    - А нам вот говорят, что он эту ночь был дома. Он у вас партизан.
    - Не знаю, кто он: партизан или нет, но дома не был.
    Все время полиция следила за нашим домом, пока пришел отец Лидочки. И что было, когда он пришел.
    Это было вечером. Я ругала свою дочь, чтобы она не ходила по вечерам, вдруг кто-то стучится в дверь. Мы не слышали. Он приоткрыл дверь и говорит:
    - Здесь семья Андросовых живет?
    Дочь увидела отца и как крикнет:
    - Папа!
    Я и не успела одуматься, смотрю, а она уже с отцом в объятиях, целуются и крепко плачут.
    Со слезами на глазах отец говорит:
    - Дочь моя родная, я думал, что тебя больше не увижу никогда, я ведь ушел очень далеко за этот месяц. Я только и думал о тебе и считал, что ты погибла на переправе.
    Начала я рассказывать мужу, что тебя ищет полиция и говорят, что ты партизан. Он в это время сидел на стуле и дочь опять бросилась к нему на шею.
    - Папочка, милый мой, какой ты стал старый за это время, как мы беспокоились за тебя. Мы так и знали с мамой, что ты ищешь меня, но меня было найти очень трудно.
    Ей папа отвечал:
    - Так дочь моя родная, я нашел тебя свое счастье и больше мне ничего не надо. Пусть меня теперь казнят, стреляют, вешают, мне теперь все равно.
    Дочь сидела все время у отца на коленях и слушала, что отец говорил, и он опять заплакал, а Лидочка говорила ему:
    - Нет, папочка, нет родной, мы сейчас ещё не погибнем. Мы должны еще творить чудеса этим гадам.
    Листовки все это время за отсутствие отца распространялись все больше и больше. Я как мать не знала, кто это делает, а она мне не говорила.
    Месяца три я не знала о ихней работе, но чувствовала, что наши дети что-то делают.
    После этого отца полиция все допрашивала, но добиться ничего не могли. Заставляли идти работать. Он пошел на эту шахту, где был сам начальником и он ее взрывал.
    Там работала и его дочь и все Лидины подруги. Пошли они работать для того, чтобы их не забрали в Германию. Они там раскидывали уголь, который горел, переносили в ручную. В общем, применяли лошадиную силу, крутили вороток, копали уборные и т.д., а отец Лиды работал на крепи, но эта работа его тянулась недолго. Как только выйдет он на шахту, так и начинаются уперки. Многие рабочие были настроены против Советской власти. Помощником штейгера был Никулин Павел Иванович, а до этого он был у моего мужа запальщиком и хотя бы был богат, а то таки ланцы несчастные четверо детей и пошел против Советской власти, такая идиотина.
    Однажды Никулин подошел до каната лежащего на шахте и говорит над шахтой, чтобы мой муж слышал:
    - Вот взять этот канат и бросить в шахту вместе с той сволочью, кто взрывал шахту и кто оставил рабочего без куска хлеба.
    Это было сказано в присутствии рабочих, которые тоже стали ругать моего мужа, но мой муж, недолго думая, говорит:
    - Можете бросать меня в шахту, но вам от этого не полегчает. Гитлер все равно не даст килограмм хлеба, как получали триста грамм, так и будете получать.
    На другой день сочинили на него целое дело. Штейгер, его помощник, потом здесь был комендантом нашего поселка Кривцун и бухгалтер Ворона, которого осудил военный трибунал на 10 лет за "Молодую гвардию".
    Они написали на моего мужа заявление и подали в полицию. На другой день ночью стучат в дверь. Я спрашиваю:
    - Кто там?
    - Открывай, это полиция.
    Я открыла, вошли два полицая, арестовали мужа и повели в поселковую полицию.
    Утром другого дня его гнали с винтовками в руках четыре полицая в городскую тюрьму Краснодона. До ареста мужа мы перешли в другую квартиру, которая числилась спасительной. Квартира эта находилась на краю балки, где моей дочери было удобно работать подпольную работу.
    Я, конечно, не знала точно, что это работают наши дети, но вскорости как забрали отца Лиды, я узнала. Однажды пришла к нам ее подруга Нина Кезикова и мы стали с ней разговаривать и Нина проговорилась. Говорит:
    - Лидочка, а мы еще вот на этом месте не повесили листовку.
    Я здесь сразу же и вцепилась в нее:
    - Какая же ты дочь, если ты скрываешь от своей матери. Ведь я ничего не имею, даже очень довольна, если ты делаешь такое важное дело.
    Она сразу начала себя оправдывать, почему она мне не призналась:
    - Мамочка, ведь у тебя сердце больное, ты слабая здоровьем, потому я и умалкивала, чтобы ты была спокойно. А теперь я могу тебе рассказать кое что. Я знаю родную маму, как она предана своим детям и советской власти, и что она никогда ни слова не может сказать где-нибудь даже ни родному брату, ни родной сестре.
    И начала она мне рассказывать:
    - Знаешь, мама, как мы с тобой ездили за хлебом и везли тачку, у меня было много листовок. Я их разбрасывала до самой Каменки и когда приехали на Каменку, я и там клала под заборы домов и ты, моя мамочка, не заметила. Для тебя это было лучше, что ты не знала потому, что папу забрали, и ты очень волновалась за меня. Когда я вернулась из эвакуации, к нам ходили девочки и мальчики. Это мы начали работать подпольную работу. Все листовки, где только были повешены - это все было сделано нашими руками.
    - Видишь, Лидочка, как ты делала, маме не говорила. Ты же прекрасно знала, что за нами следит полиция. Вдруг пришли бы обыск делать, а я ничего не знаю и если бы нашли что-нибудь, тогда что было бы, а если бы я узнала, то я тоже бы следила за этим делом.
    Она говорит мне:
    - Не беспокойся за меня, мама. Ты думаешь, что я настолько глупая, так и положу где попало, да ни одна полиция не найдет у нас ничего, где я храню - это только знаю я.
    Дорогие читатели, я немного поспешила написать, что я уже знала о ее работе. Нет - я еще не знала. Я узнала тогда, когда вернулся ее отец из тюрьмы.
    Однажды мы с ней понесли отцу передачу в Краснодонскую тюрьму и по дороге разговорились с женщинами о том, как бы узнать, за что сидит мой муж, а они мне говорят:
    - Вы пойдите на ту сторону, где они ходят оправляться, там уборная с двух сторон, загородки нет и вы там поговорите. Мы уже так делали, и нам удавалось.
    Я так и сделала: пошла, постояла немного, выходит мой муж. Ведет его полицай, молоденький совсем пацан. Я у него спрашиваю:
    - Сынок милый, я заскочу в уборную на одну минутку, поговорю с мужем, за что он сидит, ведь ты человек свой.
    Он головенку наклонил и молчит, я сразу поняла, что он согласен.
    Забежала в уборную я с глухой стороны, спрашиваю его через стенку:
    - Макарий, скажи, за что ты сидишь?
    А он мне отвечает:
    - За агитацию против немецкой власти и за распространение листовок.
    Не успел он мне договорить, как от дома тюрьмы кричит старший дежурный на этого полицая:
    - Забрать ее! Ты куда смотришь - сам хочешь туда, где сидит ее муж?!
    Я выбежала и давай уходит. Он за мной. Кричит:
    - Стой! Стрелять буду.
    Он крикнул несколько раз, я остановилась, а то думаю: "Застрелит, паразит".
    Дочь моя кричит:
    - Мамочка, не ходи!
    А куда тут не ходи, когда наделали такой крик, что выбежали еще несколько полицаев и забрали меня.
    Привели в дежурную к старшему полицаю. Он начинает кричать, ругаться, кулаками об стол стучать, что захотела переговориться. Я говорю:
    - Господин начальник, я не переговаривалась.
    А он опять как закричит:
    - Замолчи, негодяйка, еще она будет отказываться.
    Дежурный полицай приказал обыскать меня. На мне был одет костюм, и сказал он уборщице:
    - Обыщи эту негодяйку.
    Она подошла ко мне и стала обыскивать.
    Уборщица полезла ко мне в карман и почувствовала в кармане бумажку, но видно и там люди были наши. Она смяла эту бумажку в кулак, вынула руки с кармана и сказала:
    - Нет ничего.
    Повернулась и ушла.
    До этого он заставлял обыскивать меня одного полицая, но он тоже видно был наш человек, как услышал шорох бумажки, он вытащил руку из кармана и сказал:
    - Нет ничего.
    Так что после того как обыскала меня уборщица, этот полицай уже знал, что у меня в кармане есть записка, и что она ее взяла, но он не сказал никому.
    Они конечно оба глубоко ошибались: никакой записки у меня не было, а была просто чистая бумажка, но, конечно, откуда они знали, что она чистая бумажка. Они только думали то, что я хотела передать ее мужу.
    Потом он не поверил и подошел обыскивать сам и тоже ничего не нашел, а сам ругает и спрашивает меня:
    - Так за что сидит твой муж?
    Я говорю:
    - Не знаю.
    И как закричит на полицая:
    - Взять ее и посадить в казаматку.
    Я стала говорить:
    - Так помилуйте, господин начальник, за что же вы меня будете сажать, ведь я ничего не знаю.
    А он, паразит, мне говорит:
    - Вот подожди, приедет следовать - он тебя "помилует".
    Отвели меня, открыли казематку и убросили как собаку и говорят:
    - Молчи и неоговаривайся.
    Камера очень маленькая, у ней сидело шесть женщин - я седьмая. Окна в камере не было. Это мне так показалось, а когда я разместилась, глянула вверх, под самый потолок, то увидела крошечное оконце, в которое чуть-чуть проникал свет.
    Женщины стали у меня спрашивать:
    - За что вас посадили?
    Я им рассказала, но опять же говорю и им, что я с ним не переговаривалась. Думаю: "Откуда я знаю, что за люди сидят - может на таких как я они подсылают вперед человека, что выпытать".
    Возможно, они там сидели все честные граждане, но я очень боялась. Они у меня много спрашивали:
    - Далеко ли наши и скоро они придут?
    Мне так хотелось им все рассказать, но я страшно боялась.
    Вдруг зазвенели ключи, открылась дверь и говорит полицай:
    - Кто переговаривался с мужем, выходи.
    Отвечаю:
    - Я, но я же не переговаривалась.
    А он мне говорит:
    - Можешь не оправдываться. Перед большим начальником - там будешь оправдываться.
    Ведет он меня по длинному коридору, заглянул в один кабинет, видно нет следователя и говорит мне:
    - Подожди здесь, - а сам ушел.
    Я была прилично одета, стою и смотрю. Вот напротив меня открылась дверь, и что же я там увидела: стоит столик, столик узенький и длинный в рост человека, а на нем лежат куцки всех сортов и шомпола, по этой комнате ходит палач, ожидает добычи.
    Увидев все это, я обмерла. Сердце мое стало биться так, что я думала: оно выскочит наружу. И думаю - это уже мне отсюда не выйти живой.
    По коридору слышаться шаги, подходит ко мне, поздоровался. Это был следователь. Я ответила тоже. Он спрашивает меня:
    - Почему вы здесь стоите?
    Одет он был в румынской одежде. Я сразу очень испугалась и не находила слов для ответа. Говорю ему:
    - Да вот привет меня полицейский, поставил. Говорит - обожди здесь.
    - Но хорошо, вы же знаете, почему он вас оставил здесь.
    - Конечно, знаю, - ответила я, - А за что сидит мой муж, не знаю.
    Он говорит:
    - Не может быть, чтобы вы не знали.
    Он спрашивает:
    - А сколько лет вашему мужу?
    Я отвечаю:
    - 43 года.
    - А какой год рождения?
    Я отвечаю:
    - 1899.
    - А вам сколько лет?
    - Мне 41 год.
    - А вы какого года рождения?
    - Я 1901 г.
    Тогда он говорит мне:
    - Видите - вы женщина грамотная, благородная, а зачем вы так сделали?
    Я опять стала оправдываться. Он говорит:
    - Но хорошо, пойдемте в кабинет ко мне.
    Зашли. Приходят еще много полицаев. Сам он сел на диван, закинув нога за ногу и вновь стал допрашивать. Я ему говорю:
    - Господин следователь, я с ним не переговаривалась. Я не успела дойти до уборной, как меня арестовали.
    Тут один полицейский подскакивает и говорит:
    - Брешет как собака. Она переговаривалась.
    Он говорит:
    - Видите, кому же мне в таком случаем верить: вам или своему дежурному? Конечно, я верю своему работнику, а не вам. Вам мы дадим десять плетей.
    Я как крикнула:
    - Да господин следователь, за что же вы меня будите бить, ведь я не в чем не виновата, я у родных никогда не была бита, у меня сердце больное. Я все равно не перенесу этих побоев.
    Стоят полицейские и как засмеются:
    - Ха-ха-ха. Она не выдержит этих побоев! У нас не такие были как ты и то выдерживали. Дадим 25 плетей, встанет, засмеется и пойдет, рада только тем, что ее выпустили, так и ты выдержишь.
    А я опять прошу:
    - Господин начальник, да простите же меня, ведь я ни в чем не виновата, и как обидно напрасно переносить побои.
    Вижу, что он сдается:
    - Ну, - говорит, - идите, да чтобы большего этого не было.
    Я от радости не знала, в какие мне двери попасть. Уходить бежу и думаю: как бы мне не попасть к этому проклятому палачу, которого я видела. Он такой страшный, как зверь.
    Выбегаю на улицу, уже смеркается, ищу глазами, где моя дочь. Знаю, что она без меня не уйдет. Она увидела меня первая. Потом я ее. Она кричит:
    - Мамочка, я вот где ожидаю тебя!
    Она бросилась мне на шею:
    - Мамочка, милая, расскажи, что было с тобой, как тебя забрали. Я начала рассказывать, как меня допрашивал следователь и что мне назначили дать десять плетей, а я его начала просить: "господин следователь, простите, за что вы меня будете бить, ведь я ни в чем не виновата".
    Она слушала меня, потом как толкнет меня от себя.
    - Ты просила этого идиота: господин начальник, простите меня, унижалась перед этой сволочью, да никогда бы я этого не сделала, чтобы просить простить этого мерзавца.
    А я ей говорю:
    - А как же по твоему: пусть бы мне дали десять плетей?
    - Да - пусть дали десять плетей и то легче перенести, чем унижаться перед такой гадиной.
    Я говорю:
    - Ну хорошо, вот когда ты попадешь туда, тогда не будешь унижаться. Ведь я же виновата, я переговаривалась с твоим отцом, и я отбрехалась от него. Если бы я призналась и просила, чтобы меня простили, тогда бы ты так обижалась на меня, а то как бы не было, а я отбрехалась от него и в боку не болит.
    Стало почти совсем темно, а мы еще возле тюрьмы. Женщины говорят, что их выпустят на пять минут, на прогулку. Мы обождали для того, чтобы он знал, что меня выпустили. Отошли в сторону, ожидаем. Вот выходят они. Увидел он нас, мы кивнули друг другу головой незаметно и ушли домой, а домой идти пятнадцать километров, в поселок пришли очень поздно. А тут опять новости: к нам приехала полиция, арбой забирать вещи. Когда забрали мужа - отца Лидочки, то сейчас же пришла полиция, описали все вещи, вплоть до будильника, постель Лидочки была у одних хороших людей, у таких, которые честные были перед Советской родиной - это была семья Тарасенковых.
    К ним мы с дочерью часто ходили. Несколько раз они нас угощали, сажали кушать. Через Лидочкины вещи им много пришлось переживать, несколько раз к ним приходил Кривцун комендант поселка и говорил:
    - У вас много вещей Андросовых, и вы их должны отдать в полицию. У вас есть ихние мягкие кресла, а нам нужно для гестапо.
    Они говорят:
    - У нас не то что мягких стульев, а вообще ихнего нет ничего.
    - Врете! - кричит он, - Хранишь их вещи. Вот смотрите - будет и вам то, что им.
    - Ну что же, что будет, а у нас нет ихнего ничего.
    Другая семья жила сбоку от них - это семья Шеремета. Эту семью я знаю 20 лет. У них тоже были наши вещи, и Кривцун говорит Тарасенковым:
    - Вот почему как Шеремет честно относится к немцам, так он вещи Андросовых все повыбрасывал на улицу, а вы скрываете их.
    Сам Шеремет при немцах был квартальным, всегда выгонял всех советских граждан, чтобы шли снег откидывать, чтобы была их дорога чистая, но я его не боялась. Сколько раз он посылал меня, а я ему говорила:
    - Иди сам и чисти этим гадам дорогу, а я не пойду и не пошлешь.
    - Фу яка бидова вона не подэ?
    - Да не пойду, и не пошлешь, ишь какой благодетель нашелся для них.
    Он меня побаивался. Они и не хотели, чтобы я к ним ходила.
    Однажды был такой случай: я пришла к ним картофель в мундирах сварить и села возле кухни во дворе, а он и говорит мне:
    - Дашко, ты колы ходэшь до нас, так сидай у кухни, а то як побигут тебя, так и нам попадэ четез тебэ.
    Я спрашиваю:
    - А чего это так, что вам попадет через меня?
    - До того, що на вас кажуть що вы партизаны.
    Я ему говорю:
    - Хорошо, я могу к вам совсем не ходить.
    Вслед за мной прибежала его жена. Она намного поушлей его. Говорит:
   - Даша, ну чего ты пашла, хиба ты нэ знаешь що вин чертяка такий и с ходим ны слухай що вин кажэ, а я кходыла так и ходы.
    Вообще об этой семье можно много конечно написать, она нам причинила вражды.
    Теперь вернулась я обратно после этого как побывали мы с дочерью у отца, и узнала, за что он сидит, и тогда они столько листовок навешали, что пересчитать невозможно, для того, чтобы выпустить отца, чтобы не думали, что это делает отец.
    Вскорости его выпустили, и он пришел домой, а у нас как собирались ребята и девочки, так и собираются, то проводят собрание, то пишут листовки или уславливаются, куда сегодня пойдут. Меня они уже не боялись, потому что Лида им сказала:
    - От мамы моей вы не скрывайтесь. Она знает, что мы делаем, а я ей всё рассказала, что нигде и никогда не скажет ни слова.
    Прошло несколько времени после прихода отца, и вновь подняли канитель, чтобы опять посадить его, что якобы он говорить спасательным женщинам, что как придут наши, так этих паразитов задавлю собственной рукой за то, что его посадили.
    И вот они вновь собираются писать заявление. Штейгер, его помощник Ворона, Барадачев и Кривцун.
    За этот период времени я сделалась чернее земли. Иду я как-то мимо квартиры Никулина и Барадачева, зазывают меня их жены:
    - Дарья Кузьминична, зайдите к нам, мы вам хочем что-то сказать.
    Зашла я к ним, они мне говорят:
    - Дарья Кузьминична, Макар Тимофеевич пришел, а его опять хотят посадить за такие то слова.
    - Женщины, - говорю я им, - Неужели вы думаете, что Макар Тимофеевич без головы? Хотя бы и правда он думал это, да разве он сказал какой-то бабе. Ясно это вранье.
    Оказывается эти друзья между собой что-то не поладили, наверное один взял больше, а другой меньше, вот они на этого Кривцуна и говорят:
    - Смотри, Дарья Кузьминична, он сейчас где- то ушел. Сказал, скоро придет и будем писать.
    Только я вышла от них и встречаю этого господина Кривцуна. Он как раз шел по улицам и приказывал, чтобы везде было чисто, по-немецки. Я его, конечно, знала как облупленного. Говорю ему:
    - А ну-ка, господин Кривцун, обожди. Скажи, пожалуйста, откуда ты взял такие слова, что якобы мой муж говорил такие-то слова. А кто вам говорил, - я ему отвечаю. - Вы, наверное, чего-то не поделили, что жены встречают меня и говорят.
    Тогда он мне отвечает:
    - Да нет, не Макар Тимофеевич это говорил. Это говорили вы, и на меня вы говорили, что я немецкий сиксот.
    Мне так в душе стало смешно и спрашиваю его:
    - А кто тебе об этом говорил?
    Но я чтобы оправдать себя, говорю:
    - Хорошо, я пойду спрошу, откуда это они взяли, - а сама еле выдержала, чтобы не засмеяться.
    Дочь моя стояла в это время в летней кухне и смеется до упада.
    Ушел Кривцун, а дочь и говорит мне:
    - Вот молодец, мамочка, что ты так с ним поступила, перед этими сволочами молчать не надо, а то они сядут на голову.
    Да ещё этот Кривцун говорил:
    - Вы как жили в той квартире, то она мне говорила, что приходили к вам два парня и говорили за партизан.
    Я ему говорю:
    - Но и что же, что говорили; разве о них и говорить нельзя. Возможно они говорили против них.
    А он отвечает:
    - Да нет. Именно за них, и очень уверяли меня, что только за них.
    Выслушав его, я ему сказала:
    - Врет как собака, чтобы дети говорили о них.
    После всех этих разговоров отец Лиды стал больше бояться. Думает - заберут опять, и больше не вернешься.
    Однажды он дочери говорит:
    - Как бы эти хождения немного прекратить. Ведь это очень наглядно - один уходит, другой приходит. То идут всей ватагой. Ведь ты сама знаешь, что если меня еще заберут, то больше мне уже не возвращаться. По моему надо сделать так дочечка, чтобы ещё у кого-нибудь собирались, а не всегда у нас.
    А она ему отвечает:
    - Мы, папа, живем на краю и у нас очень удобно собираться и проводить свою работу.
    - Правильно я понимаю так что ли ж бы тебе было удобно, а что отца заберут и ему больше не возвращаться - это, наверное, для тебя безразлично.
    - Нет, папа, я очень беспокоюсь за тебя, но ты, папа, скажи. Возможно ты хочешь, чтобы я совсем бросила эту работу, так тогда я лучше уйду из дому, но работы никогда не брошу.
    - Дочь моя родная. Нет, я не хочу этого, я только хочу, чтобы ты была осторожна. Ведь ты пойми, Лидочка, чем это пахнет твоему отцу и тебе самой.
    - Но хорошо, папа, они будут приходить гораздо реже и позднее, но только к нам. Хорошо, папа?
    И отец согласился.
    Тут наша дочь ещё больше обрадовалась. Однажды у них было собрание, отец был на работе до двенадцати часов ночи. Вот они уселись, а я кручусь здесь в комнате, не ухожу никуда, мне тоже хочется послушать, о чем они будут говорить.
    Оказывается - не тут то было. Коля Сумской говорит:
    - Дарья Кузьмнична, просим выйти.
    А дочь себе:
    - Да, да, мамочка, выходи.
    Я говорю им:
    - Как же так. Ведь я же знаю о вышей работе и мне нельзя послушать.
    А дочь отвечает:
    - Вот и нельзя у нас посторонним лицам, не разрешается слушать.
    А сама смеется:
    - Мамочка выходи, я после тебе все расскажу.
    Мне, конечно, пришлось уйти. Вышла я во двор и хочу возле своего дома, чтобы кто не подошел к окну и не подслушал.
    После собрания вышел Коля, увидел меня и потихонечку позвал в комнату. Посидели ещё немного, и они ушли. Я начинаю спрашивать у дочери:
    - Ну, Лидочка, расскажи, о чем вы говорили.
    Лида отвечает мне:
    - Вот, мамочка, какая ты интересная. Все тебе хочется знать. Знаешь не много, но и хорошо. Ведь у меня сколько моих подруг по нашей работе, а они всего не знают, сколько мы с Колей. Вот, например, Нина Кезикова, моя подруга задушевная, но все равно я ей всего не рассказываю. Ведь я тебе кое-что рассказала, вот, например, кто у нас руководители в поселке. Коля Сумской первый секретарь, я - его заместитель. Володя Жданов политрук. Тося Елисеенко пишет текст, а все остальные девочки и мальчики выполняют задания, которые мы им поручаем. Ты же видишь, когда приходит Коля, и говорит мне: "Надо сделать вот это". Тогда я созываю своих подруг и распределяю, кому что выполнять, а сама иду с Ниной Кезиковой, как она самая близкая моя подруга по работе.
    Бывало так. Заготовят много листовок, приходят к нам, я их прошу:
    - Ну, девочки, пойдите расклейте листовки и приходите к нам, чтобы рассказать мне, что все благополучно обошлось. Они так и делали. Как расклеят, так и идут ко мне, говорят, что все обошлось благополучно.
    После хороших успехов, я их угощала чаем. Девочки были ко мне очень блики и вместе с тем очень любили, звали они меня - кто тетя Даша, а кто Дарья Кузьминична, но по обыкновению меня называли все Дарья Кузьминична.
    Однажды пришел Коля, принес много газет и листовок, сброшенных нашим самолетом. Они и мне давали, чтобы я носила понадежнее людям читать и вновь возвращали.
    Носила я своим соседям, одна соседка была у нас молодая, к тому же интеллигентная женщина, она очень любила молодежь, часто ходила к нам, ее звали Анна Демьяновна Лебедева. Вот собирается к нам молодежь, так и она сейчас же придет, даже часто она мешала им в работе, тогда ребята и девочки начинали развлекаться музыкальным инструментом, играть на гитаре и мандолине, чтобы это было не заметно, а у нас этот инструмент был и сохранился и сейчас. У нас в семье все играли на этом инструменте.
    Часто бывало так. Придет Коля, а соседка Нюся рубает дрова. Коля возьмет и поможет ей наколоть дров, пока Лидочка управляется в комнате.
    Однажды пришли Коля и Володя вечером. Я сидела в кухне, а они в комнате. У меня горела лампочка-шахтерка, а они сидели на темную и разговаривали.
    Коля говорит:
    - Давайте устроим бунт.
    Володя говорит:
    - У меня есть гранаты.
    Коля говорит:
    - У меня есть винтовки.
    А наша дочь говорит:
    - А у меня есть наган новенький, смазанный и много пуль.
    А я сижу в кухне и говорю ей:
    - А кто за тебя стрелять будет?
    А она мне отвечает:
    - Не беспокойся, я уже стреляла и как получается ловко.
    После, как ушли ребята, я стала спрашивать:
    - Лидочка, где находится твой наган?
    Она мне и говорит:
    - Зачем тебе это дело такое, чтобы никто не знал, где хранится.
    Я стала крепко приставать к ней, чтобы сказала. Тогда она стала врать:
    - Нагана у меня нет. Это я пошутила.
    Я прошу:
    - Скажи.
    А она опять свое:
    - У меня нет.
    Прошло несколько дней. Надя Петрачкова пришла к нам и рассказывает мне:
    - Вот один раз с Лидой мы идем по улице поздно вечером. Идет Никулин. Мы стали за угол дома. Лида и говорит: "Я его сейчас застрелю". А я ей: "Не надо, Лида, будь он проклят. Хорошо как удачно получится, а вдруг нет". Лида согласилась и сказала: "Ну, хорошо, пусть ещё поживет эта сволочь, а то как бы он не помешал работе. Начнутся беспрерывные облавы, обыски и будут нам мешать работать".
    После рассказа Нади мне так стало обидно за то, что она матери не сказала правду, и опять начала спрашивать:
    - Так где же ты взяла наган, откуда он у тебя появился?
    Лида после долгого молчания стала мне говорить:
    - Ну хорошо, мама, если тебя это так интересует, я тебе сейчас расскажу. Наган мне дал Вася Тарасенко или вернее так. Однажды Вася с ребятами ходили по степи и Вася увидел - в траве лежит наган. Ребятам он не сказал, незаметно прикрыл его травой и разошлись по домам. К Тарасенковым мы ходили очень часто. Как то мы с тобой пришли к ним. Вася и говорит мне: "Лида, я ходил с ребятами, ходил в степи, и нашел наган". Я сразу уцепилась за него: "Вася, миленький, покажи, какой наган. А он говорит мне: "Я его побоялся взять, он лежит в степи, прикрытый травой". Начала я просить Васю, чтобы он пошел со мной и показал это место, где лежит наган. Он согласился и мы пошли. Нашли это место - наган оказался цел, также прикрыт травой, как его закрывал Вася. Немного поодаль в стороне лежала сумка с патронами. Я это все забрала, а ему сказала, чтобы он никому не говорил. Он дал слово, что никому не скажет, а ему я сказала, что этот наган мне нужно передать одному человеку. Он мне поверил и за наган никому не слова не говорил.
    Мне как матери все же интересно, и начала спрашивать ее опять:
    - Так где же сейчас наган?
    Она мне отвечает:
    - Где наган я тебе все равно не скажу. Ведь у нас не один наган хранится, а много кое-чего, это секрет и прошу тебя не обижаться. А найти эти вещи - никто и никогда не найдет.
    Через небольшой отрезок времени я спросила Васю:
    - Скажи мне: правда, что ты нашел наган и передал его Лиде?
    И он мне рассказал точно слово в слово, как рассказала мне Лида, а где наган я и до сего времени не знаю.
    Как-то приходит к нам Коля и говорит:
    - Лида, на бирже вывешено объявление, чтобы ехали все в Сталинскую область. Пишут, как там хорошо кормят, поют, одевают, обувают и очень хорошая постельная принадлежность. Так вот что: садись и от руки печатными буквами напиши: "Кто желает умереть с голоду, езжайте в Сталинскую область".
    Лида села и написала. Время было около двенадцати часов ночи. Они с Колей пошли к биржи и внизу этого объявления приклеили свой листок, написанный от руки. Народ приходящий на биржу читает то и другое объявление и в недоумении рассуждают в чем же дело - вверху написано очень хорошо, а внизу совсем другое. Записка эта висела целую неделю, пока кто- то заявил на биржу, и сейчас же записка была сорвана.
    Ребята и девчонки ходили на базар каждое воскресенье. Один раз они учудили такой номер: взяли и приклеили полицаю листовку на спину к шинели. Народ, видя эту комедию, в сторону от него и старался отходить от него подальше, так он и прошел в полицию с листовкой.
    Начальник полиции его крепко за это ругал и выговаривал, что тебе скоро листовку прилапят на лоб, и ты не будешь знать, кто, и придешь опять с ней в полицию. После этого начальник дал приказ, во чтобы то ни стало разыскать, кто этим занимается.
    Приближался день Октябрьской революции, ребята пошли в город Ворошиловград, купили красной краски и принесли к нам.
    Коля сказал Лиде, чтобы она придумала с чего можно шить флаг. Кое что нашла у себя Лида, а часть принесли подруги, и флаг был сделан очень большой. Красить поручил Коля Лиду. Я как мать побоялась, чтобы красила дочь, потому что они ежедневно ходили на отметку в полицию и чтобы не осталось следов краски на пальцах или руках Лиды, я попросила разрешения у Коли, чтобы флаг покрасила я. Коля дал согласие и сказал:
    - Пожалуйста, Дарья Кузьминична.
    Вечером при свете шахтерки я красила флаг. Дома был отец, Нина Кезикова и Надя Петля. Крашу я и приговариваю:
    - Это за нашу Советскую родину, за 25- ю годовщину Октябрьской революции. За Ленина и Сталина. Ура.
    Дочь моя Лидочка перескочила ко мне, бросилась меня целовать и говорит:
    - Мамочка, как я тебя люблю за это, что ты такая отважная.
    А отец сидит и говорит:
    - Куда там бедовая раззява.
    А Лида сразу на него:
    - А ты сиди, трус.
    А он говорит на неё:
    - Да ты тоже слишком большая героиня. Да отвечает дочь героиня.
    Продолжая, отец говорит:
    - Вот если эту героиню заберут, да дадут пятьдесят плетей, так эта героиня все сразу и признается.
    А она говорит:
    - Да это ты так обо мне думаешь, ты все смотришь на меня как на ребенка, не на как взрослую, но не думай, папа. Не только от пяти плетей, а даже если меня будут резать на куски, я ничего не скажу. Вот тогда услышишь - призналась твоя дочь хотя в чем-нибудь. Ты знаешь, как ты меня оскорбил этими словами, что лучше бы ты меня побил, и то мне было бы легче это перенести.
    Ко дню вывешивания флага все было готово. Дочь наша пришла с работы. Обмылась, за ней зашла Нина Кезикова идти на отметку в полицию. Лида и говорит мне:
    - Мама, к нам придет Шурик Шищенко, так ты его задержи, скажи, что Лида скоро придет, и она просила, чтобы ты обождал её.
    Я мыла полы, и вдруг кто-то стучит в дверь. Я сказала:
    - Войдите.
    Заходит молодой человек. Я спросила:
    - Кто вы?
    Он сказал:
    - Шурик я.
    Пригласила его сесть, обождать Лиду, она скоро придет.
    За это время я у него кое-что спросила:
    - Шурик, вот расскажи, как это вы не боитесь это делать, ведь труба высокая и лезть туда очень страшно, и что это грозит вашей жизни.
    А он мне отвечает:
    - Мне, тетя, ничего не страшно, я буду мстить за брата.
    Пришли с отметки Лида и Нина, через пять минут приходит Коля в шахтерках, в теплых рукавицах. Коля и Шурик вдвоем собирались лезть на трубу с флагом. Трубу они еще раньше осмотрели. Они хотели лезть в средине трубы, через кочегарку, но кочегарка была взорвана, и ход туда был сильно завален.
    Только они стали приготовляться, вот откуда не возьмись соседка Анна Демяновна заходит:
    - А, здравствуй, Коля. А почему ты в шахтерках?
    А он ей отвечает:
    - Шел с работы мимо и зашел. Сейчас пойду переодеваться.
    Я ее этот раз сесть не пригласила - она покрутилась и ушла.
    Пошли они вешать флаг вчетвером: Коля, Шурик, Лида и Нина, а у меня души нет. Подходят они ближе к трубе и видят - около трубы стоят шесть полицейских. Они сразу стали уходить, полицаи за ними стали стрелять, но уйти пришлось удачно, только не удалось повесить флаг, о чем они очень и очень жалели.
    Когда пришли к нам, Лида попросила Нину Кезикову флаг взять к себе, так как за вами полиция ничего не подозревает.
    Вместе с флагом, Лида отдала и дневник, который она писала. Нина, не говоря ни слова, взяла к себе флаг и дневник и спрятала в сено.
    Очень часто она ходила колоски собирать. Один раз моя дочь говорит:
    - Мама, я пойду колоски собирать.
    Я сказала:
    - Иди.
    Но колосков она никогда не приносила, потому что им там было не до колосков. Они больше обманывали своих матерей, потому что их матери ничего не знали.
    Возле станции Семейкино есть Ореховая балка, туда они тоже часто ходили, туда к ним приходили из города и проводили свои совещания.
    Однажды они делали вечер - складчину, кто что мог, ждали кого-то с города. Дочь наша вырезала своим подругам Красные звездочки и нашила на них Серп и Молот. Пришили на платье к левой груди, одели пальто и ушли, а где и у кого были не сказали, возможно опять в Ореховой балке.
    Был и такой случай. Приходит к нам Коля и говорит:
    - Лида, давай напишем так: господа полицейские, когда будете смываться, то не забудьте побеспокоиться за свои семьи. Лида, а когда ты пойдёшь отмечаться и приклеишь.
    Она так и сделала как и всегда. Пошли отмечаться, отметились, стали выходить, и она быстро приклеила ее на дверях полиции.
    Долго они смеялись с Ниной, что они так халатно смотрят на это здесь же, ходят и не замечают, что у них на дверях делается.
    В город Коля и Лида ходили несколько раз. Знаю, что дочь наша имела переписку с Тоней Иванихиной, хотя я её абсолютно не знала, но сама читала ёе письма.
    Писала она так: "Лида, приходи с Колей, а мы здесь пока приготовим печатную машинку, потом поговорим кое о чем, это ты сама знаешь". Ещё писала так: "Лида, как хочется это дело сделать, которое мы задумали, но не правда всё равно задуманное наше скоро исполнится. Правда, Лида".
    Потом был такой случай. Идет на работу утром Женя Кийкова и Женя Померкованная мимо нашего дома. Лида услышала и позвала Женю Кийкову к себе, а подруга осталась ожидать.
    Лида говорит ей:
    - Женя, ты должна с Колей пойти сейчас в город. Коля через час придет. Мы вчера с ним говорили за тебя.
    А она говорит:
    - Как же я пойду? На мне галоши порванные и большие.
    Лида сняла с себя с ног и говорит:
    - Померяй мои, может подойдут.
    Она одела и говорит:
    - Подошли.
    - Ну вот и хорошо, иди в них, а я на работу пойду в твоих.
    Женя говорит:
    - Лидочка, у меня мама больная и вдруг она узнает, что я веду такую работу.
    А Лида говорит:
    - А ты сделай так, чтобы мама твоя не догадалась. Если придешь поздно с города, скажешь маме, что заставили паразиты переработать лишние часы. Подруге твоей нужно сказать, что тебе нужно остаться у нас по нужным делам и чтобы она не сказала маме, что ты осталась у нас.
    Женя так и сделала - отослала свою подругу на работу, а сама была у нас, пока пришел Коля с корзинкой и мешком. И сейчас же ушли в город.
    Был и такой случай: Лида созвала подруг и распределила между ними поровну свое задание. Приходят первые две девочки и докладывают ей:
    - Задание выполнено.
    А у других двух девочек из-за работы дело не клеилось. Задание, конечно, было выполнено другими девочками, но те, кто не выполнил свое поручение, получил по заслугам.
    Вечером пришел Коля, вызвали этих подруг, закрыли дверь в комнате, а я, Лида и Нина Кезикова сидели в кухне.
    Я как мать поинтересовалась послушать, подошла к двери и слушаю, а он им читает нотацию и спрашивает их:
    - Вы избирали нас с Лидой, так почему же вы не выполняете четко наше задание, которое вам поручается?
    Он им кое-чего говорил.
    После этого не знаю, что у них за закон. Выходят они из комнаты, подходят к Лидочке и говорят:
    - Прости нас, Лида, больше этого не будет, - и начали ее целовать.
    Начали отступать немцы, шло много машин, из них одна вскочила в большую выемку и застряла там. Выручать её было очень трудно, на этой машине была радиостанция. Немцы ушли. Узнали об этом наши дети и сейчас же нагрянули на неё.
    Радиостанцию дети разобрали всю как белку. Дочь принесла очень много ценных вещей. Когда Коля пришел к нам, начал пересматривать и много нужного забрал к себе на квартиру.
    После этого отец Коли Сумского возил в город начальника полиции и его помощника. Поравнявшись с разобранной машиной, от которой остались рожки да ножки, начальник полиции приказал остановить лошадь, посмотрел на неё и говорит:
    - Если бы я узнал, кто это сделал - пострелял бы на месте. Сволочи такие, что сделали.
    Об этом мне рассказал отец Коли Сумского.
    Днем все подруги и Лида под предлогом идут собирать колоски, а сами брали с собой ножницы и обрезали румынскую связь.
    Вот товарищи Лиды по работе: Нина Кезикова, Надя Петля, Надя Петрачкова, Нина Старцева, Женя Кийкова, Тоня Дьяченко. Мальчики: Коля Сумской, Володя Жданов, Шурик Шищенко и Жора Щербаков.
    Ребята и девочки собирали клещук и заражали хлеб в зерноскладах, об этом я хорошо знала, все она от меня этого не скрывала и я им во многом я сама им помогала.
    Теперь я хочу написать за дневник дочери, который она писала в момент своей работы в подполье. Я как мать очень её ругала, чтобы она в дневнике не писала о своей работе, но она не могла, чтобы чего не написать. Обязательно что-нибудь напишет.
    - Вот скоро наши придут, то наши уже заняли город Каменск и подходят к Донцу.
    Лида заболела гриппом, это для неё было на руку. Врач при шахте N18 Сергей Николаевич Сергеев давал ей освобождение от работы. Он был очень хороший человек, с нами он знаком 20 лет. Когда он давал освобождение, то просил Лиду, чтобы она днем никуда не ходила, чтобы не было наглядно, потому что болезнь ее продолжалась недолго и в легкой форме.
    За время болезни особенно много работала: писала листовки, уходила из дому рано и приходила поздно, потому что во время болезни она на отметку не ходила. Полиция об этом знала, подруги носили от врача справку в полицию о болезни Лиды.
    По моей просьбе в дневнике, который она писала - о своей работе, ничего не записала, потому что я очень боялась, чтобы не наскочила к нам полиция. Я была очень любопытна почитать, что она написала.
    Дневник свой Лида всегда прятала, я из-за любопытства обязательно его найду и прочту, что она написала.
    Приходит Лида с работы, спрашивает:
    - Мама, нашла дневник?
    А я говорю:
    - Нашла.
    - Ну скажи, что там написано.
    Я ей расскажу то-то и то-то. И начинает она меня ругать:
    - Мама, как тебе не стыдно. Возможно, я напишу там такое, что тебе нельзя читать.
    - А ты не пиши, чего читать матери нельзя.
    Даже доходило до того, что она плакала и жаловалась папе:
    - Папа, скажи ей, чтобы она не читала мой дневник.
    Муж меня за это ругал, но я говорю:
    - Не могу, чтобы не почитать.
    Было и так, это когда ещё наш сын был дома. Бывало полезешь в карман, смотришь - письмо, ну и прочтёшь его, а сын говорит:
    - Ну, мама, на следующий раз я в карман положу гадюку, а ты её очень боишься, вот тогда и узнаешь, как читать чужие письма.
    А Лида говорит:
    - Вот, вот, Ника, правильно. Она в следующий раз не вздумает почитать.
    Конечно они об этом только поговорили, а сделать этого не сделали.
    Дочь моя за последнее время ко мне была очень откровенна, делилась со мной мнением как с подругой.
    Однажды она говорит мне:
    - Мамочка, ведь скоро придут наши, и жизнь наша молодая зацветет. Ты знаешь, как все мы ждем наших соколов. Спишь и снится: вот идут наши, и в душе становится радостно и жить хочется больше и дольше.
    Вот летит как-то наш самолёт, а я и говорю:
    - Вот прилетел бы он сюда и разбомбил бы нас всех. Как надоела эта проклятая жизнь.
    А она мне говорит:
    - Нет, мама, я хочу жить, ведь вот-вот придут наши, и ты знаешь, как мы заживем вновь радостной и счастливой жизнью. Как только придут наши, я, Коля и Володя, будем работать в особом отделе.
    А я ей говорю:
    - Да куда там, так вас и возьмут туда.
    А она говорит мне:
    - Вот тогда посмотришь.
    В городе Краснодоне начались аресты подпольщиков "Молодая гвардия". Я стала говорить своей дочери:
    - Лида, вдруг арестуют тебя и посадят, то прошу тебя, чтобы ты писала мне так, как твой папа: "Я жив, здоров и здоровье мое хорошее". Тогда я буду знать, что тебя не били.
    - Хорошо, мама, буду писать.
    - Так и смотри, моя дочь, будут пытать, не признавайся ни в чем, ведь они будут обманывать, якобы вот тот признался, а ты почему не признаешься, будут говорить и так, что Коля и Володя признались, что вы были руководители.
    А она мне говорит:
    - Ты, мама, меня в этом не учи, я сама знаю прекрасно, о чем там будут спрашивать, и при допросе будут пытать.
    Арестовали Володю Жданова, а через несколько дней - Колю Сумского. Лида этому не поверила. Пришли с работы, и с Ниной Кезиковой пошли на отметку, и в полиции узнали точно об их аресте.
    Пришли домой, Лида облокотилась на стол и заплакала. Нина стала её успокаивать, а я стала их просить, чтобы они уходили, а то скоро заберут и вас.
    Дочь мне отвечает:
    - Мама, как же мы будем уходить, когда Коля говорил: "Лида, смотри, если заберут меня, то работайте, не покладая рук". И ещё он говорил мне, что скоро-скоро, Лидочка, будет весна. Так что, мамочка, мы не уйдем до тех пор, пока не выручим Колю и Володю.
    Продолжалось это недолго. Бывало, пойдет Лида на базар, увидят её знакомые девочки и спрашивают:
    - Разве ты, Лида, ещё не арестована? А говорили, что тебя забрали вместе с Сумским.
    Написали они много листовок, и пошли отмечаться в полицию. После отметки порасклеили листовки и пришли домой. За них уже было рассказано в полицию. Якобы рассказала Серафима Полянская, она в это время сидела арестована, но она ходила свободно по коридору и прислушивалась, о чем говорят. Оказывается, что она путалась с начальником полиции и выдавала наших детей.
    В этот момент сидела арестованная одна женщина, я её хорошо знаю. Мария Ивановна Кособрюхова, член партии. Она много пережила, её проклятые палачи очень избивали, и она знала все, кто их выдавал.
    Пришла дочь домой, отец был на работе, мы поговорили с ней кое о чем, и положились спать. Не знаю, сколько мы спали, как слышим - стучат в дверь. Еле дверь держится на крючках. Я быстро вскочила с постели и как крикну:
    - Лидочка, это полиция за тобой!
    Подхожу к двери, спрашиваю:
    - Кто там?
    - Открывай - это полиция.
    Я открыла дверь и замерла на месте.
    Вошли в комнату, горела ещё печка. Спрашивает один полицай:
    - Есть лампочка?
    Я говорю:
    - Есть шахтерка.
    Я подала одному паразиту шахтерку и думаю: "Зажигай сам, гад проклятый".
    У них была зажигалка, он зажег шахтерку и начался обыск.
    Обыск начали с моей постели, перевернули буквально все. Дочь моя золотая лежит в своей постели. Я подошла к ней, протянула руку до ея лица, взялась за пухленькую щёчку. Лицо её пылало огнем.
    Лида абсолютно не подавала вида и спрашивает у меня:
    - Что это такое, мама?
    Я ей отвечаю:
    - Не знаю, что им надо и чего они хотят.
    Спрашиваю:
    - Чего вы ищите?
    - Потом узнаешь, - отвечают они, а сами все роются.
    Потом все подошли к кровати, на которой лежала Лида. Она была удивительно спокойна, только щеки горели огнем. Когда один присел на корточки возле стоявшей около кровати тумбочки, Лида дерзко посмотрела ему в глаза и насмешливо произнесла:
    - Все же трудно делать обыск при таком неважном свете.
    Я подумала, что полицейский ударит Лиду - столько злобы отразилось на его лице. Но он пообещал:
    - Пойдешь с нами, и в полиции, мы тебе посветим, надолго запомнишь...
    Дочь встала, оделась, они скомандовали: "Вперед!", наставили винтовки, и повели, а мне сказали:
    - Ложись спать.
    А я говорю:
    - А вы бы легли спать, если бы пришли и забрали вашего дитя?
    Я оделась и побежала вслед.
    Видела, что они пошли до Нины Кезиковой. Я прибежала туда без разрешения. Они как закричат:
    - Вон отсюда, а то сейчас дадим прикладом.
    А потом немного успокоились и стали делать обыск.
    Дочь моя стояла около, облокотилась о притолок. У нея на груди платья была приколота брошка с фотографией Коли Сумского. Я стояла в кухне сзади ее, потихоньку толкаю дочь и прошу снять брошку и передать мне.
    Шепотом говорю:
    - Лида, если в полиции увидят фото Коли, тебя будут бить ещё больше.
    Все же она меня послушалась - сняла брошку и незаметно передала мне.
    После обыска увели и Нину Кезикову. Я вышла вслед за ними, дочь говорит:
    - Мама, милая моя мамочка, прошу тебя: не плачь обо мне, ещё раз прошу - не плач, а завтра рано утром принеси мне завтрак.
    Ушли они до Нины Старцевой, туда я больше не пошла, видя, что я в этом ничего не помогу, а когда они ушли от Старцевых, я не видела.
    Пришла домой одна, сердце закаменело, плакать не могу, хожу по комнате, руки ломаю, думаю, что делать - я дома, а дочь мою может сейчас терзают эти паразиты.
    Я легла в постель, тело мой рвется на мне кусками, не могу уснуть, беспокоюсь о судьбе моей любимой дочери.
    Только ввели их здание полиции, начальник полиции Сикалов, уже сидел и ожидал добычи. Первую вызвали мою дочь. Дверь открылась и Изварин кричит:
    - Андросова, заходи.
    Дочь моя глянула на подруг, поклонилась и вошла на издевательство палачам. Её раздели и стали пытать, она не в чем не признавалась. Начали бить плетьми, - палач видно уморился, дочь поднялась, поправила на себе блузу.
    Палач вскричал:
    - Ишь, сволочь - сухая, а крепкая!
    А дочь отвечает:
    - Да я не виновата, что мама меня родила с крепким сердцем.
    Потом её раздели вплоть до комбинации, положили её на пол и приступили избивать вновь и били до тех пор, пока она потеряла сознание.
    После зверского побоища открылась дверь, и палач кричит на девочек:
    - Идите, выбросьте эту сволочь на двор!
    Шура Щербакова и Нина Кезикова вошли. Дочь моя родная лежала на полу без чувств, гребешок, который ей подарил Коля в день рождения Лиды, валялся на полу, перебит на две части.
    Подруги подняли её и вынесли на улицу. Начали оттирать снегом, приводить её в чувство. Когда она пришла в сознание, палачи приказали вбросить её в отдельную камеру.
    Вскоре выпустили Шуру Щербакову, она рассказывала, как бесчеловечно издевались над ними. Я даже не могла слушать и переживать зверских побоев. Их так били, что они даже просили воды, и им, бедняжкам, не давали. Говорят:
    - Мы вас уже напоили.
    Утром я вышла на двор, а народ уже передают друг другу те же слова, что говорила Шура Щербакова, как избивали Лиду Андросову.
    Потом мы, родители, собрались и понесли завтрак, как меня просила дочь, чтобы я принесла пораньше. Приходила в полицию, у дверей стоит дежурный полицай. Я попросила его передачу, он взял и понёс. Мы стоим в коридоре, слышим, моя дочь говорит полицейскому:
    - Передайте моей маме, что я жива и здорова, и здоровье мое отличное.
    Выходит полицай и передает мне эти слова, что говорила дочь, а мы их хорошо слышали сами. Девочки и мальчики были все в дежурке и ожидали, что скоро их будут гнать в городскую тюрьму.
    После того как они покушали, полицай вынес посуду и говорит:
    - Андросова дочь просила передать ей носовой платочек.
    Я подала ему - у меня как раз был в кармане.
    Полицай открыл дверь передать платочек, дверь за ним не закрылась, и я увидела свою дочь, и других детей, которых Шура поднимала, подводила к окну, потому что они сами не могли подняться.
    Я сразу крикнула:
    - Лида, скажи родная, что тебе принести?
    А она мне ответила:
    - Не надо мне ничего, только, мама, поцелуй за меня папу.
    Шура рассказывала: утром их согнали всех в одну комнату и что они, бедняги, делали: лежит кто на полу, кто на столе, стонут и смеются и говорят:
    - Шура, спасай хотя ты нас, принеси воды, отведи душу от смерти.
    Дежурный полицай Шуре уже сказал, что ее выпустят. Она и говорит:
    - А как же я с вами буду прощаться, в особенности с мальчиками - целоваться или нет?
    А девочки все засмеялись:
    - Что же ты, Шура, боишься поцеловать ребят наших? Это, может, в последний раз.
    И так она с ними простилась, заплакала и ушла.
    В два часа дня их гнали в городскую тюрьму. Я об этом не знала. Прибегает соседка и говорит мне:
    - Дарья Кузьминична, идите скорей - гонят ваших детей.
    Я так испугалась, не знала, что мне делать.
    Муж спал, пришел с ночной смены. Я подскочила к нему и закричала:
    - Вставай скорей, гонят Лидочку.
    Он вскочил, не зная, что делать, спросонку схватил свои бурки и выскочил на крыльцо обуваться. А я схватила кусок хлеба, завернула во что-то и выскочила на двор.
    Они уже доходили до моста, увидели нас и замахали все руками. Я бежала им навстречу, добегаю, они что-то все мне кричали, но я ничего не поняла, как будто кто мне ухи заложил. Все они шли, избиты до неузнаваемости. У Коли был выбит глаз, и он у него был завязан. У моей дочери все лицо было черное, и хромала, но шли они все бодро, с поднятыми головами. Когда я подбежала к ним, полицай бросился ко мне, размахнул прикладом, ударил меня, и я упала.
    По всей улице собрался народ и когда бросился с прикладом ко мне полицай, дочь, говорят, крикнула:
    - Ах, мамочка, крепись родная!
    Он был как бешеная собака, на меня кричит, на дочь кричит:
    - Куда ты обвертываешься - иди, такая-сякая, и не оглядывайся.
    Когда я пришла в себя, встала и побежала вслед за ними и кричала:
    - Что вы наделали, гады проклятые, над моей крошкой. Отдайте, паразиты, мою любимую дочь. Ведь я ею жила и дышала. Это мое счастье, солнце мое ясное, красота моя золотая, и к кому я теперь вернусь, и кто со мной так мило будет говорить, как говорила ты, моя радость.
    Не помню, кто из женщин - подошли, взяли меня об руку и увели домой.
    До ареста Лиды напротив нас жила одна "прекрасная" соседка Остапенко Анна Петровна. Она и сейчас здесь живет. Гуляла с полицаями и их сообщниками, со штейгером Трофименко, Никулиным, Борадачевым и Кривцуном. Она варила им самогон и сама гуляла с ними. Когда полиция пришла арестовывать мою дочь, то они пришли прямо к ней и она указала, где мы живем. А утром пришла она к нам и говорит:
    - Дарья Кузьминична, вы, может быть, будите серчать на меня. Это показала я, где вы живете, потому что они пришли прямо к нам, и начинают делать обыск. Я с спросила их: "А кого Вам надо? Вы, может быть, не сюда попали". А они говорят: "Нам нужна Андросова", и я им тогда показала, где вы живете.
    - Хорошо, - говорю я ей, - А почему ты не указала им в другое место, а сама бы пришла и сказала нам, что к вам идет полиция, а теперь пришла оправдываться, что якобы ты для нас чего-то хорошего желала.
    Потом, когда гнали наших детей, она со своими дочками вышла и долго вслед им смеялась:
    - Что, голубчики, заработали, то и получили.
    Вот-вот должна прийти за нами полиция. Уже сматывали удочки и удирали, а возле нашего дома стояли два соседа. К ним подходит эта самая Остапенкова, гадина проклятая, я наблюдаю из дверей. Они разговорились между собою, что сейчас шел один человек в рваной одежде, с сумочке
    - Волосных, - говорит.
    Я спросила его:
    - Ну что, скоро придут красные?
    А он отвечает:
    - Через три дня будут здесь.
    Все обиженные советской властью убегают, полиция тоже убежала, а она говорит:
    - Может быть, это банда.
    Меня она не видит, стояла спиной к дверям. Я говорю:
    - Разве в Красных частях есть банда?
    А она тогда говорит:
    - А может, какой партизан.
    Я отвечаю:
    - Партизан - это тоже наш человек. В общем ты, голубушка, помешалась на своих полицаях.
    Я ушла и закрыла дверь.
    Когда наших детей угнали в городскую тюрьму, мы, родители, ежедневно носили им передачу.
    Расстрелы подпольщиков "Молодой гвардии" начались производиться с 14-го или 15-го января. Когда приносим мы передачу, насмотримся как они, проклятые полицаи, снуют туда-сюда, все пьяные рожи, красные, противные, там же и дежурили постоянно полицаи и из нашего поселка.
    Вот принесли мы передачу 19-го января, и слышим - женщины говорят:
    - Ваших детей уже нет. Их вывезли и побросали в шахту N5, город Краснодон.
    Мы не поверили, пока не убедились сами.
    Идет с нашего поселка полицай, а он мне хорошо знаком. Когда я работала в магазине, а он тогда работал грузчиком - подносил мешки с продуктами и насыпал ящики. Фамилия его Цабека Иван. Я его спросила:
    - Господин Цыбека, скажите пожалуйста, что наших детей нет здесь.
    - Як ныма, - отвечает он, - ни тут вени.
    Я все же прошу его узнать.
    - Точнее заразпаду, - ответил он и пошел.
    Не знаю - узнавал он или нет, но пришел и говорит:
    - Як булы воны тут, так и зараз тут.
    Стали мы ожидать, когда начнут принимать передачи. Когда начали принимать, первая передала передачу я.
    Полицай спрашивает:
    - Кому?
    Я сказала:
    - Андросовой Лиды.
    Понес он передачу, на мне все дрожит - думаю, вот сейчас вынесут обратно. Так и есть. Несет обратно и говорит:
    - Андросова, вашей дочери нет, вывезли в Ворошиловград.
    Подал он мне эту передачу и, не успела её взять в руки, и закричала. Упала под забором тюрьмы и кричала до потери сознания. Слышу, кто-то мне говорит:
    - Да в Ворошиловграде нет. Они их побросали в шахту, а вслед за ними бросали гранаты и вагонетки.
    Вывозили наших детей до 31-го января.
    Идем мы как-то с города в поселок. Родители спрашивают:
    - Ну, кто знал о какой работе детей?
    И Жданова спросила у меня. Я ей рассказала всё и что даже я им сама помогала, а она мне говорит:
    - Я абсолютно ничего не знала, и он об этом мне никогда ничего не говорил.
    Некоторые родители очень ругали нас за то, что мы позволяли своей дочери это делать, говорили так, что она связалась с этим Сумским и детей наших повтащали и т.д.
    Конечно о том, что они будут награждены или прославлены как герои Краснодона мы, родители, ничего не знали, думали - погибли наши дети и все.
    Когда родители меня ругали за то, что я знала о их работе, то я им сказала:
    - Это дело не ваше, говорить о нашей дочери, что она делала. Если бы вы сказали, что она вела себя не хорошо, это было бы совсем другое дело, а то она делала великое дело для блага народа. И я вас в этом никого не боюсь, и больше об этом с вами не хочу говорить.
    После этого через месяц вступили наши родные соколы, которых ожидали сильно наши дети.
    Да - я чуть не забыла описать один очень важный случай. Когда вывезли расстреливать наших детей, народ рассказывал, как их расстреливали и как долго были слышны их голоса.
    Когда привезли к шахте детей с нашего поселка, то там были и полицаи с поселка, и когда они после расправы жестокой вернулись домой, рассказывали своим друзьям - Барадачеву, Никулину и другим:
    "Привезли мы их на шахту расстреливать, раздели верхнюю одежду, а у кого была обувь хорошая, то и разували. И поставили их всех рядом. А Андросова говорит:
    - Прошу вас, первую меня не стрелять, а стреляйте моих подруг. Я хочу видеть, как они будут погибать за нашу любимую Родину, за Ленина, за Сталина. И, дорогие подруги, не давайтесь этим паразитам живыми в руки - прыгайте сами в шахту. Наша Красная армия за бугром, она нас вам, проклятым извергам, отомстит.
    Мы так и сделали просьбу Андросовой, но потом дали ей Ленина и Сталина".
    Когда начали извлекать наших детей из шахты, отец Лиды был избран руководителем по извлечению трупов.
    В начале по извлечению трупов был назначен Громов, которого в последствии расстреляли как предателя "Молодой гвардии". Но он, чтобы скрыть свою вину, прекратил извлекать трупы, потому что они, мол, сильно разложились и извлекать их нельзя.
    Все родители по этому вопросу обратились с просьбой в районные и городские организации с тем, чтобы назначить другого человека, а трупы извлекать обязательно.
    Райком партии просьбу родителей удовлетворил, и по рекомендации треста и просьбы родителей по извлечению трупов, был послан мой муж и отец Лиды.
    По указанию треста, моему мужу была выделена спасательная команда с респираторами, после чего приступили к извлечению трупов.
    Когда выдали на поверхность нашу дочь, спасатель тов. Бартенев сразу узнал ее по буркам, а он жил в поселке почти по соседству с нами, бывал у нас и видел Лиду в этих бурках и говорит:
    - Это дочь Макара Тимофеевича.
    Муж в это время по делам куда-то отлучился, и когда ему доложили, что извлечена его дочь, муж, не медля ни минуты, ушел на шахту.
    Придя на шахту, он глянул на свою дочь и упал в снег в бессознательном состоянии. Полчаса валялся без памяти. При шахте был дежурный врач, который находился около мужа, следил за пульсом, давали понюхать нашатырный спирт, после чего его привели в чувство.
    Всего было извлечено 71 труп, все они были уложены рядышком, друг около друга, на цементном полу посыпанным снегом в бездействующей бане шахты N5, города Краснодона.
    После окончания извлечения трупов, собрались все родители, и пошли туда. И что мы увидели - кошмарную картину, о которой и передать невозможно. Все трупы поизуродованы так, что еле можно было узнать ребенка.
    Некоторые трупы были перерублены пополам, у кого нет руки, у кого ноги, у кого нет головы. У Сумского не было глаза, и глаза были завязаны полотенцем. У Жданова были руки завязаны назад проволокой. У нашей дочери - она была одета в серой суконной юбке и зеленом джемпере. Юбка была разорвана до пояса и держалась только за пояс, а джемпер был разорван пополам и держался на рукавах. У нея не было глаза, уха, на шее была одета веревка с длинными концами, сильно врезавшись в тело. Кроме этого у нея на шее было одето белое (к сожалению, невозможно разобрать написанное здесь Дарьей Кузьминичной слово - Д.Щ.), и, несмотря на то, что оно было очень грязное, и когда стали обрезать ножницами и срывать с шеи, то была видна запеченная кровь.
    Когда было все закончено, похоронили детей, все родители стали общаться друг с другом. Как-то раз говорилось за комсомольские билеты. Я и говорю:
    - Моей дочери билет сохранился, она его спрятала в рамку карточки, и забила гвоздиком.
    А Старцевой Нины мать говорит:
    - А я не знаю, куда Нина дела билет. Она мне не сказала.
    Я говорю ей:
    - А я знаю, где её билет.
    - А где, Дарья Кузьминична, скажите, пожалуйста.
    - Еще Нина была жива, она приходила к нам и говорила, что она билет спрятала так, что не знали родители, так как и не знали они о ее работе, и поэтому они боялись, чтобы родители не уничтожили билет.
    - Нина, - спрашиваю я, - скажи, а куда же ты его спрятала.
    Она говорит мне:
    - У нас есть шкаф, вы его знаете. Я засунула его за фанерку, чтобы никто не нашел.
    Рассказала я все это ее матери, и она ушла домой искать билет. Искала, искала, не нашла и опять приходит к нам:
    - Дарья Кузьминична, не могу найти.
    Я ей разъяснила ещё, и когда она пришла домой, разобрала фанерку и увидела вверху кончик билета.
    Она очень обижала за свою дочь, говорила:
    - Какая же ты дочь, что от родной матери скрывала, а чужой тети все рассказывала.
    А я ей отвечаю:
    - Не знаю, почему она от вас скрывала, и почему боялась вас. Ведь дочь - ваша, и вы должны знать, почему.
    Вскорости пришла какая-то женщина. Она собирала комсомольские билеты. Я спросила её:
    - Откуда вы?
    Она мне ответила, что с поссовета пришла она с тетрадью, у кого брала билеты - записывала в тетрадь.
    Билет своей дочери я отдала с фотокарточкой. Спустя некоторое время я пошла в райком комсомола, узнать, где билет дочери. Спросила у секретаря райкома, мне принесли билет и он уже был без фотокарточки. Стала я спрашивать, кто сорвал фото, начала плакать, а мне отвечают:
    - Не знаем.
    Кого я только не спрашивала и все же ни от кого не добилась, так и остался комсомольский билет моей дочери без фотокарточки. Сберегла моя любимая дочь при немцах свой билет, а когда взяли наши, кто-то от ненависти сорвал фото.
    Когда пришли наши советские части и они узнали такую кошмарную картину, как издевались над нашими детьми эти паразиты, они начали сейчас же расследовать это дело и вскоре в одной из газет напечатали статью "На дне глубокого шурфа" ("Красная звезда" от 23/IV 43 года).
    Потом ещё была заметка о том как красили флаг в нашей семье.
    Как только наш сын узнал, что освобождён наш родной Краснодон, он сейчас же нам написал об этом письмо. Он был недалеко от нас, но написать было нельзя потому что это военная тайна.
    На квартире у нас в это время стоял майор военный, прокурор и он как глянул на адрес, сказал, что - ваш сын очень близко, чуть ли ни около вас.
    Письма нам сын писал очень часто, почти одно за другим и на всех конвертах своих писем он пишет: "дорогие читатели, кто прочтёт это письмо, то прошу сообщить судьбу моих родителей".
    В своих письмах к нам он пишет: "Здравствуйте, дорогие родители, папа, мама и любимая моя сестрица Лидочка. Как я рад, что дождался такого дня, что могу написать вам и получить от вас весточку. Моя душа что-то предчувствует, что у вас не все благополучно, потому что сколько я проехал и видел очень много как это зверь издевался над нашим советским народом, и поэтому я не знаю - дождусь ли от вас хорошую весть".
    Наконец он получил от нас письмо, которое писал ему отец. Он пишет ответ:
   "Дорогие родители, когда я получил от вас письмо, я был рад до глубины души, прижимал его к сердцу и думаю, что здесь есть хорошее или плохое.
   Начал читать письмо и когда дочитал, что сделали звери над моей сестрой, что она изказнена и брошена в шахту, сердце моё сжалось в камень. Я почувствовал одиночество, и мне стало в глазах темно. И я стал мечтать, что у меня больше нет любимой сестры с которой я делился всегда мнениями.
   Ведь она у меня была одна единственная, и как можно о ней забыть? В это время я был начальником моторного цеха и решил ещё больше мстить ненавистному врагу за свою любимую сестрицу Лиду.
   Я начал просить свое командование перевести меня в разведку, мстить за сестру. Командование удовлетворило мою просьбу и я ушёл разведчиком.
   Твоё завещание, отец, я выполню. Кровью за кровь отомщу проклятым извергам, а нашей дочери родина вечная память. Она будет жить вечно в наших сердцах, слава им всем, погибшим в борьбе с немецкими оккупантами. Слава.
   "Если буду жив" - пишет сын. "Приду домой, пойдём на братскую могилу и почтим память вашей дочери а моей любимой сестры и всем её товарищам".
   Пробыл на фронте три с половиной года, был четыре раза ранен, награждён значком гвардия, орденом "Красная звезда", медалью "За оборону Сталинграда", кроме этого две награды пропали в связи с ранами, потому что после выздоровления он не попадал в свою часть, а поэтому ему не пришлось ещё орден "Красной звезды" и медаль "За отвагу".
   Отец Лиды и сына Ники тоже награжден значком отличника соцсоревнования угольной промышленности и медалью "За доблестный труд в дни Отечественной войны 1941-1945 г.г., а дочь наша награждена Орденом Отечественной войны первой степени и медалью партизану первой степени.
   Награды нам, родителям, вручал председатель президиума верховного совета УССР, тов. Грегоруха М.С., который сказал по поручению правительства:
   - Вручаю вам, родителям, воспитавшим таких отважных детей, награды, храните их и чтите память своих детей.
   
    Ниже сего помещаю список прочитанных книг Лидой:
    "Мать", "Детство", "Мои университеты", "В людях" - Горького.
    "Анна Каренина", "Война и мир", "Воскресенье" - Л. Толстого
    "Как закалялась сталь", "Рожденные бурей" - Н. Островского
    "Тихий Дон", "Поднятая целина" - М. Шолохова
    "Город в степи", "Железный поток" - Серафимовича
    "Су-Цима" - Новиков- Прибой
    "Цемент" - Гладкова
    "Мятеж" - Фурманова
    "Порт-Артур" - А.Степанова
    "Полное собрание сочинений" - А.С. Пушкина
    "Дело Артамоновых", "Американская трагедия", "Лапти", "Овод" - авторов не помню.
   
    Кроме выше переименованных книг, она прочла очень много разных книг и брошюрок, которых запомнить нам, родителям, не удавалось. Так же с большою охотою она начала изучать I том, книгу любимых вождей Ленина- Сталина.
   
    Дорогие читатели, на этом я заканчиваю писать материал о жизни и деятельности моей дочери Лидии Макаровны Андросовой, который я писала весьма продолжительное время, благодаря своей малограмотности. Поэтому не исключена возможность, найдутся ошибки грамматического порядка или искажения смысла, прошу извинить меня в этом.
   

   [1946 г.]
   г. Краснодон
   
   В 1943 году в сентябре месяце я писала такой же самый материал - "Детство и деятельность". Отнесла его в райком комсомола, как слышу, говорят: из Москвы приехал писатель. Я только пришла домой и часа через два-три [после] моего прихода из города к нам заезжает писатель Александр Александрович Фадеев. Я как мать была очень рада: когда вошли в комнату, он мне сказал о том, что он уже знает, что я подала материал о своей дочери в райком комсомола, но "я все равно решил заехать к вам и посмотреть, в каких обстоятельствах жила Ваша дочь".
   Вы, дорогой писатель, даже не расспрашивали у меня за мою дочь, потому что вы, наверное, думали взять этот материал в райкоме комсомола. Но он вам, наверное, совершенно не попал. Вы только записали с ее фото черты лица, одежду и только спросили, какая она была собой, стройная, веселая и радостная в жизни.
   Я, дорогой писатель Александр Александрович, была так расстроена, растеряна, сидела и думала, какие мы еще с мужем счастливые, что к нам заехал такой великий человек и что наша дочь заслужила это.
   Когда Вы уехали, собрав материалы, и через два года выпустили книгу "Молодая гвардия", мы, родители Лиды, получили эту книгу "Молодая гвардия" вперед всех потому, что мы писали т. Михайлову Н.А. и просили его выслать нам роман "Молодая гвардия", и нам его выслали.
   Получив роман, я сразу начала читать его потому, что мне было очень интересно знать, что написано за нашу дочь, и вдруг я дочитываюсь до того, что дневник нашей дочери попал в полицию, и поэтому узнали, кто был организатор этой группы. Я сразу сделалась умалишенной и что делалось со мной - я вам передать не могу. Мне так было больно и обидно, думаю: почему же написана неправда. Ведь нашей дочери не только дневник, а даже ни единой записки не попадало в полицию, она на этот счет была у нас очень и очень аккуратна.
   Дневник Лиды вместе с флагом были спрятаны у семьи Кезиковой, и мы его взяли, когда пришли наши и послали его в Москву, об этом знают буквально все родители нашего поселка. Другого дневника больше у нас не было.
   Мы, родители Лиды, просим вас, дорогой писатель Александр Александрович, объяснить нам, возможно вам кто-либо по злобе к нам чего глупого наговорили. Я ожидала в Вашем романе совсем другое и очень жалею о том, когда вы были у нас, не поинтересовались спросить у соседей о том, собиралась ли у нас молодежь.
   А теперь все родители говорят: вот и хорошо, будут знать, как живут на свете, не принимали б наших детей, так лучше было бы. Много и другого кое-чего говорят, но не мне в глаза, а через других лиц передают.
   Поэтому мы, родители, просим вас, Александр Александрович, чтобы вы разъяснили нам и, если можно читателям, по этому вопросу и представили более ясную картину в этом. Мы Вас убедительно просим.
   Потом я хочу еще написать о том, как приезжали к нам в Краснодон из Москвы кинооператоры с артистами, производили съемки и обо всем расспрашивали родителей о деятельности наших детей, и все время они находились в городе. А к нам в поселок приехали на один-два часа и то были не у всех родителей. Они были только на шахте № 1, а мы живем на шахте № 5. Спросили они, где живут Андросовы, а им сказали: туда вам ехать нельзя, там разломлен мост, а объезжать на другой мост они не захотели и сказали, что мы еще скоро приедем. Так и нет до сих пор.
   
   Д. К. Андросова
   РГАСПИ. Ф. М-1. Oп. 53. Д. 329. Лл. 40об - 42. Автограф
   
   
   
   
   

ПИСЬМО А.А. ФАДЕЕВА Д.К. И М.П. АНДРОСОВЫМ С ОБЪЯСНЕНИЕМ ЕГО ОТНОШЕНИЯ К ИСКАЖЕНИЮ ФАКТОВ В РОМАН "МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ"

   
   31 августа 1947 г.
   г. Москва
   
   Прошу извинения, что благодаря исключительном занятости с таким опозданием отвечаю на Ваши письма. Вы, конечно, совершенно правы, что дневник Вашей дочери Лиды никогда не попадал к немцам. Дневник этот находится у меня и я вам его с глубокой благодарностью возвращаю. Но вы не вправе обижаться на меня за то, что в моем романе есть известная доля художественного вымысла.
   Хотя герои моего романа носят действительные имена и фамилии, я писал недействительную историю "Молодой гвардии", а художественное произведение, в котором много вымышленного и даже есть вымышленные лица. Роман имеет на это право.
   Если бы в моем романе был искажен самый смысл и дух борьбы молодогвардейцев, я заслуживал бы всяческого обвинения. Но вымысел в моем романе способствует возвышению подвига молодогвардейцев в глазах читателя и поэтому вы не вправе меня обвинять.
   Все, что я написал о Вашей дочери, показывает ее как девушку очень преданную и стойкую. Я сознательно сделал так, что ее дневник будто бы после ее ареста попал к немцам. Вы лучше меня знаете, что в дневнике нет ни одной записи, которая говорила бы о деятельности "Молодой гвардии" и могла бы послужить для немцев на пользу в смысле раскрытия "Молодой гвардии". В этом отношении ваша дочь была очень осторожна. Следовательно, допустив такой вымысел в романе, я не кладу никакого пятна на Вашу дочь.
   Но по дневнику Вашей дочери видна ее чистая любовь к Николаю Сумскому. И в этом же дневнике выражена ее преданность Советской Родине и ненависть к немецким и румынским оккупантам. Весь вымысел о том, будто дневник вашей дочери попал к немцам, нужен был мне как раз для того, чтобы показать: 1) что немцы с особенной силой терзали вашу дочь, зная ее советский дух; 2) что немцы знали о ее любви к Сумскому и пытались вынудить у нее признание о любимом человеке. Этих обстоятельств не было на самом деле, то есть немцы на самом деле возможно и не знали об этом, а только догадывались. Но я посчитал возможным ввести это в роман, чтобы тем самым подчеркнуть и возвысить стойкость вашей дочери, и ее бессмертный подвиг.
   Кроме того, я смог, благодаря этому вымыслу привести в романе два подлинных отрывка из дневника вашей дочери, характеризующих ее как глубоко советскую девушку, с презрением относящуюся к захватчикам.
   Таким образом вы видите, что мой вымысел не только не порочит вашу дочь, а наоборот - возвышает ее подвиг.
   Это место так и воспринимается всеми читателями. А если среди ваших...
   
   А. Фадеев РГАЛИ. Ф. 1628. Oп. 2. Д. 89. Л. 2.
   
   
   
   

ОНА БЫЛА ПАРТИЗАНКОЙ

Из воспоминаний Д. К. Андросовой о дочери

   Моя дочь Лида с малых лет была любознательной и очень энергичной. Училась хорошо. Любила вышивать, активно участвовала в школьной художественной самодеятельности. Среди учащихся пользовалась уважением, была пионервожатой...
   Большое впечатление произвело на Лидию сообщение о подвиге Зои Космодемьянской. Она сказала тогда: "Я тоже буду партизанкой!" И когда в Краснодоне была создана подпольная комсомольская организация "Молодая гвардия", в нее вступила и моя дочь.
   К нам часто приходили Нина Кезикова, Надя Петля, Нина Старцева, Надя Петрачкова. Вместе с Лидой они переписывали листовки, а за несколько дней перед праздником - 25-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции - выкрасили белую простыню в красный цвет, сделали флаг. Руководителем комсомольской группы у нас в поселке Краснодоне был Николай Сумской. Вместе с подругами Лида резала провода немецкой связи, сжигала скирды скошенного хлеба, чтобы он не был отправлен в Германию...
   Арестовали Лиду вместе с подругами- молодогвардейцами поселка Краснодона. В полиции ее очень били, пока она не теряла сознание. Но, очнувшись, снова отвечала палачам: "Сколько ни бейте, все равно ничего не добьетесь от меня".
   Через несколько дней Лиду и ее товарищей отправили этапом в Краснодон. Их вели через шахту № 5, у которой мы живем. Все лицо у нее было в кровоподтеках и синяках. Она хромала.
   В январе 1943 года Лида была расстреляна и сброшена в шурф шахты № 5 в Краснодоне.
   

1948 год.

Отрывок из письма Лидиной маме руководителю Челябинского школьного музея "Молодая гвардия" А.А. Лапину.

Прошу, Саша, не обижайся: мне уже был такой случай. Домашний адрес, а почему не школьный. Я, конечно, сейчас опять буду писать Вам домашний адрес, но это последний раз. Я бы и сейчас Вам выслала какой-нибудь материал – у меня много его, но пока воздержусь. И за сына будет материал, будет и фото. Отдали переснять фото в разной позе, до 200 штук.

Дорогой мой Саша, сынок мой милый. Ты пишешь, что ты, дитё мое дорогое. С 14 лет занимаешься историей «Молодой гвардии». Это очень хорошо, что ты такой умный мальчик, внушил себя с детства. Когда прочел книгу «Молодая гвардия» Александра Ал. Фадеева. И сейчас тебе, дитё моё, 20 лет, и ты уже припадаешь историю «Молодой гвардии». Вот ты, дите, пишешь закончил писать письмо. С горячим приветом к Вам руководитель школьного музея «Молодая гвардия» /Лапин/. Александр Алексеевич и члены пионерского отряда имени Лидии Андросовой. Да по всех школах, с кем я переписываюсь, есть пионерский отряд им. Лидии Андросовой. Спасибо Вам всем, дети мои дорогие. Передайте большой привет от нас родителей Вашим Учителям. И Директору школы. Крепко Вас обнимаем и целуем. Как свою дочь Лидочку. Героиня Краснодона, «Молодая гвардия». Мама Лидочки Д.К.

Извините за безграмотность.

18.12. 1973 г.